Перевод Гины Челидзе
КОТОРЫЙ ЧАС? Еще рассвет не наставал, Бессонницей в висках стучась, Покоя не дает тоска. Который час? Который час?
В оконной мгле лишь ветра вздох И мокрых листьев дикий пляс, Быть может, нет еще и трех... Который час? Который час?
Два или три – мне невдомек, Как будто свет навек погас. Звучит тринадцатый гудок Со станции... Который час?
А длинный коридор, как сон, Сквозь сумрак воспаленных глаз... Вдруг телефона нервный звон. Который час? Который час?
Осенний дождь все льет и льет, Потоками в стекло стучась. И все никак не рассветет... Который час? Который час?
Бодлер сказал бы: «Пьяных грез, Очарованья горький час». Так отвечал он на вопрос – Который час?
1914
ЭДГАР В ТРЕТИЙ РАЗ Было нас двое, шли мы к собору, Звон колокольный. Вечер был светел. В странной дороге нашей, Ленора, Ветки ломая, всхлипывал ветер.
Но окрыленно мы, словно к победе, Шли, нам сияло беспечности знамя, Вдруг неожиданно кто-то третий, Кто-то уродливый встал между нами.
Голос чужой, шепот сдавленный чей-то Глухо пророчил час гибели скорой, Слушая визг ошалелого ветра, Мы приближались втроем к собору.
1915
ПАДАЛ СНЕГ НА АЛЛЕИ Падал снег на аллеи, Черный гроб проносили, Разметал и развеял Ветер снежные крылья. По пустынной дороге, По дороге безликой Снова гроб одинокий... Ворон ворону крикнул: «Ты лети поскорее, Расскажи поскорее!..» Падал снег на аллеи.
1916
*** Луна рисует узор неясный, А песню тари* доносит ветер, На этом свете все так прекрасно И все так грустно на этом свете.
О смолкни, тари, довольно литься, Вдогонку мчаться за лунным светом. Струна струится... Воды б напиться, Родник я вижу, воды в нем нету...
*Тари – восточный смычковый инструмент
*** Ветер стих, стихли волны кипучие, В море падает солнце, и луч его Цвета золота самого лучшего... Тусклый луч заходящего солнца...
Дальний отблеск янтарного зарева, Неба дар, я гляжусь в этот дар его. Рассыпается нитью янтарною Тусклый луч заходящего солнца...
Думы светые, ветром гонимые, Думы, ставшие пеплом и глиною, Что спешите так неумолимо вы За лучом заходящего солнца?.. |
Родился 28.11.1974 года в Тбилиси. С детских лет писал стихи, позже пьесы, много читал, рисовал, а познакомившись с Солико Вирсаладзе, решил стать театральным художником. Его пьеса «Окно», написанная в 16 лет, была поставлена Лейлой Джаши силами молодежной труппы Грибоедовского театра. Дима играл одну из главных ролей. В это же время (начало 90-х) его стихи были опубликованы в «Университетской газете». Учился рисованию у Гии Бугадзе. В 1995 окончил факультет культурологии Института театра и кино. Тогда же была поставлена его пьеса «Квирца» в студенческом театре ГПИ. В 2001 году пьеса Девдариани о Ван Гоге «Ухо» с успехом шла в театральном подвале на пр. Руставели. В 2004 г. в Тбилиси вышел сборник «Мансарда», куда были включены стихи Дмитрия. За эти годы он осуществил постановку более 50 спектаклей, участвовал в Эдинбургском фестивале. Обо всем этом и многом другом можно прочесть на сайте www.dimitrydevdariani.co.uk С 2002 года проживает в Лондоне, где окончил актерский и режиссерский факультеты в Школе науки актерского мастерства Виктора Собчака.
*** А поэты играют словами Беззаботно, безумно, грешно, Проносясь словно сны над веками И пьяня род людской как вино
Не боясь наказаний и ссылок, Долгих каторг и вечной тюрьмы, Создавая дворцы из опилок И Июль из полярной зимы
Всем законам переча и споря С древним роком и новой судьбой, Наслаждаясь сознанием горя В одиночества час ледяной
Упиваясь нектаром вселенной И наркотиком славы дымя, Им родная земля по колено, Но по вкусу чужие моря
И венков им не нужно лавровых, А терновые липнут ко лбам, И симфонии слов незнакомых Подступают к горячим сердцам.
*** Белле Ахмадулиной
А ты похожа на росу, На каплю неба на травинке Хрустальной вечности слезинки Звенят в душе твоей лесу.
И сквозь кольчугу паутин Мечты просвечивает стебель И не к лицу тебе Коктебель, Не внятна сердцу моря синь.
И хрипловатая свирель Звучит как дудочка простая, Ты грешница, но все-ж святая, Ты слов безумная купель.
И столько выпито судьбы, И столько пропито кручины, Что для бессмертья нет причины, Но все-таки бессмертна ты.
*** Гитара скажет – тронь мою струну Я зазвеню, заплачу, затоскую Безумием фламенко возликую, Я – серебро распятое в длину.
Я дерево, я краска, я металл, Я то что есть, что было и что будет Пусть вечности звучанье не забудет Моих аккордов яркий карнавал.
О знаю я Испании огонь И Баха леденящие каноны Я словно голос гневный Антигоны, Я как Кассандры непокойный сон.
Я Магдалины кающейся стон, Я сожаленье всех заблудших мира, Я вздох ветров и дудочка факира И шелест листьев в изумрудах крон.
Так тронь меня, задень мою струну А я твоей души задену струны И над землей все будут таять луны Одной огромной звонкою Луной.
*** Как будто не было огня, Осенних искр в лиловых кронах, Как будто в солнечной короне Снежком не таяла Земля.
Как будто не было любви С извечным привкусом потери, И не пила судьбы химера Заката розовой крови
И эхо плыло через дом И говорило о печали, И фотографии молчали О тех, кто больше не вдвоем
И это было так давно, И это было так нелепо Воспоминаний серый пепел Тлел в притяженье неземном.
Разлукой пахла пустота, Пространство длилось расстояньем, И стало музыкой молчанье, И стали звездами года
И было больно, но легко, Казалось счастие ненужным, Стеклянным глазом равнодушно Смотрело в комнату окно.
На хрупких струнах паутин Играл осиротевший ветер Над головой смыкался вечер Цветком космических глубин
И дому грезились шаги И профиль зеркалу казался Но в нем тревожно отражался Лишь прах потерянной любви.
*** Час ночной. Перебираю Лица и сердца друзей Я судьбы не замечаю И не становлюсь мудрей.
На своих учусь ошибках, А, увы, не на чужих И играю не на скрипке, А на каплях дождевых.
*** Я знаю, сегодня в вагоне На грязной скамейке со мной Сидели два Ангела тронных, Был светел их вещий конвой
И было им весело думать Что приняли их за людей, Когда темно-синие струны Создатель на небе задел
Игра продолжалась недолго, Их в рай отозвали дела, На облаке словно на полке Лежала седая Луна
И крыльев прошли очертанья По бледному лику ее И встречи высокой сознанье Светило в земное бытье. 03.09.13
Догадка
Наверно это высота Укрытая плащом вселенной О птица серая с надменным И жестким ликом-пустота! Наверно это небосвод, Прозрачный оборотень света К нему повернута планета Как сфера счастья и невзгод. Наверно это шепот сна И языка необъяснимость Чужой души неуязвимость – Сквозь снег проросшая весна. А если это ты и я В узорах облаков дремучих С потоками дождей певучих Пересекаемся, любя? *** А поэты играют словами Беззаботно, безумно, грешно, Проносясь словно сны над веками И пьяня род людской как вино
Не боясь наказаний и ссылок, Долгих каторг и вечной тюрьмы, Создавая дворцы из опилок И Июль из полярной зимы
Всем законам переча и споря С древним роком и новой судьбой, Наслаждаясь сознанием горя В одиночества час ледяной
Упиваясь нектаром вселенной И наркотиком славы дымя, Им родная земля по колено, Но по вкусу чужие моря
И венков им не нужно лавровых, А терновые липнут ко лбам, И симфонии слов незнакомых Подступают к горячим сердцам.
*** Белле Ахмадулиной
А ты похожа на росу, На каплю неба на травинке Хрустальной вечности слезинки Звенят в душе твоей лесу.
И сквозь кольчугу паутин Мечты просвечивает стебель И не к лицу тебе Коктебель, Не внятна сердцу моря синь.
И хрипловатая свирель Звучит как дудочка простая, Ты грешница, но все-ж святая, Ты слов безумная купель.
И столько выпито судьбы, И столько пропито кручины, Что для бессмертья нет причины, Но все-таки бессмертна ты.
*** Гитара скажет – тронь мою струну Я зазвеню, заплачу, затоскую Безумием фламенко возликую, Я – серебро распятое в длину.
Я дерево, я краска, я металл, Я то что есть, что было и что будет Пусть вечности звучанье не забудет Моих аккордов яркий карнавал.
О знаю я Испании огонь И Баха леденящие каноны Я словно голос гневный Антигоны, Я как Кассандры непокойный сон.
Я Магдалины кающейся стон, Я сожаленье всех заблудших мира, Я вздох ветров и дудочка факира И шелест листьев в изумрудах крон.
Так тронь меня, задень мою струну А я твоей души задену струны И над землей все будут таять луны Одной огромной звонкою Луной.
*** Как будто не было огня, Осенних искр в лиловых кронах, Как будто в солнечной короне Снежком не таяла Земля.
Как будто не было любви С извечным привкусом потери, И не пила судьбы химера Заката розовой крови
И эхо плыло через дом И говорило о печали, И фотографии молчали О тех, кто больше не вдвоем
И это было так давно, И это было так нелепо Воспоминаний серый пепел Тлел в притяженье неземном.
Разлукой пахла пустота, Пространство длилось расстояньем, И стало музыкой молчанье, И стали звездами года
И было больно, но легко, Казалось счастие ненужным, Стеклянным глазом равнодушно Смотрело в комнату окно.
На хрупких струнах паутин Играл осиротевший ветер Над головой смыкался вечер Цветком космических глубин
И дому грезились шаги И профиль зеркалу казался Но в нем тревожно отражался Лишь прах потерянной любви.
*** Час ночной. Перебираю Лица и сердца друзей Я судьбы не замечаю И не становлюсь мудрей.
На своих учусь ошибках, А, увы, не на чужих И играю не на скрипке, А на каплях дождевых.
*** Я знаю, сегодня в вагоне На грязной скамейке со мной Сидели два Ангела тронных, Был светел их вещий конвой
И было им весело думать Что приняли их за людей, Когда темно-синие струны Создатель на небе задел
Игра продолжалась недолго, Их в рай отозвали дела, На облаке словно на полке Лежала седая Луна
И крыльев прошли очертанья По бледному лику ее И встречи высокой сознанье Светило в земное бытье. 03.09.13
Догадка
Наверно это высота Укрытая плащом вселенной О птица серая с надменным И жестким ликом-пустота! Наверно это небосвод, Прозрачный оборотень света К нему повернута планета Как сфера счастья и невзгод. Наверно это шепот сна И языка необъяснимость Чужой души неуязвимость – Сквозь снег проросшая весна. А если это ты и я В узорах облаков дремучих С потоками дождей певучих Пересекаемся, любя? |
|
НЕЗНАКОМКА СО СТАРОЙ ДАЧИ |
Публикуемые в этой книге сочинения попали ко мне в руки вместе со старой дачей, которую я купил по случаю. Дача – это символ неюного возраста и упорядоченного образа жизни. Приезжаешь к человеку на дачу и очень многое о нем узнаешь, в том числе то, что он о себе не рассказывал и не хотел рассказывать, а, возможно, это «многое» включает в себя и то, в чем сам себе хозяин подмосковного счастья не признавался и о чем даже не подозревал. У многих в России дача превратилась в культ. В общем, я тоже пал, поддался всюду торжествующей буржуазности и время от времени интересовался у знакомых, не продают ли они загородную собственность; дошла очередь и до Интернета. И вот случайное объявление в сети привело меня на старую дачу в дальнем Подмосковье. На калитке и воротах висели замки, но на гудки моей машины и мой несмелый зов вышла хозяйка. Сквозь усталость проглядывали черты необыкновенной красоты. В руке у нее была связка вычурных, неправдоподобно массивных ключей, но они не потребовались, замок на калитке, своим видом и возрастом достойный пребывания в провинциальном музее, оказался открытым. Копна каштановых волос со змейкой седины над матовым лбом – особенно украшала Незнакомку. Имя я не решился спросить. Она обратилась ко мне, словно я не покупатель, а гость – предложила осмотреть сад, а потом уже дом. Дорожка то пропадала в клевере, то проступала переливами тщательно уложенных один к одному камней. Помимо гранита, песчаника, желтоватого с красными прожилками местного дичка встречалась явно отшлифованная морем, причудливых цветов галька. Судя по ее разнообразию, это был не признак богатства (не по спецзаказу самосвалом), а чудачества любителя (неужели любительницы?), из путешествий привозившего понравившиеся камешки с пляжей далеких морей. На запущенных цветниках соседствовали валуны, полевые ромашки, земляничник, розы, кусты рододендрона, анютины глазки и фиалки. За раскидистыми яблонями скрывались густые заросли облепихи, а небольшая аллея кедровых сосен вела к маленькому двухэтажному срубу, густо увитому плющом. Еще не осмотрев дом, я решил, что выложу последние, но куплю эту чудную дачу. Осмотр затянулся, смеркалось… Я поглядывал на Незнакомку с почтительным изумлением. Она двигалась легко и бесшумно. Сумерки меняли облик дома. Тени расширяли объемы. Я со страхом подумал – неужели сейчас начнет зажигать свечи. Они были очень уместны и очень небезопасны. Но свечей не было ни на первом, ни на втором этаже. Незнакомка включала лампы, светившие с боку, снизу и только в просторной каминной сверху. – Поздно. Оставайтесь, я вас угощу чаем. Я подыскивал правильные слова, она, не дожидаясь ответа, продолжила. – Я вас уложу на втором этаже, на палубе, – и с простой естественной интонацией добавила, – простите это мне стало неинтересно, поэтому, пожалуйста, на второй этаж. Там спокойнее. Я зашелся в кашле, получил граненый стакан студеной воды и фарфоровую чашку цветочного чая и ушел на второй этаж. Свет не выключал и долго смотрел на позолоченного Будду. Ночь еще не полностью вступила в свои права, и электрическое однообразие подправляли последние отблески уходившего дня. Лицо Будды менялось, проступали то мужская, то женская сущность, глубинная бесстрастность вдруг отступала, и он начинал пристально всматриваться в меня. Напротив него стояла на полу терракотовая, почти в пояс вышиной скульптура мадонны с младенцем. Раскосые глаза, продолговатые, беззащитно обнаженные головы обоих… Последний луч заглянул в деревянную залу (причудливое пространство со стропилами-колоннами нельзя было назвать комнатой), взгляд Будды перешел на глиняный лик мадонны. Луч скользнул по ее лицу, перед тем как тень укрыла фигуру, я ощутил, что матушка с младенцем изучающее смотрят на меня. «Высокое искусство», – пытался я успокоить самого себя. – Вам не страшно? – вдруг раздался голос Незнакомки, она стояла в проеме лестницы в ярко красном, восточного типа одеянии. Будда и мадонна сразу же успокоились и приняли нормальный, неживой вид. – В доме нельзя курить, а пить, пожалуйста. В руках у нее был стеклянный поднос с двумя рюмками на неправдоподобно высоких ножках и красного цвета графин. – Местная наливка… черноплодка, не помню, на чем… Я приподнялся на локтях… – Не вставайте, римляне пили лежа. На ее тонкой смуглой руке качнулась голова змеи с открытой пастью и жалом. Раньше этого браслета не было. Браслет был золотой и очень тонкой работы, жутковатый в своей опасной и пронзительной экспрессии он приковал бы внимание на дипломатическом приеме или званом ужине, но ночью на уединенной старой даче… Вместе с Незнакомкой на второй этаж поднялся тонкий, чуть ощутимый аромат, напомнивший мне Шанель мадемуазель Коко. Я выпил густую, пряную настойку, она символически пригубила, не испив ни глотка. – Вы не пьете? – спросил я и инстинктивно протянул руку… Она повела взглядом в сторону портрета, стоявшего на полу. – Это мой муж, – сказала она, будто представила еще одного запоздавшего участника вечерней встречи. Портретный мужчина был без возраста и национальности, но явно с характером. Офицер спецназа, гангстер, именно гангстер, а не бандит, или капитан дальнего плавания? Пока я рассматривал портрет слишком пристально, Незнакомка бесшумно поднялась и спустилась вниз. Теперь я почувствовал себя уже совсем окруженным и пронизанным настороженным вниманием. Так это же сверхчувствительные сканеры – мелькнула странная мысль в моей совсем не технологической голове.
*** Дачу я купил и внимательнейшим образом изучил уже без сопровождения загадочной Незнакомки. Спустя месяца два, прогуливаясь в окрестностях Можайска вблизи Лужецкого монастыря, я увидел молодого мужчину в ковбойской одежде, а с ним женщин в длинных клетчатых юбках с передниками. Троица будто сбежала со съемок американского фильма про ковбоев… Вдруг поднялся ветер, и копна каштановых волос буйным нимбом охватила голову одной из незнакомок. Я тут же ускорил шаг и последовал за молодыми людьми… Преследование привело меня на ферму, где сидели ирокезы со славянскими лицами, курили трубки мира и не трогали скальпы прохаживавшихся рядом ковбоев и их подруг. Но в этом экзотическом обществе моей Незнакомки не было. А шатенка с копной оказалась миловидной девушкой, сбежавшей на week-end от офисной рутины.
И все-таки я ее встретил. Она стояла посреди зала на выставке. Что проходила на Винзаводе и рассматривала картину «Гонец» Натальи Нестеровой… – Извините, – без приветствия обратился я к незнакомке. – Я на даче обнаружил рукописи, одну про события Х века я успел прочитать. Что это за рукописи ? Наверное, они очень ценные, и я должен вам их отдать. Незнакомка небрежно-кокетливо махнула рукой: – Делайте с ними, что хотите. Потом мило улыбнулась и уже немного грустно продолжила: «Работа экспедиции завершена. Я возвращаюсь. Контакт признан временно..., – вздохнула, – временно… на сто, двести, тысячу лет… не знаю, в общем, признан нецелесообразным. А вы спрашивали про рукописи? Мы сканировали сознание людей. Получили огромный массив информации, мы знаем, как ее обрабатывать и изучать. Но мой муж был влюблен в вашу планету, он потерял бесстрастность и объективность, поэтому его отозвали… Он хотел суть обнаруженного нами передать вам, землянам, искал форму. Рукописи – это следы его поиска…» Потерянный от столь нетривиального ответа, я пробормотал: – Я должен поговорить с ним. Подождите, там написано о временах князя Владимира, да собственно и о нем самом. Много. – Ну и что. Вы про Вечного жида слышали. Мой муж – он и есть настоящий Вечный жид. Я совсем потерялся. Незнакомка говорила с доброжелательной улыбкой, без позы и аффектации, по-домашнему. – А поговорить с ним не получится. Он улетел, ему сказали, и он улетел. Домой. Помолчала и грустно добавила: – А я осталась. Мне сказали, что надо еще поработать. Вот и работаю. Вам нравится?.. – она обернулась к картине. – Но и мне осталось недолго. А жаль… Мы здесь слишком оземлянились. Конечно, вы очень агрессивны и глубинно иррациональны. У вас иное представление о наслаждении жизнью… Но у вас есть шанс. И маленькие дети – настоящие ангелочки. В последнее время я работаю детским врачом. И вчера на приеме у меня был мальчик четырех лет. У него нарывал большой палец на руке. Надо было сделать надрез, почистить и продезинфицировать. Я ему побрызгала пальчик и говорю: – Будет не больно! Когда все закончилось, я наложила повязку, а он мне говорит так серьезно: «Было больно. В следующий раз будешь обманывать, я пожалуюсь в полицию». Да-да, у вас есть шанс. – Так что делать с рукописями? – тупо повторял я свой вопрос. – Наверное, пусть их прочтет этот мальчик. Я хочу, чтобы вы чувствовали и знали, что вы не одиноки.., не совсем одиноки в этом, в этом… страшном космосе. Еще раз приветливо махнула рукой и нас разъединила сплоченная группа китайских экскурсантов. Среди одинаково правильных лиц вдруг мелькнуло знакомое мне лицо Будды, а за ним косо и быстро взглянула на меня соседствовавшая с ним матушка со взрослым младенцем. «Охранники-хранители?» – я спросил сам себя. На секунду остановился… Незнакомка исчезла. Никогда не интересовался ни астрономией, ни космическими путешествиями. А с того выставочного дня будто заболел. Даже созвездия научился различать на ночном небе. Как-то разглядев неяркие звезды созвездия. Волосы Вероники, вспомнил ее имя. Вероника, наверное, уже улетевшая Домой.
Евгений Кожокин |
ЛАТВИЯ – ЗЕМЛЯ, КОТОРАЯ ПОЕТ |
Вы бывали когда-нибудь на Празднике песни в Латвии? Это надо видеть и слышать: на сцене 8-10 тысяч певцов сводного хора Латвии, а в зрительном «зале» – более 30 тысяч восторженных слушателей, влюбленных в хоровое пение, соучаствующих в этом представлении, встречающих овациями любимых хормейстеров и певцов. «Зал» – это просторы Межапарка (Лесного парка). Вокруг шумят сосны в унисон с многотысячным хором, и даже если непогода – бушует ветер или проливной дождь, ничто не мешает Празднику и ни один зритель не покинет своего места по заказанному предварительно за два-три месяца билету. Со всех стран съезжаются соотечественники и гости. Это грандиозное мероприятие впервые состоялось в 1873 году. Можно сказать, что в хоровом пении – душа латыша. В этом действе участвует вся Латвия: и поющие, и слушающие, и приветствующие на улицах Риги шествие лучших хоровых коллективов в красочных национальных костюмах своих районов. Они собираются ранним утром в Старой Риге, на узеньких улочках древнего города с его величавой строгой готикой возле Домского собора со знаменитым органом. Далее колонна движется мимо памятника Свободы через весь город к той самой заветной Большой эстраде в Межапарке. По дороге эта красочная кавалькада пританцовывает, поет, шутит, радует приветствующих ее людей. Таким огромным объединенным хором могут управлять только лучшие опытные хормейстеры-дирижеры. В 1955 г. на 10-м юбилейном Празднике песни среди прославленных хормейстеров Латвии появляется молодой, талантливый, красивый человек Янис Думиньш (Ян Янович Думинь). Янис Думиньш родился 30 марта 1922 г. в Риге. Его отец – Янис Думиньш работал санитаром в Рижской клинике Красного Креста, был родом из Балдоне (Латвия) и пел в церковном хоре кирхи Павла. Мать – Моника Думиня пела в том же церковном хоре. Там они и познакомились. Когда родился сын, его также назвали Янисом. Надо отметить, что во многих латышских семьях традиция – в каждом поколении должен быть хотя бы один Янис, впрочем, как в Грузии – Георгий. Мальчик от природы был очень музыкален, любил слушать и народную, и духовную, и классическую музыку. Родители купили скрипку и повели маленького Яниса к учителю музыки Карлу Рейнфелду. Ученик оказался на редкость способным и старательным. В 1941 г. он окончил среднюю школу им. Я.Райниса в Риге и поступил в музыкальный фонологический институт, основанный Эрнестом Вигнером в 1920 году. Э.Вигнерс (1850-1933 гг.) внес огромный вклад в развитие музыкальной культуры Латвии как дирижер хора и оркестра, органист, композитор, собиратель латышского фольклора, первый латышский музыкант, поступивший и окончивший Московскую консерваторию по классам фортепияно, органа и композиции, одним из его преподавателей был П.И. Чайковский. Желание получить как можно больше знаний в удивительном мире музыки привело Яниса Думиньша к занятиям игры и на фортепиано, и к хоровому дирижированию. Уже в 16 лет он создает молодежный хор в Балдоне, которым руководил более 4-х лет и одновременно октетом и хором в той школы, которую окончил. Учась в институте, увлекся астрономией и стал студентом математического факультета Латвийского государственного университета. Но любовь к музыке все-таки победила и стала делом и смыслом всей его жизни. Он поступает в Латвийскую консерваторию (1944-1949 гг.) по классу скрипки, и по окончании играет в оркестре Латвийского театра оперы и балета – в первых скрипках. И вдруг, от большой перегрузки (3-часовые спектакли, многочасовые репетиции), в левой руке начался воспалительный процесс сухожилия. С болью в сердце он уходит из оркестра, но продолжает учиться на факультете хорового дирижирования, и по окончании руководит хорами в нескольких городах Латвии – Огре, Талсы, Лудза, а в Риге Янис – художественный руководитель и главный дирижер академического хора «Латвия» при государственной филармонии. В 1951 г. поступает в аспирантуру Ленинградской государственной консерватории им. Н. Римского-Корсакова, на факультет хорового дирижирования к прославленному мастеру профессору Георгию Дмитриевскому. Окончив аспирантуру в 1954 году, возвращается в Латвию высокопрофессиональным хормейстером и дирижером. В 1955 году после первого в его жизни участия в Празднике песни Янис Думиньш получает звание Заслуженного деятеля искусств Латвийской ССР. Вскоре в его личной жизни произошло очень важное событие: он познакомился с симпатичной девушкой Бригитой. Это была любовь с первого взгляда и на всю жизнь. В 1956 году они поженились. В 1957 году Я.Думиньш был приглашен в Грузию в качестве хормейстера для подготовки государственной капеллы Грузии к Декаде литературы и искусства в Москве. Тогда это было очень важное и ответственное мероприятие для каждой республики Союза. Лучшие певцы, танцоры, национальные ансамбли, хоровые коллективы, театры, художники, литераторы представляли в Москве свою культуру. Декада прошла с большим успехом и Я.Думиньшу было присвоено звание Заслуженного артиста ГССР. На протяжении почти 10 лет он руководил государственной Капеллой Грузии и давал мастер-классы в Тбилисской консерватории. В разные годы его учениками были Джансуг Кахидзе, Георгий Бакрадзе, нынешний главный хормейстер театра оперы и балета им.З.Палиашвили Автандил Чхенкели, а хормейстер того же театра Шалва Шаоршадзе сдавал Думиньшу госэкзамен по хоровому дирижированию в Тбилисской консерватории. В 1959 г. в семье Думиньшей появился на свет первенец Янис, в 1963 родилась дочь Илзе. Жена Бригита с детьми приезжала к мужу в Тбилиси. Они полюбили Грузию, здесь у них было много друзей, которые иногда наносили ответные визиты в Латвию. Вернувшись в Латвию, маэстро продолжал заниматься любимым делом. Он гастролировал по республикам СССР и странам Европы (Австрия, Германия, Болгария, Чехословакия, Польша, Финляндия и др.), радовал публику своим профессионализмом. В 1982 г. вступил в должность генерального директора Тбилисского театра оперы и балета им. З.Палиашвили Зураб Махарадзе. Это был человек с удивительными организаторскими способностями. Он вдохнул в жизнь и работу театра свежую струю. Великолепная Майя Плисецкая начала репетировать с грузинским балетом «Кармен-сюиту» Родиона Щедрина, а также подготовила концертную программу со своим сольным выступлением. Приехал на гастроли американский Гарлем-балет и другие солисты оперы и балета. В качестве консультанта был приглашен на 2 месяца хормейстер-дирижер, профессор, имеющий звание заслуженного артиста ГССР Янис Думиньш, но вскоре был издан новый приказ, где он был назначен главным хормейстером театра до 1 января 1985 г., параллельно подготавливая на эту должность молодого талантливого хормейстера Автандила Чхенкели. И когда его ученик был к этому готов, он покинул Грузию. Автандил Чхенкели с 1985 года по сей день является главным хормейстером театра. Он очень тепло отзывается о своем учителе: «Он был для меня и учитель, и как отец. Я многому научился у него и благодарю за все, что он сделал для меня». В период работы в Грузии с 1982 по 1985 гг. Я.Думиньш давал также уроки в консерватории на факультете хорового дирижирования и принимал государственные экзамены. Многие педагоги и бывшие студенты помнят профессора Думиньша и сохранили о нем приятные воспоминания. Время шло, дети взрослели, но музыка всегда была рядом с ними. Сын стал хирургом общей хирургии и пел в хоре, а потом в хоре пели и его двое сыновей. Дочь Илзе Кроя (Думиня) известная органистка, долгое время работает в Австрии, создала там 4 хора и 5-й хор из латышских эмигрантов, а ее дочь Катрина окончила Австрийскую музыкальную академию по классу фортепиано и Высшую музыкальную школу в Германии. Иногда мать и дочь вместе выступают с концертами. В 1996 году Янис Думиньш получил заслуженную награду – он стал кавалером Ордена «Трех звезд» IV степени за вклад в культуру Латвии, а в 1997 году звание Почетного члена Академии наук. В 2001 году исполнилось 800 лет со дня основания Риги. Это был большой праздник. Члены латышского общества в Грузии «Ave Sol» в составе 10 человек были гостями торжества. И, конечно, состоялся красочный фестиваль песни и танца. На большой эстраде дирижировал хормейстер Янис Думиньш, ему было тогда 78 лет, но он еще дирижировал на Празднике песни в 2003 году и в последний раз в 2008 году управлял сводным хором Латвии. Янис Думиньш скончался 15 октября 2011 г. Он похоронен на кладбище в г. Балдоне, где проживал со своей семьей последние годы. В 2013 г., будучи в Риге, я познакомилась с его супругой и посетила их дом в Балдоне. На встречу пришел сын Янис со своей женой Тамарой. Вся обстановка дома, рояль, книги, дирижерская палочка, скрипка, фотографии, награды – все подчеркивает память о самом дорогом человеке. После задушевной беседы мы отправились на кладбище, где у могилы на большой каменной плите изображен Великий Маэстро. 30 марта этого года исполняется 95 лет со дня рождения звслуженного деятеля искусств и народного артиста ЛССР, заслуженного артиста ГССР профессора Яниса Думиньша. В преддверии юбилея отца 30 марта 2016 г. Илзе Кроя приезжала в Тбилиси, где бывала не раз в детстве, когда отец здесь работал. Илзе опробовала орган в Тбилисской консерватории, в лютеранской церкви сыграла Баха, чем порадовала прихожан и пришедших познакомиться с ней членов латышского общества. Ее сопровождал приехавший из Риги Андрис Фелдманис – руководитель проекта по увековечиванию памяти Яниса Думиньша и главный хормейстер Тбилисского театра оперы и балета им.З.Палиашвили – Автандил Чхенкели. Для Илзе Кроя это был экскурс в прошлое, связанный с памятью о ее отце, работавшем в Грузии, где живут гостеприимные и талантливые люди.
Нонна ГАБИЛАЯ |
|