Нынешним летом на Международном театральном фестивале «Русская классика» в Лобне приз «За лучшую женскую роль» в спектакле «Преступление актрисы Марыськиной» по рассказу А. Аверченко получила Светлана Картунова. Бескомпромиссная Лана Гарон встала и объявила: «Мы присутствуем при рождении второй Фаины Раневской!»
Светлана Картунова – актриса, педагог, председатель русского театра ECCP – Exprecion de cultura classica hersonal в Испании. Мы познакомились в Санкт-Петербурге, на проекте «Здравствуй, Россия!», куда Светлана привезла группу детей соотечественников из Испании, а автор этих строк, соответственно, – из Грузии. Ну и как было не поговорить?

– Я родилась в Уссурийске. Училась во Владивостоке, в Дальневосточном институте искусств у замечательного мастера Альберта Яковлевича Мамонтова. Наш курс был экспериментальным: мы учились и во Владивостоке, и в Москве, в ГИТИСе. Студенткой четвертого курса уже играла в Дальневосточном военном театре. Потом работала в Воронеже, Борисоглебске. А затем приехала в родной город проведать маму, да так и осталась в своем Уссурийске. Служила актрисой в драматическом театре, потом меня и директором театра назначили. И я работала до 2002 года. А затем супруг уехал по делам в Испанию. Вскоре я взяла сумку, полную туфель, и уехала вслед за ним. Меня с легкостью взяли в местный театр. Но… Текст-то я могла выучить, а вот играть из-за языкового барьера все-таки было трудно – я не понимала режиссерских задач. И в конце концов организовала свой театр – русский театр «Маска». Мы начали выезжать со своими спектаклями по всей Испании, ездить за рубеж. А потом настал момент, когда стало ясно: нужен детский русский театр. И все, кто говорит по-русски, потянулись туда, эмигранты, которые хотят сохранить язык, испанцы, мечтающие выучить русский. В нашей студии занимаются, играют и дети, и взрослые.

– Как вы строите ваши занятия?
– Как в театральном институте. Очень важна техника речи. Все хотят микрофон на ухо нацепить и так играть. Категорически нет! Нужно, чтобы дети умели говорить и чтобы их было слышно. Занимаемся пластикой, вокалом. Ставим сказки, классику – Лопе де Вега, Чехова, Бунина… Шестой год пошел, как я занимаюсь с детьми. Когда мы начинали, нашим ученикам было от восьми до двенадцати. А сейчас у нас группы с 3-х до 6-ти, с 6-ти до 12-ти, с 12-ти до 18-ти. Даже мамы моих учеников создали свою группу – хотят играть. Выпускников в нашей школе быть не может – никто не хочет покидать сцену.

– Что дают эти занятия? Ведь не все ваши ученики станут актерами.
– К нам приходят не только затем, чтобы учиться на артиста. Кто-то стеснительный и хочет преодолеть свою застенчивость, кто-то хочет таким образом учить язык. Я принимаю всех. И играют у меня все. Мои ученики хорошо адаптируются в классе, в школе. Их замечают, они становятся лидерами. Они лучше учатся в школе, лучше запоминают, хорошо пишут сочинения, выигрывают конкурсы, сами что-то придумывают. Вообще это очень влияет на общественную адаптацию.

– Разве стеснительный человек способен избавиться от этого качества, играя в театре? Говорят, это пожизненный диагноз.
– Способен. Больше скажу – некрасивые застенчивые девочки просто расцветают в театре, избавляются от комплексов. У меня Золушку сыграла девочка – ну просто гадкий утенок. И превратилась  в прекрасную принцессу.

– А почему вы ее выбрали на эту роль?
– У нее было огромное желание. Знаете, бывают гении, а бывают трудяги. Все любят гениев, а я – только трудяг. На них можно положиться, они никогда не подведут и все сделают, как нужно.

– А где сами отвели душу как актриса?
– В «Преступлении актрисы Марыськиной» по Аверченко. В этой роли обычно комикуют, а мне режиссер поставил другую задачу, очень интересную: все всерьез. С меня сняли все утяжки, даже наоборот, утолстили. В Лобне мы играли на испанском, а я как рванула на русском! И танцевать пошла! Знаете, когда публика в восторге тебе аплодирует – ради этого стоит жить… Кстати, после фестиваля «Русская классика» в Лобне нас с этим спектаклем пригласили на «Золотой Витязь». В апреле следующего года поедем в Мадрид, на фестиваль русской классики.

– Да, самодеятельностью вас, наверное, уже не назовешь.
– Этот спектакль поставлен профессиональным режиссером Марией Пассеро. Там заняты два  профессиональных актера. А наши непрофессиональные актеры играют с таким живым чувством, что получается просто здорово! Считаю, что приз «За лучшую женскую роль» получила благодаря коллегам. Без их желания, открытости, чистоты, незаштампованности у нас ничего бы не получилось.

– Вернемся к началу – как вы стали актрисой?
– Актеров у меня в семье не было. Но я, начиная с детского сада, всегда что-то играла, представляла. Потом проявились и задатки руководителя – была и старостой, и комсоргом. Однажды на улице какой-то дяденька у меня спросил: «Хочешь в театре выступать?»  И взял меня в массовку в спектакль «Дядюшкин сон». Я в тот год как раз оканчивала школу… Ну, а если кто хоть раз вошел в театр, то это навсегда.

– И вы решили стать актрисой?
– Только актрисой. Хотя все вокруг говорили – ты себя в зеркале видела? Какая из тебя актриса? А у меня реакция – как это так? Я – танк, пробью любую стену!

– И пробили?
– Не сразу. В первый год меня не взяли. Я читала Наташу Ростову, Джульетту. И мне сказали, что Джульетты такие не бывают.

– Как будто кто-то видел фотографию настоящей Джульетты!
– Вот. Так я еще и спорить кинулась: нет, бывают такие Джульетты!  В комиссии сидел Мамонтов, который сказал: на следующий год я возьму ее к себе на курс. И взял. Он набрал курс и не ошибся ни в ком. Например, Ольга Дроздова не могла поступить два года, а Мамонтов взял ее к себе, сказав: «Эти глаза мне нужны».

– Как учились?
– Понимаете, на курс поступают 25 звезд. В себе нисколько не сомневаются, все – абсолютно уверенные в себе. И их начинают ломать.

– Надо ли ломать?
– Надо. Кто выстоял, у того и получилось. Будущего актера приучают к тому, чтобы он потом стал куклой в руках режиссера. Он должен слушать и точно выполнять режиссерскую задачу. Если тебе говорят – делай так, а ты начинаешь спорить, значит, ты не актер. Не согласен – предлагай свое. Если актер требует «скажите, что мне делать», он не хочет трудиться. Или вредничает. Это известные актерские штучки – ах, вы мне не дали сверхзадачу, ох, вы меня не убедили. Режиссер ничего не должен актеру давать. Режиссер объяснил, а всему остальному актера учили в институте. Давать должен актер.

– А вы спорили с режиссерами?
– Нет. Я – пластилин.

– Такой и остались?
– Да. Даже когда стала директором театра, осталась послушной актрисой. Слово режиссера для меня – закон. Но если мне скажут: в этот момент ты уходишь вправо, я не смогу просто уйти вправо. Я должна знать, почему я ухожу вправо – чтобы кого-то спасти, или в туалет, или вспомнила что-то… Публика – не дура, она чувствует, когда ты пустой, когда обманываешь.

– А почему актеры порой пытаются «съесть» режиссера, особенно новичка?
– Из вредности. Из глупости. Иногда даже между собой договариваются… Я помню, мы студентами сидели на репетициях Эфроса и видели, как актеры его просто изводили, убивали.

– Вы Таганку имеете в виду?
– Да. Я не понимала, почему один очень известный актер десять раз подряд не мог войти и закрыть дверь так, как его об этом просил режиссер. Эфрос в концов концов упал – сделал шаг назад, оступился и рухнул на пол… Они его очень мучали, даже те, кто остались: «Вы нам ничего не объясняете!» Вообще, актеры резкие люди. Живут одним днем.

– Недавно один режиссер мне говорил – во всем надо исходить из актера. Режиссерский мир – простой, а актерский – невероятно сложный.
– Замечательно! Когда я была директором театра, то никто не мог понять, почему я актеров холю, лелею. Да потому что я сама оттуда, и знаю, что актеры – дети. Их хвалить надо. А если и ругать, то только хваля. Наверное, актеры – все-таки необыкновенные люди. Очень-очень ранимые. Зачем их обижать? Их беречь надо.

– Предлагаю завести Красную актерскую книгу, и заносить туда всех актеров поименно.
– Согласна!

– У вас две дочки…
– Старшая выросла в театре, но быть актрисой никогда не хотела. Стала шеф-поваром по десертам. А вот младшая – играет. И даже «звездит».

– Какая вы мама?
– Не знаю. Я не умею воспитывать. Младшая дочь росла на моих глазах. А когда росла старшая, я практически  все время была на гастролях. Ее вырастил папа.

– А вы, видимо, сами того не замечая, воспитывали ее личным примером – надо много работать.
– Да, может быть… Она действительно очень много работает и говорит – мама, я все для тебя сделаю, ты ни в чем не будешь нуждаться… Я иногда слышу истории, в которых дети обижены на своих мам, которые много работали. Мне это очень странно – как можно обижаться на человека, который работает?

– Что вы сами себе пожелаете?
– Чтобы дети были молодцы. Чтобы мама не болела.

– Постойте, а себе?
– Так это же и себе! Если им будет хорошо, то и мне будет здорово. А еще – очень хочу играть в кино.


Нина ЗАРДАЛИШВИЛИ