| ВСЕ УШЛИ, А Я ОСТАЛСЯ |
|
- Не обидно, что не получили в Тбилиси главную награду фестиваля – «Золотой Прометей»? - Я получил самый лучший приз – за режиссуру. Честно говоря, не ожидал такой высокой оценки. Я вообще никогда не могу предполагать, что именно произойдет на тбилисском фестивале. Фестиваль – непредсказуемая вещь, и непонятно, как все может повернуться. Даже учитывая тот факт, что фильм снят в Тбилиси, о Тбилиси, это могло и не выстрелить. Да и вообще снимать фильм о родном городе – очень сложная штука. Тем более возвращаясь в далекие 60-е годы. И это большая ответственность. О городе, в котором прожил более тридцати лет, фильм нужно было делать с большой любовью и при этом осторожно. Потому что реакция могла быть совершенно непредсказуемой. Я очень волновался перед премьерой, показом в Тбилиси. Об этом я могу говорить здесь, в Грузии, а не в России или во Франции. Французы в восторге от этого фильма. В Онфлере я получил Гран-при – «Все ушли» признан лучшим фильмом. Французы сказали нам: «Вы нам вернули кино!» То же самое услышал в Грузии, и это признание на родине для меня очень важно. - Вы определяете стилистику своей картины как «магический реализм». Это что-то от Габриэля Гарсиа Маркеса? - Да, именно… Если вы обратили внимание, в фильме нет ни одного нормального, в обычном понимании этого слова, человека. Хорошо сказал на пресс-конференции замечательный грузинский актер, мой друг Автандил Махарадзе, сыгравший в фильме голубятника Цису: «У режиссера, наверное, не все в порядке с головой: он всех нас, героев картины, сделал немного сумасшедшими!» Я просто снимал фильм о себе, своем незабываемом тбилисском детстве. Все, что там есть, - абсолютная правда. В картине только один вымышленный персонаж – гадалка Нина. А все остальное – то, чем жил. мальчик, главный герой картины, прошло через меня. - Читала, что ваша картина напоминает «Амаркорд» Федерико Феллини. - Но я и делал мой «Амаркорд»! Ведь на романьольском диалекте городка Римини, где вырос Феллини, «амаркорд» означает «Я вспоминаю». Честно говоря, о Феллини в процессе создания картины я думал мало. Хотя моим очень близким другом – могу это утверждать, потому что ездил его хоронить, - был итальянский поэт, писатель и сценарист Тонино Гуэрра. Мы с ним дружили 35 лет и были на «ты». Вместе с женой Лорой он прочитал мой сценарий и пришел в восторг. Я просил Лору сыграть в моей картине гадалку Нину, а Тонино – старого трамвайщика. И они согласились! Но подвела болезнь – Тонино не смог приехать в Тбилиси на съемки. - Некоторым не хватает в вашей картине самого Сергея Параджанова. - Я снял о своем знаменитом дяде документальный фильм «Я умер в детстве», который закрывал Каннский фестиваль в 2004 году. А в картину «Все ушли» я не хотел вводить Сергея Параджанова – тогда это было бы совершенно другое кино. Пришлось бы выписывать линию Параджанова, и это бы перевесило все остальное. И тогда нужно было бы снимать фильм о нем, а меня там уже не было бы. Кстати, сейчас в Тбилиси фильм о Сергее Параджанове снимает украинский режиссер – женщина. - Вот недавно сняли фильм о Высоцком… - Я считаю, что такие вещи нельзя делать. Как можно, к примеру, снять художественный фильм о Тарковском? Я этого не представляю! Это имеет право на существование, когда после ухода великого творца пройдет лет пятьдесят – семьдесят – не меньше. Извините, сейчас еще живы сын, бывшая жена, племянник режиссера, еще куча людей. Когда такой фильм предложили снимать Роману Балаяну, он отказался, аргументировав свой отказ тем, что он слишком хорошо знал Параджанова, чтобы снимать о нем фильм. Естественно, и я хорошо знал своего дядю – прожил с ним четырнадцать лет в одном доме. Когда мне прислали этот сценарий о Сергее Иосифовиче, я прочитал ровно полстраницы. Я не мог это читать! Представьте себе: стоит человек на мусорной помойке в стоптанных туфлях, сосет конфетку и ищет какие-то предметы для коллажа. Какой-то ужас! - И никто не может изменить эту ситуацию? - Я не прямой наследник. У Параджанова есть сын, бывшая жена. Она сказала, что в сценарии все неправда – какие-то истории с КГБ… Но, тем не менее, добро на съемки было получено. А ко мне вообще никто не обращался – ни за консультацией, ни за помощью. На главном призе XX фестиваля российского кино «Окно в Европу», который я получил из рук Балаяна, написано: «за гуманизм и верность традициям». Для меня это не пустые слова! Когда в беседе с Ромой Балаяном я начал рассказывать какие-то истории о дяде, он стал настаивать: «Сними фильм о Параджанове!» Он понял, что я знаю о Сергее Иосифовиче столько, сколько никто не знает… - Дух этого человека ощущается в вашей картине. - Кстати, в моей картине Сергей Параджанов все-таки упоминается. Парикмахер Жорик говорит о соседе: «Он называет себя великим режиссером, гением… а гений – это я!» Прототип Жорика – мой папа. Еще один момент: Лали Бадурашвили, сыгравшая бабушку, - непрофессиональная актриса. Я ее нашел, работал с ней. Ведь грузины вообще очень артистичная нация. Я пробовал Лали на разные роли, но, в конце концов, утвердил ее на роль бабушки. - Эта картина – своего рода сублимация? Если бы вы не сняли фильм, это бы вас терзало? - Конечно. Я от многих вещей освободился. Меня это действительно мучило. Сценарий был написан семнадцать лет назад. Он получил приз «Зеркало» имени Андрея Тарковского. Был опубликован в журнале «Киносценарий». Отлежался – и вот, наконец, его время пришло! - Это первая ваша игровая картина. До этого вы снимали документальные фильмы. - Я придумал свое документальное кино, ведь я не снимаю говорящие головы, не беру интервью. Мне это не нравится. Сложно объяснить, описать жанр, который я придумал. Стремлюсь найти образ – то есть я делаю какое-то, возможно, непонятное кино, в котором есть живой человек, но у меня нет желания брать интервью у кого-либо. Я бы с удовольствием снял документальное кино о Лиле Брик – я очень хорошо ее знал. Не менее интересно сделать картину об Уго Чавесе или Эдуарде Шеварднадзе. Однажды внучка предложила мне снять картину про бывшего грузинского лидера, я уже даже придумал историю о Шеварднадзе. Мне хотелось показать совершенно незнакомого большинству Эдуарда Амвросьевича… Или еще одна нереализованная идея – фильм про ливийского лидера Муаммара Каддафи. Это могли бы не быть говорящие головы. Это должен был быть монолог, а не беседа. Вот Эмир Кустурица сделал замечательную картину про Диего Марадону… Хочу рассказать один случай. Однажды мы с Тонино Гуэрра остались в Москве вдвоем дома, а Лора поехала на базар. У меня была с собой камера. Я предложил Тонино: «А чего мы с тобой тут сидим, как две совы, и смотрим друг на друга? Давай наговори мне что-нибудь!» И я задал ему три вопроса. Тонино неожиданно расплакался, сказав: «Никто мне таких вопросов не задавал!» У меня сейчас есть материал с Гуэрра на три часа. Я пока не сделал фильм, но могу осуществить это в любое время. А сейчас собираюсь снимать вторую игровую картину. Съемки будут проходить в Грузии, потому что у меня нет возможности снимать в Азербайджане. Но не хочу о сюжете говорить заранее. Скажу лишь, что это современная драма о любви, снятая в совершенно новой для меня стилистике. - Почувствовали вкус к игровому кино? - Да я вообще «игровик». Учился на художественном факультете игрового кино у Владимира Наумова. А еще в планах – театр. Буду ставить спектакль с Еленой Камбуровой про клоуна Леонида Енгибарова. Камбурова давно мечтала об этом, и однажды я пришел к Елене Антоновне вместе с женой Катей… Елена Антоновна – это классика. Она в хорошем смысле консервативна. Мы долго беседовали и прекрасно друг друга поняли. Я предложил Елене Камбуровой историю, и ей очень понравилось. В спектакле соединятся вокализ Елены Камбуровой, Леонид Енгибаров на экране и знаменитый фонарь, который играет здесь очень большую роль – это будет живой персонаж. Я рассказал о своем замысле моему другу, режиссеру, сценаристу и художнику Руслану Хамдамову, и он ему очень понравился. «Только надень на Камбурову очень узкий пиджак и большую, широкую мятую юбку!» - предложил он. Мне это пришлось по вкусу. Это вполне реальный проект. - Прекрасная идея – соединить клоунаду с драмой и вокалом. Вы впервые будете заниматься театром? - Да я же еще и актер по образованию – окончил Тбилисский театральный институт, много лет тому назад работал в ТЮЗе. Какое-то время играл в театре «Современник 2» у Миши Ефремова. Он меня туда и пригласил, а потом, когда я поступил во ВГИК, был недоволен, потому что собирался забрать меня во МХАТ, к отцу. Тогда еще театром руководил Олег Ефремов, и Миша говорил: «Зачем тебе эта режиссура? Пойдем во МХАТ!» - Стала ли режиссура вашей магистральной дорогой? Вы окончательно расстались с актерской профессией? - Я состою на актерском учете в киностудии «Мосфильм». Начальник актерского отдела пришла на премьеру моего фильма и потом вручила мне свою визитку. Думаю, режиссеры будут побаиваться меня приглашать – было одно предложение. Я не герой-любовник, но и не характерный актер. Однако пока никто ничего не предлагал. А я с удовольствием буду сниматься, если появится такая возможность. Пусть маленький, но яркий эпизод. Для меня самая большая радость – то, что я перед тем, как начинаю снимать кино, показываю актерам их персонажей, играю. Чего вообще-то делать нельзя. И исполнители делают то, что я показываю. Кстати, после выхода картины «Все ушли» говорили, что все актеры в фильме играют гениально. - Вы ни от чего в жизни отказываться не хотите – и играть собираетесь, и кино снимать, и спектакли ставить? - Именно! Я не приемлю только одного – пошлости. Это не мое. Я не умею снимать секс. В фильме «Все ушли» эта тема показана вполне невинно и смешно. Я даже не знаю, как снимать интимные сцены: положить в постель двух голых людей и сказать им: «Занимайтесь любовью!»? Когда на тебя направлен свет прожекторов и сто человек стоит вокруг?! - Сейчас это чуть ли не доминанта любой картины. - К сожалению. Это сегодня очень модно показывать: папа – насильник, брат – серийный убийца… Показывать патологию стало модой. Я считаю, что это безнравственно. И потом, это надо уметь снимать. Это умеет гениально делать один человек – великий Педро Альмодовар. Я этого не умею. Не умею снимать, как Микеланджело Антониони – великое холодное кино. Никогда в жизни не мог бы снимать как Андрей Тарковский. И не надо этого делать! Я понимаю, почему Ларс фон Триер посвящает свой шедевр «Меланхолию» Тарковскому… Кстати, даже актер, играющий в фильме, похож на Тарковского. Мне повезло – я видел многих величайших людей XX века – Высоцкого, Плисецкую, дружил с Лилей Брик. Я ее знал уже 87-летней. Благодаря Лиле Брик я поступил во ВГИК. Об этом до сих пор ходят легенды. Была такой педагог – Ливия Звонникова. На ее лекции, как и на лекции Мераба Мамардашвили, собиралась вся Москва. Звонникова преподавала русский язык и литературу. Кстати, именно она познакомила Александра Сокурова со сценаристом Юрием Арабовым. Мне попался на экзамене вопрос о лирике Маяковского. Я сидел минут 50… «В конце концов, выйдете вы или нет?» - нетерпеливо спросила Ливия Звонникова. - Неужели, правда, ничего не читали?» - «Я могу рассказать о Лиле Брик!» - «Расскажите!». Я начал ей рассказывать о том, как Брик меня целовала и как на меня падали с полки пыльные шляпы Маяковского. Звонникова за мой рассказ поставила мне четверку. Да, Брик была потрясающей женщиной, ее обожал Сен-Лоран! Она дядю моего вытащила из тюрьмы… Уговорила, упросила активного деятеля компартии Франции писателя Луи Арагона, мужа писательницы Эльзы Триоле, своей сестры, приехать в СССР. Состоялась официальная встреча в Большом театре, где Арагону вручили орден Дружбы народов. Арагон попросил советские власти выпустить Сергея Параджанова, и его выпустили на год раньше срока. В итоге Сергей Параджанов просидел в тюрьме 4 года 11 месяцев. - Расскажите, каким вам запомнился Сергей Параджанов? - Четырнадцать лет, проведенных с ним рядом, были великим праздником. Хотя случались и тяжелые минуты – у нас были очень непростые отношения. - На какой почве обычно возникали разногласия? - На бытовой. У моей мамы с Сергеем были сложные отношения, и я оказывался между двух огней. Я обожал маму и обожал Сергея. Приходилось лавировать между ними. А один раз дошло до того, что я схватил топор и побежал за ним. И был суд, который… превратился в товарищеский. А поначалу мне угрожало семь лет за попытку убийства близкого родственника. Я сказал Сергею: «Предлагаю замять это дело – ты ведь меня не в Артек посылаешь, можешь представить, что будет, когда я оттуда выйду?» Товарищеский суд проходил в каком-то помещении ветеранов труда. И нас помирили… Все, что можно было впитать, я в этом доме впитал! Там ведь была великая бабушка, которая меня и воспитывала. К сожалению, все ушли… Мы с оператором Сергеем Мачильским насняли материала на целых 32 часа. Перед вылетом в Москву во время кутежа Сергей сказал актеру Давиду Двалишвили, сыгравшему в фильме дедушку: «Дайте Гарику возможность снять на Грузинском телевидении сериал. У него огромный материал, из которого получится потрясающий многосерийный фильм!» Барахло ведь снимают! - Да, представляю, каково было отцеживать золотой песок для полнометражной картины! - Да, в фильм не вошло многое. Пришлось от чего-то отказываться. Очень много порезали в материале с участием Зураба Кипшидзе – он играет повзрослевшего героя, вспоминающего детство. - Георгий, контраст вас не ранит – Тбилиси прежний и сегодняшний? - Мне нравится то, что происходит в Грузии – Тбилиси превращается в европейский город! Но кое-что мне трудно понять – там, на бывших Песках, какие-то две трубы. Театр, говорят, будет. Неожиданно появляется хайтек в ущерб неповторимому образу Тбилиси. Лучше реставрировать старое, чем строить новое и страшное. Я был сейчас в Омфлере – это шедевр, абсолютно андерсеновский город! Я такого хайтека там не видел. Тбилиси не рассчитан на хайтек. Чего стоит хотя бы один новый мост! Так что я был действительно не в восторге от некоторых сооружений, но в основном то, что происходит в столице, прекрасно. - Чему вы научились у Параджанова? Хотелось бы вам работать в его стилистике? - А зачем? Не хочу даже думать об этом. Каждому свое. - Но кто ваш учитель в кинематографе? - Прежде всего, мой город, наверное. Мой любимый Тбилиси. Все идет отсюда. Инна БЕЗИРГАНОВА | |||||||
|
|||||||
