| ЮНОША ИЗ АРГВЕТИ |
 1951 год, середина ХХ века. Я студентка-первокурсница филфака ТГУ имени Сталина (так именовался тогда Тбилисский государственный университет, одним из основателей которого был знаменитый ученый, историк Иванэ Джавахишвили). Первокурсникам все внове, все необычно, все таинственно интересно. Во всяком случае, так было тогда – нам открывался новый мир со своими канонами, со своей логикой, правилами, в котором действовали новые лица. Мы обретали новых знакомых, новых друзей, постигали дотоле неизвестные науки. И были еще другие курсы – старшие. Тогда младшие относились к старшекурсникам с особым уважением, и базировалось оно на грузинской традиции, идущей из глубокой древности, одной из тех, на которых зиждился моральный кодекс грузина – традиции уважения младших к старшим, которые богаче них знаниями и опытом.
В один из дней я увидела в нашем широком коридоре, в углу около окна, молодого человека, которому суждено было в не очень-то далеком будущем стать одним из виднейших и интереснейших поэтов Грузии двадцатого века. Тогда я была знакома с Джансугом Чарквиани, хорошо знала Гиви Гегечкори, моего соседа по улице, с которым мы очень сдружились позднее, Отара Чиладзе. Мухрана Мачавариани знала визуально, но он сразу запомнился, лишь потом я узнала, что и он поэт и печатается в нашем альманахе «Пирвели схиви» («Первый луч»). Он был на пятом курсе и выделялся представительностью, ростом и тем, что большей частью стоял на переменах в одиночестве, был молчалив, серьезен и задумчив, и взгляд его темных глаз был устремлен куда-то вдаль. Одет он был по обыкновению в темную сорочку. Прошли годы, я закончила университет и стала работать в только открывшейся редакции журнала «Литературная Грузия». Редакция наша находилась рядом с редакцией тоже только что открывшегося журнала «Цискари» («Заря»), на первом этаже уютного здания с патио в Сололаки, на улице Махарадзе, где стоял стол для игры в пинг-понг, и мы сражались невзирая на литературные звания. Тут я снова увидела Мухрана Мачавариани – он был сотрудником «Цискари». И снова я заметила затаенную грусть в его темных глазах. Она не исчезала даже тогда, когда остроты и шутки Тариела Чантуриа, известного острослова «Цискари», вызывали всеобщий хохот и Мухран тоже смеялся со всеми. Это было время новых надежд, новых идей, время, когда повеяло ветерком манящей свободы... Вспыхивали новые литературные имена, появлялись новые произведения, в грузинскую многовековую литературу вливалась новая мощная волна, поток молодых писателей-шестидесятников: прозаиков, поэтов, переводчиков, критиков, литературоведов... Рассказы и повести Отиа Иоселиани, Арчила Сулакаури, Нодара Думбадзе, Тамаза Чиладзе, Резо Чеишвили, поэтические произведения Джансуга Чарквиани, Гиви Гегечкори, Шота Нишнианидзе – не стану перечислять, это был целый звездопад имен! Лучшие произведения в переводе на русский язык сразу же публиковались в нашей «Литературной Грузии» и отправлялись в близкие и дальние путешествия в русскоязычному читателю многих стран. Знаменательно, что одновременно с тем, как в грузинскую литературу вошло талантливое поколение молодых писателей, на широком горизонте русской литературы тоже вспыхнули целые созвездия новых имен. По традиции – и по обстоятельствам – многие молодые русские поэты потянулись к югу – в Грузию, в этот вечный город Кавказа – Тбилиси. Тем более, что тут загорелся гостеприимный очаг «Литературной Грузии». Завязывались новые творческие связи. Если грузинскую прозу, в основном, переводили переводчики «местного» происхождения – Элисбар Ананиашвили, Наталья Чхеидзе и другие, не нуждавшиеся в подстрочниках, то поэзию, тоже в основном, стали переводить совсем молодые русские поэты – Белла Ахмадулина, Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский, Юнна Мориц, Юрий Ряшенцев и многие другие. Вот в какой атмосфере и в каком многокрасочном мощном потоке выросла массивная фигура поэта Мухрана Мачавариани, юноши из живописного грузинского села Аргвети. Его поэзия, пронизанная патриотизмом и гражданственностью, великолепно зазвучала в блестящих переводах Е.Евтушенко и других выдающихся поэтов. Мне кажется уместным вспомнить одну несколько необычную встречу с ним. Это было в конце семидесятых – время, когда в Грузии начинался новый исторический этап. Я пришла к Мухрану домой. Он жил тогда в конце Плеханова. Я принесла на подпись петицию о присвоении грузинскому языку статуса государственного языка. Зачем я пришла, Мухран не знал. Он гостеприимно принял меня, провел в свой кабинет, ничего не спрашивая. Люстра и большая настольная лампа мягким светом освещали комнату. Мы оба уселись – я в кресло, он за письменный стол. После ординарных фраз о том, о сем я протянула ему бумаги. «Вот, – сказала я, – Мухран, прочти, пожалуйста. Я уверена, что ты подпишешь это». Пока он читал, я смотрела на его лицо, оно становилось все более серьезным. «Вот оно что! – произнес он, дочитав до конца. – Потому-то ты пришла ко мне в такой поздний час. Разумеется, я подпишу!» И, взяв со стола авторучку, решительно, без колебаний поставил свою подпись. Лишь потом он стал рассматривать многочисленные подписи. Подобные дела были далеко не безопасны для обеих сторон, и ясно, что я намеренно совершала эти визиты в поздний час. Мы поговорили недолго, и я собралась уходить. «Спасибо, что ты пришла ко мне с этим», – сказал он на прощанье, пожимая мне руку. Поэт зачастую бывает провидцем. И поэтому тревожно становится, когда автор в своем произведении говорит о собственной смерти. «Когда умру, оставьте балкон открытым…» Это Лорка. Он написал это совсем молодым. Бараташвили в знаменитом «Мерани» описывает свою одинокую смерть. У Мухрана смолоду тоже было предвидение своей смерти. Не потому ли темные глаза его таили непонятную грусть?.. Камилла-Мариам КОРИНТЭЛИ Заросли, "Скачать рабочие столы"окаймлявшие противоположный берег, скрыли неизвестного. Луизе казалось, что это должно "Игра барби и дракон"нравиться и другим. Оживленная беседа за ужином по обычаю жителей прерии "Навител для навигаторов скачать"касалась главным образом индейцев "Песни хард басс скачать"и случаев на охоте. В старые времена "Скачать игру через торен"на пирах шутов-уродов заставляли увеселять пирующих. |
