| ЗАВЛЕКАЮТ В СОЛОЛАКИ... (ИВНЕВ В ТБИЛИСИ) |
|
Вообще-то юные сололакские фантазеры были правы в одном: приключений в его жизни хватало. Правда, смертельно опасными они не были – коварный ХХ век уберег его от печальной участи многих других российских литераторов. Но при этом не дал ему главного для пишущего человека – такой же прижизненной славы, как его сотоварищам по легендарному Серебряному веку. Между тем, казалось, что предпосылки для этого были… Тифлисская дворянская семья Ковалевых жила воинскими традициями. Отец будущего поэта – капитан от юриспруденции, помощник прокурора Кавказского военно-окружного суда. Дед по матери, полковник Принц – потомок графа, приехавшего из Голландии на службу к Петру I. Все в его роду были только на военной службе. И вместо поэта Ивнева вполне мог бы жить на свете еще один офицер Ковалев, если бы трехлетний Миша не остался без отца. Овдовевшей матери семейства надо растить двух детей, она ищет работу и получает место начальницы Мариинской женской гимназии в Карсе. А Миша сначала живет в Тифлисе у бабушки, и от нее, с Грибоедовской улицы, ходит в верхний конец улицы Чавчавадзе – в Пансион остзейских баронесс девиц Тизенгаузен. Это заведение, где детей обучали начальной грамоте, готовя к гимназии, - у самого подножья Мтацминды. Горы, которую спустя годы Рюрик Ивнев назовет удивительной и добавит: «…Кажется, что эта гора охраняет город, доверчиво раскинувшийся у ее склона». А тогда в пансионе русский язык ему преподает некая «добрая Мария Львовна», и это, пожалуй, первый шаг восьмилетнего Миши к литературе. Следующий шаг сделан уже в Тифлисском Великого князя Михаила Николаевича кадетском корпусе. Куда же еще отдать мальчика с такими семейными традициями? Но бравого офицера из него так и не получится. Первые литературные опыты приходятся как раз на кадетскую пору. Вот – совсем детское, написанное в 11 лет: «Девушка по воду шла, / Кувшин на плече несла. / Завидя меня смутилась, / Как серна. Остановилась// И образ красавицы той, / Казалось, манил за собой». Дальше – больше: «Я очень увлекся нашими кадетскими журналами, читаю… Называют «истасканным», «исстрадавшимся» поэтом. Эти иронические названия с одной стороны меня обижают, но я вспоминаю, что и не таких как я, а самых великих поэтов и писателей тоже не раз подвергали строжайшей и несправедливой критике, напр. Надсона, Гоголя. Я не унываю, и писать продолжаю». Но не только поэзия привлекает кадета больше, чем военные науки. В предполагаемом слуге царю и отечеству закипели революционные идеи. Во-первых, сказалось влияние соученика по корпусу Павла Павлова. Тот – тоже из хорошей, как говорилось, семьи: сын генерал-лейтенанта, племянник помощника наместника Кавказа. Да вот увлекся революцией, вовсю участвует в массовых выступлениях 1905 года, а с годами вообще станет красным командиром, героем гражданской войны. Это – один из самых ближайших друзей Михаила, первый читатель и критик его стихов. Они будут поддерживать связи и за пределами Грузии. А приезжая в родной город, поэт Ивнев не раз остановится в семье Павловых, и ему даже будет сниться «тифлисский их балкон напротив Народного Дома», то есть, нынешнего Театра имени Котэ Марджанишвили. Ну, а помимо задушевного друга, на кадета Ковалева влияет и тетя Тамара, родная сестра любимой мамы. Это, как говорится, еще та тетя! «Правительство в моем лице приобрело хотя и не опасного для себя, но непримиримого врага», - пишет родным эта дочь полковника, вступившая в… «летучий отряд социал-революционной партии». И при этом кривит душой: она очень опасна, именно на нее, как пишут газеты 1906 года, «пал жребий умертвить барона А.В. Каульбарса». Говоря конкретней, командующего войсками Одесского военного округа, которого, между прочим, хорошо знал ее отец. И все выглядело бы комически, когда бы не было так печально. Воспользовавшись знакомством с дочерьми генерала, Тамара бывает у него в доме, однако там привести в исполнение «партийное задание» не удается, и приходит мысль взорвать барона на улице. Но ридикюль с бомбой задевает пробегавший мальчишка, оттуда начинает валить дым, и террористка, отбросив заряд в сторону… стреляет в себя. До этой трагедии она уже успела основательно запудрить мозги племяннику-кадету. В общем, можно понять, почему увлекшийся поэзией и свободолюбием 17-летний юноша решает продолжать учебу не в юнкерском училище, а пойти по другой отцовской стезе, более мирной – стать юристом. Он поступает в Петербургский университет, и там, в «Студенческом сборнике» в 1909 году впервые увидит напечатанным свое стихотворение – «В наши дни». В 1912-м он уже обличает «мораль сытых» в большевистской газете «Звезда», из-за чего вынужден покинуть столицу и перебраться в Московский университет. Но мы не будем заглядывать в те политизированные строки, намного интереснее прочесть другие, написанные за год до них: СТАРЫЙ ТИФЛИС Толпа веселой лентой вьется, Прозрачен воздух, даль его ясна, И улица волнением полна, Гортанный говор над Курой несется. Поет грузин – ему легко поется, И песнь его шумлива и хмельна. Веселый люд собрался у окна, И только перс конфетчик не смеется. Куда ни глянь – живая бронза лиц, Здесь солнце со всего земного шара. Духан открыт. Звенят вино и тара. Хмельная речь, как крылья небылиц, Летит ко мне беспечной стаей птиц, Лаская слух симфонией базара. Вот такой сонет-репортаж с улиц города, милого сердцу Миши Ковалева. А с 1913-го мы уже никогда не увидим это имя ни под одним произведением. В том году у молодого человека – два знаменательных события: получение диплома правоведа и выход первой книги стихов «Самосожжение». Он мечтает о псевдониме: «…Ну, кто, скажите, станет читать стихи какого-то там Михаила Ковалева, еще смеяться будут – не родственник ли он тому гоголевскому майору Ковалеву...» Псевдоним приходит к нему во сне – он видит свою книгу с фамилией «РЮРИКЪ ИВНЕВЪ». Так начинается жизнь поэта-эгофутуриста. Жизнь богемная – салоны, кафе для избранных талантов, диспуты… У его собратьев по футуристическому цеху тоже псевдонимы, на которых взгляд не может не задержаться: Константин Олимпов, Василиск Гнедов, С. Грааль-Арельский… Но главное, что он в кругу и таких имен как Александр Блок, Константин Бальмонт, Зинаида Гиппиус, Дмитрий Мережковский, Николай Гумилев, Анна Ахматова, Игорь Северянин, Федор Сологуб, Михаил Кузмин, Вадим Шершеневич… Ему посвящают стихи Марина Цветаева, Анатолий Мариенгоф и, конечно, Сергей Есенин, ставший его другом. При этом Ивнев не приживается ни в одном модернистском течении, сменяя «Мезонин поэзии», «Центрифугу», «Орден имажинистов»… А еще в этой новой жизни были поездки по миру – Германия, Дальний Восток, Япония. Был, как и у Блока и Кузмина, «роман» с большевиками, правда, затянувшийся: А мы, юнцы, от счастья трепетали, Умнее став сановных стариков, И неуклюже руки пожимали Спустившихся с трибун большевиков. Зачарованный блестящими речами Анатолия Луначарского, он становится его личным секретарем, ездит по стране в агитпоезде его имени, становится по инициативе этого наркома председателем Всероссийского Союза поэтов, входит в Коллегию по организации Красной Армии… Но где бы ни жил Рюрик Ивнев, что бы ни писал, в какие бы скандалы богемной жизни и политические течения ни был вовлечен, ничто не может затмить ему родного города: ...Океаны, моря и заливы, Японская осень и древний Тифлис... Они-то слезой и улыбкой счастливой В одну неразрывную повесть сплелись. И он приезжает в места детства если не ежегодно, то обязательно через пару-тройку лет. Вот, сразу после университета, в 1913-м, он даже пытается сменить Москву и Питер на работу в Тифлисской судебной палате, но вскоре чувствует «отвращение к ней». Вот, в следующем году навещает больную мать, еще через пару лет, прикомандировавшись к Тифлисскому Красному Кресту, живет вместе с ней у знакомых на Анастасьевской улице. Снова пытается остаться навсегда, но «произошли кое-какие перемены в планах». И тут, дорогие читатели, взглянем на эту улицу из нашего времени. Многим поколениям тбилисцев она известна как Перовская, а теперь носит имя замечательной художницы Елены Ахвледиани, которую ее бывший сосед по улице Ивнев позже охарактеризовал так: «…Готова утопить большевиков в ложке воды, носящая демонстративно перстень с изображением Георгия Победоносца». Интересно заглянуть и в 1919 год. Рюрик читает в Тифлисе стихи о Ленине, и грузинское правительство высылает его. С 1921-го по 1923-й он опять живет в родном городе, а в 1936-м переезжает сюда аж на целые 14 лет. «Роман» с большевиками закончен, сгинули после арестов многие из тех, с кем он общался, он навсегда уходит с официальных постов и именно в Тбилиси начинает профессионально заниматься только литературой. Его стихи не запрещаются, но «широкому читателю» они многие и многие годы не были известны. Между тем, в Тбилиси, в 1940-х, за пять лет издаются три его сборника и даже книга избранного в переводе на грузинский. А вот, говоря по-нынешнему, необходимого пиара не было. Конечно же, мечтающий о славе, но лишенный пробивных качеств, поэт переживает. Тем не менее, он – в блестящем кругу литераторов Георгия Леонидзе, Валериана Гаприндашвили, Акопа Акопяна, Иосифа Гришашвили, Михаила Джавахишвили, Симона Чиковани, актера Акакия Васадзе… С кем-то у него разногласия, кто-то ему ближе, как, например, Датико – Давид Арсенишвили, будущий основатель и первый директор Центрального музея древнерусской культуры и искусства имени Андрея Рублева в Москве. Но в целом жить и работать в Тбилиси можно. Перевод на русский язык «Витязя в тигровой шкуре», сделанный Георгием Цагарели, он редактирует вместе с Владимиром Эльснером, шафером на свадьбе Ахматовой и Гумилева, будущим руководителем литературного объединения при газете «Молодой сталинец», где получили «путевку в жизнь» многие русские поэты Грузии. Редактирование сближает Ивнева с автором перевода, который к тому же написал сценарий фильма Михаила Чиаурели «Великое зарево». Так что, в кинотеатрах конца 30-х годов мы сможем увидеть Рюрика на экране. Правда, имя его в титрах не значится и Сталинской премии I степени, врученной создателям картины, он не удостоился. Роль была эпизодическая, да еще – Керенского. В общем, на родине поэт работой не обделен, пишутся собственные стихи, переводятся грузинские. А еще вовсю идет работа над автобиографическим романом с многоговорящим названием «У подножья Мтацминды». Именно в нем – одни из лучших прозаических строк, написанных о Тбилиси. Вот – раннее утро: «Тифлис просыпается как-то особенно вкусно. Нигде так не ощущаешь жизнь, как здесь – город весь в ярких солнечных красках. А потому горечь здесь горше, радость – сильнее, а любовь прекраснее. Здесь даже ковры выколачивают с какой-то особой веселостью». А вот – вечер и тот самый уникальный вагончик фуникулера, который уже не могут помнить молодые тбилисцы: «Небо, обтянутое черным бархатом, сверкало бесчисленными звездами… Я закрыл глаза. Фуникулер медленно полз наверх. Мне казалось, что сердце мое поднимается к небу по ступенькам, сложенным из человеческих ладоней… Когда вагон, вздрогнув, остановился, мне показалось, что этот толчок произошел от того, что сердце мое оборвало нить, связывавшую его с моим телом. И, может быть, когда-нибудь, вспоминая свою жизнь, я буду вспоминать не длинную извилистую тропинку лет, а эти несколько минут, во время которых мое сердце, как отдельное существо, поднималось на фуникулере на гору Святого Давида…» То же самое могут повторить тысячи и тысячи людей, хоть раз побывавших в этом вагончике и на этой горе, объединенных горожанами в одно имя собственное – Фуникулер. Только так, с большой буквы. А еще Рюрик Ивнев, сам того не ведая, сплел для родного города удивительную связь времен. «Старушка продает на улице какие-то вешалки. Ей холодно. Она подпрыгивает, чтобы согреться. Это уже не простая уличная картина. Это – символ»... «Ужасная катастрофа на Майдане. На горе прорвалось водохранилище…» Нет, дорогие читатели, эти картинки не из нынешних дней, хотя тбилисцам они явно покажутся до боли знакомыми. Первой из них 76 лет, второй – 57. И этой прозой жизни поэт засвидетельствовал, что во все времена при любом строе мы, увы, не защищены от катастроф – и социальных, и природных. Но давайте с грустных строк перейдем к другим, я бы сказал, вкусным. Ивнев восхищен не только самим городом, но и его кухней: «…Горячие чуреки, не изведав которых нельзя иметь даже приблизительного впечатления, что такое вкус хлеба; шашлыки, овульгаренные и опошленные всеми ресторанами мира, здесь, в Тифлисе, таковы, что о них преступно не упомянуть. А что может быть лучше тифлисских базаров? Красные помидоры, как бы говорящие: вот так должна выглядеть настоящая, здоровая кровь…» Это – тоже связь времен, с этим и сегодня согласится любой тбилисец, любой приезжий. Кроме, увы, местных властей, посчитавших, что лучше тифлисских базаров – супермаркеты. Но городскую традицию не убьешь, неукротимые базарные торговцы доказывают это в самых различных местах, демонстрируя истинность еще одной ивневской фразы о Тбилиси: «Город приходил в себя, забывая о видениях. Быть может, городам, как и людям, снятся сны…» Город, живущий в его снах, Ивнев покинул в 1950-м и потом снова и снова приезжал в него, пока позволяли здоровье и возраст. А он ведь прожил очень много – не дожив лишь трех дней до 90-летия и написав последнее стихотворение за несколько часов до смерти. Похороненный в Москве, он больше трети жизни провел в Тбилиси, а когда ему было 80, посвятил живущим в нем друзьям пронзительное: Пройдут года, ты будешь жить в Тбилиси. Жена, заботы, голоса детей. И вдруг найдешь случайно в груде писем Стихи моих давно минувших дней. На голос: - Папа, это ведь лексеби, - Ты скажешь: - Да, - зажмуривши глаза, - Должно быть, автор уж давно на небе, Ведь это было много лет назад. ……………………………….. И мозг, как будто освеженный ливнем, Припомнит все! И крикнешь ты в ответ: - Я вспомнил, сын, писал мне Рюрик Ивнев, Когда мне было девятнадцать лет. Земле, на которой он родился, в которой лежит его мать, Ивнев посвятил немало стихов: «Пушкин в Грузии», «В большой Москве часы и дни считаю...», «Грузии», «Могу ли я забыть...», «Кура», «Тбилиси»… Но, поскольку наша страница посвящена одному, конкретному месту города, не будем на этот раз перечитывать те стихи, а прислушаемся к тому, что говорит один из персонажей романа «У подножья Мтацминды»: «Это – Сололаки, лучший район города. И я выбрал себе квартиру именно в этом районе». Владимир ГОЛОВИН Вот когда вас призовут на военную службу и вы попадете на "Скачать обои лето"фронт,-заметил Швейк,-мы с господином фельдкуратом отслужим мессу, чтобы, по божьему соизволению, вас разорвало первым же снарядом. Назначьте над парнем справедливый "Скачать песни сборник мурат тхагалегов"суд, требует он. Но поистине лишь тонкий наблюдатель заметил бы "Скачать настя каменская"этот маневр он был проделан так ловко, что никто из стоящих на коленях впереди или сзади не увидел ничего "Какие бывают текстовые редакторы"предосудительного. Он был ужасный чудак, и когда я как-то нечаянно запалил бочку с бензином и у него сгорел дом, он меня выгнал, и "Скачать большая книга стервы"в цех меня уже нигде больше не принимали, так что из-за этой глупой бочки с бензином мне не удалось доучиться. | |||||||
|
|||||||
