| КОГДА БОГ УЛЫБАЕТСЯ… |
|
В Тбилиси приезжает знаменитый театр НЭТ – Волгоградский государственный Новый Экспериментальный Театр. Слава НЭТ давно уже бежит впереди него самого. Теперь грузинские театралы получили счастливую возможность воочию убедиться, насколько репутация яркого, зрелищного и в то же время глубокого и умного театра соответствует реальности. На сцене Тбилисского государственного театра имени Шота Руставели волгоградцы представят постановку «Цареубийцы» по драматической трилогии Алексея Толстого «Смерть Иоанна Грозного», «Царь Федор Иоаннович», «Царь Борис». И музыкальную комедию Кена Людвига «Примадонны». В гости к «Русскому клубу» пришел Отар Джангишерашвили – создатель, бессменный художественный руководитель, главный режиссер и директор НЭТ, народный артист России, кавалер орденов Почета (РФ) и Чести (Грузия), лауреат Государственной премии им. Ф.Волкова и премии им. К.Станиславского, академик Международной театральной академии, председатель регионального отделения СТД России. - Каким ветром вас, к нашей радости, занесло в Тбилиси? - Попутным. Мы приехали на гастроли. Точнее – для культурного обмена. Это моя идея, которую поддержали волгоградские власти, - восстановить мосты между Грузией и Россией. Мы привезли русский театр, которым руководит грузин. И большой патриот Грузии. Знаете, мою фамилию ни один русский с первой попытки не может произнести правильно. Тем не менее, я не стал ее менять и не взял псевдоним – это было бы оскорбительно по отношению к моим предкам. Меня поддерживало чувство безумной любви к Грузии. А еще – огромное уважение к русскому народу. - А каково вам было с вашим патриотизмом в последние годы, самые тяжелые для отношений России и Грузии? - Ко мне было особое внимание. У меня брали бесконечные интервью. Чем мог, я противостоял огромной антигрузинской пропаганде в российской прессе. Я говорил и сейчас повторю – переходить Рубикон нельзя было ни одной стороне, ни другой. Это стало фатальным шагом. Потребуется много десятилетий, чтобы исправить положение. Но если иметь в виду глубокую эмоциональную связь между нашими народами, особенно среди интеллигенции, то все поправимо. Неприязни категорически не существует. - А что отвечать тем молодым людям, которым за прошедшие пять лет успели вдолбить в голову, что Россия – враг? - Смотрите сами: у нас семьдесят лет была одна идеология – гегемон, КПСС, спаситель мира и так далее. И в рамках этой идеологии мы зомбированно существовали. И никто не протестовал. За исключением высоких интеллектуалов, диссидентов. Их было мало. Остальная часть маршировала. Но началась перестройка, и за два-три года все было забыто. Понятие свободы мгновенно, как град, обрушилось на мозги и души, и зомбированных людей больше нет, за исключением каких-то националистов и прочих выродков. Да и молодежь бывает разная. На форум ко Дню Победы в Волгоград с Николаем Свентицким приехали грузинские студенты. И я увидел здравомыслящих ребят, которые быстро нашли общий язык со своими российскими сверстниками. Я вас уверяю, что неприятия в молодом русском сообществе нет. Они не воспринимают политическую пропаганду как часть своей жизни. Просто Грузия – маленькая страна. Здесь была война, и, конечно, эмоций, в том числе и неприязненных, здесь больше. Со временем все уляжется. - Россия стала вашей второй родиной. Как это произошло? - Я родился в маленьком городке Гори. Но это была не совсем провинция – город находится рядом с Тбилиси, полтора часа на электричке. Там был знаменитый Горийский театр, в котором работали репрессированные режиссеры и актеры, которым не разрешали жить в Тбилиси. В театральную среду попал случайно – меня заняли в спектакле во Дворце пионеров, я играл царя Ираклия. Вышел на сцену и сразу же заразился этой атмосферой. В школе я хорошо учился только по гуманитарным предметам. Занимался боксом, имел разряд. И очень плохо знал русский язык. Но все-таки поехал в Москву поступать во ВГИК. На дорогу отец дал мне 25 рублей и бумажку, на которой были записаны фамилия, имя и отчество человека, с которым он вместе воевал. Приехал в Москву, обратился в справочную, и мне дали телефон этого человека. Я представился. Тот спрашивает: «Где ты находишься?» – «У Телеграфа на улице Горького» – «Стой там, сейчас подъедет машина». Стою. Подъезжает черная «Волга». И тут выяснилось, что однополчанин моего отца оказался генерал-полковником КГБ. В тот же день он поселил меня в гостинице «Националь». Я сразу купил бабочку (их продавали в гостинице). Только представьте – на мне был отцовский костюм на два размера больше, китайские сандалии и бабочка. Я шел по улице Горького, и на меня все оглядывались. Я-то думал, все смотрят, какой я красивый… В первый же вечер в номер постучали. Открываю – стоит молодой парень с бабочкой (поэтому я потом бабочку и купил), иностранец, с тортом. Рядом переводчик, который говорит – познакомьтесь, это иностранец, пианист, у него день рождения, он по-соседски угощает. Это был Ван Клиберн. Меня пригласили на банкет, я был и на его концерте… Во ВГИК к Герасимову я, конечно, не поступил. Не поступил и в ГИТИС, где на отборочном туре читал Гончарову монолог Гамлета на грузинском языке. Устроился осветителем на киностудию. Но так сложилось, что спустя год я вернулся в Тбилиси и поступил на курс Михаила Туманишвили. - Учились легко? - Нет, это были муки. Я знал меньше, чем мои старшие товарищи, и понимал, что отстаю. Комплексовал, пытался наверстать, очень много читал. Но самые главные уроки я получил от Михаила Туманишвили. Его фанатичная влюбленность в театр, интеллигентность, одухотворенность, скрупулезное внимание к внутреннему миру человека… Он абсолютно отрицал невежество. У него я научился тому, что самое главное – это знания. А еще тому, что режиссер должен быть сильным перед артистом. Артисты хотят получить ответы на все вопросы, и им нужен режиссер-диктатор, которого они полюбят. - А режиссер имеет право сказать «я не знаю»? - Конечно. Откровенность очень важна. Взаимоотношения артиста и режиссера – это как интим. Любой фарс наказуем. Нельзя притвориться, что ты Тарзан, если ты не Тарзан. И если ты чего-то не знаешь, должен быть честен. - Вы ушли в армию после второго курса? - Да. У меня блата не было. Но если бы я не попал в армию, то ничего в жизни не понял бы. Я бы не стал мужчиной, способным нести ответственность, постоять за себя. Приходилось защищаться кулаками, зубами. Армия – тяжелейшая школа. Но именно она помогла мне выстоять в жизни. - Вы не вернулись доучиваться в Тбилиси после армии? - К тому моменту Михаил Иванович уже выпускал свой курс. То есть, чтобы вернуться к Туманишвили, мне надо было подождать, пока он наберет первый курс и начать учиться сначала. И тут все разрулилось само собой. Я служил в Прибалтийском военном округе. За неделю до демобилизации вышел в увольнение. Иду по Калининграду, смотрю – оцепление. Что такое? Кино снимают. Кто снимает? Грузины. На площадке – Резо Чхеидзе, Серго Закариадзе. А в свое время я студентом стоял в массовке на сцене театра Руставели, когда Закариадзе играл в спектакле «Пиросмани». Помню, он весь в образе, выжимает слезу, зал плачет, аплодирует. А он поворачивается спиной к залу, подмигивает нам и шепотом спрашивает: «Ну что, тяжело?» Артист… Так вот, Чхеидзе мне рассказал, что Украинский государственный театр и кафедру режиссуры в Институте театра и кино возглавил Дмитрий Алексидзе. И посоветовал поехать в Киев. Я так и поступил. Поехал в форме, с солдатским чемоданчиком и солдатскими копейками. Подхожу к институту, и вдруг мне навстречу идет сам Алексидзе. Сразу меня за руку – и к ректору. Как он меня расписал! «Это лучший студент, самый талантливый, уехал из Грузии, чтоб учиться у меня…» И я стал студентом Киевского института театра и кино. На третьем курсе поставил «Гамлета». Это было довольно свободное прочтение пьесы. Премьера стала сенсацией. Набежали журналисты. И я в интервью противопоставил моего Гамлета всем остальным, поставленным до меня великими режиссерами. На следующий день я купил себе шляпу, закурил сигару. Отправился в институт. И встретил в коридоре Додо Алексидзе, который держал в руках газету с моим интервью «Мой Гамлет». «Твой Гамлет? Откуда у тебя твой Гамлет?» - закричал Алексидзе и разорвал газету о мою голову. Это был шок. Но отрезвляющий. Конечно, интервью было очень амбициозное. А сейчас я думаю – ну и что? У меня были основания для амбиций – я учился в институте лучше всех. Ведь я изменил себя в армии – много читал. Так что амбиции были. И уверенность в себе. А потом Алексидзе дал мне возможность поставить дипломный спектакль в Тбилиси – «Укрощение укротителя» в театре Марджанишвили. Но я был очень мягким, не умел отказывать. Вот деликатность меня и погубила. Когда Додо пришел смотреть мои репетиции, то вмешался. И перепахал на свой лад. И все, что я хотел сделать, не сделал. - То есть вы должны были сказать ему «нет»? - Конечно. Но я не хотел конфликтовать, потому что мне непременно надо было получить диплом и вернуться в Киев – я был влюблен в самую красивую балерину Украины, приму Киевского оперного театра. Безумной любовью. Я не стал спорить с Алексидзе. И получился плохой спектакль. Но что поделаешь? Я испил эту чашу до дна, получил диплом и уехал в Киев. Потом в Москву – искать работу. И мне опять, как всегда в сложные моменты жизни, повезло. Заходим мы с другом в ресторан ВТО, а там сидят актер Отар Эгадзе и драматург Георгий Мдивани, который как раз искал режиссера для своей пьесы к юбилею Победы. Это была бездарная пьеса. - И вы взялись за нее? - Поймите, мне предлагали работу. В Московском театре имени Пушкина. Конечно, взялся. Позвонил Теймуразу Мурванидзе, он прилетел в Москву. Сделал макет. Спектакль был выстроен так, что персонажи – какие-то бригадиры, парторги – выглядели идиотами. Публика это просекла. На третьем спектакле у театра стояла конная милиция. И спектакль закрыли. Но шуму он успел наделать. И благодаря этому шуму меня приютили в ВТО. Видите как? Там случай, тут случай. Всегда, когда я попадал в трудные ситуации, бог улыбался мне… - А приглашение возглавить Петрозаводский театр – это тоже была улыбка бога? - Судите сами. В 1977 году, в Карелии в театре Петрозаводска был конфликт. Труппа раскололась. Мне – беспартийному грузину – предложили возглавить этот театр. Я согласился. И, говоря коротко, все там наладил. За пять лет театр настолько продвинулся и прославился, что ЦК КП Грузии попросил меня возглавить Грибоедовский театр. - Неужели вы отказались? - Отказался. И вот почему. Я приехал в Тбилиси. Иду в ЦК, и мне там говорят – мы хотим, чтобы вы возглавили театр Грибоедова. И направляют меня к министру культуры Отару Тактакишвили. А тот встречает меня довольно кисло. В кабинете у него сидит какой-то человек, и Отар начинает говорить – мы рады, мы вас уважаем, но знаете, вот этот человек, очень хороший режиссер, ушел из Оперного театра, и я хотел направить его в Грибоедовский. Ну что ж, я оценил ситуацию. Меня хочет назначить ЦК. Но у меня-то театр уже есть, а у этого человека нет. И я уехал обратно в Петрозаводск. А тот человек был Гизо Жордания, который стал главным режиссером Грибоедовского и успешно проработал там много лет. Я возглавлял театр Петрозаводска девять лет, когда меня пригласили в театр Нижнего Новгорода. Я приехал. Ужас – в труппе 14 народных артистов СССР! Сама труппа – 110 человек. Балласт. Начал работать, набрал команду. К концу года за билет в наш театр давали покрышку от «Волги». Вспомните, какой роскошью была «Волга» и каким дефицитом – покрышка. И тут началась перестройка. Я ставил публицистические спектакли – Арро, Шатрова. И после каждого спектакля зрители задерживались до двух-трех часов ночи – спорили, обсуждали… В 1988 году меня назначили художественным руководителем театра. И я стал первым в СССР, кто получил такие права – единоначалие в театре. Кроме того, несколько раз выступил в прессе, писал, что состояние театра плачевно, предлагал сделать его свободным, на контрактной основе. И ко мне приехала делегация из Волгограда, где незадолго до того разразился скандал – местный театр до того себя довел, что публика перестала ходить в театр вообще, и его закрыли. И меня просят – вот вы пишите, что знаете, как создать успешный театр. Вот вам наш театр – приезжайте! - Не хотели соглашаться? - Я поехал, чтобы отказаться. Приезжаю, иду к первому секретарю райкома партии. Он мне говорит: «Мы согласны на все ваши условия. Что вы хотите?» Я начинаю: «Здание театра надо полностью перестроить» – «Сделаем» – «Надо установить новое оборудование» – «Дадим. Поедем к Горбачеву, он подпишет» – «Нужно собрать труппу. Человек 50. Им нужны квартиры» – «Дадим» – «Я привезу артистов из Горького. Им тоже нужны квартиры» – «Дадим» – «А мне нужна правительственная дача» – «Построим». Я начинаю потеть. Что же такое? Как отказаться? Все решается на глазах, за 15 минут. Ну, думаю, надо попросить что-то такое, чего не смогли бы дать. И говорю: «Мне нужна персональная «Чайка». А в то время в области было две «Чайки» - у первого секретаря и для самых высоких гостей. А они: «Дадим». И, кстати, на следующее утро мне в гостиницу привезли ключи от «Чайки». Понимаете, как они хотели, чтобы я согласился? - Вы не боялись, что не оправдаете ожиданий? - Я был абсолютно уверен, что могу это сделать. И сделал. Меньше чем за год я собрал труппу – ездил по всем вузам России, выбирал выпускников. Провел полную реконструкцию здания. Завез новое оборудование. Расселил артистов по новым квартирам. Сделал один из лучших залов в стране по акустике и красоте. И выпустил два спектакля – «Ромео и Джульетта» и «Самоубийца». В течение полугода нас не принимали старые театралы, актеры… - А зритель? - Народ повалил валом. - Вам ведь это и надо было в первую очередь? - Понимаете, некоторые режиссеры рассуждают так – мы ставим для умных людей, а кто не придет на наши спектакли, те дураки. Я так не считаю. Если хочешь ставить то, что хочешь только ты, тогда и плати за все сам. Мы создаем продукт, который продается. Человек должен потратить свои заработанные деньги и купить билет в театр – купить то, что ему нравится, что он заказывает. - В то же время за этот продукт не должно быть стыдно, правда? Мало ли на что народ повалит. - Если тебе будет стыдно, то никто и не повалит. Народ не дурак. Театралы – это пять процентов населения. А мы 25 лет живем на стопроцентных аншлагах. Играем 6 дней в неделю. И нам нужно каждый раз собрать 700 зрителей. А билеты недешевые. - Как вам это удается? - Мы были первым театром в СССР, который перешел на контрактную основу. Кстати, за 25 лет я насильно не уволил ни одного человека. В театре сложились особые отношения – семейные. И культурные. Я не кричу ни на кого. Хотя я – директор, худрук, главный режиссер, постановщик. И поставил 80 спектаклей. Надо пахать. Иначе нельзя. Трудолюбие и работоспособность – это главное. - В вашем театре ставите только вы? - У нас ставили американцы. Но публика не пошла. Один провал, второй, третий… И я как директор говорю себе, худруку – ты не имеешь права на провал, ты должен заработать мне деньги. Актеры в нашем театре получают больше, чем в любых других российских театрах. Этот уровень надо держать. И поэтому я не могу ставить неуспешные спектакли. - А почему американцы провалились, а вы не знаете провалов, тьфу-тьфу-тьфу… - Я практик. Чем можно удержать зрителя? Зрелищем! У нас в репертуаре – Шекспир, Дюрренматт, Чехов, Лермонтов. А процентов 40 – комедийные, ярко поставленные пьесы. Вообще, когда ты приучил зрителей, и они хотят к тебе ходить, то они тебе прощают «Маскарад». И смотрят его не потому, что их очень волнует судьба Арбенина и философия Лермонтова. Они потрясены зрелищем. - А как же спектакли Любимова, например, «Преступление и наказание», где пустая сцена, свет – и все? Это не для вас? - Это возможно. В нашем спектакле «Цареубийцы» на сцене – три доски. А публика после спектакля аплодирует стоя. - Чем сегодня живет ваш театр? - В июне театру исполняется 25 лет. Мы готовимся к юбилейному сезону. А сейчас живем приездом в Тбилиси. Для театра очень почетно выступить на сцене театра Руставели. Это событие. Ко мне в театре относятся тепло и нежно. И так же относятся к моей родине, любимой Грузии. - Почему вы решили привезти в Тбилиси именно эти спектакли? - «Цареубийцы» - это актуальный политический манифест. Жесткий спектакль о власти, о том, насколько это страшная вещь, как она уничтожает, съедает человека. И насколько несчастен тот, кто одолен этим недугом – жаждой власти. Второй спектакль, который мы привезли в Тбилиси, - музыкальная молодежная комедия. Помните фильм «В джазе только девушки»? Примерно такая же история про двух талантливых молодых артистов. - Чего вы ожидаете от этих гастролей? - Конечно, успеха! (Смеется). Для нас в этих гастролях самым важным является вопрос восстановления культурных связей между народами. Я рад, что ваш руководитель, Николай Свентицкий, так сердечно и эмоционально проникнут заботами об этом. Кстати, он популярен и уважаем в культурных кругах России. В Москве и даже на периферии его знают как фанатика, влюбленного в свое дело, как миссионера, который несет крест – сохранить русские гены в культуре другой страны. Важно, чтобы в Грузии, понимали, что грузины, которые когда-то уехали отсюда, - артисты, певцы, ученые, врачи – всегда остаются патриотами. Это у нас в крови. Мы все, том числе и я, ваш покорный слуга, с чувством великой ответственности понимаем, что должны быть в дружеских отношениях со всеми странами. Без дружбы, без взаимного прощения нет будущего. Надо ценить красоту, талант друг друга. И тогда бог нам улыбнется. Нина ШАДУРИ | |||||||
|
|||||||
