| ОТ БАХА ДО ОФФЕНБАХА |
 - Музыкальная аура окутывала вас от рождения. С чего начиналось становление будущего профессионала? Сохранились в памяти впечатления, непроизвольно давшие импульс к «взлету», или это происходило стихийно? - С тех пор, как помню себя, я вся «в музыке». Очень рано потянулась к роялю. В три года подбирала одним пальцем «Колыбельную» Моцарта (теперь считают, что это музыка Джона Фильда), за ней последовали детские песенки, плясовые напевы. Это превратило мое поступление в детский сад в маленький праздник. Едва переступив порог, я сразу разглядела пианино, и, не дожидаясь приглашения, стала наигрывать «вальсики». Это вызвало бурный восторг малышей, все пустились в пляс. В пять лет я могла воспроизвести на фортепиано почти весь оперный репертуар мамы. - Наше поколение было свидетелем блистательных выступлений вашего отца в оперных представлениях и симфонических концертах выдающегося дирижера Одиссея Ахилесовича Димитриади, в 1965-73 гг. главного дирижера Большого театра СССР, а в 1980 г. музыкального руководителя Московской олимпиады. Помним мы и спектакли с участием вашей матери, примадонны оперного театра Надежды Харадзе, вокруг имени которой скрещивались копья тбилисских меломанов. Как влияли родители на формирование вашего духовного мира? - К сожалению, мои родители очень рано разошлись, но внимание ко мне никогда не ослабевало. Правда, отца я узнала лишь в пятилетнем возрасте; после моего рождения он уехал, чтобы продолжить занятия в Ленинградской консерватории. Дирижировать в Тбилисской опере отца пригласил Евгений Микеладзе; под его предводительством в Москве только что закончился триумфальный показ достижений музыкальной культуры Грузии во время первой декады (1936). Микеладзе уступил отцу один из своих любимых спектаклей – «Тоску», но, к величайшему сожалению, теплые отношения и сотрудничество с великим дирижером вскоре трагически оборвались. Обвиненный в антисоветской деятельности, Евгений Семенович был сослан, и смертный приговор не заставил себя ждать. - А как вы встретились с отцом? - Подробностей не помню, но очевидцы утверждали, что встреча была достаточно бурной. Папа органично вписался в мир моего детства, я стала жить от спектакля к спектаклю, проявляя все больший интерес к оперным клавирам и их исполнителям. Профессия пианистки и даже концертмейстера определилась с раннего детства; очень нравилось, слушая пение мамы, подбирать по слуху аккомпанемент. Отец относился к этому со всей серьезностью, радовался моим успехам (сам он был прекрасным пианистом) и постоянно упрекал маму, что она не сумела правильно подобрать мне педагога. Он не вполне был прав; моя первая учительница обладала большой культурой и достаточной музыкальностью, но исполнительство не было ее сильной стороной. По окончании ЦМШ (тогда говорили: «десятилетка для одаренных»), я поступила в консерваторию в класс Анастасии Давыдовны Вирсаладзе, осуществив заветную мечту родителей. Большим счастьем были не только занятия с Анастасией Давыдовной, но и общение с ее семьей, значение которого трудно переоценить. Разносторонняя образованность, доброжелательность, благородство поступков отличали всех ее членов. Сын моей учительницы Котэ Спиридонович, прекрасный врач, будущий ректор Тбилисского мед-института любил и глубоко знал литературу. Тогда его кумиром был мало известный в Тбилиси Томас Манн, о котором я от него и узнала. Ярко проявлялась одаренность восьмилетней Элисо – редкий слух, универсальное видение нотного текста, потрясающая память. В классе ее бабушки было трое моих однокурсников, и малышка твердо знала репертуар каждого. Заслышав доносившиеся из коридора шаги очередного студента, она начинала играть по слуху его программу с безукоризненным звучанием фуг Баха, сонат Бетховена. К таким способностям в семье относились спокойно, «сотворение кумира» не культивировалось в воспитании Элисо, больше заботились о ее скромности. Девочка была так образованна, умна и остроумна, что, будучи на десять лет старше, я не ощущала разницы в возрасте и очень дружила с ней; это продолжается до сих пор. - Кто готовил вас к главной профессии – концертмейстерскому мастерству? - Вы задали волнующий вопрос. Это Елена Сергеевна Тер-Минасова, замечательная пианистка, мой добрый наставник, истинный Учитель с большой буквы. Можно забыть ее роскошные руки, их трепетное прикосновение к клавишам!? Потрясающим было исполнение сонаты Франка в дуэте со скрипачом Николаем (Кокой) Погосовым; услышать эту сонату в подобном звучании мне больше не довелось. - А как воспитывала вас мама? Нередко приходилось слышать о большой духовной близости между вами. - Воспитание исходило из принципа свободы. Я всегда следовала своим желаниям, запретов обычно не было. Правда, в этом проскальзывала и «теневая» сторона: ощутимо не доставало усидчивости, нескончаемое общение с подругами мешало серьезным школьным занятиям. Этому в известной мере способствовала и атмосфера семейного быта, где так любили гостей! Могла я заниматься уроками, когда в соседней гостиной находился замечательный певец и воспитатель мамы Евгений Алексеевич Вронский с женой, или любимые сценические партнеры и партнерши, с которыми Надежда Васильевна так умела дружить? Давид Ясонович Андгуладзе со своей женой тетей Варей, ближайшая подруга мамы Сесилия Такайшвили, с приходом которой в дом будто врывались потоки солнца. Много радости доставляло присутствие Елены Дмитриевны Ахвледиани, звездной пары Нино Рамишвили-Илико Сухишвили. Наносила визиты и Нина Александровна Ряднова, ныне несправедливо забытая, всегда озабоченная делами оперного театра. Из-под ее пера выходили тексты всех либретто, прилагаемых к театральным программам. Вдова знаменитого певца и педагога Тбилисской консерватории Евгения Карловича Ряднова, она увлекательно рассказывала о триумфальных выступлениях мужа в Италии, Австрии, Франции, о его любимом ученике Сандро Инашвили, о том, как они принимали у себя на даче Рахманинова во время его гастролей в Тбилиси. По профессии Нина Александровна была скрипачка, образование получила в Москве, но о владении своим инструментом отзывалась с большим юмором: «Я была андантисткой (такое прозвище она придумала себе по ассоциации с темпом анданте, «умеренно»), в игре – одна кантилена, и больше ничего!» А Бату Кравейшвили – неугомонный весельчак, остроумный рассказчик! Мастерски схватывая особенности речи и мимики присутствующих, он под шумное одобрение пародировал их, создавая карикатурные портреты. Когда в начале войны, в 1941-43 гг., благодаря настойчивыми усилиям Реваза Габичвадзе, был основан первый грузинский Государственный эстрадный джаз-оркестр, мама и Бату оказались его первыми солистами, и их дуэт «Дай мне руку, генацвале» (музыка Р.Габичвадзе) надолго стал «визитной карточкой» оркестра. Впечатления тех лет сохранили свое значение на всю жизнь. С ранних лет меня завораживала удивительная певица Нина Валацци, которая по непонятным причинам оставляла прохладными тбилисских меломанов, но зато бесконечно почиталась артистами, среди которых едва ли не на первом месте был Сергей Параджанов. Итальянка по происхождению, она прошла итальянскую школу бельканто и виртуозно владела своим редким по красоте голосом. Незабываемой была звуковая (именно звуковая, а не сценическая!) интерпретация образов Леоноры, Тоски… Недолго пробыв в Тбилиси, она переехала в Баку, но временами появлялась с гастролями. Последним спектаклем с ее участием стала «Тоска» в 1957 году, где Каварадосси представлял Зураб Анджапаридзе. И на фоне этого волнующего партнерства впечатление от голоса отнюдь не молодой партнерши было поистине пронзительным. Шли годы, закончилась учеба. Я стала профессиональной пианисткой (правда, сольных клавирабендов, как и выступлений с симфоническим оркестром, было немного, больше привлекало аккомпаниаторство), преподавала в консерватории, стала зав. кафедрой концертмейстерского мастерства. А семейные традиции не прерывались. К примеру, когда в середине 60-х годов в наш город прибыла труппа Пирейского драматического театра во главе с прославленной Аспасией Папатанассиу, по окончании «Медеи» все участники спектакля были приглашены моим отцом. - Как распределяются ваши симпатии между тбилисскими певцами? - Вопрос непростой. В нашем театре всегда были замечательные певцы. Отдавать кому-либо предпочтение трудно, и, наверно, не коллегиально, перечислить же всех в рамках одного интервью невозможно. Скажу только, что время всегда диктовало свои условия. Талантливые современники моей матери, как и певцы последующего поколения за «железным занавесом», вынуждены были вариться в «собственном соку», не ведая, что происходит в мире. Строго ограничивался театральный репертуар. Последующим же поколениям постепенно становились доступны международные конкурсы, зарубежные стажировки, беспрепятственные гастроли, наконец, работа в лучших театрах мира. - Кто из партнеров особенно запомнился? - Очень любила аккомпанировать Медее Амиранашвили; правда, это длилось недолго. Неоднократно гастролировала с Цисаной Татишвили; потенциал ее выдающегося голоса, на мой взгляд, приближается к данным самых блистательных зарубежных певиц. С ней мы провели концерты в Вене в зале Шуберта, в зале Перселла в Лондоне, в Греции и других странах. Я была концертмейстером Ладо Атанелишвили в его первом сольном концерте. Из скрипачей играла с Лианой Исакадзе, тогда еще совсем молоденькой девочкой; ее выступление в Москве на фестивале памяти Шота Руставели превратилось в триумф. Большим другом с юности и любимым партнером была Марина Яшвили. Особенно успешно мы концертировали в Польше. Должна признаться, мне всегда казалось, что ее искрометное дарование не получило должной оценки среди музыкантов. С начала 80-х годов сложился виолончельный дуэт с Тамарой Габарашвили. Играть с ней огромное удовольствие; утонченный музыкант, она словно соткана из порывов вдохновения, и это – в сочетании с редкими человеческими качествами, готовностью всегда придти на помощь. Заграницей местом нашего концерта стал зал Бетховена в Бонне. - Чем увлекаетесь в последнее время? - Любимым занятием стало прослушивание незнакомых записей великих певцов, и, прежде всего, боготворимой мною Марии Каллас. Особенно потрясла запись оперы Пуччини «Манон Леско», где в роли Де Грие знаменитый тенор Джузеппе ди Стефано. Заново раскрылся Франко Корелли. У нас его знают меньше, чем Доминго или Паваротти, а в Италии говорят: «Если Карузо король, то Корелли принц». Беседу вела Мария КИРАКОСОВА | |||||||
|
|||||||
