click spy software click to see more free spy phone tracking tracking for nokia imei

Цитатa

Сложнее всего начать действовать, все остальное зависит только от упорства.  Амелия Эрхарт


ТРУЖЕНИК СЦЕНЫ

https://lh6.googleusercontent.com/-tEbq7ciTAUk/U6KkrYg6EmI/AAAAAAAAEAA/H-I95Af4KnI/s125-no/n.jpg
Его любят все, потому что он всех любит и желает всем счастья. Он умеет оказываться в нескольких местах одновременно. Любит играть в техасский покер, но редко и в меру. Главное в его жизни – дети. И театр. Точнее, два театра – Грибоедовский и Свободный. Самый фактурный, он же самый темпераментный грибоедовец Вано Курасбедиани отмечает в мае тридцатилетие.

- Начнем немного издалека. Ты вот уже третий год – главный тбилисский шпрехшталмейстер. Как ты очутился на арене цирка?
-  В цирк я попал совершенно случайно. Наш актер Аполлон Кублашвили работал там шпрехшталмейстером, и когда решил уйти, предложил мне попробовать. Так и получилось. Я уже третий год веду цирковые программы. Это довольно интересная, творческая работа. Мне дают очередность участников, а вот как их представлять, я придумываю сам. Чаще всего я не согласовываю программу с дирекцией, мне доверяют. Это приятно.
- Можешь вспомнить самый впечатляющий номер за эти три года?
- Однозначно, это номер воздушных акробатов Аллахверди и Галины Исрафиловых. Они – обладатели «Золотого клоуна», высшей премии фестиваля в Монте-Карло для цирковых артистов. Они единственные в мире выполняют ряд уникальных трюков. Когда смотришь, дух захватывает.
- Хотя, как ты сам говоришь, все это подработка. Главное – это театр. В театре ты служишь…
- Да, на сегодняшний день театр Грибоедова для меня – главное. Я не могу назвать это местом работы. Это гораздо больше. Бывает, что я чем-то недоволен. В подавляющем большинстве случаев, бываю недоволен собой. Уже девятый год я здесь, и счастлив.
- Сюда, так же как и в цирк, ты попал случайно. Расскажи об этом.
- Я заметил, что многие важные вещи происходят в моей жизни случайно. Или неслучайно. Так вышло и с Грибоедовским. Один мой друг был знаком с нашим худруком Автандилом Варсимашвили и директором театра Николаем Свентицким и познакомил с ними меня. Хотя, еще раньше Авто занимал меня в массовке в своем проекте о Паоло Яшвили, который он делал в театре Руставели. И вот, вместе они решили дать мне трехмесячный контракт. Сразу сказали, что берут меня из-за фактуры. С тех пор прошло девять лет, а я все еще здесь.
- Что было главной проблемой в начале работы?
- Язык. Я ведь заканчивал и школу, и институт на грузинском. В семье, правда, мы разговаривали на русском, но нечасто. Для меня он иностранный. Я играю на иностранном языке. Я не билингва, к сожалению, как многие другие грибоедовцы.  
К тому же я пришел в Грибоедовский с недостаточно хорошей школой. Когда у начинающих актеров прочная, хорошая школа – они гораздо увереннее в себе. Сначала я учился у Сосо Немсадзе, потом у Шота Кобидзе, относился к учебе не очень серьезно, прогуливал. На последнем курсе даже не хотел быть актером, планировал стать синхронистом, специалистом английского языка, как моя мама.
- Тебе сложно учить текст?
- Со временем все легче. Все зависит от того, сколько времени у меня остается после репетиции. После нескольких репетиций текст уже запоминается. Мне на редкость легко даются стихотворные тексты, что меня немало удивляет. Потому что весь текст и в «Зимней сказке», и в «Маяковском», и в «Карьере Артуро Уи» поэтический. У тебя нет возможности допустить ошибку. Потому что от одной ошибки валится весь текст, а потом текст партнера, а потом и весь спектакль. А в прозе – ошибся, сказал своими словами и – все в порядке.
- И вот ты стал грибоедовцем. И твоей первой ролью стал…
- Сержант Лимончик в детском спектакле «Чиполлино». Это была роль без слов. Ну, а первой большой ролью был Иван Бездомный в «Мастере и Маргарите».
- Ты согласен с тем, что сцена – магическое место?
- Ну, некоторые актеры так думают. Я уверен, что нет никакой четвертой стены, это выдумки актеров-фанатиков. А я не понимаю и не принимаю никаких форм фанатизма. Ничего магического нет. Просто здесь не получается думать ни о чем другом. Потому что если ты профессионал, если ты любишь свое дело, если ты хочешь хорошо сыграть свою роль, у тебя не остается времени думать о том, что у тебя кредит в банке или нужно купить хлеба по дороге домой. Если это происходит, ты отключаешься и это замечают все – и партнеры по сцене, и зрители. Ты уже не на сцене, ты уже в кредитах и в магазине. Вся магия заключается в том, что все внимание у тебя направлено на образ, несмотря на то, технически ты играешь или на эмоциях. Бывает, что я играю на технике, но даже тогда нельзя думать о своих проблемах и насущных делах, нужно думать о технике. А так, у меня болел зуб – вот я вышел на сцену и он прошел или я излечился от рака, играя Гамлета – такого, по-моему, не бывает.
- В таком случае не могу не спросить, как ты думаешь, грибоедовский «Мастер и Маргарита» - мистический спектакль, или просто так сложилось?
- По-моему, просто сложилось. Тогда, почему с остальными актерами не произошли трагические события, которые произошли с исполнителями главных ролей? Почему я не попал в сумасшедший дом? Конечно, высшие силы есть. Я верю в это. А вот сам спектакль был каким-то мистическим, да. Не забуду такой эпизод. На репетиции одной из первых сцен, когда Берлиоз и Бездомный спорят с Воландом и тот спрашивает, «что же вы, утверждаете, что и дьявола тоже нет?» Нико Гомелаури, исполняющий роль Воланда, так пронзительно посмотрел мне  в глаза, что я какое-то время не мог пошевелиться. Был такой момент.
- Или Никуша Гомелаури был хорошим актером…
- Нико был замечательным актером. Возможно, именно поэтому эта мистика, если она и была, так на него подействовала. Мне очень приятно, что его помнят и любят, особенно молодежь. Для нас, соратников по цеху, Нико был особенным. Он не хотел сдаваться, узнав о своем диагнозе. Стал сильнее. На каждом спектакле в этот период он доказывал самому себе, что он жив, и пока он жив, будет играть, будет стоять на сцене. Он не хотел, чтобы его жалели.
- Когда я писала о тебе в первый раз лет пять назад, мой материал назывался «Будущий народный артист». Это все еще мечта или уже шутка?
- Я вырос, и больше я так не шучу. На то есть два резона. Первый – в Грузии не присуждают званий, а второй – я перестал мечтать и начал реально смотреть на свою жизнь, на свою профессию. Кроме того, у меня тогда не было семьи. А после того как у человека появляется семья, он начинает реальнее смотреть на мир, гораздо реальнее, процентов на восемьдесят. А когда рождаются дети – на все 120.
- Расскажи, пожалуйста, о своих детях.
- У меня двое обыкновенных детей. Я не люблю, когда родители видят в  своих детях что-то гениальное и сверхъестественное и утверждают, что они самые-самые. Мою дочь зовут Нене. Это старинное аджарское имя. Сейчас ей четыре. Я всегда хотел назвать своего сына в честь своего отца – Александром. Конечно, первенцем мы ждали мальчика, но родилась девочка. Я хотел даже назвать ее Александрой. В конце концов, жена мне сказала – вот когда родится мальчик, ты его назовешь, а девочку назову я. Так она и стала Нене. А сына мы, разумеется, назвали Александром, Сандро. Ему почти 3 года. А жена у меня раньше работала в нескольких страховых компаниях, а сейчас – в Минздраве, в программе Всеобщего здравоохранения.
- Насколько ты амбициозный человек?
- Все мои амбиции сошли на нет после окончания института. Тогда я посмотрел в глаза реальности, и понял, что никакой я не сверхталантливый. И понял, что нужно постоянно работать над собой и выполнять те задачи, которые ставит перед тобой режиссер.
- По какому принципу, в таком случае, ты оцениваешь успех?
- Я никогда об этом не задумывался. Может, для зрителей Грибоедовского театра я успешный актер, поскольку занят в большинстве спектаклей. Пару недель назад незнакомый человек написал мне в социальной сети, что ему очень нравится моя игра, что не пропускает ни одного моего спектакля. Мне было безумно приятно.
- Каким бы ты хотел увидеть свой театр накануне его 170-летия?
- Хороший вопрос. Я бы с удовольствием увидел его материально обеспеченной организацией, хотя я понимаю, что это сложно, практически невозможно. Я бы хотел видеть в своем театре приглашенных звезд-режиссеров. Потому что для актерского опыта это важно. Понимаю, что мне очень повезло с режиссерами, с которыми работаю. Благодаря им я очень вырос. Актер ведь растет тогда, когда режиссер с ним работает, когда он направляет. А со мной много работали. Но вот почему хочу, чтобы у нас в театре ставили приглашенные режиссеры. Дело в том, что «твой» режиссер знает тебя как облупленного, знает все твои возможности, твои сильные и слабые стороны. Например, я люблю работать с Автандилом Эдуардовичем. Даже если он задумает сделать со мной моноспектакль, он сделает его за два дня, потому что  хорошо меня знает. Однако всегда интересно попробовать с кем-то новым. Правда, бывает по-разному. Вот хороший режиссер, а ты его не понимаешь, и он тебя не понимает. Это тоже опыт, и очень ценный – как понять непонятливого режиссера? Еще я бы хотел увидеть театр таким, какой он есть. Я его очень люблю. С такими же коллегами, с такими же работниками технического персонала. Я всегда рад, когда у меня репетиционный период, несмотря на то, что я  лентяй. Я люблю приходить в театр.
- На сегодня одним из этапных для тебя спектаклей стал «Маяковский». Как тебе работалось над образом поэта-бунтаря?  
- О, это мой любимый спектакль.
- Настолько любимый, что ты даже однажды забыл на него приехать?
- Я до сих пор не могу понять, как это произошло. Думаю, самое худшее с человеком происходит там, где он кого-то или что-то любит. Кого мы больше всех огорчаем – маму. А кого мы больше всех любим – маму. На свой репертуар я смотрю так – запоминаю первый спектакль месяца, а потом узнаю следующий и так далее. Почему-то на той неделе, это произошло 18 ноября, никогда это не забуду, была пятница, а мы давно не играли по пятницам. Я помнил, что на следующий день, т.е. в субботу у меня «Зимняя сказка». А «Маяковского» проглядел. В ту пятницу все совпало. Я забыл дома мобильный телефон, наша нянечка не отвечала на мой телефон, когда мне звонили из театра. Меня нашли через мою маму, которая в это время сидела со мной в машине в пробке. Ей позвонили в семь минут седьмого, а спектакль начинался в шесть. Одним словом, я добрался до театра слишком поздно, несмотря на то, что ехал, как сумасшедший. Очень обидно! А сам спектакль я очень люблю. Он получился легко, и работа была интересная, и спектакль масштабный.
- В нашем театре есть режиссер Вахтанг Николава. Вы с ним начинали в одно время, и ты занят практически во всех его спектаклях. Ты, как коллега и как друг, как оцениваешь его рост. И как тебе с ним работается?
- Вахо – это человек, о котором я могу говорить часами. Я с ним начинал еще с его преддипломной работы. Это был «Предназначенный на слом» Теннесси Уильямса. Я играл у него во всех спектаклях, кроме «Алых парусов». Признаюсь, с ним непросто работать. Вахо, безусловно, режиссер-экспериментатор, и это здорово. Эксперименты занимают много времени и нервов, но это правильно, потому что искусство должно занимать много времени и нервов. Именно поэтому с ним сложно, но интересно работать.
- А есть у тебя любимая роль в его постановках?
- Даже не знаю, которую назвать - Тихона в «Грозе» или Поликсена в «Зимней сказке». Возможно, «Зимняя сказка» гораздо зрелищнее. Но «Гроза» - особенный спектакль. Мне кажется, это самая сильная работа Вахо до сегодняшнего дня. Тут везде новаторские находки. И хотя по времени меня на сцене немного, это эмоционально напряженный спектакль. В нем я могу выплеснуть все отрицательную энергию, накопившуюся в моей жизни. Можно просто выпустить пар, избавиться от всего негатива, собравшегося за те дни, что ты не играл спектакль. Мне кажется, Вахо очень правильно решил этот образ – мой Тихон, мужик, он не сопля, не маменькин сынок. Мне это нравится. Вахо так и поставил мне задачу в начале работы, и этим меня заинтересовал. Тихон – сильный, любящий человек, которого все предали, все сломали. Последним ударом стала измена жены. Но все равно, он находит в себе силы простить Катерину после измены. Мне все нравится в этом спектакле – и атмосфера, и музыка.
- Все в театре, в конечном счете, делается для зрителя. Твой идеальный зритель, он какой?
- В первую очередь для зрителя. Когда ты переодеваешься, накладываешь грим, готовишься выйти на сцену – ты это делаешь для зрителя. Поэтому идеального зрителя, в первую очередь, должно быть много. Это очень важно.  А во-вторых, зритель не должен быть снобом. Ты всегда чувствуешь, когда на тебя из зала смотрят прищуренными глазами и это ужасно сбивает. Например, бывает, что актер привык получать аплодисменты за какую-то сцену. И вдруг их нет. Все, он «сбился и убился». Бывает и такое. И все, он просто доигрывает спектакль. Бывают плохие залы. Я, например, больше всего чувствовал это в Театральном институте. Давление комиссии, которое тоже сбивает. Ненавижу сдачи, когда собираются «театральные». Невозможно играть!  
- Помню, ты хотел сыграть Холдена Колфилда из «Над пропастью во ржи» Сэлинджера. Все еще мечтаешь об этом?
- Уже не хочу, я вырос. Не могу сказать, что я хочу сыграть какую-то конкретную роль.
- Одним словом, ты не Гамлет?
- Ну, если какой-нибудь режиссер увидит во мне Гамлета, я с удовольствием его сыграю.
- А в режиссуру податься не думал?
- Однажды, только в кинорежиссуру. Драма – тяжелая работа, и больше всего в театре мне жалко режиссеров. Потому что от режиссера все чего-то хотят – кто-то освободиться, кто-то получить роль, потом приходит художник, ему что-то нужно, потом костюмер, кто-то поправился и не влезает в костюм… Я не понимаю, почему люди становятся режиссерами. А актеров, которые уходят в режиссуру, совсем не понимаю. Ну, наверное, счастливый случай – Вахо Николава.
- Как ты работаешь над ролью? Есть у тебя своя «система Курасбедиани»?
- Я должен делать то, что видит режиссер. Крайне редко вхожу в полемику с ним. В большинстве случаев, я делаю то, что говорит режиссер, но так, как мне кажется правильным. Есть ведь моменты, когда режиссер видит что-то одно, а ты представляешь себе по-другому. Артист в это время ощущает чудовищный дискомфорт.
- Через несколько дней тебе исполнится целых 30 лет!
- Я себя считаю пока еще… 30-летним ребенком. Могу подурачиться, могу мечтать.  
- Что ты желаешь себе, тридцатилетнему?
- Зарабатывать больше. Остальное у меня есть.

Нино ЦИТЛАНАДЗЕ

Цитланадзе Нино
Об авторе:
Журналист. Ответственный секретарь журнала «Русский клуб».

Родилась в 1987 г. в Тбилиси. Окончила факультет социальных и политических наук Тбилисского государственного университета им.Ив.Джавахишвили. Магистр журналистики. Организатор и участница университетских научных конференций в ТГУ.
Обладатель сертификата ВВС «Отношения НПО и медиа» с правом преподавания.
Ведет рубрику культуры в информагентстве «Новости-Грузия». Публикуется в различных периодических изданиях г.Тбилиси.
Подробнее >>
 
Четверг, 10. Октября 2024