Не думаю, что даже самые сообразительные и благодарные студенты поколения 1980-х годов, в полной мере понимали и ценили то счастье, которое выпало на их долю – учиться у выдающихся знатоков, глубоко почитаемых в обширном мировом пространстве русскоязычной словесности мэтров.
Хранитель великих традиций и летописец легендарной Кафедры русского языка и литературы кандидат филологических наук, профессор Нодар Леванович Поракишвили. Сам – яркий публицист и ученый, заместитель декана и куратор русской филологии ТГУ, Нодар Леванович отличается повышенной эмоциональностью, чувством юмора, глубокими познаниями и неувядаемым интересом к книгособирательству.
- Нодар Леванович, давайте начнем ab ovo – возвратимся к истокам зарождения нашей Кафедры русской филологии (КРФ).
- Известно ли вам, что если тридцать лет назад на кафедре числилось 17 лекторов, то сейчас остались лишь две штатные единицы. Образовался временной провал, и сейчас мы стоим перед угрозой окончательной потери всего, что было накоплено, наработано, взлелеяно такими титаническими усилиями. Попросту квалифицированно провести лекционные семестры вскоре станет некому.
Кафедра русской филологии ТГУ была основана в 1938 году, и возглавил ее тогда Серги Данелия, известный философ, 125-летие со дня рождения которого в ТГУ отметили выставкой фотографий, писем, книг и трудов. Но при Данелия работа КРФ носила компилятивный характер, т.е. строилась на основе чужих исследований и произведений. Нельзя не отметить, что у истоков школы грузинских русистов стоял доктор филологических наук Дмитрий Сергеевич Мгеладзе, принимавший участие в основании Тбилисского Государственного университета. Соратник выдающихся академиков Иванэ Джавахишвили и Петрэ Меликишвили, Дмитрий Мгеладзе был одним из основоположников грузинской лингвистической школы.  С приходом в 1950 году на должность заведующего КРФ победившего в конкурсе Вано Семеновича Шадури все изменилось кардинально. С именем Шадури связано возникновение нового филологического феномена – школы грузинской русистики. Он набрал – за редким и необходимым по тем временам исключением в виде службистов – целое созвездие талантливейших исследователей и преподавателей. Это – Мария Григорьевна Байсоголова, Анна Ильинична Чхеидзе, ученый от Бога и одновременно светская дама, между прочим, приятельствовавшая с Александром Блоком в Петербурге; Вахтанг Георгиевич Натадзе, Левицкий, Ильинский (последние были так давно, что я забыл их имена…). И, конечно же, неповторимый в своем артистизме, остроумнейший, глубочайшей эрудиции ученый и педагог Георгий Михайлович Гиголов.
Как и Шадури, Гиголов не был ничьим учеником, зато, как и Шадури, был учителем. Они сыграли большую роль в профессиональном становлении преподавателей КРФ следующего «потока». Физическое кафедральное пространство, выстраиваемое главой школы Вано Шадури и его единомышленниками, благоприятствовало плодотворной деятельности начинающих исследователей.
Знаменитая «вторая волна» КРФ – Тенгиз Павлович Буачидзе, Игорь Семенович Богомолов. И, быть может, еще более знаменитая – «третья волна»: Дмитрий Александрович Тухарели, Гиви Доментьевич Гвенетадзе, Лина Дмитриевна Хихадзе, Константин Сергеевич Герасимов. Никого уже нет.
А помните, кто приезжал к нам в те годы? Михаил Леонович Гаспаров, мэтр классической филологии и великий стиховед; Борис Бурсов, один из самых ярких исследователей русской литературы XIX века, прославившийся трудами о творчестве Л.Н. Толстого, Ф.М. Достоевского, М.Горького и – в особенности – А.С. Пушкина; Захарий Плавскин, выдающийся испанист и сервантист; Александр Горфункель, известный в мировых научных кругах кандидат исторических и доктор философских наук,  работавший лаборантом – другого штата в СССР ему, одному из крупнейших в мире знатоков итальянского Возрождения, не нашлось. Приезжали к нам с творческими вечерами и Чингиз Айтматов, и Булат Окуджава, не нуждающиеся в представлениях. Выступал Ираклий Андроников, но Шадури его недолюбливал, считая, что из науки эта звезда телеэкрана устраивает эстрадное шоу.
Спустя многие годы, будучи заведующим КРФ, Игорь Богомолов осуществил благородную и ценную с научно-познавательной точки зрения инициативу: стал выпускать серийные сборники, посвященные жизненному и творческому пути членов нашей КРФ. Так, увидели свет сборники, посвященные Шадури, Буачидзе, Гвенетадзе. Когда же Игоря Семеновича не стало, и кафедру возглавил я, сборники продолжали выходить под названием «Грузинская русистика». Адресные издания, посвященные Богомолову, Герасимову, лингвистам Дмитрию Сиоевичу Чантуришвили и Георгию Ивановичу Цибахашвили. Готов к изданию сборник, посвященный Тухарели.
Должен сказать, что «Гвардия призыва Шадури» и последующие «волны» были личностями внутренне свободными, несмотря на жизнь в обществе, стесненном идеологическими оковами.
Старые традиции грузинской русистики создали такую мощную опору, что силой инерции научный уровень КРФ поддерживается до сих пор.
Между тем, русская филологическая наука, вырвавшись из идеологических пут, за эти годы сделала гигантский шаг вперед. Получив доступ к ранее закрытым источникам, русисты выпускают – монографию за монографией – статью за статьей – великолепные, глубочайшие, интереснейшие исследования. А мы «выпали из гнезда»…
Недавно вышла книга о «зубре» русской филологии – Вадиме Эразмовиче Вацуро, семисотстраничный фолиант «Вацуро: материалы к биографии». Это – достойный памятник одному из лучших пушкинистов и моему доброму товарищу.

- Нодар Леванович, а если поименно? Миниатюрные (по объему) портреты… Если не обо всех, то – что вспомнится…
- Уникальна научная судьба Вано Шадури, в юности пасшего овец в родном Казбегском районе.
Проезжает мимо отары машина, останавливается. Вано у обочины проселочной дороги гонит овец вместе с другом-земляком, Александром Гомиашвили, впоследствии известным поэтом.  Выходит усатый дядя: «Ребята, кто вы?» - «Пастухи». - «А кем хотите быть?» - «Писателями». Выяснилось, что «интервьюировал» Вано и его друга не кто иной, как Максим Горький.
Шадури оказался человеком глубоким и волевым. Он сумел поступить в Петербурге в агротехнический техникум и затем перейти все-таки на филологические рельсы. Первые же «пробы пера» принесли ему успех: один из самых скупых на похвалу филологических авторитетов оценил, пусть и не эпохальную находку студента Шадури, словами: «Молодец, горец!».

- Все яркие преподаватели той КРФ обладали высококачественным чувством юмора. Но все – в разных ракурсах. У Вано Семеновича он был замешан на историко-литературной основе – чего стоят рассказы мэтра о похождениях трех друзей-поэтов пушкинской поры – Теплякова, Мерзлякова и Ознобишина.  
А еще он нас учил остерегаться соблазна удариться в журналистику, потому что «выпечка статеек неизбежно приводит к искажению чистоты научного стиля».  Тут наши мнения несколько разошлись, ведь богатство слога и в журналистике не возбраняется, к тому же кушать каждый день хочется, а за научные статьи не то что каждый день – вообще не платят, еще и с тебя просят.
- В его честь – случай небывалый – в начале 1970-х годов было даже решено провести одну из Пушкинских юбилейных конференций в Грузии, хотя россияне никому не отдают «наше все» - Пушкина. Но питерский Пушкинский дом решился. И к нам приехала мировая гуманитарная элита, целая россыпь звездных имен…
Вано Семенович оставил нам неоценимый дар – впервые выпущенную на грузинском языке «Историю русской литературы» в трех томах (!). Это издание до сих пор не имеет себе равных по глубине, качеству и объему представленного материала.
После кончины Шадури знамя КРФ перешло в руки нового заведующего – еще одной замечательной личности «старой закалки» - Тенгиза Буачидзе. Тенгиз Павлович также совершил грандиозный гуманитарный подвиг – он осуществил не просто сложнейшее двухтомное издание – «Историю древнерусской литературы», но снабдил его комментариями и примечаниями. Титанический труд! Затем КРФ возглавил Игорь Богомолов, но первой скрипкой грузинской русистики с уходом Вано Семеновича была и до своей кончины осталась Лина Хихадзе. Монографий она выпустила немного, но все ее книги – высший пилотаж литературоведения. «Из истории восприятия русской литературы в Грузии» (1978); «Литература в движении (русско-грузинские диалоги)» (2003) и «Восприятие литературы как интеракция» (2003) - из этих неиссякаемых источников можно черпать и черпать не только знания, но и темы для будущих исследований. Лина Дмитриевна – фигура трагическая. В годы репрессий ее с сестрой и братом вышвырнули на улицу, оставив сиротами без призора и поддержки. Юная, без намека на жизненную опытность, она все же преодолела чудовищные невзгоды – какой силой воли надо было обладать, чтобы решиться, без всяких материальных ресурсов и связей, поехать в Ленинград, поступить на филологический, защитить диссертацию по Николаю Огареву… На закате жизни, обладая ясным умом и бездной знаний, она с трудом поднималась на второй этаж, где тогда располагалась КРФ. После Лины специалистов ее класса у нас уже не было. Ей – последней – были дарованы не только глубочайшие познания, но и талант проникновения в самые недра русской литературы… Чего стоит одна только ее рецензия на книгу Андрея Синявского «Прогулки с Пушкиным»…
Дмитрий Тухарели, несмотря на то, что любил показаться простачком, был человеком образованным, хотя и узкоспециализированным. В основном его «коньками» были Маяковский и советская литература, как у Гвенетадзе – Горький и советская литература.  
Богомолов был больше популяризатором, он открывал новые факты, а Хихадзе продолжала научную, историко-аналитическую исследовательскую линию, связанную с именем Шадури.
Еще ранее ушла от нас отличавшаяся высочайшим интеллектом Мария Григорьевна Байсоголова. Она умудрилась, в самый разгар борьбы с космополитизмом, защитить диссертацию на тему отношения Пушкина к Байрону.

- Неужели и Байрон, с его бунтарским настроем, был под запретом?
- Кого только не запрещали, вы и представить себе не можете. В умах и сердцах царил страх – как бы не уличили в симпатиях к кому-нибудь неугодному, а неугодными были почти все. Дошло до того, что великий пушкинист Сергей Бонди, зайдя в кондитерскую, не решился попросить три «Наполеона» и выпалил: «Дайте мне три куска «Кутузова».

- Мария Григорьевна была добрейшим человеком. На лекциях ее мы попадали в XVIII век русской литературы, и одновременно – в царство сказки. И манера подачи материала у нее была такой… уютной, что ли… Словно любящая бабушка внукам рассказывает нечто занимательное.
- В отличие от мягчайшей Марии Григорьевны, мой друг и единомышленник по библиофильским пристрастиям Котик Герасимов был человеком нетерпимым к тупости и толстокожести в вопросах интеллектуально-эстетических. Уж если он кого невзлюбил – берегись, как говорится. А невзлюбил он с младых ногтей – пролетариат, толпу, чернь, как он выражался. Зато на поддержку таланта и ума он не жалел ни сил, ни времени.
Котик предложил уникальные спецкурсы по фантастике и истории книги. После его кончины Игорь Богомолов прервал чтение этого курса, потому что замены найти было невозможно. А вскоре была жестоко убита жена Герасимова Натела – все из-за проклятого квартирного вопроса. И спецкурс пропал из архива. Его украли, и мы знаем – кто, хотя доказать не можем. Просим только – через третьих лиц, через четвертых – верните это достояние студентам новых поколений, это зачтется вам как покаяние.
Не могу не упомянуть в ряду «наших» читавшую в качестве эмиритуса (приглашенного профессора) Лейлу Качарава, уникального, тончайшего знатока литературного русского и литературного грузинского языка, которая не прошла по конкурсу на КРФ (?!). При ее-то эрудиции и педагогическом таланте… Я уговорил Лейлу, несмотря на то, что здоровьем она слаба, заняться переводом «Евгения Онегина».  И вот, спустя немалое время она мне звонит и говорит: «Нодар, сегодня меня вернули к жизни тремя электрошоками, я выжила, и спешу тебе сообщить, что сегодня же поставила точку – полный перевод «Онегина» готов».

- Да, это подлинное подвижничество, самопожертвование…
- И эту книгу издали! Бывший министр культуры Ника Руруа, учившийся у нее, узнав об этом подвиге, выделил финансирование.
Сейчас я умоляю Лейлу перевести еще и «Медного всадника», и «Бориса Годунова». А ранее она сделала достоянием грузинского читателя интереснейшую монографию: «Пушкин в русской философской критике».

- Но вернемся к alma mater. Так что же все-таки произошло с Тбилисским университетом, почему вдруг из очага просвещения и культуры он превратился в некое «скоростное коммерческое предприятие».
- К счастью, сейчас, при новом ректоре Владимире Папава, дела идут на поправку, ТГУ вновь обрел ясные очертания научно-образовательного центра. Но на русском филологическом – запустение. Вы поступали…

- В 1980, при конкурсе 12 человек на место.
- А сейчас просят пожаловать. И места на факультете занимают те, кто на другие специальности не прошел – слабаки, разумеется, толком и русским языком не владеющие.
Научных работ, как в ваши времена, студенты не пишут – ни курсовых, ни дипломных. Может, и правильно, с этим уровнем они не справятся. Если раньше русская литература читалась 9 семестров, то сейчас 2, от силы – 3.

- Нодар Леванович, а над чем вы сейчас работаете?
- За последние десять лет я опубликовал 1600 страниц исследовательских текстов – книги, статьи. Просто-таки нещадно и аргументированно борюсь с искажением образа Грузии и грузин во всякого рода шовинистических СМИ. Пишу книгу об одной замечательной создательнице своего поэтического мира – русской девушке, умершей совсем молодой. Имени не назову, пока свою работу не опубликую.
В заключение хочу сказать, что мы стоим у постели больной, находящейся в полуобмороке, столь дорогой нам грузинской русистики. Но надеемся, что болезнь эта не смертельная, что наша русистика выздоровеет и вновь обретет былую славу.


Беседовал Владимир САРИШВИЛИ