Он снимал египетскую плотину с летящего вертолета – без страховки. Он трижды взбирался на пирамиду Хеопса – а ведь никто из тысяч и тысяч туристов ни разу не залезал на эту высоченную из пирамид, тем более с кинокамерой, аккумулятором и кассетами, весом более 10 килограмм!.. Также трижды «оседлал» Нодар Палиашвили макушку телебашни на фуникулере – чтобы панорама Тбилиси получилась вот такой – развернутой – как на фотографии. Он прошел все четыре войны с кинокамерой в руках, сам был ранен, но свое «всевидящее око» донес целым и ненадтреснутым.

Родной племянник великого Захария Палиашвили, профессионал высокой пробы, выброшенный из привычного жизненного и рабочего ритма – «за ненадобностью» – он был вынужден развозить иностранцев, поджидая «их сиятельства» в тени мцхетских рощ и в дремоте «проверчивая» калейдоскоп своей непростой, но яркой биографии – «кругосветки». Судьба подарила Нодару Палиашвили множество интереснейших содружеств и сотрудничеств, с личностями яркими и небезызвестными просвещенной мировой общественности. А также – экзотические вояжи, следы которых в виде заспиртованных рептилий и диковинных сувениров, заполняют внешний и внутренний интерьер городской квартиры Нодара Палиашвили и его симпатичнейшей супруги Надежды, мастерицы по части постановки и реализации вечернего чаепития со сладостями, к которому мы приступаем с чувством и с толком.
Что за счастливцы у вас тут в банках заспиртованы, не просыхают…
- Это вьетнамские змеи. Вот у нас на рынке поросята рядами на Новый год, а у них змеи вместо поросят. Причем режут их прямо на глазах покупателя – и вперед – домой, на кухню.
- «Неутомимому журналисту»… Спасибо вам за такую дарственную надпись. «О кино и не о кино» – солидная книжка, на 400 с хвостиком страничек… Нодар Леванович, ведь мы с вами не в первый раз встречаемся. Есть риск повториться. Но мы его минимизируем и обратимся к фактам, не просочившимся в прессу. За исключением вашей «визитной карточки» – списка отмеченных различными престижными наградами и просто полюбившихся зрителю фильмов.  Среди них – хроника Московской Олимпиады-80. И «Арабески на тему Пиросмани» (в содружестве с великим Сергеем Параджановым). Фильмы «краеведческие», и этнографические, и исторические, и «производственные» – капитальные документальные эпопеи о строительстве ГЭС Чиан и ГЭС Хоабинь во Вьетнаме. «Апофеоз жанра» –лента о строительстве грандиозной Асуанской плотины в Египте.
Ленты учебные, и публицистические, и искусствоведческие, в их числе – о родном дяде Захарии Палиашвили.  
Так вспомним же, листая страницы вашей книги о том, о чем не публиковали еще в прессе…В первую очередь – с трудом верится, что вы – родной, а не внучатый племянник создателя «Абесалома» и «Даиси»…
- Мой отец Леван был 17-м из 18-и детей, родившихся у моего деда Петра Палиашвили и красавицы Марии Месаркишвили, бывшей на 13 лет моложе мужа. О их любви в Кутаиси рассказывали легенды. Разница между моим отцом Леваном и его великим братом Захарием составила 24 (!) года. Так что все сходится. Хотя – страшно сказать – я родился через сто лет после своего деда и – что еще страшнее – в первой половине прошлого века прошедшего тысячелетия!
Мы договорились не грузится семейными преданиями, известными по необозримой житийно-музыковедческой литературе. Поэтому заглянем лучше в «синематограф» – собрание живых картинок, связанных с моей «родословной».
Незадолго до своей кончины наш прославленный тенор Нодар Андгуладзе рассказал трагикомическую историю о Эммануиле Столермане, который должен был дирижировать премьерой «Абесалома и Этери». У этого даровитого музыканта жена была – настоящая ведьма. И когда она разорвала рукопись партитуры, даже боявшийся этой стервы, как огня, Столерман не выдержал. Не в силах преодолеть до конца панического страха, он просунул дуло пистолета в щель, выстрелил и убил эту гадину.
Само собой, Столермана поймали, арестовали. Смертной казни в меньшевистской Грузии не было, высшей мерой считалось 18 лет тюрьмы.
Формулировка приговора выглядела так: «Присудить высшую меру наказания с учетом того, что в этот срок входят те 18 лет, которые подсудимый прожил с убиенной женой».
Дирижера освободили из-под стражи в зале суда.
С тех пор за четыре сезона опера «Абесалом и Этери» исполнялась 100 раз!!! После юбилейного представления артистам вручали памятные значки участников всех спектаклей. Неожиданно из зала на сцену вышел неизвестный в военной форме и потребовал значок. Законность своих прав он подтвердил, предъявив все 100 билетов…
У моего дяди Вано, дирижера Ивана Палиашвили, до 1922 года гастролировавшего во всех крупных оперных театрах России, сохранилось несколько лавровых венков с листьями из чистого серебра. Так богатые благотворители поощряли деятелей искусства, не давая им покоробить чувство собственного достоинства.  
В военные сороковые вдова Ивана Петровича тетя Лида отламывала по листику от венков и несла в «Торгсин».
Чего только там не продавалось, какие сладости, какие деликатесы…
Однажды некий смельчак написал доморощенное трехстишие на дверях этой «пещеры Али-бабы»: «Смотрите, детки,//Как жили ваши предки//До первой пятилетки».
Еще одна «адреналиновая» история приключилась с мужем моей тети Жанны, оперным режиссером Михаилом Квалиашвили. По молодости лет его попросили подменить заболевшего контролера. Стоит будущий знаменитый оперный постановщик, надрывает билетики, тут некая дама в летах в грузинском национальном одеянии пытается пройти без билета. Михаил ее не пропускает, а дама вдруг говорит: «Что, сынок, Сталина уже сняли?» Бедный юноша чуть не потерял сознание, начал что-то бормотать – типа «что вы, бабуля». «А я его мама!», – говорит дама.
Да, знаменитая Екатерина (Кеке) жила в то время во Дворце наместника на Кавказе (Дворце Воронцова – Дворце пионеров – ныне Дворце учащейся молодежи), о чем, к ужасу своему, вспомнил бедняга-контролер.
К счастью, история не имела продолжения. Кеке осталась довольна представлением и забыла о «суровом» контролере.
Но родня еще долго ждала людей в кожанках на «черном воронке».
Сестра моя, Натела, актриса Руставелевского театра, начинала сценическую жизнь в одной труппе с Котэ Махарадзе, Рамазом Чхиквадзе, Гурамом Сагарадзе, Медеей Чахава, Гоги Гегечкори…
Натела была умна, что не всегда свойственно артистам. Она умела властвовать над ходом событий. Выписывала журнал «Здоровье», и если находила там статью о вреде мучного, тут же посылала мужа в магазин, где он скупал впрок муку, макароны и вермишель. Скоро эти продукты оказывались в дефиците. Прочтет сестра Натела о вреде масла – тут же закупит в больших количествах и перетопит…
– Расскажите, Нодар Леванович, о тбилисских дворах вашей поры… А то в моем старом дворе китайцы, африканцы квартиры снимают – совсем другой Тбилиси. За все сто предыдущих лет в Тбилиси жил один-единственный китаец – знаменитый сапожник, чинил и мою детскую обувь, и мамину «выходную». Встречался еще в Муштаиде пожарный, тоже эксклюзивный тбилисский негр зрелых годов, работавший без унынья и лени.
– В наших дворах незнакомых не было. С большой неприязнью восприняли все старые калакелеби-горожане английские замки – вроде бы как знак недоверия соседу…
Сил и энергии людям хватало не только на свою семью. Радость не замыкалась в «раковине» собственной квартиры, смерть не была «ничейной», «анонимной», как сейчас.
Помню, играл я во дворе с детьми. К соседям пришли гости, но мы их не заметили. Зато от маминого внимания сей факт не ускользнул. Она подозвала меня, вручила стакан сахара и яйца, велела отнести тете Арусяк. Я удивился – она ведь не просила.
«За стеной смеются, значит, к ней пришли гости. Я знаю, что мука у нее есть, а сахара и яиц нет. Отнеси, пусть она испечет бисквит», – сказала мама.
К этому же времени – примерно 1947 году – относятся первые мои опыты фотографирования. Спустя  10 лет я впервые взял в руки кинокамеру, а спустя еще четверть века освоил и видеосъемку.
Когда пришло время выбора жизненного пути, я решил не продолжать учебу по классу тромбона в консерватории. Отверг и Госуниверситет с сильной спортивной базой (я занимался борьбой, метанием молота, имел разряд по стрельбе). Победила кинодокументалистика. Я поступил во ВГИК. При этом родители мои и брат Вахтанг окончили консерваторию, сестра – театральный институт, поэтому наша соседка, Мери Петровна, встретив мою маму, в восторге воскликнула: «Теперь в вашей семье все люди искусственные!».

– И начались Ваши «большие гонки»…

– Думал ли я, омывая молодое свое атлетическое тело в дальневосточном гейзере, что предстоит мне купаться в Черном, Белом, Балтийском, Каспийском, Средиземном, Адриатическом, Красном, Мертвом, Южно-Китайском морях, и даже в Тихом и Атлантическом океанах?

– И часто ли приходилось оказываться в затруднительной ситуации?

– Могу поделиться секретом – как мне удавалось не напиваться, потому что не пить нельзя, а работать надо. Еще до начала содержательных застолий я выискивал среди гостей самую непривлекательную дамочку и после каждой рюмки внимательно ее разглядывал. Чуть только замечал, что она мнится мне миловидной, тут же пропускал тост.
Но это так, пустяк. По-настоящему тупиковых ситуаций тоже хватало. Но раз уж у нас такая мажорная тональность сложилась… Лучше расскажу, что из еды запомнилось мне на разных континентах.
На полуострове Таймыр – незабываемый вкус свежей оленины и медвежатины. А в Нижнем Тагиле – свежесобранных белых грибов, жаренных в сметане.
В ночном клубе Сирии отведал я вкуснейшее сырое мясо с твердым рисом. Бычки запомнились в Одессе, барабулька – в Керчи, угри – в Прибалтике, а сколько я пропустил! Но о мидиях в Гвинее-Бисау, фаршированных лангустах и упомянутом уже мясе змей во Вьетнаме забыть невозможно!

– О встречах с Параджановым и Гагариным мы договаривались не вспоминать – вы о них уже рассказывали другим изданиям.

– Точно так, к чему повторяться! Но вот о чем я никогда не рассказывал, так это о знаменитом цирковом артисте Сандро Дадешкелиани… Почему то вспомнилось то время в Тбилиси, когда между железнодорожным вокзалом на левом берегу Куры и площадью Героев на правом, не было моста, а лежал между ними высокий хребет. Еще до войны привокзальный район соединили с Сабуртало: гору срыли, возвели мост, а на холме построили круглое здание цирка. Причем долгое время тбилисский цирк считался крупнейшим сооружением в Европе без внутренних опор.
Ежедневные цирковые представления отбою от зрителей не знали, а по воскресеньям их было даже три: в полдень, в три часа дня и вечерние – для взрослых.
Как сейчас помню выступления Сандро Дадеш, как его представляли на афишах. На арену быстрой и легкой походкой выходил артист в черном костюме, в накинутой на плечи развевающейся пелерине, и демонстрировал чудеса. Небрежно скидывал обувь, оставаясь в белых носках, специально сшитых в виде перчаток с обнаженными пальцами.  Затем – брал штопор пальцами ног и этим самым штопором, придерживая другой ногой, открывал бутылку!  Далее – на глазах у зрителей – опять-таки ногами – рисовал портрет ассистентки. Но настоящую бурю восторга вызывал номер: стрельба в цель. Сандро Дадеш брал ногами пистолет, раздавался звук выстрела, и все воочию видели попадание «в яблочко».
Рассказывали, что настоящая фамилия этого уникального артиста - Дадешкелиани, что он из княжеской семьи, и что он родился без рук. А в тяжелые послереволюционные годы Сандро состоял членом шайки, промышлявшей на вокзале. В маечке, обнажавшей врожденный недостаток, мальчишка стоял возле владельца чемодана, не представляя с виду никакой  опасности и не привлекая его внимания В нужную минуту он ногой отпихивал чемодан, и подельники, находившиеся чуть поодаль, быстро улептывали с добычей.
Сандро Дадеш рано ушел из жизни. Помню, года два его жена Зоя работала шпрехшталмейстером тбилисского цирка, а музыкальное сопровождение обеспечивал оркестр под управлением Коняева.

– Драгоценные блестки воспоминаний… Ни в каком интернете об этом не прочитаешь. Слава нашей старине – ни добавить тут, ни убавить.


Владимир САРИШВИЛИ