| САД |
|
Расшатавшийся век на излете. Он требует осмысления. Свой приход в Грибоедовский театр в качестве главного режиссера Кавтарадзе ознаменовал постановкой в 1992 году «Вишневого сада» А.П.Чехова. Крупный, размашистый и четкий режиссерский почерк Кавтарадзе, его трезвое отношение к персонажам и свободное прочтение классического текста со всей определенностью демонстрируют, что он не питает иллюзий по поводу происходящего. Самое интересное в спектакле то, что не вполне соответствует представлениям о «чеховском стиле». Перед нами и не тот случай, когда постановщик, зная, «как надо», сознательно искажает пьесу, нагружая ее несвойственными для нее мотивами, выворачивая на свой лад ради оригинальничания и самопоказа. Для этого режиссера, в это время, в этой стране (добавим еще: в этом театре и с этими артистами) его решение - со смещенными акцентами, новыми ударениями и неожиданными зазорами - естественно и единственно возможно. Именно здесь кроются удача и художественная правда. На премьеру «Вишневого сада» я добиралась из Москвы с большими препятствиями и даже мучениями. Когда, наконец, самолет приземлился в Тбилиси, стояла глубокая ночь. Из аэропорта меня подбросил на машине некий Дима – молодой человек в высоком кепарике и с автоматом в руке: гвардеец. Все патрульные посты пропускали нас без проверок – Дима высовывал в окно автомобиля автомат и поднимал его вверх, гвардейцы поднимали вверх свои автоматы и широко улыбались. Выстрелы по ночам. То частые, как из пулемета, то одиночные и глухие, где-то далеко, и словно ненастоящие, «как в театре». Люди прислушиваются и обыденными голосами констатируют: «А-а, это на набережной!» или «У моста перестрелка!». Они уже привыкли и ничему не удивляются. Рассказывая о чем-то, они говорят: «Во время войны...» или «Это когда война еще только начиналась...» Я всякий раз забывчиво переношусь мыслями в 41-й год и всякий раз снова с изумлением и ужасом понимаю, что война здесь прошла только что, что они ее только что пережили. В доме режиссера Лейлы Джаши мне дали подержать пулю, которая влетела к ним в окно, по счастью никого не задев. Главный редактор журнала «Театр и жизнь» Гурам Батиашвили раздвинул шторы в кабинете и показал след в стекле от точно такой же случайной пули.  В центре города на Руставели – остовы зданий, полуобгоревшие дома, развалины. По ночам – выстрелы, но днем – бодрый стук каменщиков, всюду лебедки и краны. Некоторые дома обнесены большими заборами, за которыми угадываются развалины, но уже многие – в строительных лесах. При свете солнечного дня эта картина на редкость оптимистична. Она вселяет бодрость и уверенность, что народ, нация победят разрушающую силу. Русский профессиональный театр в Грузии существует с 1845 года. Весной 1846 года наместник Кавказа граф М.Воронцов обратился с письмом к директору императорских театров А.Гедеонову, а также к М.Щепкину с просьбой помочь в подборе актеров «для новоучреждаемой тифлисской сцены». Первым режиссером русского театра был назначен А.Яблочкин (отец знаменитой артистки Малого театра). Труппа оказалась настолько сильной, что в первые же сезоны были поставлены «Горе от ума» А.С.Грибоедова и «Ревизор» Н.В.Гоголя. Первое, что бросается в глаза в «Вишневом саде» Кавтарадзе – его графичность. Не текучесть, не децентрализация, не размытость и неопределенность, свойственные чеховской поэтике, а напротив – некая подчеркнутость, завершенность. И в сценографии (Г.Гегечкори), и в характерах, и в режиссерских построениях и мизансценах. Две огромные темные рамы, предложенные в оформлении, используются режиссером изобретательно и разнообразно. В рамы входят персонажи, на черном фоне резко выделяются их фигуры, линии и рисунок движений и жестов; силуэты приобретают большую четкость и выразительность; два основных цвета спектакля – белый и вишневый – звучат интенсивнее. Живописно расположившись в раме, Раневская с ее чадами и домочадцами представляет картинку – «Семейный портрет в интерьере». Слуги и гости, молча, как из театральной ложи, наблюдают за происходящим на сцене, и на реплику «Я купил!» Лопахин «срывает» аплодисменты... Кавтарадзе применяет здесь и прием «наложения» диалогов: в левой раме – Яша-Дуняша, в правой – Раневская-Гаев. Реплики звучат параллельно, почти одновременно, прорезая друг друга и высекая новый смысл... Достаточно бережно обращаясь с текстом Чехова, режиссер вдруг делает резкую перестановку в начале второго акта. Он выбирает разбросанные по всей пьесе фразы-самохарактеристики героев и соединяет их в один большой монолог каждого о себе. Получается система монологов всех по очереди в выпрямленном условном сценическом пространстве. Чехов всеми возможными способами уходил от приемов старого театра с его апартами и монологами. Он убирал условность и театральность, чтобы все, что мы узнаем о героях, складывалось само собой, в результате наших собственных наблюдений (как в жизни!). Здесь театр возвращает пьесу нового образца в лоно старой классической драмы, откуда она вышла. Но для режиссера более важна определенность. Герои уже не будут при нас формироваться, «делаться», они заявили свою главную тему и будут проявлять себя в ней. В Тбилиси постоянно организовывались зимние сезоны русской драмы с гастрольными спектаклями мастеров русской сцены – М.Ермоловой, Г.Федотовой, В.Комиссаржевской, К.Варламова, братьев Адельгейм. С Грузией связаны многие мастера русского театра. В 70-е годы прошлого столетия, до поступления в Малый театр, здесь играли А.Ленский и О.Правдин; в 1871 году А.Яблочкина, шести лет от роду, сыграла мальчика Петю, а в сезон 1885-1886 годов дебютировала в роли Катарины в «Укрощении строптивой» У.Шекспира; в сезон 1916-1917 годов в ролях драматических героинь выступала М.Роксанова, ученица В.Немировича-Данченко, первая мхатовская Нина Заречная, она сыграла Сарру в «Иванове» и Машу в «Трех сестрах» А. Чехова. В Тбилиси всегда было единое культурное пространство.  В 30-е годы, когда у армянской труппы еще не было своего помещения, раз в неделю ей предоставлялся театр имени Руставели. В сезон 1932-1933 годов именно в помещении грузинского театра имени Руставели в армянском спектакле «На дне» М.Горького артистка тбилисского русского театра Е.Сатина сыграла роль Василисы на русском языке. В сезон 1958 года в театре имени А.С.Грибоедова Верико Анджапаридзе играла на русском языке Бабушку в пьесе А.Кассоны «Деревья умирают стоя». В творческий вечер И.Русинова сцена объяснения Нины и Арбенина в «Маскараде» М.Ю.Лермонтова звучала на двух языках – роль Нины играла грузинская актриса. Свою последнюю в жизни роль выдающийся русский артист А.Смиранин сыграл на грузинской сцене, в театре Руставели, в драме Р.Табукашвили «Денбургские колокола». Грузия дала русскому театру А.Сумбаташвили-Южина, К.Марджанишвили, В.Немировича-Данченко, Г.Товстоногова, П.Луспекаева, Е.Лебедева, К.Шах-Азизова, Д.Бадридзе, Ю.Шевчука, Н.Чонишвили, Т.Чхеидзе, Р.Габриадзе... Из ослепительно сияющего далекого тбилисского детства, из его разреженного воздушного простора помню: «Врублевская... Брагин... Нато Вачнадзе... Беленко... Хорава... Папазян... Мюфке...» - это мама и бабушка разговаривают о театре. Я еще не знаю, что значат эти слова, что это просто фамилии артистов, но произнесенные с таким пиететом и восхищением они представляются в моем младенчестве чем-то сказочно прекрасным. Как и слово «театр». »В тридцатые годы, - говорит бабушка, значительно поджимая губы, - Лещинская приезжала со своим гардеробом. Ах, как она умела носить платья!» И я представляю себе что-то огромное, почти великаншу, несущую на себе наш старинный гардероб. Имена русских, грузинских, армянских артистов всегда звучали на равных. Одинаково ходили и на тех и на других. Сравнивали Бурмистрову, Беленко и Медею Джапаридзе, Отелло Чабукиани с Отелло Хоравы и Папазяна, Фердинанда Урусова с Фердинандом Русинова... Конечно, Васо Годзиашвили. Конечно, Верико... В Тбилиси – единое культурное пространство. Это я поняла позже. Согласие и достоинство определяли здесь истинные пропорции жизни. Епиходов (В.Семин) – очень молодой человек, почти мальчик, задумчивый, бесконечно печальный. Наверняка он пишет стихи. Его нелепые фразы вызваны глубокой сосредоточенностью на чем-то своем: словно он вдруг вслух произносит осколки того, что у него в мыслях. Смешной чеховский текст звучит у него вовсе не смешно, а скорее наивно и беспомощно. Вспоминается Чарли Чаплин. Еще больше – Мышкин. Он чувствует непорядок в мире: потому у него все валится из рук, потому он так вздрагивает, потому так серьезен и печален. Его можно назвать недотепой. На самом деле это один из самых трагических образов спектакля. Белый клоун. Пьеро. Блоковский персонаж... Яша (В.Захаров) совсем не похож на лакея. Уже немолодой, вполне респектабельный «господин», внешне не пошлый, скорее, значительный. Его просьба о Париже - осмысленная просьба. Яшу вполне можно было бы принять за Симеонова-Пищика... Одетый во все белое, в легкой серой шляпе и в черных очках элегантный корректный Прохожий (М.Амбросов)... Благородный, даже величественный Фирс (М.Иоффе)... Прелестная, женственная Раневская(Е.Килосанидзе): не трагическая героиня – обыкновенный человек, милая женщина. Но от созерцания этой смеси простодушия, неумелости и какой-то трогательной отваги сжимается сердце... Рядом – умная, изысканная, с пахитоской в длинном мундштуке, слегка загадочная Шарлотта (Л.Мгебришвили). Несомненно, подруга Раневской. Кажется, она знает и предчувствует много больше остальных. И когда в сцене бала Шарлотта вдруг замирает, прислушивается и неожиданно резко говорит: «Конец фокусам!», становится ясно, что именно в это мгновение вишневый сад был продан... Гоги Кавтарадзе намеренно подчеркивает внешнюю неотличимость разных групп и сословий, господ и слуг, интеллигентов и хамов. Внешне все «подравнялись», все похожи. В его замысле это один из важнейших современных мотивов. В антракте Гига Лордкипанидзе шел между рядами кресел и темпераментно, оживленно говорил, почти кричал Этери Николаевне Гугушвили: «Этери, мы видели с тобой Книппер и Качалова! Слушай, Этери, какие мы с тобой древние!» … Дом режиссера Лейлы Джаши – отдельная поэма! Это квартира потомственных тбилисских интеллигентов, где современное сегодняшнее органично переплелось со старым, старинным и старомодным. Здесь полно фотографий и дагерротипов начала века – курортных, кабинетных, шутливых, актерских... Все стены увешаны картинами. Мать Лейлы, хозяйка дома, Нина Николаевна Попхадзе – талантливый грузинский художник. Художник и отец Лейлы. А дедушка был известным в городе психиатром. Шкафы с книгами. Ширмы китайского образца, каких давно нет в продаже, и какие мало у кого остались... Безделушки разных времен и дорогие украшения... Изысканная мебель. Большой темный буфет. Рояль. На окнах – цветы. Ставни, открывающиеся внутрь. Небольшой «тифлисский» балкончик, на котором, как водится, сушится белье. Даже в эти трудные годы здесь вкусно готовят, и традиционные грузинские блюда –не лакомство, а пища: так питались деды... Дом, в котором приятно бывать, который собирает в дни премьер и домашних празднеств множество друзей. Он прямо-таки источает ощущение уюта, обжитости. Или – человеческой нормы, что так свойственно полноценным тбилисским квартирам... В 1934 году стационарный русский профессиональный театр в Тбилиси получил имя А.С.Грибоедова. В 1935 году театру было предоставлено помещение в перестроенном и отделанном заново здании бывшего клуба Грузинского дворянства. Несколько лет назад на том же месте было выстроено новое здание русского театра. В 30-е годы Котэ Марджанишвили поставил в тбилисском русском театре «На дне» М.Горького. В сезон 1932-193З годов А.Попов поставил пьесу Н.Погодина «Мой друг» В 1935 году состоялась премьера дипломного спектакля Г.Товстоногова «Дети Ванюшина» Найденова. Г.А.Товстоногов проработал в Грибоедовском вплоть до 1945 года. В 1953 году Л.Варпаховский выпустил «Чайку» А.П.Чехова, а в 1954 году – «Дни Турбиных» М.Булгакова. В разные годы здесь работали режиссеры: Г.Лордкипанидзе, П.Фоменко, А.Гинзбург, А.Товстоногов, Г.Жордания... В спектакле есть главное действующее лицо – Лопахин (Д.Сихарулидзе). Он – главный, потому что он действует, а другие – нет. Он становится центром притяжения и отталкивания всего, что происходит. Все остальные персонажи рассматриваются не столько сами по себе, сколько в их связях и пересечениях с Лопахиным. Деловой, трезвый человек, коммерсант, нисколько не романтик и не лирик. Цветущий мак не вызывает у него восторга (как было у Владимира Высоцкого), слова звучат вяло и тускло. Но зато выпукло, «вкусно» Лопахин произносит прозаическое: «Все равно циркуляция дела не в этом». Варя (И.Квижинадзе) - полнеющая женщина не первой молодости, также лишена всякого романтизма. Экономка, ключница. Угадываются давние, вполне определенные, отношения ее с Лопахиным. Потому ее и дразнят. Потому она и надеется на его предложение. Но у Лопахина другие жизненные задачи, другие планы. И эта Варя ему не нужна. Он охотно откликается на просьбу Раневской поговорить с Варей – ему и самому необходимо поставить все точки над «и». Фраза «В прошлом году об эту пору снег шел, а теперь тихо и солнечно» наполняется новым для нас смыслом: как все переменилось с прошлого года. При этом Лопахин делает двусмысленный непристойный жест, говорящий об их грубоватых интимных отношениях. Этот Лопахин имеет виды на Аню, и Аня (И.Мегвинетухуцеси) очень замаскировано, но отвечает ему. Жизнь с Петей (Э.Кухалейшвили), никчемным  революционным пустословом, лишенным здравого смысла и основательности, ее не прельщает. Она пытается повернуть его к реальности, но безуспешно. Их общие мизансцены Кавтарадзе всегда выстраивает так: впереди – Аня, за ней – Петя. Она устремлена в новую жизнь, которая для нее значит нечто другое, чем для Пети Трофимова. В этом распадающемся на части мире, о котором рассказывает спектакль Гоги Кавтарадзе, Ане нужен человек устойчивый, могущий поддержать. Аня - персонаж нашего времени: она трезва и обыденна. Обыденность – ее главная черта. В большом монологе, который в прежних спектаклях всегда звучал возвышенно и лирически, у тбилисской Ани - лишь холодная, ясная и спокойная констатация факта: Начинается новая жизнь, мама. Как данность, как фиксирование случившегося. С тем же каждодневно сталкиваются и зрители тбилисского спектакля: началась новая жизнь, она требует каких-то иных, новых качеств, надо научиться жить по-другому, научиться покупать и перепродавать, научиться считать деньги... И слова Гаева (В.Харютченко) «Я – банковский служака, я – финансист» воспринимаются, как узнаваемые сегодняшние реальные проблемы. То время кончилось. Начинается другое. Вот деловой и трезвый посыл Ани. «Мы насадим новый сад!» - в голосе ее звучит ярость, но лицо обращено к Лопахину. В сценической чеховиане – это новый и любопытный мотив, который мог появиться только в конце нашего – 20-го – века. Лопахин не пьян. Он деловито пересказывает перипетии покупки сада, перебирая в памяти подробности и детали и, обернувшись к Ане: «Осталось за мной!» Последний штрих в истории этих необычных сценических отношений: ключи, которые бросила Варя, Лопахин передает Ане. Сегодня русский тбилисский театр имени А.С.Грибоедова испытывает те же сложности и невзгоды, что и все тбилисские театры: частые отключения электричества, холод, трудности со зрителем из-за транспорта и криминогенной обстановки, необходимость играть спектакли лишь в дневное время и всего два раза в неделю. В декабре 1994 года состоялись «малые гастроли» театра в Москве – два спектакля: «Принц-горбун» Ф.Кони и «Будьте здоровы» П.Шено, а также литературная композиция о Нине Чавчавадзе. «Вишневый сад» привезти не удалось из-за отсутствия транспорта для декораций. Спектакли игрались в помещении обоих МХАТов, в Доме актера, в Новом Театре, на Таганке, в Театре имени Моссовета, в Театре Сатиры, в Московском ТЮЗе, в Театре кукол имени С.Образцова и на площадках домов культуры. На улице я случайно встретилась с другом дворового детства – Кобой Э., теперь солидным мужчиной, врачом по профессии. Он окликнул меня детским именем с полувопросом в интонации. И мы расцеловались. Прощаясь, я сказала ему: »Знаешь, если спустя столько лет мы с первой же минуты узнаем друг друга, наверное, с нами пока все в порядке...» В Кашветской церкви, где меня когда-то крестили, в этот серединный дневной час народу было немного. Но люди, самых разных возрастов – от совсем юных до глубоких старух и старцев, постоянно заходили и ставили свечи. Некоторые ненадолго задерживались и тихо стояли у стен. Многие плакали. О том, сколько здесь перебывало за утро людей, говорило количество свечек на раскаленных подсвечниках. Стоял жаркий летний тбилисский день, и свечи начали таять, размякли, «потекли». Они уже не стояли, а согнулись, перекрутились, припали друг к другу, держались друг другом. Но продолжали гореть в этих странных, изломанных позах, напоминая фигурки людей и вызывая непонятное, почти мистическое чувство... В финале, после звука лопнувшей струны в рамах появились персонажи спектакля. Они стояли спинами к нам и с вытянутыми вверх руками. Но вот зазвучали резкие звуки – рубили деревья. И с каждым ударом руки падали, как подрубленные деревья. Или люди?.. Потом внезапно фигуры повернулись к нам: на всех были белые маски, и руки были опущены с открытыми к нам ладонями. Несколько лет тому назад, когда Карабах был одной из самых горячих точек, приехавший из Тбилиси Темур Чхеидзе рассказывал: «Знаешь, многие армянские и азербайджанские семьи сейчас подкидывают детей в наши грузинские селения. Они оставляют своих младенцев прямо на крылечках. Их забирают в дом, не зная, кто они по национальности – армяне, русские, азербайджанцы, кто их родители, и как их зовут... Просто детей надо спасти. Ты представляешь, какое доверие к нам, к грузинам! Какая уверенность, что дети будут накормлены, уложены спать, выращены!.. Что им ничто не угрожает!.. Я горжусь и понимаю, какая это ответственность... И как же мы должны жить, чтобы не потерять доверия!..» Лана ГАРОН 1996 г. Головной ремень он "Игры на раздевание наруто"затянул ровно настолько, насколько нужно; потом пристально, дюйм "Во имя жизни дюсупов скачать торрент"за дюймом, осмотрел поводья. Они этого лишь слегка касались,-отозвался глупый Балоун,-меня "Песнь льда и огня джордж мартин скачать"только гоняли по плацу, а после я ни о чем подобном уже не слыхал, так "Скачать аватару для скайпа"как стал денщиком. Председатель турецкого парламента Гали-бей и Али-бей приехали в "Малому бизнесу"Вену. Так мне пришлось догадываться о том, что было вначале. |
