| «КАЖДЫЙ ДОМ – СВОЯ РОДИНА, СВОЙ ОКЕАН...» |
|
А потом была эмиграция. Оказавшись за границей, люди чаще всего вынуждены распрощаться со своей профессией. Особенно, если она связана с творчеством. Тем более, если на новом месте приходится стартовать, будучи отнюдь не «юнцом безусым», а уже зрелым мужем. Подобное развитие сюжета предрекали и Борису Михайловичу. Но история самого Казинца развеяла традиционные представления о судьбе эмигранта в Америке: он не просто продолжает служить Мельпомене, но еще и осваивает новые творческие горизонты, пробуя себя в разных качествах. При этом окружающие, как и сам Борис Михайлович, совершенно забывают о его фактическом возрасте… Как никак, уже 80 лет отмечает! И при этом блистает в моноспектаклях, что требует от актера огромного самообладания, а также здоровья, здоровья и еще раз здоровья (о таланте уж говорить не приходится!)… Еще бы: ведь выходя один на один со зрительным залом, драматический артист, по сути, работает без страховки. В нынешнем году художественный руководитель Театра русской классики в Вашингтоне Борис Казинец выступил в моноспектакле «Счастье, оно игриво» по  мотивам «Повести о рыжем Мотэле, господине инспекторе, раввине Исайе и комиссаре Блох», произведений О.Мандельштама, О.Левицкого, А.Твардовского, Ю.Рихтера и Т.Влади (в рамках IV международного русско-грузинского поэтического фестиваля). Будучи автором инсценировки, режиссером-постановщиком и исполнителем в одном лице, Борис Михайлович вышел за рамки «Повести о рыжем Мотэле» – нафантазировал, что было бы, если Иосиф Уткин не погиб в 1944 году, а дожил до наших дней. Что могло произойти с его героем Мотэле? Казинец придумал интересный поворот дальнейших событий: 37-й год, война, плен, эмиграция... А воплотил этот смелый замысел в поэтическую форму поэт и драматург Заур Квижинадзе. Так родился сценический образ «вечного Мотла» - «безвременного и проклятого изгоя», прошедшего огонь, воду и медные трубы и всю жизнь спасающегося упорным трудом.- Уткин – это же сплошные афоризмы! – считает Борис Михайлович. - Чего стоят хотя бы такие его строки: «Сколько домов пройдено, Столько пройдено стран. Каждый дом – своя родина, Свой океан». Но это же гениально! Или… «Но на морозе голого долго не греет дым»; «И он опустил голову – голову без бороды»; «И собака умеет плакать, плакать, как плачем мы»; «Если хочешь хохотать, то непременно плачешь». Просто Уткина сегодня мало кто знает. Родилась инсценировка в том виде, в каком она существует сегодня, из самого простого факта. Когда Борис Казинец однажды вновь прочел поэму и сказал себе: «Надо это делать!», то его уверенности хватило на тридцать минут. Как бы он ни играл, что бы ни делал на сцене, спектакль длился не более получаса: материала на больший объем попросту не хватало. И тут у Казинца возникла идея: продлить события поэмы. Поскольку Уткин погиб в 1944 году, то неизвестно, что было бы с ним после Великой Отечественной войны. Со своим политическим темпераментом он бы, возможно, вошел в антифашистский еврейский комитет, и был бы репрессирован как многие.  «А что было бы, если бы Уткин продолжил поэму? – задал себе вопрос Борис Михайлович. - Кстати, поэт был убежденным комсомольцем, верил в коммунистическую идею. Поэма заканчивается потрясающими стихами, в духе времени. Удивительно искренними, чистыми: «Милая, светлая родина, свободная родина! Золото хуже меди, Если рукам верите… И Мотэле Не уедет, И даже В Америку. Не-ет, он шагал недаром В ногу с тревожным веком. И пусть он не комиссаром, Достаточно – Че-ло-ве-ком! Можно и без галопа К месту приехать: И Мотэле будет штопать Наши прорехи. Милая, светлая родина, Свободная родина! Сколько с ней было пройдено, Будет еще пройдено!!!» А дальнейший сюжет придумал сам Казинец. В 1937 году его герой не погиб – просто повезло: никто на него не донес! Но его, ставшего комиссаром, выгнали со службы, а контору – закрыли. Остался Блох на мели и снова стал портным. Борису Михайловичу нужно было подчеркнуть именно эту мысль – что иголка с ниткой спасла Мотэле. - Ремесло его спасло – не идея! Конечно, Мотэле воевал, как и мой отец. Но самое важное в человеческой жизни – это обыкновенный, честный человеческий труд. Жить, выживать – значит, шить. «Я с радостью буду штопать все наши прорехи, что бы ни было в нашей стране…» - говорит рыжий Мотэле. Борис Михайлович поставил этот спектакль по «зову души», посвятив его своим деду, отцу… и всем дедам и отцам. Замысел созрел с годами. Казинцом сыграно за свою жизнь более 250 ролей, самых разных, но вот еврейская тема в его творчестве до сих пор не звучала. Борису Михайловичу как актеру не удалось прикоснуться к произведениям классика еврейской литературы Шолом-Алейхема – не ставили. Правда, он принимал участие в мюзикле «Молдаванка, Молдаванка» Александра Журбина, в основе которого – «Закат» Бабеля. - В этом спектакле была изумительная музыка, - вспоминает Борис Михайлович. - Я играл Арье-Лейба. Вот этого героя я и взял в свой моноспектакль «Счастье, оно игриво», чтобы как бы через него рассказать историю рыжего Мотэле. Однажды вспомнил, что еще в школьные годы прочитал «Повесть о рыжем Мотэле, господине инспекторе, раввине Исайе и комиссаре Блох» Иосифа Уткина, знал ее наизусть. Уже оказавшись в Америке, я написал сценарий по мотивам этой поэмы для нашего театра и прочитал его своим артистам. Обычно в такой ситуации каждый актер прикидывает, что будет делать, кого играть в спектакле. Но когда я прочел свою композицию по Уткину, мои артисты поняли, что в ней нет собственно ролей – кроме Мотэле. Я поначалу стремился создать фейерверк, чтобы в спектакле были заняты человек двадцать, чтобы анекдоты, байки разыгрывались в лицах. Это было бы здорово…Но ребята отнеслись к этой задумке без особого энтузиазма… А если так, то что я мог с ними поделать? И я поставил с актерами «Закат» Бабеля… Но Казинец не отказался от выношенного замысла, осуществив его в форме моно. По словам Бориса Михайловича, саму идею моноспектакля как жанра подсказал ему директор театра имени А. С. Грибоедова, президент «Русского клуба» Николай Свентицкий еще в 2008 году, напомнив, что в 2009-м исполняется 200 лет со дня рождения Николая Васильевича Гоголя. Ни для кого не секрет, что именно форма моноспектакля позволяет актеру максимально раскрыться, показать все свои возможности. Тем более, что Борис Михайлович, слишком много времени посвящающий возглавляемому им Театру русской классики, режиссерской, организационной работе (вместо того, чтобы играть, играть, играть!), соскучился по родному актерскому ремеслу. Напомним, что Театр русской классики, который раньше назывался театр Бориса Казинца (ТБК), существует вполне официально. Впрочем, название «Театр русской классики», в общем, условно: здесь ставят не только произведения русских классиков, но и, к слову, Шекспира… Настаивала на необходимости актерской самореализации Казинца и его жена Светлана (удивительно сильный, умный и верный человек), иногда чуть ли не мечтавшая, чтобы Борис Михайлович оставил театр и занялся, наконец, собой. Ведь в своем коллективе ему приходится быть и режиссером, и художником, и администратором (словом, и швец, и жнец, и на дуде игрец)… Заниматься собой, своей актерской судьбой ему просто некогда! Но однажды Казинец все-таки сказал своим артистам: «Передохните, а я немного займусь собой!» И «занялся собой» – на радость всем нам! В постановке по «Мертвым душам» он вылепил 21 образ, а в спектакле «Счастье, оно игриво» образов оказалось еще больше… если взять все байки и их персонажи… Вот как пишет о Борисе Казинце, выступившем в «Похождениях Чичикова», Альберт Плакс: «Дальше случилась фантасмагория. Казинец исчез!.. И начался многолюдный спектакль с многочисленными действующими лицами… В своей жизни я посмотрел достаточно много театральных представлений и со многими действующими лицами и исполнителями, и моноспектакли. Но утверждаю совершенно откровенно: такого я никогда не видел! Пытаюсь вспомнить, где пришлось видеть подобное. Вспомнил незабвенного Аркадия Райкина, с которым мне выпало счастье близко общаться. Он был великий мастер перевоплощения! Поначалу работал с масками, которые менял с появлением каждого нового персонажа. Потом оставил маски и начал мгновенно перевоплощаться без оных. Но всегда это были монологи. Представил одного персонажа, «выдал» его характерный монолог, мгновенно переходил к следующему персонажу, практически никогда не возвращаясь к предыдущему. В спектакле Бориса Казинца, им же придуманном, написанном и поставленном, тоже не было никаких масок, и перевоплощения были мгновенными. Они были даже ультрамгновенными и также ультрамгновенно совершался возврат к предыдущему (или предыдущим) персонажу. Эти переходы происходили так мгновенно, что возникала иллюзия действия на сцене многих персонажей одновременно! Настоящая фантасмагория!» - Вспоминаю Ираклия Андроникова, который тоже был един во многих лицах, но в его театре одного актера не было ни реквизита, ни костюмов, ни  мизансцен – он выступал просто в качестве рассказчика, - говорит Б. Казинец. - Но это уже ближе к тому, что делаю я, – об этом писала известный театровед Белла Езерская. По ее словам, мои выступления по формату - моноспектакли, а по жанру… пока трудно определить что это. Мне дороги слова известного поэта-барда Вероники Долиной, посмотревшей мое «Счастье» в Тбилиси: «Боря, не говорите мне ни о ком: ни об Уткине, ни о домиках на сцене, ни о музыке… Когда вы вышли на авансцену, мне больше ничего не надо было. Я смотрела, как этот человек на глазах трансформируется, и с каким вкусом все это делается, так что артист нигде не переходит границу! Тем более, что еврейская тема такая благодатная. Меня безумно заинтересовало, как актер перевоплотился в такого-то человека, и этот человек от своего лица показывал разных героев!» Запоминающимся было решение сценического пространства. В соответствии со строками Уткина о доме («Сколько домов пройдено, Столько пройдено стран. Каждый дом – своя родина, Свой океан») Борис Казинец выстроил на сцене несколько домов – на одном красуется лозунг «Вся власть Советам!», другой представляет синагогу, на третьем изображена американская Статуя Свободы... А на авансцене – швейная машинка, символизирующая труд. Спасительный, облагораживающий, дающий силы жить и выживать в самых невероятных обстоятельствах. Даже в эмиграции Мотэле продолжает шить… Это – гарантия стабильности в самое что ни на есть не стабильное время. Не проводя прямых параллелей, хочу все-таки отметить, что и Борис Михайлович в самых сложных, нестандартных обстоятельствах жизни спасается трудом, творчеством. Им тоже пройдено немало «домов», но Борис Михайлович везде и всегда, как рыжий Мотэле, служит своему богу, своему ремеслу – Театру, актерской профессии. Инна БЕЗИРГАНОВА Каждого коня с трудом "Альбомы виктора королёва скачать"удерживает индеец-тагнос. Мрачная торжественность этого места манила "Компьютерная программа для дизайна интерьера"меня, она гармонировала с моим "Скачать песню таркан дуду"настроением. А какое тут сравнение,-возразил "Скачать дота варкрафта"Швейк. Поверьте, сэр, возразил Мордонт, что я "Бесплатные игры для мальчиков снайпер"никогда не думал о подобных вещах. | |||||||
|
|||||||
