В первый класс Строгановского центрального училища технического рисования (ныне – Московская государственная художественно-промышленная академия имени С.Г. Строганова) в 1900 году пришла восьмилетняя Наташа Данько. В отличие от остальных одноклассников, она не была москвичкой. В старейшее российское учебное заведение по подготовке специалистов промышленного, монументально-декоративного, прикладного искусства и интерьера девочка приехала из южной провинции громадной империи – Грузии. И несмотря на то, что она проучилась в знаменитой «Строгановке» всего пару лет, ей суждено было стать одной из самых значительных скульпторов советского фарфора.
Родилась она в небольшом деревянном доме тифлисского района Вере, в Колючей балке, названной потом Федосеевской улицей (ныне – улица Сараджишвили). Там же было и первое в грузинской столице жилище Алексея Пешкова. Будущему Максиму Горькому сдал комнату знакомый ему по распространению нелегальной литературы в Нижнем Новгороде «политически неблагонадежный» служащий Закавказской железной дороги Яков Данько. Не проходит и года после выезда основателя соцреализма из этого дома, как у Якова и Ольги Данько в 1892-м рождается дочь Наташа.
Находящаяся под надзором полиции супружеская пара на одном месте долго не задерживается, а увлечение дочери лепкой и рисованием поощряет. Ведь Яков сам хорошо рисует и пишет стихи, а Ольга – знаток живописи, поэзии, музыки. Так, после двух лет учебы в Москве девочка оказывается в Вильно и начинает учиться в городской художественной школе, а с 1906-го – в студии местного художника Яльмара Янсона. Еще через пару лет она переезжает в Санкт-Петербург, занимается сначала в мастерской первой в России женщины-профессионального скульптора Марии Диллон, затем в студии модерниста Леонида Шервуда. И навсегда связывает свою судьбу с городом на Неве.
А в 1909 году в жизни семнадцатилетней Натальи происходит событие, определившее всю ее дальнейшую судьбу. Она приходит в декоративно-монументальную скульптурную мастерскую Василия Кузнецова, заведующего скульптурным отделом Петербургского Императорского фарфорового завода, основанного еще Елизаветой Петровной как «Невская порцелиновая мануфактура». Девушке везет – ее учит большой мастер, по проектам которого созданы скульптуры ко многим архитектурным сооружениям в Питере и Киеве.
Под его руководством она в том же году выполняет свою первую работу – декоративные фронтоны из цемента для Городского училищного дома имени Петра Великого по эскизам основателя и главного идеолога объединения «Мир искусства» Александра Бенуа. А кроме этого выдающегося художника, в жизнь Данько входят и знаковые фигуры архитектуры того времени. В мастерской Кузнецова она с еще двумя молодыми скульпторами с 1909 по 1914 годы делает почти полтора десятка монументально-декоративных скульптур для зданий Петербурга, Москвы и Киева по проектам выдающихся представителей неоклассицизма в архитектуре Ивана Фомина, Александра Таманяна и Владимира Щуко.
В 1910-м Наталья участвует в создании барельефов и фигур для оформления входа в Русский павильон на Всемирной выставке в Риме. А в 1911 году для установки барельефов и скульптур в павильоне России на Международной выставке в Турине ее на несколько месяцев посылают в Италию, так что она получает отличную «подпитку» от памятников и музеев Рима, Флоренции, Венеции, Милана. И спустя три года Кузнецов, назначенный заведовать художественными мастерскими Императорского фарфорового завода, приглашает Наталью работать его помощницей.
Но за окном – Первая мировая война, строительство в стране прекращается, соответственно, исчезают и заказы на скульптуры как украшения зданий. Завод переходит на миниатюры, создает вазы, шкатулки с декором, возрождая в производстве старинную технику.  Первые свои работы здесь Данько выполняет в керамике по эскизам Кузнецова (ваза с дельфинами) и выдающегося художника Евгения Лансере (скульптура «Хоровод»).  А первая полностью самостоятельная работа в фарфоре – серия фигур «Пляшущие бабы», созданная в 1916-1917 годах. В 1918-м завод переходит в ведение Народного комиссариата просвещения, его изящная продукция становится на службу пропаганды новой власти.
В следующем году Кузнецов уезжает в Саратовскую губернию – не выдерживает тяжелые условия жизни в Петрограде. И продолжает работать, как сегодня говорят на каждом шагу, дистанционно – присылает модели, по которым создаются миниатюры, даже отмеченные золотой медалью на Всемирной выставке в Париже 1925 года. А его должность руководителя скульптурной мастерской предприятия, которое называется уже Государственным фарфоровым заводом (ГФЗ), с 1919-го занимает Наталья Данько. А через двенадцать лет она становится еще и ответственной за выпуск скульптуры на экспорт. Это большая ответственность: неведомый Западу фарфор, нареченный «агитационным», вызывает огромный интерес за границей.
На Первой выставке советского фарфора летом того же года в Петрограде Данько   представляет скульптурную миниатюру «Партизан в походе», с которой начинается галерея ее героев.  И вот парадокс: в стране – Гражданская война, разруха, голод, а в искусстве фарфора – впечатляющие достижения. Хрупкий материал красочно воплощает эпоху, миниатюрные скульптуры и расписанная посуда искусно отражают происходящее. Успех им приносит сочетание нового содержания произведений с национальными традициями. Все образы взяты из окружающей действительности и поражают отточенностью мастерства, выразительностью фигур, точностью деталей, подобранных не только для работниц и партизан, физкультурников и шпаны, колхозниц и матросов, но и для представителей различных национальностей.
Искусствоведы называют все это «советским агитационным фарфором». Он ценен тем, что относится к памятной эпохе, выполнен в уникальном художественном стиле, является одним из проявлений русского авангарда, и его не так уж много. Наталье удается возродить утраченные к тому времени традиции русской фарфоровой пластики, созданные ею фигурки – удачный синтез символов, информации и аллегорий.
Каждая работа поражает сочностью красок, хотя Наталье Яковлевне нравится чисто белый фарфор. Но она прислушивается к мнению о том, что «роспись наделяет фарфорового человечка взглядом внимательным или дерзким, грустным или веселым». Это – слова ее сестры Елены, которая младше художницы на 6 лет. Она родилась в 1898 году в селе Парафиевка Черниговской губернии, когда судьба забрасывает ее непоседливых неблагонадежных родителей на Украину. Так что растет она в украинской столице, где и поступает в 1908 году в частную женскую гимназию с пансионом Екатерины Крюгер.
«Учение было моей страстью, – рассказывала она. – Окончив с золотой медалью школу живописи А.А. Мурашко, в 1915 году переехала в Москву и училась живописи сначала у И.И. Машкова, потом у Ф.И. Рерберга. В 1916 году мне пришлось поступить на канцелярскую службу в Земгор. Днем я работала, вечером училась в студии и слушала лекции по искусству и литературе, ночью читала и изучала языки». Уточним, что Машков и Рерберг – известные московские художники, а странное название Земгор – сокращение   от «Главный по снабжению армии комитет Всероссийских земского и городского союзов». Это – посредническая структура по распределению государственных оборонных заказов на базе земств и городских дум
После пары лет в канцелярии Инженерно-строительного управления Земгора, Елена переходит в Народный комиссариат просвещения, и с тех пор ее любовь к искусству поровну разделяется между живописью и литературой. Она знакомится с замечательными писателями Ольгой Форш и Константином Фединым, которые помогают ей в литературной работе, посещает лекции выдающегося поэта-символиста Андрея Белого, а навсегда переселившись в Петроград в 1918-м вместе с матерью Ольгой, через четыре года выпускает сборник стихов. Хотя работает в то время художницей на заводе у сестры.
Живут они в небольшой квартире на Шлиссельбургском тракте (ныне – проспект Обуховской Обороны), которая становится своеобразным салоном, собирая художников, литераторов, музыкантов. Там не только читают свои новые произведения, но и обсуждают происходящее в стране. С Ольгой Форш – беседы на исторические темы, с Анной Ахматовой – обмен стихами. А потом наступают 20-е годы, самые плодотворные для работы сестер Данько в фарфоре. Практически все фигурки, созданные Натальей, раскрашивает Елена. Завод даже ходатайствует о зачислении ее в Академию художеств, в класс профессора по живописному отделению, знаменитого Кузьмы Петрова-Водкина.
Однако больше двух лет Елена там не выдерживает – она не согласна с методикой преподавания живописи. Но после ухода из Академии в 1924-м приходится покинуть и фарфоровый завод – ее попросту увольняют. А ведь она два года до этого изучает историю керамики, в 1923-м году печатает статью о советском художественном фарфоре в журнале «Художественный труд», через год после увольнения пишет книги по истории фарфора «Ваза Богдыхана» и «Фарфоровая чашечка». Это – только начало литературной деятельности, основные темы которой – история науки, искусства, театра.
Самуил Маршак, с которым знакомится Елена, советует ей написать научно-художественную повесть об истории фарфора для детей. «Для того, чтобы написать эту книгу, нужно было прочесть уйму книг на четырех языках – о монахах, о рыцарях, об алхимиках, о китайцах и русских царицах; нужно было автору самому многое видеть и поработать на фарфоровом заводе и побродить по Шлиссельбургскому тракту, отыскивая следы старины и думая о прошлых временах», – делилась она. В итоге в 1929 году выходит в свет повесть «Китайский секрет». Одновременно пишется книга об истории фарфорового завода для монументальной серии «История фабрик и заводов», задуманной Максимом Горьким.
Другая большая тема в литературном творчестве Елены – кукольный театр. С февраля 1919 года она работает еще и помощником техника, а затем кукловодом в кукольном театре «Студия», руководительница которого Любовь Шапорина становится близким другом сестер Данько. Именно по ее предложению Елена пишет инсценировки «Красная шапочка», «Сказка о Емеле-дураке», «Гулливер в стране лилипутов», «Пряничный домик», «Дон-Кихот» и другие, с успехом идущие в питерских кукольных театрах. Она становится членом литературной коллегии Театра юных зрителей.
Вообще, после расставания с фарфоровым заводом Елена Данько с головой уходит в мир литературы. Вступает в литературное общество «Ленинградская Ассоциация Неоклассиков», заседающее на квартире видного поэта-символиста Федора Сологуба, а потом пишет воспоминания о нем. Продолжает встречи с Ахматовой и делает несколько ее портретных зарисовок. В Ленинградском отделении Всероссийского союза советских писателей работает секретарем сначала секции детской литературы, а потом правления всей этой организации. Выпускает книгу для самых маленьких «Настоящий пионер», иллюстрированную знаменитым Борисом Кустодиевым, для ребят постарше – повесть в стихах «Иоганн Гутенберг».
Потом для взрослых она пишет книги о фарфоре и о Вольтере, детям – повесть «Деревянные актеры» о европейских кукольных персонажах Пульчинелле, Кашперле и Полишинеле. А затем приходит черед самого популярного кукольного героя. Написав в 1938 году пьесу по своей сказке «Золотой ключик», Алексей Толстой заканчивает ее приездом Буратино и его друзей в… СССР. Дальше сюжет не развивается, и Данько, убедившись, что «красный граф» не будет писать продолжение, делает это сама. И сначала появляется кукольная комедия в четырех действиях с прологом «Буратино у нас в гостях», а следом за ней – повесть «Побежденный Карабас».
Но всем перечисленным Елена Яковлевна, которую любимый детьми писатель Виталий Бианки называет «умнейшей женщиной Ленинграда», не ограничивается. Она работает и над архивными документами о Михаиле Ломоносове, пишет для академического издания статью «Изобразительное искусство в поэзии Державина», рисует героев руставелевского «Витязя в тигровой шкуре» и лермонтовского «Демона». А главное в том, что рисунки эти – для фарфорового завода, куда она все-таки возвращается все в тех же 1930-х. И как художница уже становится классиком миниатюрной фарфоровой скульптуры.
За 25 лет работы на заводе Наталья Данько создает более трехсот социально направленных фигур и композиций фарфоровой малой пластики – жанровых и портретных, декоративных и сатирических. Да еще варианты некоторых из них повторяются в архитектурных скульптурах, в работах из терракоты, бронзы, фаянса. Это – подлинная летопись эпохи. Причем в ней не только милиционерка, работница, вышивающая знамя, конники, физкультурники, рабфаковцы, моряки, папанинцы на льдине... Прямо с улиц на стенды и витрины шагнули из того времени гадалка, шпана, дама-трусиха, хулиган и торговка яблоками, прачка, голодающие…
А рядом с ними – изображения тех, кто вошел в историю мировой культуры: балерины Анна Павлова и Софья Федорова, актриса Зинаида Райх и режиссер Всеволод Мейерхольд, танцовщик Вацлав Нижинский, поэт Анна Ахматова. В этот ряд надо поставить и ее портрет. Когда Ахматова позирует Наталье, у нее есть время увидеть, как та работает над фигурками. И она спрашивает, не колдует ли скульптор над ними – так и кажется, что они вот-вот оживут. А в 1932 году Анна Андреевна продает эту статуэтку – нужны деньги, чтобы помочь Осипу Мандельштаму… Не забывает Наталья Яковлевна и свою родину. Ей посвящены две скульптуры «Грузинка с корзиной фруктов» и  «Грузинка с кувшином», часы «Грузинка с виноградом», бюст Шота Руставели, часы и чернильница с изображением великого поэта. Есть статуэтки и жителей Средней Азии из серии «Пробуждающийся Восток»,  украинцев…
Особый разговор – о серии «Персонажи комедии У. Шекспира». Сестры Данько в восторге от спектакля «Двенадцатая ночь», поставленного в Театре Комедии режиссером Николаем Акимовым. Они одиннадцать раз приходят на этот спектакль и не только смотрят его, но и работают над воплощением актеров в миниатюрных фигурках. Наталья лепит из пластилина эскизы героев в различных мизансценах, а Елена делает в блокноте зарисовки костюмов. Работают они и дома, не зря главный инженер Ленинградского фарфорового завода Григорий Ефремов говорил про Наталью, что «отдых без творческой работы она не мыслила, дома она отдыхала за работой…».
И вот что вспоминает о результате такого «отдыха» актриса Елена Юнгер: «В свое двенадцатое посещение спектакля Наталия и Елена попросили всех актеров собраться за кулисами в нашем актерском фойе. Они принесли с собой деревянный ящик, который всех нас заинтриговал, и стали вынимать из него свои скульптурки… Это было удивительно… Восторгу актеров театра не было предела…» Каждому участнику спектакля преподносится фигурка, изображающая его в роли, а режиссеру Акимову – полный комплект со всеми исполнителями. И актеры пишут каллиграфическим почерком послание сестрам от имени жителей Иллирии – страны, в которой происходит действие шекспировской пьесы. В нем есть такие строки:
«За все время существования древней Иллирии ее обитатели не были так глубоко потрясены ни одним кровавым событием или ликованием беспечной радости, как проявлением безграничного благородства двух гениальных ваятелей, увековечивших своим творчеством несовершенные образы скромных «Иллирийцев». «Иллирийская» фантазия бессильна достойным образом ответить на Ваш бесценный подарок, но искренняя горячая благодарность, наполняющая наши сердца, повергает нас ниц перед Вашим вдохновленным искусством и беспримерным великодушием… Ваше внимание отняло рассудок у лишенных ласки незадачливых «Иллирийцев».
Успех этих и остальных миниатюрных скульптур несомненен, но Наталья Данько ищет новые формы применения фарфора и одна из первых в стране использует его в архитектуре. Для станции метро «Площадь Свердлова» (ныне – «Театральная») она в 1936-1937 годах делает 14 барельефов на тему «Искусство народов СССР» с танцорами и музыкантами семи союзных республик. Два из них представляют Грузию. О том, как непросто делать почти метровые фарфоровые фигуры, она рассказывала: «Ни у нас, ни на Западе эта технология еще не была разработана. Чтобы фигуры не трескались и не коробились, применяли новый, комбинированный способ формовки. В гипсовую форму, снятую с барельефа, вливали жидкую фарфоровую массу и оставляли, пока она не застынет. Потом на оставшуюся в форме массу вручную накладывали необходимое количество фарфорового теста».
В те же годы руководимая ею бригада скульпторов и художников выполняет фарфоровые барельефы для речного Химкинского вокзала в Москве, нынешнего Северного речного вокзала российской столицы. Они из майолики – разновидности керамики.  На 24-х дисках диаметром в полтора метра Данько изображает сцены из современной ей действительности. Успех этой и остальных работ Натальи приносят ей золотые медали и дипломы крупнейших советских и международных выставок.
А потом – война. Большая часть оборудования ГФЗ эвакуируется в Свердловскую область, в город Ирбит. У сестер Данько работы нет, они мужественно пытаются вместе с матерью пережить блокадную зиму. В августе 1941 года Ленинградский отдел художественного фонда СССР ходатайствует об эвакуации Елены в Ташкент, но она не хочет уезжать в одиночку. Замечательный драматург Евгений Шварц записывает в дневнике: «Однажды днем зашел я по какому-то делу в длинный сводчатый подвал бомбоубежища. Пыльные лампочки, похожие на угольные, едва разгоняли темноту. И в полумраке беседовали тихо Ахматова и Данько, обе высокие, каждая по-своему внечеловеческие. Анна Андреевна – королева, Елена Яковлевна – алхимик. И возле них сидела черная кошка. Пустое бомбоубежище, день, и в креслах высокие черные женщины, а рядом черная кошка. Это единственное за время блокады небудничное ощущение».
Пережив самую тяжелую, голодную и смертельную зиму, три изможденные женщины в феврале 1942-го все-таки вырываются в Ирбит. Но поздно – блокада делает свое страшное дело. Наталья с матерью умирают от истощения в поезде между Москвой и Ярославлем. Их хоронят на каком-то полустанке, и место захоронения неизвестно.  Елена добирается до Ирбита, но организм так ослаблен, что в больнице умирает и она. Такие яркие судьбы и такой страшный конец…
А на престижнейших международных аукционах Christie’s и Sotheby’s коллекционеры и музеи всего мира и сегодня готовы отдать немалые деньги за работы Данько. И цены постоянно растут.


Владимир ГОЛОВИН