| ЧТО УДЕРЖАЛОСЬ В СОЗНАНИИ |
|
В 2010 году в Москве, в издательстве «Прозаик», вышла в свет его книга «Было – не было», где он пишет: «Человеческая память утрачивает многое безвозвратно. Я никогда не вел дневников, записи в которых, как старые фотографии, могли бы многое воскресить Приходится полагаться на то, что удержалось в сознании». Много места в книге отведено теплым воспоминаниям о Грузии, в частности, о Тбилиси, где Борис Тихонович провел все детство. Грузия После наших блужданий по России, после Воронежа, Новочеркасска, Армавира мы, наконец, прочно и надолго осели в Тифлисе, где и прошли мои детские и отроческие годы. Потому этот город в общем-то и является мне родным. И опять «лента» воспоминаний раскручивается назад, и я припоминаю многое из пережитого там в 1930-е и 1940-е годы. Одни события встают перед глазами отчетливо, другие – смутно... Явственно вижу, как поздним вечером я стою на открытой веранде дома, где мы поселились, объятый любопытством. Внизу, по Вокзальной улице, что берет начало от городского вокзала, движется огромная, многотысячная толпа с факелами. Впереди несметное количество венков и гроб, который, как это принято в Грузии, несут, так высоко поднимая ту его часть, где голова покойника, что кажется, будто он вот-вот вывалится. Недалеко от нас, на углу Плехановского проспекта – там, где расположено было здание киностудии «Госкинпром», похожее на сванские башни – процессия останавливается. Гроб ставят на постамент. Звучат траурные речи. А потом факельное шествие движется дальше. Я слышу, как соседки сочувственно переговариваются между собой: «Бедный Котэ завещал похоронить себя на родине... Живой сюда не вернулся...» Кто такой этой бедный Котэ, я тогда и понятия не имел, но знал, что покойного привезли издалека, из России. Это был знаменитый театральный режиссер Константин Марджанов, он же Марджанишвили. *** ...Вагончик тифлисского фуникулера медленно ползет в гору, по почти отвесному обрывистому склону. И чем выше он поднимается, тем больше, шире становится панорама обзора. Я впервые вижу таким наш Тифлис. Он чарующе прекрасен. Кура стремительно несет свои мутные волны через весь город, разделяя его на две половины. Все отчетливее виден утопающий в зелени, по-европейски роскошный проспект Руставели с оперным театром, драматическим театром, носящим имя того же Руставели, филармонией... Эта часть проспекта впоследствии, когда я увижу Францию, будет мне слегка напоминать архитектуру Парижа. От долины Куры, от ее набережных во все стороны тянутся, карабкаются в гору городские кварталы. Самые выразительные старинные дома с открытыми верандами – это те, что повисли прямо над Курой и, кажется, вот-вот готовы в нее свалиться. Отсюда они кажутся игрушечными, не больше спичечного коробка. А вдали, в голубоватой дымке величественные пики Кавказского хребта, которые, как стражи, охраняют город, задерживают, не пропускают сюда холодные ветры с севера. Я люблю этот теплый город, хотя и не в нем родился. Но здесь родилась моя сестра и отсюда, из Грузии, мамины предки. *** Ходить с мамой в Тифлисе на базар – большое развлечение. Южный базар – это буйство красок, это щедрость земли, это веселый озорной торг, настоящее представление. По традиции Кавказа, на рынок, особенно в выходные дни, обязательно за провизией ходят мужчины, которые знают толк в национальной кухне. Во все времена рынки Тбилиси были баснословно дорогие, и для меня так и осталась загадкой мощная покупательная способность горожан при их нищенских окладах. Возможно, секрет этот в торговой жилке кавказцев, их торговой инициативе и изобретательности – умении находить выход в бесконечных подпольных и полуподпольных артелях по производству ширпотреба, которые так и не смогла истребить советская власть, а также в дарах грузинской земли, особенно дарах субтропических, которые в больших количествах и за высокую цену уходили в Россию, на север: фрукты, цитрусы, чай. Все это давало хорошие барыши не столько сельчанам, сколько перекупщикам. Но деньги крутились между городом и деревней, и надо сказать, что деревня всегда поддерживала продуктами родственников-горожан. Это была традиция. Кажется, теперь она уже не столь очевидна. Да и такой лакомый кусок, как Абхазия, отпал от Грузии. В Грузии не принято, как у нас в России, завидовать богатым, доносить на них, ругать. Наоборот, я часто слышал там такие реплики-похвалы в адрес преуспевающих соседей или знакомых: «Молодец Зураб (или Валико, или Шота)! Умеет жить!..» Увы, бедность и богатство раскололи грузинское общество так же, как и российское. Но я отвлекся. Итак, мы с мамой идем на базар. Самый большой рынок прямо возле Боржомской улицы. Рынок этот какое бы название ему присваивали, тбилисцы упорно звали «Дезертиркой». Говорят, в смутные времена после Первой мировой войны, при меньшевиках здесь из-под полы все можно было купить у солдат-дезертиров. Когда мы входили на этот рынок, глаза разбегались от обилия и разнообразия продуктов. Неугомонный шум, гвалт стоял над торговыми рядами. Продавцы-зазывалы нахваливали свой товар, безбожно коверкая русские слова. - Пэрсык! Смотри, какой пэрсык! Сам отдэлается! - Каму дамский палчик, каму виноград бэз косточка? - Иды суда! Иды, пробуй! Не арбуз – сказка, мед! - Душес! Ай, какой душес... Сам во рту тает! Орали, зазывали и продавцы местных сыров – тушинского, имеретинского, сулгуни... Тут же, в ведрах с кусками льда, сливочное масло – холодильников не было и в помине. Рядом в глиняных кувшинах мое любимое мацони, которое русские упорно называли простоквашей. Хозяйки несли по несколько жирных кур, держа их за лапы, вниз головой. Они жалобно кудахтали, словно чувствуя, что обречены на заклание, что скоро станут каким-нибудь сациви – излюбленным грузинским блюдом, курятиной в ароматном ореховом соусе. Несли и разделанные тушки молочных поросят, которые тоже появятся на столе у хозяев то по радостному, то по печальному поводу – либо на свадьбе, либо на поминках. Самое большое оживление там, где на прилавке бочонки и кожаные бурдюки с винами, бутыли с грузинской водкой – чачей. Отведать их «на пробу», «продегустировать» охотников всегда хватало. А там и знакомства, споры, объятия уже захмелевших мужиков. Кипела, бурлила «Дезертирка»!.. Весело... Но каждый наш поход сюда разорителен для нашего более чем скромного семейного бюджета. Цены «кусаются», и мама изворачивалась, как могла, чтобы у детей все же была вкусная еда и фрукты. Однажды на «Дезертирке» со мной произошел невероятный конфуз, я так опозорился, что долго боялся там появляться, и до сих пор вспоминаю тот случай со стыдом и недоумением. Проходя мимо торговца с орешками, я, не отдавая себе отчета в том, что делаю, вдруг рванул к прилавку, схватил горсть орехов и юркнул назад, к маме. Та онемела от неожиданности, потом, жестко взяв меня за руку, подвела к продавцу. - Извинись сейчас же! И верни! Сгорая от стыда, я что-то пробормотал и разжал ладонь. Орешки посыпались назад в мешок. Хозяин, пожилой грузин, оказался добродушным мужиком. Он потрепал меня по щеке. - Ладно. Бэри, бэри, малчик! Кушай на здаровье! Несколько дней после этого я мучился угрызениями совести и сам себе не мог объяснить, зачем я так поступил. Что за цыганский инстинкт, что за дьявол-искуситель толкнул меня к этому поступку? Но я был благодарен моей мудрой маме. Она не только не наказала меня, но даже ни разу не припомнила мне тот позорный случай, видя, как я переживаю. Но в дальнейшем в приступах «клептомании» я, слава Богу, замечен не был. *** Иногда в выходной день (тогда жили еще по календарным пятидневкам и был только один выходной день) мы всей семьей отправляемся в старую, самую экзотичную часть Тифлиса с татарским названием Майдан. Там находятся знаменитые серные бани, описанные еще Пушкиным в его «Путешествии в Арзрум» во время похода 1829 года. Придя в одну из таких старинных бань, мы разделяемся – мама с Лией идут в женское отделение, мы с папой – в мужское. Стены залов отделаны лазурной плиткой. В раздевалке и старые, и молодые, уже вкусившие радость банных процедур, бродят, как римские патриции, накинув на плечи простыни. Спрятав свою одежду в шкафчик, мы нагишом входим в один из залов для омовения – с бассейном и каменными лежаками. На одном из них распластался здоровенный мужик, весь изукрашенный татуировками. Маленький юркий банщик-курд приносит наволочку, наполненную, как пузырь, мыльной пеной, сжимает ее, и вся эта гора пены обрушивается на приговоренного к банной «экзекуции». Банщик вскакивает ему на плечи и, присев, начинает съезжать пятками по спине до самых ягодиц, повторяя этот своеобразный массаж раз за разом. Поездив так по спине постанывающего от удовольствия клиента, помассировав уже руками все тело, банщик обливает его горячей водой из деревянной кадки, после чего мужик с татуировкой с гиканьем плюхается в бассейн. Мы с папой не рискуем подвергать себя таким зверским «экзекуциям» и моемся сами, принося горячую серную воду тазиками из-под крана. Еще одно удовольствие ждет нас уже после бани. Мы заходим в магазинчик, где тут же и пекарня, и продают горячий «пури», грузинский хлеб. Иногда мы покупаем тонкий, нежный татарский лаваш, иногда изогнутый грузинский чурек. Отведать после бани и то, и другое, с маслом и сыром – просто объедение. А если мы потом по дороге домой оказываемся на проспекте Руставели, то невозможно удержаться и не зайти напротив оперного театра в знаменитый не только на весь Тифлис, но и на весь Союз павильон «Воды Лагидзе», где по каким-то сверхсекретным рецептам талантливый дегустатор Лагидзе создавал уникальные по вкусовым качествам фруктовые сиропы. До самых последних лет, наезжая в Тбилиси, я, как и в детстве, не мог не зайти отведать этот божественный напиток. *** Любимое место отдыха горожан, особенно в знойную пору, был парк «Муштаид», что почти на берегу Куры. В парке этом росли самые экзотические деревья и растения и самые необыкновенные цветы. Их запахи, смешиваясь, создавали неповторимый аромат в тенистых аллеях. По вечерам здесь играл оркестр. В «Муштаид» всегда тянулись и старые, и молодые. Но нас, ребят, в этот парк больше всего манила построенная здесь в середине 1930-х годов «настоящая» маленькая Детская железная дорога (ДЖД). Ее патронировал лично «железный нарком», народный комиссар путей сообщения СССР Лазарь Моисеевич Каганович. Через территорию парка, через зеленую чащу проложили узкоколейку, которая огибала «Муштаид» кольцом. На узкоколейке были три станции-платформы и два маленьких состава, которые, встречаясь на разъезде, салютовали друг другу пронзительными гудками. Каждый поезд состоял из нескольких вагончиков – и открытых, и закрытых «люкс». Их тащили потешные паровозики, выкрашенные в яркие цвета. Здесь все было «по-настоящему»: пассажиры – дети с родителями или одни ребята, пионер-контролер, который, стуча компостером, проверял билеты и пропускал едущих на платформу. У вагонов стояли пионеры-проводники в форме путейцев. Дежурный по станции ударял в колокол и, подняв флажок, давал сигнал к отправлению поезда. Состав трогался в путь, громыхая на стыках рельс, оглашая окрестности задорными пронзительными гудками. Совершив на этом чудесном поезде поездку по кругу, я умолял родителей снова купить мне билет, чтобы проехаться еще разок... Игра игрой, а ведь многие ребята с ДЖД так увлеклись своими профессиями, что поступили в Тбилисский институт транспорта и стали железнодорожниками. *** Когда я учился в пятом классе 44-й средней школы, наш старший пионервожатый (были такая должность) Жора, большой пройдоха, как-то объявил: «Завтра мы идем всем отрядом к знаменитому герою гражданской войны, командующему Закавказским военным округом Ивану Васильевичу Тюленеву». Мы не верили своим ушам – к самому Тю-ле-не-ву?! Тому, что командовал одной из бригад в легендарной Первой конармии под командованием Ворошилова и Буденного?.. Мы прыгали от радости, хором кричали «ура!» А я гордился тем, что знал об этих героях больше других. Папа как-то принес и подарил мне роскошно изданный номер журнала «Огонек», посвященный 20-летию Первой конной, с множеством увлекательных очерков о геройских конармейцах таких, как будущий маршал Семен Тимошенко и погибший в гражданскую серб Олеко Дундич. И, конечно, о подвигах комбата Ивана Тюленева. До сих пор помню этот юбилейный номер журнала в алой глянцевой обложке. Пройдет много лет, прежде чем развеются многие иллюзии по поводу чистоты подвигов Первой конной. ...Не знаю, как уж удалось это нашему вожатому Жоре, но вот мы сидим в штабе Закавказского округа за длиннющим столом заседаний, покрытым зеленым сукном, в кабинете командующего, командарма 2-го ранга Тюленева. Он благодушно оглядывает нас, смеется. Потом кто-то из ребят, подняв руку в пионерском приветствии, рапортует ему, докладывая о неслыханных достижениях нашего пятого «А» в учебе, физической подготовке и общественной деятельности. И просит товарища Тюленева стать нашим шефом. Получив согласие, наш посланец (это Ира Геворкова) дрожащими от волнения пальцами повязывает полководцу на шею красный пионерский галстук и прикалывает на лацкан металлический значок. Тут появляются молоденькие официантки с подносами, и перед каждым из нас на столе оказывается тарелочка с большим куском роскошного торта, который мы дружно съедаем, запивая лимонадом. Вот это праздник! Когда несколько лет спустя началась война, Тюленев так и продолжал командовать войсками Закавказского округа, который во время боев на Северном Кавказе и под Орджоникидзе (Владикавказом) был временно переименован в Закавказский фронт. Однако почти все герои гражданской войны, такие лихие кавалеристы, как Ворошилов, Буденный, Тимошенко да и Тюленев, показали в Отечественную свою полную неспособность руководить военными операциями. Тюленев, дослужившись до звания генерала армии и чуть недотянув до маршала, доживал в почете свой век в Москве, в правительственном доме на улице Грановского. *** В те же довоенные годы я совершенно случайно совершил нечто наподобие экскурсии в свое будущее. В школе преподавателем физкультуры, нашим физруком был седовласый аристократичный красавец Заал Иванович с осанкой благородного грузинского князя. Он почему-то ходил в военной шинели, гимнастерке, галифе и сапогах, почти как товарищ Сталин. Он и повел наш класс на экскурсию на киностудию «Госкинпром» Грузии (в будущем студия «Грузия-фильм»), которая находилась буквально в двух шагах от нашей школы. Заала Ивановича там все хорошо знали, говорят, он не раз снимался в массовках, изображая импозантных грузинских аристократов, и поэтому ему без труда разрешили пройтись с нами по территории киностудии. Подходя к одному из павильонов, Заал Иванович предупредительно приложил палец к губам, и мы всей ватагой на цыпочках вошли вовнутрь. В павильоне шла съемка. Мы увидели декорацию, изображающую деревенский дом, по типу постройки характерный для Западной Грузии, с большим балконом и на высоком фундаменте. На это жилище откуда-то сверху были направлены лучи прожекторов. - Внимание! - раздался чей-то громкий голос. - Мотор! Начали! Какая-то девица, вырвавшись на момент вперед, щелкнула хлопушкой перед самой кинокамерой и визгливо выкрикнула: «Дубль три!» Камера застрекотала, и тут же из дома-декорации выбежали на веранду пожилые женщины в крестьянской одежде и запричитали, схватившись за голову: «Baйме, швило! Вайме!..» («Ой, горе мне, сынок, ой, горе!..») В дверях появились два свирепых жандарма. Они вели упирающегося, окровавленного парня в разодранной рубахе. Женщина бросилась к нему, но жандармы ее грубо оттолкнули и увели арестованного куда-то за дом. Мать, причитая, упала на крыльцо. - Стоп! - крикнул тот же повелительный голос. - На сегодня все... Мы были разочарованы. Ожидали увидеть нечто необыкновенное, а увидели с гулькин нос... Заал Иванович еще поводил нас по студии. Мы зашли в гримерную, где перед зеркалом сидел очень популярный в те годы артист Спартак Багашвили, игравший в фильме «Арсен». Он нам подмигнул по-свойски. Затем нам показали монтажную комнату, где склеивали кусочки пленки, и объяснили, что в этой комнате, собственно, и рождается фильм. Так я впервые попал на киностудию, не мысля, не гадая, что кинематограф станет моей жизнью. Хотя, как все мои сверстники да и большинство взрослых, я был с детства большой киноман, старался непременно увидеть каждый выходивший на экран фильм. В школе только и было разговоров о новинках экрана – кинолентах «Чапаев». «Щорс», «Мы из Кронштадта», «Юность Максима», «Возвращение Максима», «Выборгская сторона», «Депутат Балтики», а еще о «Веселых ребятах», «Цирке», «Волге-Волге», «Музыкальной истории», фильме «Антон Иванович сердится»... По своей тогдашней киноэрудиции я вполне мог рассчитывать стать киноведом. Сын одного бывшего папиного сослуживца был киномехаником, крутил фильмы в кинотеатре «Аполло» (переименованный впоследствии в «Октябрь») и еще, по совместительству, в Тбилисском артиллерийском училище, где был большой просмотровый зал. Иногда он брал меня с собой посмотреть что-нибудь новенькое. Я залезал к нему в будку киномеханика, где немыслимо громко стрекотал проекционный аппарат, и через отверстие, откуда устремлялся луч на экран, смотрел фильм. Когда перебираю в памяти свои детско-юношеские киновпечатления, то на особое место в моем тогдашнем восприятии я ставлю «Чапаева», «Огни большого города» и волшебный «Большой вальс». *** Мама очень любила кино, но, по-моему, еще больше – театр. И всегда ухитрялась из нашего тощего семейного бюджета выкраивать деньги на посещение Тбилисского театра оперы и балета имени 3.П. Палиашвили и Русского драматического театра имени А.С. Грибоедова, которые в довоенное время обладали сильными артистическими труппами. Не случайно из тбилисской оперы многих старались перетянуть в Москву таких певцов, как Давид Гамрекели, Зураб Анджапаридзе и других. В грибоедовском театре блистал актер Михаил Брагин, после войны перешедший в московский Театр имени Ленинского комсомола. Тбилиси всегда был и, надеюсь, останется очень театральным городом. Поэтому сюда всегда стремились на гастроли лучшие артистические коллективы из Москвы и Ленинграда. Даже в войну. Никогда не забуду, как в 1942 или 1943 году я увидел в зале филармонии концертное выступление легендарных мхатовцев: Качалова, Леонидова, Хмелева. В эти же годы я впервые попал на симфонический концерт в здании филармонии. Дирижировал один из выдающихся дирижеров того времени Александр Гаук. Удивительно, как даже в тяжелое военное время, несмотря на голодуху, холод, затемнение в городах, мы так тянулись к духовной жизни. Это было как бы наперекор всему, наперекор торжествовавшей на необъятных просторах страны смерти. Борис ДОБРОДЕЕВ (Окончание следует) воскликнул "Скачать мод игру сталкер"Вискарра, мгновенно помрачнев. Поэтому мы решили ехать вперед и "Скачать трофим одноклассники"найти воду во что бы то ни стало. Он советует быть осторожным "Скачать справочник проектировщика староверова"с этим двуличным негодяем, который, "Скачать фильм призрак опері"конечно, перейдет на сторону "Айкью тест скачать"команчей, как только это ему покажется выгодным. Пустяки,-успокоил его Швейк,-ерунда. |
