| В ФОКУСЕ ВНИМАНИЯ – ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ АРХЕТИПЫ |
|
«ЧЕЛОВЕКОВЕД» ФЕДОР ДОСТОЕВСКИЙ - К тому времени, как Авто Варсимашвили взял меня в театр имени Грибоедова, я уже давно осознавал, что созрел для серьезного репертуара, - рассказывает Олег. - Во мне что-то подспудно варилось, зрело, я много думал, наблюдал за тем, как играют другие. Достоевский – мой любимый автор, которого я часто, с какой-то параноидальностью, перечитываю. В нем есть потрясающе глубокое знание, ощущение человеческой природы, не имеющей пределов… И ее можно бесконечно открывать. Человек – огромная вселенная, которую невозможно до конца познать и описать, тем и интересен… Шишков был моей первой ролью в театре Грибоедова, и уже такая махина! Я всегда придумываю внутреннюю историю персонажа. Когда мой герой выходит от Акулины после первой брачной ночи и объявляет, что она невинна, зрителям не совсем понятно, что все-таки между ними произошло на самом деле. Мне очень важна мотивация моего героя. Нужно представить, что же такое произошло с Шишковым, что стало его ломать и в итоге привело к убийству… Дело не только в Фильке, но и в Акулине: она не любит его. По мнению Шишкова, она его предала. Предательство именно в ее нелюбви – Акулина относилась к нему… никак, равнодушно. Что бы он ни сделал. Когда Ванька выходит к людям и разыгрывает спектакль о невинности новобрачной, я каждый раз немного по-другому мотивирую его поведение. Мне не интересно играть просто несчастного парня. БЫТЬ ИЛИ НЕ БЫТЬ? К роли Шишкова, как и к другим ролям, к обретению своего «я» в актерской профессии, Олег шел долгие годы. Его юность пришлась на самые тяжелые годы безвременья, когда непросто было сориентироваться в быстро меняющемся мире. «Кто я, что я?» - вновь и вновь спрашивал себя Олег. - Я и сейчас периодически терзаюсь сомнениями, актер ли я вообще, - признается Олег. - Когда смотришь на старых мастеров, волей-неволей задаешься этим вопросом. Мои ровесники поступали в Театральный институт в смутное время, когда многие уезжали из страны. Помню, что зачислено на курс было десять человек, а к сентябрю нас осталось трое, так что пришлось добирать ребят из тех, кто не прошли в самом начале. Так что фактически конкурса не было, и я не могу говорить о том, что меня выбрали из сотен конкурентов. Как это нередко бывает, поначалу Олег Мчедлишвили даже не помышлял о театре и учился в ГПИ. Мечта об актерской карьере казалась ему столь же несбыточной, как и грезы о полете в космос. Хотя интерес к сцене родился еще в школе. Большую роль в этом сыграл ведущий актер театра имени А.С. Грибоедова Борис Казинец, руководивший в школе драматической студией. Олег часто пропускал уроки, зато исправно посещал кружок. Подспудно, может быть, тогда не вполне осознанно, в нем зрело желание быть актером. - Борис Михайлович ставил у нас «Хирургию» и «Хамелеона» Чехова, в которых я играл доктора и городового. Но вот ко дню премьеры я, как назло, заболел ветрянкой и премьеру сыграл мой одноклассник. Тем не менее Борис Михайлович отмечал, что у меня есть данные для актерской профессии и что мне нужно непременно поступать в театральный. Помню, как пришел домой и сказал об этом деду, на что он отреагировал вполне определенно: «Театральный? Голодранцем хочешь быть?» Я тогда подумал: «Нет, голодранцем быть не хочу!» И поступил в ГПИ – на специальность «автоматика и телемеханика на железнодорожном транспорте»… Учились мы «чему-нибудь и как-нибудь». Была только одна мысль: всеми правдами и неправдами сдать сессию. Однажды во время утренней пробежки в компании с другом Олега Мчедлишвили пригласили сниматься в фильме. Дебют в кино так и не состоялся, но молодой человек вдруг вновь загорелся желанием стать актером. Собрался было встретиться с Борисом Казинцом, однако к тому времени актер уже эмигрировал в США. Олега приняли в студию при ТЮЗе. В том же году был прием в театральный… Олег Мчедлишвили еще учился на пятом курсе политехнического. Чудом ему удалось вынести из института аттестат зрелости, чтобы получить возможность сдавать экзамены в театральный вуз. БРАЧНУЮ НОЧЬ ПРИШЛОСЬ ОТЛОЖИТЬ - В театральный я попал без всяких проблем, но и ГПИ окончить удалось… А дальше был ТЮЗ. В первое время пришлось нелегко. Я не совсем понимал, куда попал и что должен делать. Пытался что-то играть в массовке и удивлялся, что никто этого не замечает. Нас же учили, что нет маленьких ролей, а есть маленькие актеры… В тот период я учился у всех. В институте мне много дал наш руководитель курса, актер и режиссер Игорь Пилиев – он учил нас делать этюды, готовить куски. Только тогда, учась уже на третьем курсе театрального вуза, я начал понимать, что такое драматургия. Помню, как тщательно готовил этюд о человеке, переживающем похмельный синдром… После этого избавился от зажима, от ощущения, что не понимаю, что делаю. Меня ввели в ряд спектаклей ТЮЗа вместо уехавших актеров. Давид Сакварелидзе поставил «Брак по конкурсу» Гольдони, и меня за восемь дней ввели на роль трактирщика Филиппо. Пришлось помучиться, но в итоге у меня все получилось, к тому же меня поднатаскали более опытные коллеги Сережа Лютров и Вика Куль. Лютров учил меня владению телом, прививал вкус, благодаря ему я стал больше разбираться и в изобразительном искусстве. Связь с высоким, вечным нужно чувствовать всегда… Я учился у актеров старшего поколения. Многим обязан Гие Кития, Нике Джандиери… После Гольдони пошли «Комбле», «Бременские музыканты», «Собачий вальс». Это был период юношеского максимализма, когда казалось, что я все могу. Хотя, на самом деле, это было совсем не так. Мы отрывались на наших замечательных «Рождественских сказках». Талантливые Сережа Лютров, Максим Обрезков участвовали в их создании. Мы не спали неделями, оставались в театре! Помню, как расписался с моей женой Мананой (она специалист немецкого языка, но работает в театре) и… отправился в театр, где полным ходом шла подготовка к новогодней елке. Так что первую брачную ночь пришлось отложить... В разговорах за столом с друзьями-товарищами в голову приходили разные, самые неожиданные идеи – к примеру, очень хотелось поставить «Три мушкетера». А главное – было огромное желание работать, работать! ПЕРЕЛОМ Однажды режиссер Гурам Вашакидзе поставил в ТЮЗе спектакль по пьесе Радзинского «Старая актриса на роль жены Достоевского». Вначале репетировали другие артисты, но вскоре – это было в 2009 году – возникла идея занять в спектакле Олега Мчедлишвили, уже зарекомендовавшего себя в качестве многообещающего актера. И он блестяще справился! - Это была первая настоящая, серьезная роль! Пришлось, конечно, помучиться, много спорить, но в итоге спектакль получился. На него пришла актриса Ирина Владимировна Квижинадзе - мой педагог по речи на курсе Игоря Пилиева, и я попросил ее пригласить на мой спектакль Авто Варсимашвили. Он не смог прийти – и к нему отправился я сам! Как только Авто увидел меня, сразу сказал, что готов взять меня в театр. Наверное, видел меня в спектаклях ТЮЗа. Так что я даже ничего не успел у него попросить. И буквально через месяц раздался звонок – начинались репетиции спектакля «Достоевский.ru». «ЧЕРТ ПАРШИВЫЙ!..» Образ Кочкарева, которого сыграл Олег, в спектакле Авто Варсимашвили решен неожиданно – в мистических тонах. Это «дитя Луны» появляется на сцене при словах «черт паршивый!», произнесенных свахой Феклой Ивановной. Говорят же, не поминай нечистого всуе – а то лукавый появится! И потом, в следующей сцене, сваха буквально убегает от Кочкарева с воплями «черт, черт!» Прикрывая лицо руками в белых перчатках и глядя сквозь пальцы на Феклу Ивановну, он, конечно, просто валяет дурака, но в этом розыгрыше есть что-то пугающее. Поведение Кочкарева сбивает с толку даже его приятеля Подколесина. Неистово вращая зеркало-дверь, закрепленную на оси, герой Олега Мчедлишвили слишком увлекается этой странной, бесовской игрой… Его прыжки и глумливый смех приводят Подколесина в смятение. «Пошутил!» - успокаивает друга заигравшийся Кочкарев. «Напугал!» - говорит не на шутку взволнованный Подколесин… Однако позднее происходит разоблачение «мелкого беса»: возомнивший себя всесильным, способным вершить людские судьбы Кочкарев – Мчедлишвили неожиданно терпит фиаско. Подколесин выходит из-под его контроля и уносит ноги. - Кому-то не нравится «мефистофельство» моего Кочкарева. Зачем, мол, это? А мне мой герой чем-то импонирует. Не чертовщиной, конечно, а авантюризмом… И потом, он ведь отчасти прав, когда разгоняет незадачливых женихов Агафьи Тихоновны. В нашем решении Кочкарев, конечно, подлец. Но ведь и у подлеца есть своя правда. Думаю, Кочкарев выплывет, обязательно выплывет, потому что это – стихия! Наверняка в очередной раз что-то затеет и опять проиграет. В ПОИСКЕ ИДЕАЛА В спектакле «Каменный гость» Олег Мчедлишвили сыграл Дон Гуана… И вновь – натура сложная, неоднозначная, даже загадочная. - Мне в процессе работы важно было найти причину внутренней ломки героя и момент, когда это в нем происходит. Почему Гуан спрашивает Лауру: «А сколько раз ты изменяла мне в моем отсутствии?» Почему это стало его волновать? Определяющие слова, на мой взгляд: «Но с той поры, как вас увидел я, мне кажется, я весь переродился. Вас полюбя, люблю я добродетель!» По-моему, Дон Гуан начал ломаться еще в Андалузии. Что-то стало его угнетать, его перестала удовлетворять прежняя жизнь. Он теряет жизнелюбие, азарт, задумывается о вечном. Мне интересен этот человеческий слом – точнее, внутренний процесс ломки. Это может получиться или не получиться, но мне интересно про это играть. В Дон Гуане важен поиск недостижимого идеала, а не страдание, не ревность. Он стал глубже, человечнее. В силу возраста, может быть. А когда ты становишься глубже, то уже не можешь жить так, как прежде. Это христианская история, когда происходит переоценка ценностей. У одних – перед смертью, у других – раньше. В жизни любого человека наступает момент, когда он что-то кардинально меняет в ней. Когда он уже не то, что не хочет – не может жить по-старому. На этих моментах стоит вся мировая драматургия. «Гамлет», например. У всех образов мировой литературы один общий корень. Мне интересны человеческие архетипы. В спектакле «Холстомер. История лошади» я стал одним из трех актеров, сыгравших заглавную роль … Авто Варсимашвили поставил передо мной задачу: «Ты сила, ты мощь, ты бунт!» Мне еще было важно показать в своем Холстомере безмерность любви к князю Серпуховскому, его готовность отдать за хозяина жизнь. А потом, в самом конце, у него появляется отрезвление. Холстомер понял, что слезы имеют приятно соленый вкус. Ему открылась горькая правда о жизни. В этом кусочке роли – тоже слом. Мерин вдруг заговорил, как поживший человек… Я хотел выразить боль по-другому! Ведь если бы мы зациклились на гениальном спектакле Георгия Товстоногова, у нас ничего бы не вышло – только пародия. Решение Авто Варсимашвили было неожиданным и интересным… Что касается Толстого, то я не очень люблю его поздние вещи, где появляется назидательность, - «Крейцерову сонату», например. Мне ближе его более ранние произведения – «Севастопольские рассказы», «Война и мир». ПРИОРИТЕТЫ - Роль Кулигина в спектакле «Гроза» – это для меня новая и долгожданная манера игры. Я всегда мечтал так поиграть. Когда концепция уходит на второй план, а ты играешь просто человека – без театральных приемов, без апарте. А просто! Господь дал мне замечательную возможность сыграть Кулигина в спектакле Вахтанга Николава. Впрочем, в этой пьесе любая роль интересна, потому что решается в желаемом для всех ключе… Мне нравится, как работает Вахтанг Николава. Это именно то, что мне близко в русском театре – смотришь не только то, как играет актер, но, прежде всего, - что написал Островский. Когда уходишь после спектакля и долго еще потом думаешь о жизни, о людях, о том, что написал автор, а не о том, кто поставил спектакль, какой актер был лучше, какой – хуже. У меня такое впечатление было от фильма «Дядя Ваня» в постановке Андрея Кончаловского, где главного героя играет Иннокентий Смоктуновский. Во МХТ дядю Ваню играет тот же актер, правда, там не было этих крупных планов глаз, но все равно спектакль завораживал – не оторваться. Закончился спектакль, и что-то кольнуло в сердце. Помню, как был под впечатлением несколько дней. - У тебя сегодня есть, слава богу, возможность играть интересные роли… Как ты представляешь свое будущее? Мечтаешь ли о славе? - Живу сегодняшним днем. А слава – не будем лукавить! - никому не помешает. О ней все мечтают. Другое дело, что я вообще по-другому к этому отношусь, исходя из своего возраста. Какие-то вещи я уже никогда не сделаю. - Ромео уже точно не сыграешь… - Вот именно. Да и в плане отношения к жизни я переменился. Моему сыну уже пятнадцать лет. Так что я уже по-другому мыслю. Не мечтаю ни о какой роли. Сделаю ту, что дадут, постараюсь, чтобы это было интересно зрителю. Главное – работать. Конечно, все стремятся расширять рамки своего творчества, не вариться в собственном соку, развиваться. Но жизнь такая штука – всегда что-то ограничивает. Это наш крест… Существует ли сегодня профессиональная критика? Очень часто вместо критики читаем просто пересказ спектакля… - Ты пишешь стихи. В поэзии находишь то, что тебе недостает в театре? - Однажды я просто начал рифмовать строчки. И на гитаре пел песни собственного сочинения. Это было давно!.. Но сейчас я этим уже не занимаюсь – времени не хватает. У меня и мозг стал по-другому работать. Не идет что-то… Актерская профессия поглощает меня целиком. Но все-таки я хочу записать несколько песен и выпустить их. Мне кажется, это возможно. Вопрос только во времени. Я ухожу из дому в десять часов утра и возвращаюсь в десять часов вечера. Дома нужно и текст повторить, и что-то подучить, так что у меня ни на что другое времени не остается. И, слава богу, конечно, но выходных иногда хочется. - Считаешь себя поэтом, бардом? - Когда раньше писал, казалось, что это хорошо. Потом настал момент, когда понял: это хорошо, но не настолько. По ощущению. По конкурсам. Наверное, я чего-то не понимаю в сегодняшней поэзии. Ретроград со старыми представлениями. Так, как сейчас пишут стихи, я писать не могу. Это немыслимо! А то, как я могу, по-моему, вчерашний день. - Разочаровался в себе как в поэте? - Может быть. Но ничего трагического в этом нет. - Может, слишком критически относишься к себе? - Я вообще ко многому в себе отношусь критически – к тому, что сыграл в том числе. Иногда до неприличия. Просто я не говорю об этом вслух. Не хочу давать кому-то повод сказать: «Да-да-да! Так оно и есть!» Все радостно подхватят мою самокритику. Вот напишу стихи и уже через пять минут чем-то не доволен. Так же и в актерской профессии. - Но к стихам ты вернешься? - Не знаю, вернусь ли к стихам… А вот к песням, наверное, вернусь. Есть одна песня, которой я доволен. Она без названия. «Встретил я женщину…» Она недавно написана. Благодаря этой песне я перестал петь все, что было написано до нее. Это новое дыхание во всем. И я понял: либо будет это, либо не будет ничего. Если я смогу на таком же уровне написать несколько песен, - хорошо. Не смогу – значит, не напишу больше ничего! Это же касается поэзии. Пока не напишу что-то совсем новое, не имеет смысла возвращаться к старому. Разве что в тесном кругу друзей. То же самое в театре. Прошли годы, и я уже не могу играть своего Ваню Шишкова так, как играл раньше. Все меняется. Если сегодня я буду мечтать о ролях и славе, то… Есть ведь какие-то реалии. С ними не поспоришь. Мы сами должны делать нашу жизнь интереснее. Интереснее – в каких-то ощущениях, в работе над новой ролью. А главное – чтобы не было запрета на профессию. Иначе что остается? Только спиваться. Мне еще нравится работа по озвучанию. Я почему-то становлюсь спокоен. Когда приходишь на озвучание после репетиций, после предпремьерных судорог, то спокойно делаешь свое дело, расслабляешься. Инна БЕЗИРГАНОВА Я "Роуз роузтри скачать"давно знал, что кошки "Трудно быть богом стругацких скачать"не любят канареек и "Скачать властелин кольца гоблин"обижают их. Однако теперь надежда постепенно угасала. Ничего, "Учебники гражданский процесс скачать"ничего, успокоил "Скачать бесплатно виндовс для ноутбука"его Клинч. Энергия и решимость вернулись к нему. |
