| ЗАВЛЕКАЮТ В СОЛОЛАКИ...(ТЫНЯНОВ В ТВИЛИСИ) |
 Он, наконец, добирается до этого города – города своей мечты! И в 1933-м оказывается в Тбилиси, о котором знает наизусть множество деталей. Запахи и цвета которого мысленно пытался уловить, проводя по его извилистым улочкам персонажей своих книг. И все это – с… берегов Невы. Блестящий ученый, писатель, историк Юрий Тынянов умеет существовать одновременно в разных временах, и в этом они с Тбилиси прекрасно друг друга понимают. Теперь уже он сам идет по следам своих героев-легенд – Грибоедова, Кюхельбекера, Пушкина и смотрит их глазами на город, одаривший его друзьями-легендами. Живет он в доме №7 на улице Дзнеладзе (ныне – Табукашвили) у знаменитого юриста Луарсаба Андроникашвили. Работать он спешит на улицу Мачабели, в Союз писателей, где его ждет в нетерпении поэт Тициан Табидзе. А по вечерам – гостеприимная квартира звезд кино, актрисы Нато Вачнадзе и режиссера Николая Шенгелая на столь хорошо нам знакомой Коджорской улице. Соединим на карте города эти точки и получим треугольник основного тыняновского, так сказать, ареала обитания. В который вписывается проспект Руставели, и две вершины которого (улицы Мачабели и Коджорская), опять-таки – в Сололаки. Но разве тбилисская жизнь может вместиться в геометрическую фигуру? Это все равно, что попытаться мечту втиснуть в сухую схему! А исполнившаяся мечта оказывается для Тынянова точь-в-точь такой, какой много лет виделась издалека. Город и впрямь завораживает, оказывается теплым, несмотря на октябрь, заполненным удивительными людьми. Уже написаны Тыняновым «Кюхля» и «Смерть Вазир-Мухтара», уже задуманы им примечания к пушкинскому «Путешествию в Арзрум». И так естественно теперь взойти по мтацминдским переулкам на Святую гору – к другу Александру, постоять у его грота. И восхититься Ниной: «Молодец! Замуж второй раз не вышла, осталась ему верна. А Наталья переменила фамилию Пушкина – на Ланская. Испытания не выдержала…» Но тут же, в оправдание: «Пушкин наказал ей носить траур по нем два года, а потом идти за другого. Она вдовствовала семь... Одна. Дети – Машка, Сашка... Младшие: Григорий и Наталья... Ей было трудно…» А потом подняться уже на Сололакский хребет и оттуда читать раскинувшемуся внизу городу стихи другого Александра – «На холмах Грузии…» Да, Грузию и ее столицу Тынянов полюбил заочно, работая над романами о пребывании там гигантов русской поэзии. А потом еще – и встречи в Ленинграде с людьми, ставшими для него главными притягательными магнитами по приезде в Тбилиси. Давайте-ка, откроем самые первые страницы их знакомства. Вот, в 1925-м Тынянов принимает вступительный экзамен в Ленинградский университет у юного выпускника тбилисской школы Ираклия, и первый его вопрос: «Вы учились в Тифлисе? Вот как! Не приходилось ли вам путешествовать по Военно-Грузинской дороге?» В ответ – рассказ юноши о том, как он проехал всю эту дорогу со школьной экскурсией, а обратно, из Владикавказа, прошел пешком. Следующий вопрос: «Скажите, похоже ли описан у Пушкина монастырь на Казбеке? Я еще не бывал в Грузии. Ваш рассказ очень для меня важен». И экзаменуемый взахлеб рассказывает про Казбек, про ледники и про то место над Крестовым перевалом, откуда Пушкин мог одновременно видеть и Арагви, и Терек. Так продолжается полчаса. А вечером Тынянов звонит покровительствовавшему парню литературоведу Борису Эйхенбауму и сообщает, что тбилисец Ираклий Андроников принят в университет. Через несколько месяцев Эйхенбаум приглашает Ираклия и его брата, будущего знаменитого физика Элевтера Андроникашвили: «Юра написал роман «Кюхля». Великолепно. Хотите, почитаем вслух?» Так молодые тбилисцы одними из первых знакомятся с замечательным романом о Вильгельме Кюхельбекере, служившем и в Тифлисе. Причем, знакомятся из уст самого автора. Проходит несколько лет, и отношения Андроникова с Тыняновым – уже нечто большее, чем простое знакомство. Окончив университет, Ираклий Луарсабович еще не имеет постоянной работы и (конечно же, бесплатно) начинает помогать Юрию Николаевичу «как бы в роли секретаря» - болезнь не позволяла тому зимой выходить из дома. И среди тех, чьи образы уточняются в ходе совместных литературных исследований, - хорошо знакомые нам тифлисские персонажи: Александр и Нина Чавчавадзе, Грибоедов, супруги Ахвердовы… Тогда, по состоянию здоровья, Тынянов не мог проехать по Военно-Грузинской дороге, чтобы побывать в Грузии. И он расспрашивает Андроникова «о расстояниях между почтовыми станциями, о пейзажах, о нравах и о Тифлисе». Ответы выслушивает внимательно, радуется своей проницательности, проявленной в романах: «Я не ошибся!» И, в ответ, рассказывает о том, что узнал из редких документов о Тифлисе 1820-х годов … А теперь заглянем в ленинградскую гостиницу «Европейская». Зимой 1930-31 годов здесь останавливаются Тициан Табидзе и Паоло Яшвили, к ним приходят Ираклий Андроников с братом. А еще там живут Борис Пастернак с молодой женой, и Тициан приглашает их в гости. В разговоре вспоминают Тынянова, с которым приезжие еще не знакомы, и Ираклию Луарсабовичу поручают по телефону уговорить писателя приехать в гостиницу. «За поручение я взялся, но в успехе уверен не был, - вспоминает Андроников. - Юрий Николаевич был очень чувствителен к тонкостям обращения. И посредничество мое мог презреть. Но не выполнить просьбу – и чью! Пастернака, Яшвили, Табидзе! Разве я мог! Волнуясь и запинаясь, я позвонил. И вдруг Юрий Николаевич заговорил с радостью, попросил к телефону Бориса Леонидовича, потом Тициана. И согласился. И вскоре пришел…» Придя, он был очарован Паоло и Тицианом, «произносил лестные приговоры» стихам собравшихся, и, конечно же, зашел увлекательный разговор о Грузии, «острыми впечатлениями» о которой делился и Пастернак. Так и знакомятся, ставшие друзьями на всю жизнь, грузинский поэт и русский писатель. «Помню, как потом долго и неотступно вспоминал Тициана Тынянов и Тынянова – Тициан. Словно они нашли друг друга, и это было заранее написано им на роду», - делится Андроников. Так что, дорогие читатели, легко представить, как после всего этого встречают Тициан и Ираклий дорогого друга Юрия, когда тот, наконец, приезжает в Тбилиси… Происходит это в октябре 1933-го. Накануне Первого Съезда писателей СССР большая группа русских писателей отправляется в Грузию, чтобы установить с местными литераторами более тесные контакты – и творческие, и деловые. Тынянов приезжает раньше остальных – Бориса Пастернака, Николая Тихонова, Ольги Форш, Валентина Гольцева и Петра Павленко. Уж, очень не терпится ему попасть в заветные места, да еще по той самой(!) Военно-Грузинской дороге. Да и поработать ему надо побольше, чем остальным: он - член редколлегии, а потом и главный редактор серии «Библиотека поэта», в которую намечено включить и грузинские стихи. В Тбилиси же Юрия Николаевича ждет не только Табидзе, но и Андроников, очень кстати приехавший к отцу. Его-то мы и попросим рассказать об основных моментах того, что можно было бы назвать «трудовыми буднями» и «досугом» приезжего, если бы эти понятия не были неразделимы для Тынянова в таком городе, как Тбилиси. Итак, о работе: «Тициан не разлучается с ним. Живет, погруженный в XIX столетие в кругу Александра и Нины Чавчавадзе, Григола Орбелиани, Бараташвили, Пушкина, Грибоедова, Кюхельбекера и Полонского... Разговоры о сборнике «Грузинские романтики» для «Библиотеки поэтов» (он вышел потом). О большой антологии грузинской поэзии в ленинградском Детгизе… Тициан ночами трудится над подстрочниками, составляет комментарии, краткие биографии грузинских поэтов. Это большое умение – повести, показать Грузию, приворожить писателя или поэта, сделать его другом Грузии навсегда, влюбить его в Грузию…» Андроников приводит гостя в архив: «Он оживленно перелистывал еще не разобранные, никем не читанные прошения Кюхельбекера, резолюции генерала Ермолова. Был горд находками. Выписывал пространные цитаты, пояснял документы окружавшим его архивным работникам. Меня просто поразила тогда точность, с какой он угадывал, где могли оказаться интересные для него бумаги… И всех, кто его окружал, покорял деликатностью, мягкостью, скромностью». Еще Тынянов открывает для себя поэзию Александра Чавчавадзе: «Нужно перевести его стихи... И Николоза Бараташвили. И Орбелиани Григола. По всему видно, что поэты европейского класса. Тициан Юстинович Табидзе читал мне подстрочники...» А это – уже о прогулках по городу, которые оказались отнюдь не просто досугом: «Заходили в погребки. Стояли выше Цициановского подъема. Потом спустились в Чугуретский овраг. Застроенный в ту пору халупами на разных уровнях, он был великолепен своей живописностью. И много раз потом, в Ленинграде, Тынянов вспоминал Чугурети и гордился им как открытием. Ходили в серную баню, чтобы соотнести впечатление с той страницей «Путешествия в Арзрум», на которой безносый Гассан моет Пушкина». Словом, «Тынянов совершал путешествие по следам Грибоедова и по страницам своих романов, запоминая подробности для следующего издания книги». Вдобавок к этому, вовсе не застолья становятся главными в домах Тициана и новых друзей – Нато Вачнадзе и Николая Шенгелая, поэтов Георгия Леонидзе и Валериана Гаприндашвили, писателя Серго Клдиашвили… «Почти каждый вечер в честь Юрия Николаевича собирались то у того, то у другого. Редкое единодушие объединяло всех, ощущение общности творческих задач, чувство истинной дружбы этих замечательных людей и дружбы двух великих культур, которые они представляли, жадное желание как можно больше сообщить Юрию Николаевичу – рассказать ему о Грузии, о ее поэзии, раскрыть, объяснить, увлечь... Уже тогда становилось ясным, что эта дружба продолжится в письмах и в больших литературных делах. Так и стало». Кстати, если уж, речь зашла о застольях, то надо сказать о моментах, прямо скажем, не очень характерных для гостей Грузии – Тынянов не так уж часто поднимал бокалы. Это отмечает еще один человек, сопровождающий его по Тбилиси – Акакий Гацерелиа. Он всего лишь год, как окончил университет, и ему еще только предстоит стать писателем, литературоведом, заслуженным деятелем науки. Но в свои 23 года он уже считается специалистом по истории кавказских войн. И именно его Тициан просит помочь Тынянову в подготовке комментариев к пушкинскому «Путешествию в Арзрум». Еще он консультирует гостя и в подготовке сборника грузинских поэтов-романтиков. Именно он приводит Тынянова в университетское книгохранилище, где тот не только находит неизвестную рукопись одного из сосланных в Грузию декабристов. Его ждет приятный сюрприз: книгохранилищем руководит лектор Юрия Николаевича в Петербургском университете, всемирно известный ученый Григол Церетели. Именно Гацерелиа несколько раз приходит с Тыняновым в Музей истории Грузии, где «превосходные пояснения» дают приезжему такие выдающиеся личности, как историк Леван Мусхелишвили и литературовед, историк, этнограф Павле Ингороква. И именно начинающий литератор знакомит Тынянова в столовой Дома писателей с такими гигантами, как поэт Галактион Табидзе и писатель Михаил Джавахишвили. В этой столовой Гацерелиа ежедневно встречается с Тыняновым в четыре часа дня – остальное время, как мы уже знаем, тот проводит с друзьями. К молодому же помощнику он обращается не иначе, как с уважительным «коллега». А тому и несколько часов, ежедневно проводимых вместе, дают основания вспоминать не только о совместной научной работе. Так, он подчеркивает: «Тынянов избегал пить вино. И если пил, то два-три стакана». А когда Гацерелиа, как и его старшие товарищи, в очередной раз старается прибегнуть к одному из самых традиционных обрядов гостеприимства, Тынянов смотрит на него с упреком: «Тицианом и вами движет одно намерение: дать мне выпить, чтобы я стал болтливым. Я сейчас отплачу за это: до завтра вы не услышите от меня ни слова!» Тут же добавляет: «Хотя... коллега, я и завтра выпью вашего прекрасного вина» и потом, в полном молчании, доходит до квартиры Андроникова. Вывод Гацерелиа: «По существу, Тынянов играл им же выдуманную роль, и играл ее превосходно». Но никакой игры нет и в помине, когда Юрий Николаевич, в очередной раз, объявляет: «Коллега! Прогуляемся по городу! Что вы предложите посмотреть?» И они отправляются бродить по столь влекущим гостя местам. «Он шел энергично, размахивая тростью, погрузившись в свои мысли, или заговаривал о Тбилиси, который, думаю, наблюдал глазами Кюхельбекера и Пушкина», - вспоминает Гацерелиа. Правда, если мы внимательно приглядимся к их прогулкам, то увидим, что одна из них началась совсем не радостно. Только познакомившись и впервые побывав в университетском книгохранилище, оба едут в переполненном трамвае по проспекту Руставели. Да, дорогие читатели, сегодня уж мало, кто помнит, что этот вид транспорта, уже несколько лет, как исчезнувший из Тбилиси, когда-то гордо постукивал по стыкам рельс на его главной улице. Ну, а битком набитый тбилисский трамвай ничуть не отличается от такового в любом другом городе. И Тынянов неожиданно бледнеет, хватается рукой за сердце – у него пропали часы. Казалось бы, естественно сделать то же, что делают тысячи людей в таком положении – поднять панику со всеми скандальными, но редко дающими результат последствиями. Однако Тынянов поступает так, как поступили бы аристократы духа, ставшие героями и его книг, и его судьбы. «Единственная вещь, которая у меня от матери, - огорченно проговорил он, но тотчас взял себя в руки, - свидетельствует Гацерелиа. - Никогда после за все время пребывания в Тбилиси он не обмолвился об этом, столь его огорчившем факте. - Жара... - сказал Юрий Николаевич после минутного молчания. - Мне трудно дышать... Сойдем. Пройдемся пешком... Мы сошли с трамвая. Тынянов шел, словно и не случилось ничего неприятного, и спрашивал о каждом мало-мальски примечательном здании на проспекте Руставели, в то же время вспоминая некоторые интересные места». Что еще вспоминается его молодому коллеге? Что во время полемики Тынянов не терял самообладания и всегда оставался сдержанным. Что «легко находил общий язык со всеми, в ком замечал искреннюю любовь и уважение к человеку, - с пожилым и молодым». Что многие отмечали его умение быть язвительным, но в Тбилиси все остались «очарованными мягкостью его характера». И что не было ни одной их встречи, на которой Тынянов не заговорил бы о Пушкине: «У меня осталось впечатление, что мысли о гениальном авторе «Медного всадника» не покидали его никогда, владели каждой минутой его жизни». Конечно же, такой человек не мог не стать своим для Тбилиси. И город одаривает его не только встречами и дружбой с лучшим своими жителями. Проходит не более недели после приезда Юрия Николаевича, а мы уже можем заглянуть в газету «Литература да хеловнеба» («Литература и искусство») от 7 октября 1933 года, чтобы прочесть заметку о нем. Там подчеркивается и то, что «писатель в настоящее время работает над большим романом о Пушкине». Тициан переводит гостю заметку, показывает фотографию в газете, и Тынянов улыбается: «И в русской прессе меня не балуют хорошими портретами. Когда я рассматриваю их, то кажусь себе почти уродом». Минуют еще три недели, и, кажется, флюиды благожелательности попадают из грузинской прессы в российскую. Слово Акакию Гацерелиа: «В бытность Тынянова в Тбилиси в газете «Известия» от 20 октября 1933 года была напечатана большая статья А.Старчакова «Проза Тынянова». Она прозвучала некоторым приятным диссонансом среди ранее опубликованных статей об авторе «Смерти Вазир-Мухтара»… Мне приятно вспоминать, что я лично передал ему газету со статьей о его творчестве. Он быстро прочел ее и ничего не сказал, но хорошее настроение, которое не покидало его весь день, было более чем красноречивым». Что ж, лестно сознавать: этот приятный момент, связанный с не баловавшей его прессой, Тынянов пережил именно в Тбилиси. Но не только сбором исторических материалов для будущих книг живет Тынянов на берегах Куры. Посмотрим, с каким рвением берется он за ранние русские переводы стихов Николоза Бараташвили. Строфы его не удовлетворяют, он называет некоторые из них «беспомощной и анемичной копией оригинала», считает, что «общепринятая характеристика лирики Бараташвили совершенно не согласовывается с этими переводами». И, по его просьбе, Гацерелиа составляет метрические схемы стихотворения «Мерани» специально для Михаила Лозинского, который «смог передать своеобразие ритма текста». С грузинскими друзьями Тынянов беседует о возможности перевода «Витязя в тигровой шкуре» Шота Руставели все тем же Лозинским и о том, что «о писателе с такой интересной биографией», как Григол Орбелиани, «можно бы написать целый роман». К сожалению, выполнить эти задумки не удалось, но, все равно, заслуги Тынянова перед грузинской литературой трудно переоценить. Под его редакцией в 1939 году выходит русский перевод «Мудрости вымысла» Сулхана-Саба Орбелиани, а через год – тот самый сборник стихов «Грузинские романтики» в большой серии «Библиотека поэта», материалы к которому он собирал в Тбилиси. А еще откроем первую страницу «Литературной газеты» от 26 ноября 1937 года. На ней – статья Тынянова «Дата мирового значения», посвященная 750-летию со дня рождения Шота Руставели. Оно названо «великим юбилеем» наравне со 100-летием со дня рождения Пушкина. Многого стоят хотя бы такие слова: «Великий грузинский эпос пронес всю свою силу, молодость и обаяние через века до наших дней. Я не знаю в мировой поэзии более вечных, более молодых женских слов, чем письмо Нестан-Дареджан своему рыцарю, чем плач Ярославны в Путивлеграде на городской стене, чем письмо Татьяны к Онегину!..» Тынянов утверждает, что перед русскими поэтами «стоит почетный и радостный долг полноценного перевода великого грузинского поэта». И выдвигает девиз: «Пусть Нестан-Дареджан станет сестрою Ярославны и Татьяны». Конечно, литератор такого масштаба, полюбивший Грузию еще до знакомства с ней, сделал бы многое из всего этого, даже не приезжая на берега Куры. Но какое счастье и для Тбилиси, и для Тынянова, что их встреча, о которой писатель мечтал столько лет, все-таки состоялась! Ведь, по словам Ираклия Андроникова, «этот его приезд, несомненно, принадлежал к самым светлым и радостным дням его жизни». Владимир ГОЛОВИН | |||||||
|
|||||||
