| От а До Я |
 Вечно модный В искусстве встречаются некоторые художники, воспринимающие мир необычайно драматично. К примеру, у великого японского кинорежиссера Акиро Куросавы если идет дождь – то это всегда ливень, если тепло – то это свирепая жара, если ветер – то непременно ураган. Эта несколько преувеличенная чувствительность восприятия делает таких людей незащищенными и очень отдаляет их от других. А был такой писатель, для которого в палитре не существовало светлых тонов. И жизнь для него была – тюрьма, осень – промозглой, лето – жарким и душным, зима – суровой и морозной. Его звали Франц Кафка. Он родился в Праге, в еврейской семье, но не знал идиша. Дома говорили по-немецки, на улице – по-чешски, а сам он выучил еще и французский и немного – русский, чтобы читать Достоевского. Несмотря на то, что семья жила зажиточно, Франц чувствовал себя глубоко несчастным. Возможно, это было связано с характером его деспотичного отца, средней руки галантерейщика. Фамилия Кафка в переводе с чешского означает «галка». Галку любил изображать на своих конвертах и почтовой бумаги его отец. Но галка сына была не гордым логотипом торговой фирмы, а маленьким мокрым комочком на проводах. Такой бесприютной птицей себя ощущал один из самых выдающихся германоязычных писателей 20 века. Окончив гимназию и факультет права Карлова университета, Кафка оторвался от семьи, начав жить самостоятельно и очень бедно. В его одинокой жизни была только горстка друзей. Женат он не был никогда, хотя дважды обручался, сам разрывая помолвки. Из-за его замкнутого образа жизни практически не осталось свидетельств того, как он писал, как его посещало вдохновение, и какие события или встречи влияли на образы из его произведений. За жизнь он опубликовал лишь несколько рассказов, но даже по ним современники смогли увидеть всю силу его дарования. Хотя и испугались эмоциональности, парадоксальности и мрачного сюрреалистического мира произведений, вышедших из-под пера писателя. Он рано умер, завещав своему другу и душеприказчику Максу Броду и своей возлюбленной Доре Димант уничтожить все написанное им. Дора послушно сожгла, а вот Брод нарушил волю умершего – у него просто не поднялась рука на эти шедевры. Так мы стали обладателями литературных сокровищ, которые не только не выходят из моды, а год от года становятся выдержаннее и крепче, как хороший коньяк. Судьба командора Первая четверть 20 века в России была поразительным периодом: три революции, Русско-японская, Гражданская и Мировая войны, предвоенный промышленный рост и ужасающая разруха. И при всем этом – Серебряный век литературы и поэзии. В истории страны возникло не два и не три, а несколько десятков поэтов и писателей. И на фоне этой великолепной плеяды высится несколько бесспорных гениев. Один из них, конечно же, Владимир Маяковский. Он родился 120 лет назад 19 июля в грузинском селе Багдади Кутаисской губернии, в семье лесничего. Грузинский язык Владимир знал в совершенстве и поступил в гимназию в Кутаиси, где формально был не первым учеником, но одним из самых способных. Когда умер его отец, уколовшись канцелярской скрепкой, семья переехала в Москву. Кстати, из-за этой смерти Маяковский на всю жизнь остался бактериофобом – всегда носил в кармане мыльницу и мыл руки при каждом случае. В Москве Владимиру понравилось. Понравились свободные разговоры между преподавателями и гимназистами, активная культурная жизнь и походы в спектакль, воздух, пронизанный электричеством недавней революции. Пятнадцатилетним мальчишкой Маяковский окунулся в революционную романтику, за что несколько раз был арестован. В одиночной бутырской камере за одиннадцать месяцев он от скуки исписал целую тетрадку юношескими стихами. Сам он радовался, что эту тетрадку изъяли надзиратели, но именно с нее отмерял свой литературный стаж. А потом наступило время, которое бы назвали сейчас «модной тусовкой». Владимир, талантливый и в рисовании, легко поступил в училище ваяния и зодчества, куда принимали даже «неблагонадежных». Там он познакомился с Давидом Бурлюком и вступил в Общество Футуристов. Так началось время «Желтой блузы». Сейчас, наверное, молодые футуристы тех времен напоминали бы панков. Они тоже носили немыслимые прически, рисовали цветы на щеках и закалывали длинные волосы морковками. Немудрено, что первые свои стихи Маяковский опубликовал в сборнике «Пощечина общественному вкусу». А потом в его жизни появилась Лиля Брик. И оставалась до самого драматичного конца. Ей посвящена поэма «Облако в штанах», и многие другие стихотворения предреволюционного периода. А революцию Маяковский встретил восторженно, и с 1918 года, вместе с друзьями – Бриками, Асеевым и другими – окончательно принял большевистскую позицию и остался верен ей до конца. Судьба поэта оказалась на редкость драматичной – в двадцать с небольшим, будучи признанным гением, он оказался отвергнутым многими своими собратьями. Анна Ахматова как-то говорила, сравнивая Маяковского с Велимиром Хлебниковым, что до революции один был гением, а другой посредственным поэтом, а после революции наоборот. И как его только не называли – «шутом у трона революции», «певцом разнузданной матросни». И говорили про его творчество «нигде кроме, как в первом томе», пародируя его же рекламный слоган для Окон РОСТА… Жизнь и творчество поэта разделились на пять этапов – представителя авангардной богемы, революционного трибуна и Командора, популярного драматурга и кино-сценариста и разочаровавшегося, критикуемого всеми человека. Со смертью его жизненные несчастья не закончились – советская власть превратила его в бронзовый памятник идеального певца режима. К счастью, это не уничтожило Маяковского как великого русского поэта. Он вновь возвращается в нашу литературу и занимает в ней одно из самых почетных мест. Совесть народа 160 лет назад родился выдающийся русский писатель Владимир Галактионович Короленко, которого во все времена и при всех режимах называли «совестью народа». Всю свою жизнь он защищал обиженных и угнетенных. За свои критические взгляды он неоднократно подвергался и репрессиям со стороны царского правительства, и недовольству новой власти. Родился он на Украине, в Житомире. О своем детстве и строгом, но справедливом отце – уездном судье – он рассказал в знаменитом рассказе «В дурном обществе». После гимназии отправился учиться в Петербург, где почти сразу примкнул к революционному народническому движению, но был исключен, сослан сначала в Кронштадт, затем в Глазов, а после в Сибирь. И везде ему мешал непокорный нрав, бесконечное отстаивание прав перед властями всех уровней. Из Сибири он вернулся обветренным, закаленным, необычайно стойким человеком с богатым жизненным опытом. Это сразу привлекло к нему читателей. Прекрасное знание людей делало его рассказы достоверными, настоящими, в них не было литературного лака. А сам он стал защищать всех, кто обращался к нему. Он отстаивал их права в судах, газетах и журналах, не стеснялся лично обивать пороги высокого начальства, которое нередко его побаивалось. И он быстро превратился в нравственный авторитет. За литературные заслуги Короленко, как и Льва Толстого, в 1900-м избрали академиком словесности. Но эти почетные лавры он с себя сложил сам – разумеется, в знак протеста. Протеста против отмены избрания М.Горького. Он выступал против репрессий правительства в отношении украинских крестьян, разоблачал голод 1891-1892 годов, реакционную политику правительства после подавления революции 1905 года. Выступал против антисемитов и черносотенцев, сфальсифицировавших «Дело Бейлиса». После революции 1917 года Короленко открыто осудил методы большевиков и дальнейший чекистский произвол. Но большевики не рискнули трогать столь уважаемого и авторитетного человека. Наверное, в глубине души все те, кто его поносил, любили его творчество. Ведь они выросли на его «Детях подземелья» и «Слепом музыканте». Последние годы он прожил в Полтаве – скромно, достойно и очень независимо, хотя от бедности ему даже пришлось выучиться сапожному делу, чтоб самостоятельно ремонтировать себе башмаки. Такие выдающиеся правдолюбы бывали в истории России. Но Владимир Галактионович занимает среди них особое место, потому что даже известного правозащитника академика Андрея Сахарова называли «Короленко наших дней». агент - нелегал Как шутили московские острословы по поводу полковника Абеля, тяжела и неказиста жизнь агента-нелегала. 10 февраля 1962 года на берлинском мосту Глиникебрюкен произошел обмен американского летчика-шпиона Пауэрса на советского разведчика Рудольфа Ивановича Абеля. Ранним утром с двух сторон этого пограничного моста между двумя Германиями подъехало по три машины, из которых вышли на промозглый сырой воздух две группы людей. А потом по команде с двух разных концов к середине моста медленно, сверля друг друга взглядом, пошли друг другу два «засыпавшихся» шпиона. Как вспоминал потом Рудольф Иванович, он смотрел в лицо приближающемуся человеку и понимал, что тот – олицетворение цены, которую платит государство за его свободу, и они равны в этой цене. Но Абель ошибался. Гарри Пауэрс был просто очень смелым пилотом, который ввязался в авантюру и принял участие в разведывательных полетах над территорией Советского Союза, где его сбили. А вот полковник Абель был человеком совсем другого уровня – одним из самых выдающихся нелегалов в истории мировой разведки. И сейчас, спустя полвека, мы до конца не знаем всего, чем он занимался. Он не был Абелем, да и звали его не Рудольф Иванович. Это был Вильям Генрихович Фишер, сын обрусевшего немца-марксиста, который за революционную деятельность был выслан из России в 1901 году. Назвали его в честь Шекспира, так как родился он в Англии, где и прожил первые 18 лет. После гражданской войны семья вернулась на родину, где молодой человек, свободно владевший, помимо русского и английского, еще и немецким, оказался в разведке молодой советской республики. Чем он занимался там в первые годы своей работы, куда совершал свои вояжи, до сих пор известно только по слухам и легендам. Неизвестно и то, где и в чьем мундире он встретил Великую Отечественную войну. Известный советский разведчик Молодый, по легенде, видел его в форме абверовского офицера. А кто-то говорил, что он служил шифровальщиком при немецком Генеральном штабе. Советские официальные источники говорят, что войну он провел переводчиком в Москве и принимал участие в радиоиграх – передавал дезинформацию противнику через пойманных шпионов. Но в истории разведки всегда немало «тайн мадридского двора». Нам известно, что он делал, когда был резидентом-нелегалом в США и шпионил за атомными секретами. Да и то известно лишь потому, что его арестовало ФБР, и он был осужден на многолетний срок. Абелем он назвался при аресте, чтобы скрыть свою настоящую фамилию – так звали его ближайшего друга и соседа по даче. И когда в США появилось сообщение о том, что арестован русский полковник Абель, Центр сразу понял, о ком идет речь. Конечно, в его не обошлось без предательства – столь выдающиеся разведчики просто так не попадаются. Просто прислали из Центра неудачного связника. Родина не забыла Абеля – его вернули домой, семье, а далее он писал мемуары, занимался преподавательской деятельностью, рисовал свои картины. Но быстро угас – скучал без работы… Об этом незаурядном человеке снято несколько фильмов, написано несколько книг, а его противник в тайной войне – директор ЦРУ Ален Даллес – сказал: «Эх, мне бы парочку таких в Москве. Но такие рождаются только поодиночке». Роб Авадяев |
