| АЛЕКСАНДР МЕЖИРОВ |
|
(1923-2009) К 90-летию со дня рождения Грузия занимала особое место в его жизни и поэзии. Он не только много писал о ней, переводил грузинских поэтов. Мало кто знает, что Александр Межиров мечтал жить и умереть в Грузии. Вот как об этом рассказал в своих воспоминаниях поэт Михаил Синельников: «Ночью из Штатов позвонил Александр Петрович Межиров. Говорили свыше часа, как в былые года. Но тогда звонки были с Красноармейской или из Переделкина. Сейчас же он даже не в Нью-Йорке, еще дальше – в тихоокеанском Портленде, где преподает славистам курс «Малоизвестные русские поэты»... Александр Петрович обсуждал литературные и нелитературные дела, расспрашивал о знакомых. Вдруг сообщил, что Евтушенко, вернувшийся из Тбилиси, передал ему предложение Шеварднадзе поселиться в Грузии: «Межиров, говорил, что хочет здесь умереть... Пусть живет!» А.П. сознался, что несколько дней бредил старыми тбилисскими улицами. В частности, любимой улицей Дзнеладзе – как-то она сейчас называется, но дома, надо думать, на месте. Однажды вечером мы с ним прошли ее всю, и он рассказывал их историю и историю живших здесь… Мне так понятна и тоска русского поэта по Грузии, и неодолимая, видимо, привычка Грузии к русской поэзии! А.П. сообщил, что от предложения, к сожалению, откажется. Нет сил даже до Нью-Йорка добраться...» СЛОВО НА КАХЕТИНСКОМ ПРАЗДНИКЕ Я знаю цену этому вину. Я в нем не захлебнусь, не утону. Сквозь грань стекла, через прозрачный сок Я вижу опаленную страну. Мне слышен треск сгорающей лозы, И женский плач летит во все края, И в каждой винной капле вижу я Запекшуюся капельку слезы. Прошедший сквозь великую войну, Я знаю цену этому вину, Не как историк, а как винодел, Который прожил в Грузии века, На Тамерлана с яростью глядел, А в этот день помолодел слегка. БЕССОННИЦА Хоронили меня, хоронили В Чиатурах, в горняцком краю. Черной осыпью угольной пыли Падал я на дорогу твою. Вечный траур – и листья, и травы В Чиатурах черны иссиня. В вагонетке, как уголь из лавы, Гроб везли. Хоронили меня. В доме – плач. А на черной поляне – Пир горой, поминанье, вино. Те – язычники. Эти – христиане. Те и эти – не все ли равно! Помнишь, молния с неба упала, Черный тополь спалила дотла И под черной землей перевала Свой огонь глубоко погребла? Я сказал: это место на взгорье Отыщу и, припомнив грозу, Эту молнию вырою вскоре И в подарок тебе привезу. По-иному случилось, иначе – Здесь нашел я последний приют. Дом шатают стенанья и плачи, На поляне горланят и пьют. Или это бессонница злая Черным светом в оконный проем Из потемок вломилась, пылая, И стоит в изголовье моем. От бессонницы скоро загину, - Под окошком всю ночь напролет Бестолково заводят машину, Тарахтенье уснуть не дает. Тишину истязают ночную Так, что кругом идет голова. Хватит ручку крутить заводную, Надо высушить свечи сперва! Хватит ручку вертеть неумело, Тарахтеть и пыхтеть в тишину, Вам к утру надоест это дело – И тогда я как мертвый усну. И приснится, как в черной могиле, В Чиатурах, под песню и стон, Хоронили меня, хоронили Рядом с молнией черной, как сон. |
