| Зачем мы тогда обнимаемся? |
|
День первый. В Тбилиси нас встречали как родных. И удивлялись, почему так давно мы не были, если в любой момент могли купить билеты на самолет и запросто прилететь. Дорого, конечно, но запросто. Грузины так не могут. Нормальную визу в консульстве (ту, что стоит 200 долларов!) получить почти нереально (и нам рассказывали душераздирающий случай, как старушка не смогла прилететь в Россию на похороны своей сестры). Правда, в нескольких метрах от консульства добрые люди из агентства предлагают помощь. Цена такой услуги — 2000 долларов. Мы не были в Грузии «с тех самых пор». И если бы не инициатива журнала «Дружба народов» выпустить номер, посвященный юбилею Маяковского, родившегося, как известно, в Грузии, то не знаю, когда бы еще осмелились приехать. Ведь с пустыми руками к друзьям не ездят. А встречали нас так, будто каждый день ждали. Днем нас принял министр культуры Грузии Гурам Одишария, сухумский грузин. Мы сразу бросились друг другу в объятия. — А помнишь, как у тебя в Сухуми? — А помнишь, как мы в Гульрипшах у Евтушенко? Как он сейчас? Как его нога? Привет передавайте и скажите, что мы все очень сочувствуем. Кто — мы? Кто — все?… Вечером оказались в нескольких километрах от Тбилиси, в древней Мцхете, где нас ужинал в своем ресторане известный винодел, который почему-то ежегодно помогает в организации фестивалей русской поэзии в Грузии. Я спросила, зачем ему это. Гуджа Бубутеишвили улыбнулся: «Кушайте на здоровье, вы еще даже рыбу не попробовали». Я тогда подумала: он так гостеприимен из любви к искусству или из уважения к Николаю Свентицкому? Хотя это одно и то же: Николай Николаевич — директор известного Тбилисского государственного русского драматического театра им. Грибоедова, заслуженный деятель культуры РФ и при этом грузинский театральный и общественный деятель. День второй. С утра отправились в РИА Новости. Шли через чистенький, почти безлюдный проспект Руставели. На самодельном книжном развале пожилой грузин торговал стоящими вперемежку грузинскими и русскими книгами. Все — секонд-хенд. В РИА говорили о Маяковском, о любви и дружбе. Один журналист вдруг спросил: «А как вы, писатели, относитесь к тому, что одним из первых факелоносцев, которые несут огонь Олимпиады по России, стал Иван Нечаев, бомбивший Грузию в 2008 году?» Ну и что мы могли ответить? Из РИА Новости отправились в Союз писателей. На встречу с нами пришли те, кто пишет по-русски. Их было много. Смотрели на нас с надеждой, жадно обменивались книжками. Мы-то, конечно, с интересом прочитаем. Но кто еще? А ведь грузинская литература не менее колоритна и вкусна, чем грузинское кино и грузинское вино. Хорошо еще, что есть в Москве журнал «Дружба народов», который публикует произведения наших «бывших» братьев и сестер. Но разве бывают бывшие братья, сестры, белки, соловьи?.. Александр Эбаноидзе, главный редактор «Дружбы народов», представил и раздарил номер, посвященный Маяковскому (где у меня, кстати, вышла повесть «Последний день Лили Брик»). И ничего, что номер вышел летом, а привезли журнал только в октябре. Рады, что вообще привезли. К концу встречи в зал на крыльях любви влетел наш старинный товарищ, замечательный художник Нугзар Мгалоблишвили, и повез показывать Тбилиси. Это тот самый Нугзар, у которого «тогда» в Сухуми бомба попала прямо в мастерскую, уничтожив все картины. Это тот Нугзар, который поставил на Переделкинском кладбище уникальный памятник своему и нашему другу, Юре Щекочихину. Сейчас Нугзар не живет в Сухуми. Живет в Тбилиси. Его город — это не «тбилисский Монмартр», полностью отреставрированный и превращенный в гламурный туристический островок. Тбилиси Нугзара — это старые улочки с еще сохранившимися ветхими домами, которые сами по себе — произведения изящного искусства. Нугзар хочет успеть нарисовать их все, пока существуют. Вечером смотрели в Русском театре Грибоедова «Холстомера». Постановка посвящена памяти Евгения Лебедева. Зал был полный. Спектакль отличный. Но цветов артистам не дарили. Я спросила, почему. Оказывается, отвыкли с «тех самых» пор, когда приходилось выбирать между букетом и куском хачапури. После спектакля оказались на грандиозном ужине у красивой женщины, владелицы небольшого заведения и знакомой все того же Свентицкого. Она все говорила Николаю Николаевичу: «Подожди, Коля, не представляй гостей. Вот сейчас подруга придет с мужем… Подожди, сейчас еще дочка придет… еще должен товарищ прийти… А вот теперь рассказывайте!» Но выяснилось, что и рассказывать-то ничего не надо. Они знали, кто к ним приехал: писатель (автор знаменитого «Брака по-имеретински») и главный редактор журнала Александр Эбаноидзе, его коллега Елена Жирнова, отвечающая за связи с общественностью, прозаик Фарид Нагим, поэт Олег Хлебников да я, Анна Саед-Шах. Они хотели с нами поговорить. «А вот как вы относитесь к тому, что совсем недалеко от Тбилиси протягивают колючую проволоку — укрепляют границу с Южной Осетией? Тянут, не щадя домов, где живут люди. Рушат их, и арматуру продают как металлолом. А еще эта проволока отделяет людей от кладбища, на котором похоронены их предки. Как вы это объясните?» А как мы можем это объяснить? Но и не отвечать нельзя. Потому что, проснувшись утром и подойдя к зеркалу, хочется честно смотреть себе в глаза. День третий. В кутаисскую гимназию, где учился Володя Маяковский в 1902—1906 годах, мы приехали с опозданием. Занятия в гимназии уже закончились. Директор встретил нас с горделивой недоверчивостью и, чуть помедлив, провел в свой просторный кабинет. Мы говорили о дружбе и языке, на котором мы все дружили. И о том, как жалко, что молодежь уже почти не говорит по-русски. Директор сначала молчал, а потом буднично заметил, что в своей гимназии он снова ввел уроки русского языка. Потом директор спросил: «А как вы относитесь к тому, что рядом с Тбилиси протягивают колючую проволоку? А как вы объясните, что один из факелоносцев Олимпиады — летчик, бомбивший Грузию в 2008 году? И почему же вы ничего не делаете? Зачем мы тогда обнимаемся?» …Днем навестили дом в Багдади, родовое гнездо поэта. Здесь юный Володя нашел способ перекричать стремительную горную речку Ханисцкали — он забирался на квеври (огромные глиняные кувшины, употребляемые для хранения вина в земле) и читал стихи, наслаждаясь удивительным резонансом. В его не самом известном стихотворении, посвященном Грузии, есть такие строчки: А дальше я видел: в пробоину скал Вот с этих тропиночек узких На сакли, звеня, опускались войска Золотопогонников русских. Это он случайно не в 2008 году написал? Кстати, Музей Маяковского в Багдади сейчас не стыдно показывать даже гостям из дальнего зарубежья. И это его нынешнее состояние — заслуга Фонда КАРТУ и Союза «Русский клуб». …В Батуми мы попали поздно вечером. Когда наш микроавтобус плыл по ярко освещенной набережной мимо шикарных офисов и отелей, кто-то, протирая глаза, заметил: «А вы уверены, что мы в Батуми? Дайте навигатор, кажется, нас привезли в Арабские Эмираты». День четвертый. Встречались со студентами (в основном девушками) русского отделения Университета имени Шота Руставели. Они охотно спели нам под гитару русскую песенку. А мы говорили о Маяковском, о любви и дружбе. Пили кофе и боржоми. Есть такое выражение: «Поздно пить боржоми — почки отвалились». Но мы пили. Может, еще не поздно? А в самолете Олег Хлебников написал стихотворение: После поездки в Грузию Перестают говорить на моем языке. Раньше-то разве что — не всегда понимали, как и сородичи, впрочем… Но генацвале и батоно — даже с добрым бокалом в руке… Ну не хотят продолжать на великом, могучем тост благодарственный матери, дому, друзьям… Стал он для них, как проволока, колючим, этот свободный наш, отданный блатарям. Перестают говорить на моем языке. Как же я с ними смогу без него объясниться? Что невиновен почти. Что мне Грузия снится раем потерянным — где-то невдалеке. Кто прочитает хотя бы вот эту страницу? — Перестают говорить на моем языке. Анна САЕД-ШАХ |
