Я еще не рассказал о второй моей любимой немецкой бабушке – Шарлотте Карловне Лампартер, рядом с которой прожил 10 мальчишеских лет. Когда мы в самом начале 1930-х годов переехали из Армавира в Тбилиси, как я уже сказал, нам пришлось сначала жить на Вокзальной улице, шумной и пыльной, где день и ночь гремели трамваи, машины, а с первого этажа неслась невыносимая вонь. Там жила полоумная старуха-полька Левандовская, у которой был целый питомник собак и кошек. Мы буквально задыхались от этой вони в своей маленькой комнатке. На соседней, зеленой и тихой Боржомской улице жила наша бабушка Шарлотта Карловна Лампартер. Мы переселились к бабушке в прекрасный капитальный дом дореволюционной постройки с верандой во двор, высоченными лепными потолками и большими, венецианского стиля окнами. Разместились мы так: в передней проходной комнате – родители, в следующей, выходящей на улицу, – бабушка и мы с Лией. Бабушку все в семье звали Гросочкой, это ласкательное от немецкого «гросмуттер» (бабушка). Гросочка отделила себе угол комнаты комодом и шкафом с ширмой, поставила там себе кровать. Отныне это была ее скромная обитель. Она «самоуплотнилась», добровольно пошла на такую жертву, ибо дети и внуки были для нее самым главным в жизни.
В общем, с бабками мне и Лие явно повезло. Обе были умные, начитанные, добрые. И очень любознательные. Они жадно интересовались политикой, особенно Гросочка, которая читала все газеты, была всегда в курсе всех новостей, никому не навязывая (тем более нам, воспитанникам советской безбожной школы) своих религиозных воззрений, не читая нам никаких проповедей. Но она была глубоко, истово верующей, не расставалась с молитвенниками на немецком языке. Лютеранская вера была ее духовной и моральной опорой. Каждое воскресенье она шла на богослужение в немецкую кирху на Плехановском проспекте, куда приходили такие же верующие ее старший сын Эрнст с женой Лицци и множество тбилисских немцев. Потом, но не в войну, а уже после нее, словно задним числом в отместку Германии, эту прекрасную кирху разрушили. Причем делать это заставили немецких военнопленных. Каково было тем из них, кто был истово верующим, совершать этот страшный, кощунственный акт вандализма? Впрочем, мы, русские, и своих церквей не щадили.
Гросочка была необычайно общительным человеком. Ее знали и любили все в нашем большом доме на Боржомской, в котором она прожила много лет. Она любила посудачить с соседями на любые темы, особенно по-грузински. Этот язык – язык своей родины – она, чистокровная немка, знала отлично. А брат ее даже породнился с грузинской семьей, женившись на простой крестьянской девушке. Их дети Арсений, Андрей и Надя своим характером больше походили на грузин (отец рано умер), но носили его немецкую фамилию, были Зайделями. К счастью, Надя вышла замуж за грузина и сменила фамилию, a вот двух братьев Зайдель и их уже чисто грузинские семьи, когда началась война с Германией, сослали в Среднюю Азию как «немцев».
Гросочка, как и бабушка Добродеева, рано овдовела и тоже героически поднимала на ноги своих четверых детей. Маленькая, субтильная, хрупкая, она обладала твердой волей и необыкновенной жизнестойкостью. И когда беды обрушились на нее, мы не видели на ее глазах ни слезинки, она крепилась, не хотела нас расстраивать. Укрывшись в своей «келье», она плакала, но так тихо, что мы почти не слышали.
Муж Гросочки, мой немецкий дед Яков (Якоб) Лампартер, как и все немцы Закавказья, был из колонистов, переселившихся сюда из Германии в прошлые века и осевших здесь, казалось, навсегда. Но советская и постсоветская история внесли в этот вопрос большие коррективы. И большинство закавказских немцев, те, что выжили, вернулись на историческую родину – в Германию.
Дед Якоб всю жизнь занимался самообразованием и даже есть предположение, что он пробовал заочно учиться в Берлинском университете. В жизни же у него была весьма прозаическая профессия – он был коммивояжером, агентом по продаже швейных машин знаменитой компании «Зингер». Тысячи экземпляров этих машин разошлись по всему свету и были во многих домах на Кавказе.
Это была нелегкая работенка. Деду приходилось мотаться по всей Грузии, забираться в самые глухие горные районы, даже зимой. Видимо, спасаясь от холода, он стал согревать себя спиртным. И незаметно втянулся в это пагубное занятие.
В одну из своих зимних поездок по коммерческим делам фирмы «Зингер» дедушка Якоб застрял в метель в горах в деревенском доме. Ночью выпил. Но даже в этом состоянии его тянуло к книгам. Стал что-то читать. Хмель, однако, потянул его ко сну. В дремоте он случайно зацепил рукой и опрокинул керосиновую лампу. Вспыхнул огонь, загорелась одежда. И хотя пожар был вскоре потушен, дедушка получил страшные ожоги. Пока его довезли до больницы, началась гангрена. Пришлось ампутировать руки. Но и это не спасло. Он умер, не приходя в сознание. То был первый тяжелый удар для Гросочки. А сколько горя было еще впереди...
Я всегда интересовался своей немецкой родословной. Знал, что первые переселенцы на Кавказ были подлинными стоиками и героями. Им пришлось осушать заболоченные земли, бороться с малярией, тифом, выдерживать не только нечеловеческие условия жизни, но и постоянно подвергаться набегам турок, которые сжигали дома колонистов, убивали и грабили, уводили в заложницы молодых женщин. И все же на землях Грузии и Азербайджана немецкие переселенцы создали преуспевающие колонии, научили многому местных жителей, с которыми у них установились самые добрые отношения.
Мои предки из Южной Германии, кажется, из Швабии. И вот однажды, оказавшись в центре этой немецкой земли, в Штутгарте, я взял телефонный справочник в гостиничном номере и обнаружил в нем десятки абонентов под нашей фамилией Лампартер.
Правда, говорят, что эта фамилия происходит от другой – итальянской Ломбарди, но она немного переиначена на немецкий лад. В общем, поди разберись, кто я – русский с примесью немецкой крови или немец с примесью итальянской? Внук мой Боря с примесью уже и грузинской крови. Старший внук Димочка – с примесью украинской... Мне всегда бывает смешно, когда иные наши «державники-патриоты» начинают делать «анализ крови», изучают генеалогию, спорят с пеной у рта о чистоте русской нации. A Екатерина II? А Пушкин? А Лермонтов? И пошло-поехало. Нравится это или не нравится, но человечество и раньше, и теперь обречено на смешение рас и наций. Именно такой бурный коктейль разных кровей европейских, азиатских, африканских и латиноамериканских – создал феномен Америки, которая, как бы мы ее за многое ни осуждали, ни ругали, не случайно стала экономическим флагманом, самой мощной державой мира.


Владимир ДОБРОДЕЕВ