В соцсетях, без которых современное поколение с трудом представляет свою жизнь, в последнее время очень популярен такой статус: «Работай, как будто тебе не нужны деньги, люби, как будто тебе никогда не причиняли боль, танцуй, как будто никто не смотрит, живи, как будто на земле рай...» Это слова незвестного автора, однако, они будто до каждой буквы списаны с жизни и творчества Давида (Додика) Давыдова, великого мастера фотопортрета и настоящего тбилисца прошлого века.


Просто Додик

Тайны - как видеть - не выдав,
Тенью сгоравшего дня
Высветил Додик Давыдов
И приукрасил меня.
Высветил в гаснущем свете,
Занавес не осветив.
Вижу я в этом портрете
Прошлого грустный мотив.
Небыли-беды, обиды,
Времени выгул и гул…
Додик - лукавец! - Давыдов,
Ты меня не обманул.
Даниил Чкония

Театрального фотографа Давыдова Давида Наумовича, или просто Додика, знал весь Тифлис, с ним дружила вся грузинская столица, свидетелем его тонкого таланта была вся страна. В доме у него собиралась тбилисская и московская культурная богема 60-70 гг. – от Беллы Ахмадулиной до Булата Окуджавы.
Об этом уникальном фотохудожнике, богатейшей фантазии и редкой души человеке, мне рассказала его близкий друг, историк Наталья Чахава.
По рассказам Чахава,мне стало предельно ясно, что для Грузии и особенно для Тбилиси Додик Давыдов был абсолютно исторической личностью, колоритом грузинской столицы. А для Натальи Додик прежде всего был человеком, фактически в чьих руках она выросла, с кем она очень дружила, кто составлял огромную часть ее жизни.
– Тогда я была студенткой, он – товарищем моего дедушки. Вообще у Додика Давыдова была очень интересная судьба. Он был из семьи прибалтийских евреев. Его настоящая фамилия была Пекелис. Позже он взял себе псевдоним – Давыдов. Дедушка его имел в Тифлисе картонажные фабрики. Их было три брата. Один  был известным фокусником в Тбилисской филармонии, второй – Натан Пекелис жил на Марджанишвили, там, где сейчас стоит «Макдональдс», и являлся известным зубным врачом. А Додик жил прямо во дворе канатки, на проспекте Руставели, в 52-ом номере. Так что он родился и вырос в Тбилиси.
У брата Додика, зубного врача Натана, была единственная дочь по имени Сильва. Она рано уехала из Тбилиси, вышла замуж за известного дирижера Александра Каца и долгое время жила в Новосибирске. У нее была дочь Виктория, которая в свою очередь вышла замуж за музыканта Бориса Петрушанского. Но, как говорит Н.Чахава, они были отрезанным ломтем, даже для своих родителей, не только для Додика.
Приблизительно 30-40 лет назад в грузинской столице прошел слух, будто голливудская звезда 1940-1960-х годов Грегори Пек ни кто иной, как грузин. И, как утверждает Наталья Чахава, все дело в том, что Грегори Пек был двоюродным братом Додика Давыдова.
– Пек – от фамилии Пекелис. Грегори Пекелис родился в Тифлисе, в 1913 году. Я вам повторяю то, что рассказывал мне Додик! Грегори Пеку было 2 года, когда его отец уехал в Америку. Отец Грегори Пека и отец Додика Давыдова были родными братьями. Я открыла «Who is who?», но там, конечно, об этом не напишут. Там указано, что он родился где-то в предместье Сан-Диего. А ведь Додик и Грегори были двоюродными братьями, что называют «бидзашвилеби».
– А они общались друг с другом?
– Они общались. До революции Грегори Пек присылал Додику письма. А потом они, увы, потеряли связь друг с другом.

Война, кофе и дружба

«Когда вы снимаете людей в цвете,
вы фотографируете их одежду.
Но когда вы переключаетесь
на черно-белую фотографию – вы
запечатлеваете их душу».

Додик Давыдов начинал, в 20-е годы прошлого столетия, когда русский театр в Грузии был в самом расцвете.  
– Понимаете, Додик был театральным фотографом. Это не был фотограф, который сидел в фотоателье… Лиза, мчади! – вдруг напоминает Наталья дочери о мчади, которые она положила на сковороду к моему приходу.
– А ведь Додик еще совсем мальчишкой участвовал в войне. Это была последняя русско-турецкая война. Додик воевал на территории Персии. Он показывал мне джезве из Ирана. Кстати, Додик варил в них вкуснейший кофе.
Наталья Чахава довольно часто бывала в доме фотографа, потому что там можно было встретить интереснейших людей. По ее словам, кроме известных поэтов, музыкантов, журналистов, писателей, редакторов и режиссеров, у Додика собирались популярные актеры кино и театров Грибоедова и Руставели.
– А с кем Додик дружил?
– Он очень дружил с Абрамом Исааковичем Рубиным, учеником Таирова. Был такой известный режиссер Грибоедовского театра. С редактором «Мерани» Марком Златкиным. С Шурой Цыбулевским - это был тонкий писатель, поэт, переводчик. Он написал диссертацию о Важа Пшавела в переводах Бориса Леонидовича Пастернака. Шура Цыбулевский, между прочим, был одноклассником Булата Окуджавы. Додик также очень дружил Левой Софианиди, с профессором университета Тенгизом Залдастанишвили. Это была единая компания, ближайшие друзья Додика. Гия Маргелашвили – замечательный, изумительный, умнейший литературный критик и писатель. А еще Додик очень любил Юнну Мориц, большого русского поэта плеяды Окуджава и Высоцкого. Как он не раз говорил мне, Мориц напоминала ему мать.
Кроме того, Давида Наумовича связывала большая дружба с актерами Грибоедовского театра Владимиром Брагиным и Беллой Белецкой, с актерами театра и кино Павлом Луспекаевым, знаменитым по кинокартине «Белое солнце пустыни», и Львом Дуровым. В его доме часто бывала Наталия Соколовская – известный прозаик, поэт и переводчик. Она работала в издательстве «Мерани», переводила поэзию О.Чиладзе, Т.Табидзе, Дж.Чарквиани.
– Додик был престижным фотографом и его знал весь Тбилиси. Тот Тбилиси, в котором существовало настоящее общество, интеллегентные люди, за плечами которых было пять, шесть, семь поколений горожан. Додик часто можно было увидеть на премьерах, выставках, концертах. Он был своим везде!


Тбилисский Рембрандт

Додика Давыдова называли «тбилисским Рембрандтом», потому что он делал потрясающие портреты. К сожалению, у него не было мастерской. Поэтому он снимал спонтанно.
По словам Н.Чахава, у фотохудожника был колоссальный архив, содержащий уникальные портреты Максима Горького, Владимира Маяковского, Ладо Гудиашвили, Верико Анджапаридзе, Медеи Джапаридзе... Давыдов много выставлялся в Латвии, ФРГ, Италии, Японии, а также в Москве и Ленинграде. За портрет грузинской пианистки Элисо Вирсаладзе Министерство культуры СССР и правление Союза журналистов наградили его дипломом третьей степени.
– А с тбилисскими фотографами Додик дружил?
– Вы знаете, именно с фотографами Додик не очень дружил.
У меня в голове сразу проносится откуда-то вычитанная мысль о том, что настоящие фотографы не обращают внимание на современников. Они «выпендриваются» перед вечностью. Я чуть заметно улыбаюсь ироническому и точному сравнению и спрашиваю свою собеседницу:
– А почему?
– Ну потому, что у него всегда была к ним не то чтобы предвзятость, а какая-то ревность. Но он очень ценил Юру Мечитова и Алика Саакова. Хотя тогда для него они были почти детьми. Ведь если бы Додик сейчас был жив, ему было далеко за 100.
Наталья Чахава задумывается.
– Да и что скрывать, Додик Давыдов был единственным в своем роде. В его деле ему не было равных. И если бы мы жили в нормальном государстве, Додик гремел бы, как Аведон. Как знаменитый американский фотограф Ричард Аведон. Додик все время мне говорил, мол, вот тогда Аведон сделал портрет Майи Плисецкой, а вот я бы сделал совсем по-другому. И сделал бы! Вы ведь знаете знаменитый портрет Верико Анджапаридзе с длинными волосами? Это портрет Додика.
Додик был автором портретов известного тбилисского поэта Даниила Чкония и Нины Тархан-Моурави, дочери Иды Беставашвили, известного переводчика, которая сейчас живет в Голландии. В его архиве есть портреты представительницы грузинского царского дома Дали Багратиони и художницы Гаянэ Хачатурян. Многие из этих портретов сейчас находятся в фонде Дворца учащейся молодежи.
Однажды у Натальи Чахава, по ее словам, выкрали портрет работы Додика, на котором был изображен известный писатель, журналист и сценарист Юрий Нагибин, второй супруг поэтессы Беллы Ахмадулиной. Тогда Давыдов снял Нагибина пьяным. А тот подписал ему свой портет так: «Дорогому Доду, который сумел из моего пьяного рыла сделать почти человеческое лицо».
«Перу» Додика также принадлежит портрет Василия Ивановича Качалова, ведущего актера труппы Станиславского и одного из первых Народных артистов СССР. Додик заснял его на гастролях в Тбилиси. И это был удивительно правдивый кадр тогда еще начинающего молодого мастера.
– Значит, Давыдов любил снимать непостановочные кадры?
– Да, Додик был мастер экспромта. Ему нельзя было сказать: «Давид Наумыч, снимите меня, пожалуйста!» Нет, он должен был сам предложить. Я часто просила: «Дод, ну сними меня! Ну сними меня! Как тебе не стыдно!» И один раз он все-таки сделал мой портрет.


По ту сторону мастера

Какая из фотографий моя любимая? Та, что я собираюсь сделать завтра.
Имоджен Каннингем, фотограф

К гениальному тбилисскому фотографу Додику Давыдову тянулась  молодежь. Когда он видел хорошего интересного человека и собеседника, он раскрывался. К Додику шли, когда было очень плохо, или, наоборот, очень хорошо.
– У Додика сидело полмузея дружбы народов, и это было символично. А еще он очень любил музыку. В особенности, классическую. Часто сидел с Рубиным и слушал пластинки. Я зайду, а он, поднесет указательный палец к губам, мол, тише, и слушает. Кстати, у него были редчайшие записи дудукистов.                                         
– А какой у Додика был характер? Он не был замкнутым?
– Нет. Но был, конечно, человеком настроения. Очень тонким человеком. Обидчивым, как ребенок. Чувствительным и внимательным, наблюдательным, как портретист. Кого любил, любил, кого не любил, обязательно дал бы это почувствовать. Мог все сказать прямо в лицо.  
Бескомпромиссен был фотограф и в личной жизни. У Додика была единственная жена – прекрасная Нина. Тогда они жили на улице Папанина, ныне носящей имя грузинского оперного певца Вано Сараджишвили. Додик часто рассказывал Наталье Чахава о своей супруге, показывал ее необыкновенные фотографии. Говорил, что она была очень интересной женщиной. Но Нина изменила Додику, и он с ней расстался. А потом, несмотря на череду горьких любовных разочарований, у него были яркие романы.
Совершенство знаменитой квартиры Давыдова складывалось из мелочей. С фотографий на стенах смотрели лица, силуэты, глаза. Квартира была пристанищем мастера, иным миром, который воспевали, о котором тосковали те, кто хоть раз переступали его порог.
Эта комната запечетлена в документальном фильме Генриха Кавлелишвили, тогда молодого тбилисского режиссера.
– Дод! Дод! Дод! – звали его друзья и коллеги. Его обожал весь Тбилиси. Был такой замечательный фильм Т. Нозадзе «Тбилиси и тбилисцы» – о грузинской столице и ее жителях 70-х годов. В нем Додик Давыдов был запечетлен, как настоящий колорит столицы Грузии. Там были кадры, снятые у здания «Грузшахтстроя», где сейчас находится Академия наук. Додик проходил там каждое утро. И вот представьте, тбилисское утро, все идут на работу.:Гиви Амашукели, Симар Шульц, Вова Осинскийу. В кадре был маклер, известный красавец, который вечно стоял на Руставели. Это был своеобразный дух проспекта. И Додик медленно шел по нему, немного сгорбившись, худой...
Наталья Чахава опять задумывается. Я оглядываюсь. На стенах висят картины Серго Кобуладзе, Георгия Мачаидзе, Льва Баяхчева, Василия Шухаева. А в центре живописный портрет художницы Луизы Копалиани. Это портрет красивой девушки в вечернем платье и с серьгами в ушах, в которой я узнаю мою собеседницу...
– Хорошее было время. Тогда люди общались, интересовались друг другом. – продолжает Чахава. – А после работы я всегда забегала к Додику – покурить, посплетничать, что-то рассказать ему, что-то выслушать...


На закате неизбежной
разлуки

Творчество – это всегда риск. И поэтому в последние годы жизни Додику Давыдову приходилось нелегко. Снимать он уже не мог, пенсии из-за отсутствия непрерывного стажа у фотографа не было – мастер всю жизнь работал по договорам. Поэтому Наталья Чахава взяла на себя заботу о знаменитом фотохудожнике.
Давыдов коллекционировал редкий фарфор, который на старости лет пришлось понемногу распродавать. А еще Додик дружил с директором Музея музыки, театра, кино и хореографии Тамазом Джанелидзе, которого в столице за сходство с британским политическим деятелем называли за глаза Черчиллем. И когда Давыдову нужны были деньги, он по частям продавал ему свой фотоархив.
– По молодости или, может, по деликатности я не интересовалась архивом Давыдова, а он был богатейший. Когда Додик умер, кроме портретов металлургов,  шахтеров, героев соцтруда, сделанных по заказу ГрузТАГа, у меня на руках почти ничего не было. Я продала в Музей истории Тбилиси «Карвасла» цейсовский фотоаппарат Додика. Сейчас, правда,  жалею, надо было оставить его на память. А часть негативов у меня приобрел ГрузТАГ. На вырученные деньги я поставила памятник на могиле Додика.
Он умер в 1985 году. Пришлось взломать дверь его квартиры в доме, в котором двери всегда были открыты.
На похоронах Додика был весь город.
– Еще при жизни Додик хотел завещать мне свою квартиру. А я сказала: «Знаешь, Додик, не говори глупости! Я тебе помогаю не из-за твоих завещаний или разбитых чашек». Ох, мы тогда с ним очень сильно поругались, – с грустной улыбкой вспоминает Наталья Чахава.
После смерти Додика Наталье достался старый письменный стол фотомастера, небольшая коллекция фарфора, некоторые его негативы и  часть фотоархива, который Н. Чахава почти весь раздарила друзьям и близким.
При съемке Давыдов всегда избегал резкости в портрете. Он считал, что она придает кадру сухость, усугубляет плоскость изображения. На таких фотографиях не хватает воздуха, говорил он. Все подробности на виду, нет тайны, возможности домыслить.
Хочется верить, что душа великого тбилисского фотографа Додика Давыдова живет в его фотографиях, в этих лицах, выхваченных мягким светом из суровой тьмы неизбежных разлук.


Анастасия ХАТИАШВИЛИ