К 80-летию композитора

Гия Канчели – выдающийся грузинский композитор, получивший широкое международное признание. Его произведения исполняются во многих странах мира, им посвящены книги, исследования, статьи отечественных и зарубежных авторов – музыковедов, театроведов, киноведов и т.д.
«Секрет» феномена Канчели в исключительной самобытности творческого почерка, яркой индивидуальности стиля и музыкального языка, позволяющих слушателю сразу же признать автора произведений, к какому бы жанру они не относились. Не буду оригинальным если скажу, в частности, что грузинский композитор сказал свое слово в истории мирового симфонизма.
В прошлом своему младшему другу (сохранилась фотография, на которой изображены четырехлетний, как всегда, строго сосредоточенный Гия и на несколько лет старше – автор этих строк) я посвятил статьи, список которых (естественно, неполный) приводится в известной монографии Наталии Зейфас о Канчели – «Песнопения» (М. 1991).
Для начала – краткая биографическая справка.
Родился Гия Александрович 10 августа 1935 года в семье известного в Грузии врача-педиатра.
В 1959 г. окончил... представьте, не консерваторию, а геологический факультет Тбилисского государственного университета, консерваторию же – 4 года спустя, в 1963 г., по классу композиции проф. Ионы Ираклиевича Туския. В 1971-78 гг. вел педагогическую работу в консерватории (класс инструментовки). С 1971 г. заведовал музыкальной частью драматического театра им. Ш.Руставели. С 1979 г. Гия – секретарь, а в 1984-90 – первый секретарь Союза композиторов Грузии. С 1991 г. живет за рубежом (в Германии, а с 1995 года – в Бельгии в г. Антверпене), периодически наезжая в Грузию, где продолжает сотрудничать с местными музыкальными и театральными коллективами и их руководителями.
Гия Александрович – народный артист Грузии (1980) и СССР (1988), лауреат государственных премий СССР (1976) и им. Ш.Руставели (1981), академик Российской академии кинематографических искусств – «Ника», награжден российской независимой премией «Триумф» (1998) и «премией Вольфа» (2008).
Здесь же упомянем ближайших великих творческих соратников композитора: дирижера Джансуга Кахидзе – первого исполнителя всех его симфонических сочинений, режиссера Роберта Стуруа, кинорежиссера Георгия Данелия.
А теперь расскажем об упомянутом творческом «феномене Гии Канчели», определяющем его выдающееся место в современном музыкальном мире.
Писать о Гии Канчели – задача не только благодарная и привлекательная, но и на редкость трудная и ответственная, и вот почему: Канчели – «звезда первой величины» на нашем, да и не только нашем, музыкальном небосклоне (по количеству исполнений за рубежом он уже давно вышел в лидеры грузинской музыки), едва ли не самый актуальный, широко дискутируемый художник.
Мало кто удостаивался стольких восторженных откликов и оценок, как он, что, впрочем, не означает безоговорочного приятия всего и вся в его творчестве. Критические суждения (правда, в основном, устные) сопровождали премьеры некоторых его сочинений, начиная с вызывающе смелой для своего времени 1-ой симфонии (1966) и кончая талантливой, но и породившей горячие споры (тоже устные!) оперой «Музыка для живых» (1984).
Все это верно, как и то, что невозможно найти человека, равнодушного или же безучастного к музыке Канчели – свидетельство ее истинной творческой оригинальности и самобытности.
Писать о Канчели трудно и потому, что его отличает удивительное богатство творческой палитры: образно-художественной, жанровой, стилистической, психологической. Рафинированный интеллектуальный и чувственный мир симфоний парадоксально соседствует с балаганно-пародийным, порой, прямолинейно-плакатным буйством красок и ритмов его театральной музыки, тщательная выверенность и скрупулезный отбор оркестровых средств – с броской яркостью и пестротой поп-музыки.
Самое же трудное заключается во все еще не разгаданной, как мне кажется, природе симфонической музыки Канчели, хотя за прошедшие годы появился целый ряд превосходных содержательных статей, очерков и исследований, ей посвященных (работы Г.Орджоникидзе, Н.Зейфас, И.Барсовой, Е.Михалченковой и др.), а также многочисленных зарубежных авторов.
В чем секрет массового, я бы сказал, гипнотического воздействия этой яростной и прекрасной в своей самоуглубленной созерцательности музыки, когда слушатель, точно завороженный, следит за перипетиями развертывающейся перед ним звуковой панорамы. Вот в чем главный вопрос и, должен признаться, однозначного ответа на него у меня нет, как не нашел я его и у других авторов, писавших о Канчели.
Каждое новое прослушивание музыки Канчели открывает перед нами какие-то дополнительные художественные грани, высвечивает дотоле скрытые, но очень важные детали и нюансы.
Хотя поводом для статьи послужила «круглая» дата жизни композитора, она менее всего располагает к юбилейному славословию, а скорее – к размышлению и осмыслению творческого феномена Канчели. К этому располагают и главенствующий суровый тон его творчества, да и сам человеческий характер композитора, – внешне замкнутый и строгий, но и открытый всем «дружеским ветрам».
Творческий путь Гии Канчели проходит на наших глазах. Поначалу, казалось, ничто не предвещало серьезных намерений будущего композитора. К музыкальному творчеству, как уже было сказано, он пришел в зрелом возрасте (каталог его сочинений открывается 1962 годом, когда ему уже было под 30), пройдя через краткую бурную полосу увлечения джазовым музицированием, послужившим ему как бы «стартовой площадкой» для прорыва в мир большой музыки.
Воспоминания возвращают нас к весне 1962 года, когда на  Всесоюзном молодежном смотре в Москве львиную долю призов и наград завоевали дотоле неизвестные широкой музыкальной общественности молодые грузинские композиторы. Среди них был и студент 4-го курса Тбилисской государственной консерватории Г.Канчели, удостоенный премии за «Концерт для оркестра». А вскоре последовало еще одно удачное сочинение «Ларго и Аллегро» для струнного оркестра, фортепиано и литавр. В этих ранних произведениях, обращаясь к ним ретроспективно, мы явственно различаем черты зрелого симфонического стиля Канчели.
Дебют молодого композитора был на удивление смелым и уверенным: он быстро постиг премудрости современной техники, обратив на себя внимание развитым, чисто оркестровым мышлением, тонким чувством тембра, умелым конструированием формы.
В журнальной статье невозможно дать обзор даже основных сочинений Канчели, попытаемся лишь раскрыть творческое кредо композитора, проникнуть в сокровенный мир его симфоний, ибо именно они создали Г.Канчели реноме самобытного художника, композитора-новатора.
...Издали, как бы из недр небытия, возникает голос (так и хочется сказать, голос вечности). Он звучит очень тихо, затаенно, поет о чем-то бесконечно скорбном, и в то же время возвышенно-прекрасном. Но слушатель чувствует: внешняя отрешенность и статика музыки обманчивы, чреваты грядущими потрясениями и звуковыми катаклизмами. И действительно, тишина взрывается оглушительными, «втаптывающими» ударами медной группы – образ жестокой неумолимой силы. Драматургический принцип противопоставления полярно контрастных пластов сохраняется и закрепляется в центральном разделе симфонии. Следует генеральная кульминация с последующей длительной зоной угасания звучности. Вновь вступает голос, замирая и как бы растворяясь в эфире...
В предыдущем абзаце в самых общих чертах очерчен художественный и эмоциональный контур 3-й симфонии Канчели, но в какой-то мере он характерен и для других симфоний композитора, которых, порой, называют «развернутыми Adagio». Подобная заданность как самой симфонической концепции, так и звуко-образного ее наполнения, не говоря уже о яркой самобытности, позволяет говорить исследователям творчества Канчели о принципиально новом типе симфонической драматургии им созданной, о «симфонизме Канчели».
И действительно, перед нами совершенно новая, ни на что не похожая модель одного из главнейших жанров музыкального искусства. Это симфонизм без внешних черт традиционного симфонического жанра (т.е. обязательного наличия в нем цикличности и сонатного аллегро), но с сохранением его «родового» признака – «непрерывности музыкального тока».
«Как хорошо он слышит тишину», – сказал когда-то М.Горький о С.Рахманинове. С полным основанием, хотя и с другим смысловым оттенком, мы можем то же самое сказать о Канчели. Драматургическая функция хрупких пианиссимо в его музыке действительно не менее важна, чем насыщенных звуковых масс. Но я бы добавил, что композитор великолепно «слышит» не только тишину, но и громогласные оркестровые тутти, подобно грохочущим потокам Ниагары низвергающиеся в зал.
Здесь же следует отметить и удивительное ощущение чистых оркестровых тембров (солирующих инструментов).
Многомерность, объемность, стереофоничность – вот слова, которые часто упоминаются при разборе произведений Канчели. А я бы добавил еще и романтичность, и глубокую человечность музыкального мира симфоний, их гуманистическую нацеленность.
Не знаю, есть ли необходимость говорить о национальной почвенности симфонического стиля Канчели. Ее не трудно распознать в интонационной и гармонической структуре музыки, питающейся древними пластами фольклора и церковно-хорового многоголосия – в самом образном строе симфоний. Именно поэтому у слушателей часто возникают ассоциации с величественными памятниками грузинского зодчества.
Органичность синтеза национального и общечеловеческого всегда отличала лучшие образцы грузинской музыки. Естественно, что в творчестве Канчели синтез этот осуществляется на самом современном уровне (от Стравинского, Онеггера и Шостаковича до Вареза и Пендерецкого).
И, наконец, об одном очень важном, как мне кажется, факторе воздействия музыки Канчели – интонационной выразительности ее мелодики. Надо сказать, что она не лежит на поверхности, скорее, наоборот: зашифрована в аккордовой вязи, растворена в бесконечно тянущейся линии солирующего голоса (обычно, инструментального). Но человеческий слух, испытывающий бессознательную тягу к мелодически осмысленному интонированию, безошибочно улавливает и «расшифровывает» скрытую мелодическую субстанцию музыки, что, в конечном итоге, и обеспечивает высокой уровень ее эстетического восприятия слушателем.
Означает ли все вышесказанное, что творчество Г.Канчели представляется нам абсолютно бесспорным, стоящим как бы вне критики?
Гия Канчели не нуждается в комплиментах (тем более, неискренних), и я не могу не признать, что по сей день испытываю двойственное чувство от его оперы «Музыка для живых» (1984). В частности, никак не приемлю весь ее обширный гротесковый пласт,  пародирующий итальянскую оперу; озадачивающий слушателя и отвлекающий его от основной гуманистической идеи оперы – страниц глубокой, пронзительно искренней музыки. Не случайно, что таким цельным и убедительным получилось непосредственно продолжающее именно эту линию произведение – созданное в 1985 г. «Светлая печаль» (музыка для хора мальчиков и симфонического оркестра), посвященное детям – жертвам войны. Великолепное ощущение тянущегося звука человеческого голоса, отмеченное выше, проявляется здесь с особой силой.
В активе композитора большое количество произведений различных жанров. Перечислим лишь главные из них.
В первую очередь – и хронологически и творчески – это, конечно, его симфонические сочинения, в которых особенно ярко проявился его самобытный композиторской почерк.
Итак, 7 симфоний, среди них №2 «Песнопения» (1970), №3 (1973), №4 – «Памяти Микеланджело» (1974), «воплощающая идею нетленности искусства и возвеличивающая дух художника-творца» (Г.Орджоникидзе), №5 – «Памяти родителей» (1977), №6 (1978 – 1980) и №7 – «Эпилог» (1986), которая выделяется необычной даже для Канчели остротой и концентрированностью трагического чувства и воспринимается как инструментальный реквием, своего рода симфоническое «in memoriam».
По своему образно-психологическому содержанию и стилистическому строю примыкает к вышеназванному произведению четырехчастная «Литургия» («Оплаканный ветром») для большого симфонического оркестра и солирующего альта (1989), посвященная памяти друга композитора, выдающегося музыковеда Гиви Орджоникидзе (1929-1984).
В музыке «Литургии» воплощены как бы две ипостаси трагического: скорбно-ламентозная и грозно-«апокалипсическая». Партия солирующего альта лишена признаков виртуозности и даже концертности и несет чисто выразительную, экспрессивную функцию. Начинаясь с тихого стенания соло-альта и пройдя через «круги страдания и боли», произведение завершается короткими речитативными репликами альта,  funebr-альными аккордами струнных...
Среди других сочинений, созданных композитором в наиболее значительный период своей творческой деятельности, вплоть до начала нового столетия, помимо вышеупомянутых, должны быть названы: «Abii ne viderem» («Ушел, чтоб не видеть») для струнного оркестра, альтовой флейты, фортепиано и бас-гитары (1992) – с его мрачным трагизмом и напряженным динамическим «нервом», «Lament» («Плач») для скрипки, сопрано и оркестра памяти Луиджи Ноно (1994), «Magnum ignotum» («Великий незнакомец». Подразумевается незнакомая для иностранца грузинская народная музыка с аутентическими фольклорными цитатами) для 9 духовых инструментов и контрабаса в сопровождении магнитофонной записи (1994), «Nach dem Weiden» («После плача») для виолончели-соло (1994), «Ночные молитвы» для саксофона, струнных и магнитофона» (1994), «Exil» («Изгнание») для сопрано, флейты и струнных (1994), «Styx» («Река в подземном царстве») для альта, смешанного хора и оркестра, на слова Шекспира и грузинские народные тексты, посв. Ю.Башмету (1999) – одно из самых трагических сочинений композитора мемориального жанра.
Все эти сочинения (да и другие) имели большой успех у слушателей. Сказанное относится и к более скромным по масштабам, но наполненным волнующим художественным содержанием – «Вальсу-бостону» для фортепиано и струнного оркестра (1996) и «Диплипито» для виолончели, контратенора и камерного оркестра (1997).
Те, кто ожидали услышать эффектную, эстрадного типа музыку (Канчели ведь «мастер на все руки»!) были удивлены (но никак не разочарованы), ибо произведения эти (особенно, «Диплипито») насыщены глубоким чувством, музыкой, полной ностальгических аллюзий и  ассоциаций и вполне достойны пера замечательного симфониста.
Поневоле приходится завершать разговор о «серьезных» жанрах в музыке Канчели, ибо невозможно не сказать хотя бы несколько слов о других, «легких и веселых» произведениях творчески на редкость многоликого композитора, принесших ему громадную популярность в широчайших массах слушателей. Речь идет о театральной и киномузыке композитора. Назовем  лишь наиболее известные: музыка к драматическим спектаклям (около 40) – «Ханума» по А.Цагарели (1968), «Кавказский меловой круг» по Б.Брехту (1975), «Ричард III» и «Король Лир» по Шекспиру (1975-1987), режиссер Р.Стуруа, и фильмам (около 50) в том числе «Не горюй» (1969) и «Мимино» (1977) Г.Данелия, «Твой сын, земля» Р.Чхеидзе (1980), «Чудаки», «Голубые горы» Э.Шенгелая (1973, 1983), «Несколько интервью по личным вопросам» Л.Гогоберидзе (1978)  и др.
Таков неполный перечень сочинений, выдвинувших композитора в авангард (в лучшем смысле этого слова!) мирового музыкального искусства.
Несмотря на прошедшие годы, можно сказать, что Гия Канчели находится в полном расцвете своего таланта. В его рабочих планах – замыслы и проекты новых произведений различных жанров.
Пожелаем маститому композитору долгих лет жизни и новых замечательных творческих свершений!


Гулбат Торадзе