Его можно часто увидеть прогуливающимся по улицам старого города, с фотоаппаратом или без, останавливающимся то у одного дома, то у другого, трогающим старые кирпичные стены, двери, изгибы массивных ворот. Он словно ласкает их, разговаривает, любуется, жалеет, понимает, поддерживает их старость, чувствует и очень любит свой город и старые улицы с удивительными историческими домами. «Это мое – все», – говорит он, имея в виду родные улицы. О нем можно уверенно сказать: у него и адрес тбилисский, и сердце. Устав, присаживается отдохнуть, поговорить с людьми. Вот он сидит на маленькой табуреточке у ТЮЗ-а и оживленно беседует с Амираном, в недавнем прошлом чистильщиком обуви, а сегодня – стоянщиком. Первая профессия кажется мне романтичней, но ее представители уже давно пропали с улиц нашего города, как когда-то ушли фонарщики или тулухчи. Вы спросите, что общего у художника Вигена Вартанова с чистильщиком обуви? Но ведь это старые тбилисцы и у них всегда найдутся общие темы для разговора. Они понимают друг друга, потому что говорят на одном языке. Они – горожане...
Встречи с ним всегда праздник. Вот и сейчас, завидев меня, он встает и говорит так, словно мы продолжаем начатый разговор, хотя какое-то время не встречались: «Как ты думаешь, нас впустят побродить по этому зданию?» Речь идет о бывшей гостинице «Ветцель» (она же ТЮЗ, гостиница «Европа», гостиница «Рустави», министерство юстиции) с незаконченной реставрацией. В полуразрушенном здании живет сторож с собакой, но сейчас его нет, мы откладываем нашу экскурсию на потом и идем по улице. Виген сразу превращается из седого бородача в мальчишку-озорника, останавливается у каждого дома, любуется лепниной, огорчается неухоженности зданий, и мне передается его боль. «Больше ста лет, а как держится лепнина! Представляешь, как строили!» – восклицает он, входит в один из подъездов, опускается на колени и начинает что-то тереть. Четко вырисовывается надпись «А.Андреолетти». Поднимает голову, улыбается, в глазах – восхищение. Уходит довольный и зовет меня к другому подъезду, где вместо старинной двери – железная с домофоном, наполовину закрывающая надпись у порога «SALVE». «Представляешь, что делают?» – огорчается он. Перекошенные дома, облупившиеся, с глубокими трещинами, словно выступившими венами, с грустью смотрят на нас. Уходящий Тбилиси. Знаю, что Виген обошел каждый дом и подъезд старого города и сделал уникальные фотографии. «Заходи ко мне, посмотри», – приглашает он, прощаясь. Обещаю и вспоминаю слова его жены, Гаи (Гаянэ): «Приходите к нам, посидим, пообщаемся – мы люди уходящие». Все уходит. Грустно. Оборачиваюсь ему вслед, он идет, ссутулившись, осторожной, чуть шаткой походкой пожилого человека. Затем останавливается у одного из подъездов, тоже оборачивается и кричит мне через дорогу: «Вот сюда обязательно зайди, обрати внимание на звезды на полу и перила!»
У Вигена с Тбилиси – кровное родство. Это одно целое, один организм и, конечно, у этого организма есть душа – его Дом. Вот где бьется сердце Мастера и его любимого города! Невозможно понять нашего героя, не побывав в его удивительном пространстве.
Не найти этот дом на проспекте Агмашенебели (Михайловский, Плеханова) невозможно – он в самом начале проспекта. Скрипнет старая дверь и впустит вас в маленький дворик с обязательным зигзагом бегущей вверх лестницы, соседями, своеобразным тонким ароматом поспевающего винограда сорта «Одесса», тяжелыми гроздьями свисающего над порогом, и присущим старым дворам запахом времени. Дверь этого дома открыта для всех добрых людей, родных и гостей. Вы не попадете в обычную квартиру с набором необходимых для жизни вещей – это Дом, где действительно живет Время...
– Я родился прямо здесь, вот в этой комнате, – рассказывает Виген и смеется. – Акушерка жила в доме напротив, ее громко звали через проспект, но пока она собиралась и помадила губы, я появился на свет!
Он родился «в рубашке», что считалось счастливым знаком. Примета оказалась верной: это был октябрь 41-го, время военное, и отца призвали в армию. Однако на войну он не попал. Его, как и других инженеров, по списку, составленному строителем итальянцем Моретти, спустили с поезда, послали на строительство 31-го завода и выдали бронь. Позже стало известно, что эшелон попал под обстрел и многие ехавшие на фронт солдаты погибли. «Это ты меня спас!» – говорил Вигену отец. Он занимался, в основном, строительством административных объектов, например, здания Министерства культуры, плавательного бассейна в Ваке, строил так называемые «балетные» дома на площади Марджанишвили и готовил сына к строительной деятельности. Даже вручил ему лопату после окончания школы, чтобы парень привыкал к труду. Но у Вигена были другие планы...
«Со школьных лет я любил бродить по городу и ходить в кино», – вспоминает Виген. Мать давала ему деньги на завтрак, а он покупал на них билеты в кино и наслаждался всеми фильмами, которые показывали в кинотеатре «Колхида». Однажды он стоял у кинотеатра, денег на билет не было, о прогулках сына стало известно дома и его таким образом наказали. Совершенно незнакомый человек, оказавшийся киномехаником, предложил мальчику помогать ему в кинобудке, что оказалось куда интересней, чем нудные уроки в школе! То было время расцвета неореализма, оказавшего большое влияние на Вигена. Он мечтал стать оператором, учиться во ВГИКе, но не сложилось. – Хочешь во ВГИК? – спросил его Сергей Параджанов при первой встрече. – Принеси бриллиантовое кольцо своей мамы – и ты там! – Но у нас нет такого кольца, – наивно сообщил Виген. – Как это нет? – по-параджановски то ли в шутку, то ли всерьез удивился Сергей. – А отец не мог купить? Какие же вы армяне!
Эта дружба двух неординарных людей продолжалась много лет, с 60-х годов до самой смерти Параджанова. Все подробности, начиная с минуты знакомства до последнего прощания, от которого мурашки по коже, трогательно описаны супругой Вигена, Гаянэ, являются собственностью семьи и в свое время будут опубликованы. Могу лишь сказать, что это были не простые, но очень искренние отношения двух талантливейших, необычных тбилисцев, которые своеобразным видением жизни и фантазией создавали свои миры и несли их людям. Эта дружба приносила творческий непокой, радость, праздник и смех, когда, например, Параджанов, в своей манере, не заходил или звонил, а передавал с кем-нибудь записки Вигену с просьбами или приглашениями. «Очень часто Сергей присылал своих друзей познакомиться с работами Вигена. Случалось так, что у нас бывали гости, мы пили чай, – вспоминает Гая, – в это время приходили люди от Параджанова, без звонка – так мы жили тогда, и ходили вокруг стола, рассматривая работы Вигена». Такое беспрерывное хождение и присутствие знакомых и чужих людей было нормальным явлением, частью их жизни.
Эта дружба несла в себе и печаль, и трагедию, и боль, когда поддерживала Параджанова в тяжелые годы заключения. Благодаря ей и общению с такими же искренними людьми он держался за жизнь, дышал, выживал в нечеловеческих условиях, считал дни и ночи до освобождения, о чем рассказывают его письма «другу и брату», бережно хранимые в семье Вигена и Гаи. Памяти друга посвящена серия работ Вигена...
...Все же в кино Виген пришел. А начинал он с кинофильма «Абесалом и Этери» – работал тележником. Затем, под нажимом друга, работавшего на киностудии, Виген показал свои фотографии Лане Гогоберидзе, которой нужен был фотограф на фильм «Рубежи». И следующие тридцать лет проработал художником-фотографом – снимал кинорекламу. Для себя же Виген создавал художественные фотографии, затем увлекся поп-артом. Интерес и любовь к фотографии ему привил брат. «Я посмеивался над его снимками, критиковал, предлагал что-то изменить. Однажды он рассердился, бросил мне фотоаппарат и крикнул, чтобы я сам этим занимался. С тех пор это стало моей жизнью», – вспоминает Виген...
Но вернемся к этому необычному, теплому  Дому, в котором поселилось Время. Здесь заканчивается суета проспекта и начинается другая жизнь, в которой и будни, и праздники, и любовь, и дети – все, как и должно быть у счастливого человека. Крыша над головой, родные стены, так много помнящие, тепло, большой стол, ароматный пирог и любящие глаза супруги. Гая – хранительница  необычного очага, их истории любви и семейного счастья. Она приняла всей душой этого непростого человека и его вечный поиск, прожила с ним долгие годы и вырастила троих детей, двое из которых выпорхнули из гнезда и разлетелись по миру. Но Виген-младший остался рядом и подарил им, как говорит Гая, «единственного невиртуального внука». Конечно, старший сын и дочь приезжают каждый год, и Дом, традиции, воспоминания и любовь продолжаются...
Одно удовольствие пить чай в этом необычном пространстве, сидя под самодельным абажуром, собранном всем семейством из множества бусинок, и рассматривать полки и стены, заставленные и увешанные самыми необычными предметами, на которые многие никогда не обратили бы внимания. Это таблички со старыми названиями улиц нашего города или надписью «К дворнику», дверные звонки ушедшего времени, рожки для мужской и женской обуви со специальными крючками для пуговок на дамских туфельках, гусарские кивера, стремена, фарфоровые утяжелители для люстр, чтобы регулировать их высоту, старинные ключи, коробочки и баночки от сладостей, пенсне, лорнеты николаевских времен и даже кружка с датой коронации Николая II.
– А ты знаешь, что это? – улыбается Виген, освещает большим фонарем очередной непонятый предмет, радуется моему удивлению, и они с Гаей с удовольствием рассказывают историю и предназначение каждой вещицы или предмета мебели. Старинный шкаф-красавец, принесенный с киностудии, где его просто выбросили, и отреставрированный Вигеном, стал теперь хранителем его работ. Письменный стол собран из отдельных частей разной старой мебели, медные самовары, некогда помятые, теперь выровнены вручную... Здесь вообще все создано руками и фантазией Вигена. От удивительных коллажей до мебели. Выжженные коллажи обуглены, как судьбы невинных жертв резни в Османской империи. Ведь предки Вигена и Гаи, бежавшие из Карса, были свидетелями страшных событий 1915 года. Оказывается, у нас один корень... Коллажи собраны из маленьких часовых механизмов, символов времени, уносящего все и всех, но только не память. С фотографий на стенах смотрят предки – дедушки, бабушки, родители и кажется, что связь с ними продолжается. Тут же живут своей жизнью удивительные миры, созданные Вигеном. Его работы невозможно описать. Настанет день, когда они будут выставлены и переживут свой звездный час. Каждый найдет в них свои мысли, прочувствует по-своему. Главное – коснуться взглядом и сердцем, почувствовать настроение, увидеть свое отражение...
Спросишь у Вигена, что все это значит, а он улыбнется и ничего не ответит. Он не объясняет, но душа его знает о тех ощущениях, чувствах и эмоциях, которые в моменты творческого подъема воплощались в эти необычные образы.
Когда проходит первая волна изумления от увиденного в доме Вигена, рождается вопрос: а где и как он добыл все свои  «сокровища»? – Он находил интересных женщин, у которых сохранилась разная старая утварь, ходил к ним в гости, разговаривал, расспрашивал, интересовался, – и они отдавали уже ненужные им вещи. Кстати, женщинам от 85 лет и больше! – смеется Гая. Старожилы нашего города с удовольствием общались с таким знающим толк в старине, искренне любящем то время и все, что с ним связано, небезразличным человеком. Виген был рад этому общению, готов был хранить и беречь дорогие для него предметы, которые за ненужностью кто-то просто мог выбросить, и ему были благодарны. Случались и курьезы, а как же без них? Он долго общался с одной колоритнейшей старотбилисской дамой, и однажды она осторожно поинтересовалась: – А ваша жена не ревнует вас ко мне?
Запомнилась и другая тбилисская  дама «того времени», с которой Виген с удовольствием подолгу беседовал, и у которой однажды спросил: – Чем я могу вам помочь, Анна Лазаревна?
– Верните мне молодость и здоровье, – ответила пожилая женщина. Эта фраза так понравилась Вигену, что он написал ее на маленьком плакатике и повесил на стену...
... – Что вы делаете? – пугались люди, увидев в своем подъезде лежащего на полу человека с фотоаппаратом. «Некоторые думали, что я сумасшедший, но я их успокаивал, – рассказывает Виген. – Иногда несколько дней подряд приходил в один и тот же подъезд и снимал лежа». Так он обошел в течение трех лет все старые дома нашего города и сфотографировал каждый подъезд со своими удивительными перилами и лестницами, все их повороты, изгибы, стены, застекленные крыши и массивные двери с ажурными решетками... Смотришь эти снимки и понимаешь, что нет двух одинаковых подъездов, а кованые перила дают ощущение не тяжести, а наоборот, легкого кружева. Часто он долго сидел и ждал нужный ему свет, и остается только удивляться этому страстному желанию – создать художественный портрет своего любимого Старого города. На его черно-белых снимках – неприукрашенный город, настоящий, с разрушенными домами, фрагментами старых кирпичных стен, арками, балконами, висящими железными тазами или паутинками. «Часто люди недоумевают, когда он долго стоит и смотрит на какую–то разрушенную стену, словно молится», – говорит Гая. А он видит то, что скоро станет фотографией. Он не фиксирует ради фиксации, а снимает художественно, «рисует». Ведь слово фотография в переводе с греческого означает «рисую светом». Свет дает объем, форму, глубину пространства, создает настроение, эмоции. Сложные, многослойные художественные черно-белые фотографии производят неизгладимое впечатление. Не меньшая работа досталась и Гае: она архивировала все снимки по улицам и номерам домов, создала папки и остается только надеяться, что эти удивительные работы увидят не только гости дома, но и все желающие. Как и все остальное, что создали воображение и руки Вигена, включая его старые, уже оцифрованные, кадры и натюрморты. Не нарисованный, а сфотографированный натюрморт, созданный из самых неожиданных  составных – это самобытный  вид творчества. Сочетание, казалось бы, не сочетающихся предметов, света и тени создают настроение, завораживают и заставляют искать спрятанный в них смысл.
Все эти разные и неожиданные предметы, которые руками и фантазией Вигена превращаются в произведения искусства, живут в самой творческой части и достопримечательности дома – на Чердаке. Это то ли мастерская, то ли театр одного актера, и здесь Виген готов проводить долгие часы, мастеря свои непостижимые миры, в которых и космос, и музыка, и ветер, и подводный мир... Остается лишь удивляться такому необычному, абстрактному, сюрреалистическому выражению мыслей и душевного состояния. «Неужели это я делал?» – иногда удивляется Виген, разглядывая свои работы как бы со стороны. «Да, да, – кивает Гая, видя мое удивление, восторг и даже растерянность, – весь мир у него в картинках, которые откуда-то выплескиваются. Он отталкивается от одной детали, вызвавшей ассоциации. А потом все пилится, строгается, собирается.
– Каждый предмет живет своей жизнью. Вот висит железочка – это уже произведение искусства, – говорит Виген. Созданные им трехмерные коллажи из найденных предметов в искусствоведении носят название ассамбляж, они удивляют сложностью сочетаний и мастерством исполнения. Когда-нибудь все эти чудеса вигеновского мира будут выставлены, но пока он говорит, что еще не пришло время.
Виген с детства тяготел к театру, собирал интересные ткани, любил кукол, и все, знающие о его страсти, приносили их ему. «Живут» у него и манекены, которых домочадцы в шутку называют «девушки Вигена». Однажды случилась забавная история. Вигену понадобился для работы манекен, и он решил выпросить его у какого-нибудь торговца на вокзальной ярмарке. Манекен оказался женского рода, дылдой с человеческий рост, с которой в транспорт не сядешь. Он нес ее, бережно обняв, от вокзала по всем плехановским улицам и не обращал внимания на странные взгляды прохожих, а придя домой, поставил у входной двери. Спустя время мама Вигена заговорила об опоздавшей пенсии, которую в то время разносили по домам почтальоны. Пришлось самим искать их почтальона. – Я приходил к вам два раза, – стал оправдываться несчастный, – но оба раза в дверях стояла обнаженная женщина, мне было неудобно подойти и постучаться...
Вигену нужна публика – люди, с которыми можно приятно общаться, рассказывать о родных улицах, достопримечательностях, подъездах, старых жителях, влюблять туристов в каждый дом своего города, такого же неповторимого и Вечного, как Рим или Париж, приглашать в гости. И люди, иногда совершенно незнакомые, с радостью общаются, приходят в гости и оставляют в душе тепло удивительного вигеновского дома на всю жизнь. А потом к ним заглядывают друзья этих людей, и поток гостей не кончается. Поэтому не удивляйтесь, если однажды, прогуливаясь по проспекту Агмашенебели, вы увидите в окне одного из домов необычного человека, иногда для большего впечатления и радости в гусарском кивере, улыбающегося, приглашающего в гости – за кулисы проспекта, где начинается театр и живет творчество этого чудесного тбилисца. Ну, а если вы попадете сюда на Новый год, то окунетесь в волшебную сказку, созданную руками Вигена...
Нехорошо засиживаться в гостях, но так не хочется уходить из этого гостеприимного дома, пусть даже на время! За спиной звучит вигеновское прощание – звон колокольчика, висящего над дверью в гостиную, как доброе пожелание или  благословение. Идешь по проспекту, этот звон как будто сопровождает тебя, и ты улыбаешься. И вспоминаешь слова Гаи: «Я говорю детям, если у вас спросят, какой он, ваш отец, отвечайте – редкий».
Благодарю дорогих Гаю и Вигена Вартановых за счастливые, по-тбилисски теплые встречи за подаренное мне время и внимание и за прикосновение к необыкновенному, неземному миру.


Анаида Галустян