Борис Давыдов родился в 1947 году в Белоруссии. Детство прошло на Камчатке. Лет в пятнадцать Борис с семьей переехал в Ленинград. Писал стихи, прозу. С 1972 г. занимался в ЛИТО «Выборгская сторона» Глеба Семенова. Был членом Клуба молодых литераторов при Ленинградском отделении Союза писателей. С 1980г. занялся публицистикой. С 1981 г. по 1989 г. напечатал 4 крупных очерка в различных сборниках ленинградских издательств. 1985-1990 гг. – учеба в Литературном институте им. А.М. Горького. С 1989 г. по 2012 г. работал в журнале «Нева», сначала старшим редактором отдела публицистики, а затем зав. отделом публицистики. С 2000г. – бессменный руководитель ЛИТО «Меридиан» в г. Гатчина Ленинградской области. Умер в декабре 2012 года.
ХИНКАЛИ В черепичном Тбилиси ноябрь, как июль, То же знойное марево – смерч духоты, Так же руки, как плети, а тело, как куль, И не спрячет ничто – ни дома, ни кусты.
Северянин, о, как нам такое стерпеть! Пот съедает глаза. И плывут, как во сне, Купол Светицховели, слепая мечеть, И седая Кура, и Вахтанг на коне.
Но в тбилисской хинкальной – там воздух иной: Горячее стократ, cумаcшедше пахуч – Эти запахи перца и туши мясной Пропитал огнедышащий солнечный луч.
Пахнет солнце аджикой, а сыр – чесноком, Пахну уксусом я, пахнешь соусом ты, Пахнут люди вокруг виноградным вином, Пахнет дым табаком…
Никакой духоты!
1974
ОДЕССА
Вот город, который был мне нарисован когда-то Неведомо кем и зачем. Не отмеченный датой, Он жил во мне, словно красивый, крикливый ребенок. Вот город, который был вместе и раем, и адом, Где все вперемешку, да так, что ни слухом, ни взглядом Его не охватишь – так воздух и дух его легок.
Его создавали французы на поприще русском И плавные руки гречанок на пиршестве грустном, И запахи рыбы, и запахи женского пота, И – плачет еврей, и молдавская буйствует скрипка, И море – шаланда, чей трюм контрабандой усыпан, И всюду – вино и вино, и – то слезы, то хохот…
О, вина Одессы! О, винные эти каморки!.. Грудастые, злые, крикливые тетки-торговки. Галантный биндюжник блестит позолоченной фиксой, Как видно, не в фарте, бормочет: «Погублена Троя…», А вон – держиморда, смесь перца с «Массандрой», настроен На пятый стакан и нацелен торговку потискать.
И вдруг, ни с того, ни с сего, то ли спор, то ли ссора, И кто-то ввернет анекдот, наплевав на крамолу, И кто-то ему под вино поднесет карамельку, И кто-то закурит, и рявкнет горластая баба… И вот уж каморка в дыму, освещенная слабо, Куда-то плывет и плывет, и плывет помаленьку.
1976
ПЕРЕЕЗЖАЕМ! Мы переезжаем! Мы переезжаем!.. Мы, как под копирку, себя изживаем. Углы Соляного, Садовой, Разъезжей Нам снятся все реже и реже, и реже. Сначала – грустим, а потом – забываем… Мы переезжаем!
Меняем районы, подъезды, квартиры! Меняем диваны, кастрюли, сортиры, Меняем друзей на старых знакомых, А старых знакомых меняем на новых… И порознь, и оптом! И к новому пиру Готовим квартиру.
И пьем за удобную нашу бездомность, За новой квартиры уют и холеность, За воздух, как в парке, за близость метро… За то, что без матери старой, за то, Что можно сменяться еще поудобней, Еще побездомней…
1978
НОЯБРЬ, 1995 Так не хотелось, чтоб пришла зима, Чтоб стыли пальцы и щипало уши, Чтоб скудные меж стекол закрома: Капуста, огурцы, компот из груши – Исчезли тотчас, лишь придет зима.
Но вот ноябрь; и валом валит снег. Трамвай к метро плетется еле-еле, А у метро – ни нищих, ни калек, Лишь лабухи наяривать упрели И их навар выбеливает снег.
Они играют гимн СССР Так слаженно, сноровисто и ловко, Как будто мстят за смерть своих карьер, Их мятые и мокрые рублевки Превыше всех наград СССР.
Играют раз. И два. И три… И тьма Сгущается. Попахивает свалкой. И брань людская – горе без ума, И черные резиновые палки… И это значит, что пришла зима.
1995
Салехард
Хочу опять уехать в Салехард, В июль остылый, в бесконечный март, В безумное болотное столетье, В беспечное свое тридцатилетье.
Хочу туда! Пусть гидом – местный пес, Пусть от мошки и слепней нет отбоя, Пусть край земли, пусть Летой обский плес – Пусть так. Зато я был в ладу с собою.
И с женщиной, что на закате дня Перчила оленину… Спозаранку Сказала тихо: «Не бросай меня». Забыл ее, как от занозы ранку.
Я был Иосиф, божий ротозей. Я твердо знал, что всех переиграю. Я всех любил: жену, страну, друзей, Не ведая, что всех их потеряю,
Любил себя – того, в ком был азарт, Кто мог строчить стихи витиевато - И по нему тоскуя виновато, Хочу опять уехать в Салехард.
2009
Памяти Володи Кавторина
Где еще писать, как не в больнице: Шаткий стульчик, тумбочка, кровать, А в ночи – такое вдруг приснится… Где, как не в больнице, сочинять?
Нынче нас врачуют акварели. Знаем, им недолго ворожить. Но еще не знаем, что в апреле Ты умрешь, а я останусь жить.
И глуша «Серебряную воду», Что из Леты в Ладоге-Неве, Мы лежим в хорошую погоду, В солнечной и снежной синеве.
2011, февраль – 2012, сентябрь
|