Совсем не обязательно жить во дворе, чтобы он был родным и любимым,связанным с дорогими воспоминаниями.
...Этот двор помнит мое детство, перые шаги  и слова.
Помнит юность моих родителей, их свадьбу, молодость бабушки... С одной стороны – кирпичная стена, за которой был кинотеатр «Комсомолец» и все время слышались бесконечные индийские песни, с другой – длинный дом, окошки, окошки, «шушабанды», маленькие подъезды, старинный деревянный фасад, украшенный удивительной резьбой... По всей длине дома – огромные, причудливые подвалы или полуподвалы, где мы, детвора, исследовали все углы и, чумазые, в паутинах, представали перед родителями. Там был целый мир с улочками, как в Марокко, и огромное количество старинных вещей: тазов, самоваров, ненужной мебели и даже пианино, а кругом – трубы, замотанные какой-то толстой ватой, казавшейся сладкой. А еще, множество кошек всех цветов радуги и размеров – это по сей день их царство! И была у них покровительница, защитница и кормилица – добрая тетя Галя. Она и сейчас есть, только приезжает редко на радость кошкам и нескольким старым соседям, а традицию продолжает дочь Яна. Так что  кошкам не на что жаловаться! Прямо – парадный подъезд с массивными мраморными лестницами и необыкновенными перилами. Совсем недавно я бежала по ним с радостью, теплым сердцем до знакомой двери на третьем этаже, которая всегда была открыта, до родных улыбок, крепких объятий, острых шуток. Это была семья сестры моей бабушки, большая, дружная, веселая, хлебосольная, шумная, и их теплый дом был не просто домом одной семьи, а настоящим большим и уютным гнездом для всех родных, близких, друзей. Не помню, чтобы в этих огромных, высоких комнатах с массивной старинной мебелью было тихо и нелюдно, здесь всегда кто-то гостил, «согревал» душу. За большим столом собиралось множество гостей, ведь по традиции в доме шумно и весело отмечались дни рождения, свадьбы, рождение детей, крестины, защиты дипломов и диссертаций, чей-то приезд, отъезд – повод всегда находился! Помню свою радость, когда шла с бабушкой  из детсада  через весь Плехановский проспект до арки любимого и родного двора. Из окон выглядывали соседи, здоровались, обязательно говорили, что я выросла. Вот элегантная тетя Тамрико, яркая красавица с добродушным, очень скромным, хоть и известным, супругом – Автандилом Гендзехадзе, директором фильма на киностудии «Грузия-фильм». Эта красивая пара была украшением двора, символом любви. Вообще этому двору повезло с такими парами! Тетя Тамрико и сейчас такая же элегантная и неунывающая, с жизнеутвердающей помадой и улыбкой, греющей душу. Она обязательно вспомнит или скажет что-нибудь доброе, а главное, она верная соседка. Дядя Авто давно ушел… Помню окошко на первом этаже с разноцветными фиалками и доброе лицо милой старушки Рузанны, а рядом столик и стулья с самой активной и любознательной соседкой – тетей Офик! Со всеми вопросами нужно было обращаться к ней – она была в курсе всего и ничто не осталось бы незамеченным ее зорким глазом. Ее все любили – и взрослые, и дети, и горевали, когда не так давно она ушла. Сейчас в этом маленьком, уютном доме живут ее дочь с супругом – чудесная пара, пронесшая свою любовь через всю юность, школьные годы и уже радующаяся внукам. Джульетта и Гамлет – вот так по-шекспировски! Сестра моей бабушки и ее супруг тоже были удивительной парой. Он – сложный человек, с характером, казавшийся суровым, имел доброе сердце и нежно, просто безумно любил свою жену, и эту любовь пронес через всю жизнь. Жена была его музой, талисманом – ведь такое нечасто бывает. Так любить – это талант. Особенно, самоотверженно. На протяжении всей жизни, уходя на работу, он оборачивался на балкон, и она всегда стояла и провожала его долгим взглядом. Этот каждодневный ритуал был ему очень нужен, поддерживал и согревал на весь нелегкий день.Вот такой романтический балкон! А главной радостью и гордостью этой любящей пары были успехи детей – дочери и двух сыновей. Один из них стал известным в нашем городе врачом-офтальмологом, проводившим уникальные операции и вернувшим зрение не одному человеку. Профессор Ашот Сафоян. Его до сих пор помнят и любят в ортачальской клинике, где он проработал долгие годы, и в клинике на ул.Шерозия, где он начинал свою карьеру врача. В тяжелые 90-ые годы он уехал в Москву, затем ему предложили работу в Италии, где он и живет. Он был первым, кто выпорхнул из «родового гнезда», попрощался со двором, оторвал его от сердца, причинив себе и всем нам боль. Но в то время профессионально расти в нашем городе было невозможно... Тбилиси, Плехановский проспект и, конечно, двор помнят и Жанну Сафоян, дочь, долгие годы проработавшую участковым врачом в этом районе. Она стала дорогим и родным человеком во многих семьях, ей доверяли свое здоровье, делились мыслями, проблемами, радостью и горем. Ее прихода ждали, радовались, как радуются встрече сейчас, когда она приезжает и идет по родному проспекту. Младший сын, Эдуард, остался в Тбилиси, но не во дворе детства, а в отдельной квартире, хотя часто приходит сюда, соскучившись по детским ощущениям, приходит за воспоминаниями. Он инженер, руководит прокладкой асфальта по всей Грузии. Благодаря его нелегкой работе «залаталось» немало ям, дороги стали ровней и комфортней. Я как-то особенно любила супруга моей тети, Ашика Кюркчяна, человека необыкновенного ума и эрудиции, бывшего для меня не только дядей, но и другом. Энергетик по образованию, он проработал долгое время в НИИ при металлургическом заводе в Рустави, был автором научных работ и талантливых проектов, по которым много лет шли строительства в Чехословакии, где он жил и работал. Самым печальным и горьким был уход моего дяди Ашика – навсегда. Из двора и из жизни. Никогда не забуду его растерянности, когда завод и любимый институт закрыли, разграбили, а ценных сотрудников оставили на улице. Много лет он морально погибал, лишившись дела всей жизни, нервничал, переживал и допереживался до инсульта...

...Траурная процессия вышла из двора на проспект, остановили движение. Какому-то водителю это не понравилось, он начал ругаться, другой нетерпеливо засигналил. Мой дядя словно проплыл над всеми, высоко-высоко.Он всегда был чуточку над всеми, высоко, просто никогда не смотрел свысока. Я обернулась на двор, как в последний раз, понимая, что он уже никогда не будет таким, как раньше. У ворот, оперевшись на метлу, стояла и горько плакала старенькая дворничиха. Было странно, ведь совсем недавно мы сидели и говорили о «Вечной весне» Родена. А в памяти его слова: «Поступили с тобой плохо – сделай хорошее, пусть им стыдно станет. Во всяком случае, постарайся...» Его большим другом и вообще другом всей семьи и соседом по общему балкону был Армен Зурабов, известный драматург и сценарист. Я всегда старалась пройти бесшумно мимо его огромной двери, за которой жило творчество. Его сестра, Нелли Зурабова, как и супруга Анна Смирнова, была чтицей и интереснейшим человеком, и всегда что-то репетировала. Если вдруг дверь открывалась, я готова была провалиться сквозь землю, потому что Армик приглашал меня войти и читать все, что я написала. Я страшно стеснялась, чувствовала себя гадким утенком в этом по-настоящему тбилисском «доме с знаком породы» со старинной мебелью, где была одухотворенность, возвышенность, жило вдохновение. Потом он звал дядю, они сидели, спорили над моими неуклюжими стихами и текстами, а мне было неловко и очень хотелось бежать к ждущей меня Нарке, троюродной сестре, старшей на два года, с которой мне разрешалось «через дорогу». Из-за угла за всем шумом-гамом исподлобья наблюдала зурабовская собака Джойка, огромная, красивая, но со вздорным характером, которую я очень боялась, и которая привыкла к таким бурным обсуждениям. Наконец, я получала советы, рекомендации и мои «произведения», исчерканные красной пастой. А еще, очередной список книг на месяц, которые мы потом обсуждали. Что-то говорилось об «удачных» и «неудачных» фразах, о «найденных» и «ненайденных» словах – тогда мне все это было непонятно и странно, что ко мне так серьезно относились. Но Армен Зурабов, и я сейчас понимаю, как много внимания уделил мне этот умный, глубоко образованный и очень искренний человек. Однажды я уезжала в Москву, и он попросил отвезти рукопись его будущей книги «Родники» в Союз писателей. Я шла по коридору и бережно несла большую, толстую папку, когда неожиданно столкнулась с Робертом Рождественским, не смогла скрыть изумления и радости и поздоровалась. Наверно, это было очень смешно, он улыбнулся, поздоровался, и эта добрая, открытая улыбка осталась в моей памяти и в душе. Ведь бывают встречи, даже длящиеся мгновения, которые остаются в тебе навсегда... Армен Зурабов тоже попрощался с родным двором и уехал в Москву. Никогда не забуду стоящий во дворе трайлер, куда погружалось огромное количество книг. Соседи изумлялись, что он забирал их с собой, а мне было так больно, что я не смогла даже попрощаться... Теперь уже нет огромной зурабовской двери, перед которой я робела с тетрадочкой в руке, не решаясь постучать, ее застроили новые жильцы. Но когда я стою на том общем балконе, любуясь красными крышами, любимым двором и таким родным видом на Мтацминда, я вижу высокого, статного человека в длинном плаще, идущего со своей верной собакой Джойкой через арку на Плехановский проспект... Этот двор живет во многих его рассказах. «Мама была дочерью генерала. Отец был из крестьян. Познакомились они в Москве в двадцать шестом году… Из Москвы вернулись вместе и стали жить в Тифлисе у бабушки, в большом старинном доме с ангелами, деревянными балконами и узким длинным двором…». «До революции двор принадлежал богачу Осипову, а после сюда вселили около ста самых различных семейств. Здесь жили и столяр, и сапожник, и портной, и дворник,  и чекист, и генерал... К сыновьям сапожника из соседнего двора приходил знаменитый безрукий Шурка, словно мстивший природе за свое несчастье громкими преступлениями и отчаянным умением рисовать ногой…». «Днем в окне были верхушки деревьев, красные крыши и горы. Под окном, в цветах и в зелени, посыпанный красным песком, лежал сад кинотеатра… За окном с утра возникали звуки. Звонили с соседней кирхи. Отчетливо доносились скрипы трамвайных колес. Вдруг рядом на соседней улице, где разрешалась еще стоянка извозчиков, раздавался и стихал топот копыт. Тягуче разливался где-то по улицам похоронный шопеновский марш. Били колокола…».
«После работы мама водила в сад Муштаид. В Муштаиде были карусель, горка, парашютная вышка, комната смеха и детская железная дорога. Дорогу обслуживали дети, одетые в форму железнодорожников, и было неестественно, что они, как взрослые подчиняли себя и других правилам, а не нарушали их…».
«Посреди двора по сей день стоит большое тутовое дерево.Оно облокотилось на глухую кирпичную стену кинотеатра, за которой уже третий десяток лет с утра до вечера чуть слышно клокочут музыка и отдаленные голоса. Раньше под деревом был бассейн и дерево держало над ним широкую сильную ветку, похожую на опахало…».
С его отъездом наша связь не прервалась, а превратилась в звонки и переписку – не электронную, а настоящую! Кто-нибудь привозил и увозил письма, и я их бережно храню. Эти письма приносили радость, грели душу, как и мудрые зурабовские слова и наставления: «Сейчас обнаружил вдруг, что снег растаял, солнце греет, на деревьях собираются раскрываться листья. Несмотря ни на что Христос Воскрес! Великая у нас религия, что бы не случилось, каждый год напоминает о воскрешении Надежды!..» «Ничего нельзя откладывать! Это – одно из главных правил жизни, бесспорное хотя бы уже потому, что естественно вытекает из того, что ясно каждому: единственное, что принадлежит нам, это отпущенное нам время». «Несмотря ни на что пиши! И даже если будет оставаться время только на дневник – продолжай писать. К тому же, дневник – самое искреннее, что можно написать. Читала ли «Дневники» Л.Толстого?..»
Во время последнего нашего разговора он сказал: «Я буду беречь себя для нашей встречи». Но встреча уже не случится – в августе Армена Зурабова не стало. В Москве, в Литературном музее, семья организовала вечер памяти и презентацию его последней книги, которую он успел мне подписать. Вечер вела его любимая дочь – Карина Зурабова. Собрались друзья, вспоминали, зачитывали тексты из произведений и смотрели его удивительный фильм «Песни песней», в котором под звуки музыки и природы звучит поэзия…

...Мимо этого двора я прохожу каждый день, т.к. живу совсем рядом, и все время останавливаюсь, чтобы увидеть родной балкон на третьем этаже. Во дворе все так же, как в детстве: белье на веревках, поспевающий черный виноград, посаженный дядей рыжий королек, кран посреди двора, изумленные глаза разноцветных кошек. И дом, он есть, он не продан, просто закрыт. Но гнездо, большое и шумное, открытое для всех, опустело, остыло и умолкло. Как и голоса коренных жителей двора, родных и любимых. От этого он как-то осиротел. Поэтому каждый раз, встречаясь с ним, я не здороваюсь, а прощаюсь. Прощай, мой двор...


Анаида Галустян