Плачущий человек подобен ливню или тихому дождю. Светлые ручьи слез, прокладывая дорогу к чувствительным сердцам, понятнее слов, они смывают преграды между миром и собой, и в них нуждается суровая жизнь, состоящая из битв и страданий, но исполненная благих намерений когда-нибудь очеловечиться.
Это явление природы столетиями изучается учеными, мыслителями и воспевается поэтами.
Чтобы пролился дождь, необходимо перемещение атмосферного давления, смена тепла и холода, превращение горячего пара в прохладный дождь.
Человеческие слезы – это безмолвный упрек в несовершенстве мира, невысказанный крик о помощи и, как это ни странно, проявление радости и восторга в предчувствии нелегкой победы.
Поэт-рыцарь взывает к милости в виде сочувствия и приобщения к страданию другого, потому что не умирает в душе поэта желание разделить неразделимое, высказать невысказанное, что и является отзвуком плывущего острова Поэзии, ищущего гармонию.
Не появилось ли музыкальное созвучие (многоголосие) в эпоху, когда пролилась странная слеза, не с этого ли момента люди начали очеловечиваться?
Пролившиеся поэтические слезы растворяются не в крови, а во времени и в воздухе,  они проникают в души чувствительных и рациональных читателей, взывая и к уму, и к сердцу, то есть к согласию между ними, к рождению гармонии.
О чем рассказывают слезы Тариэла? Бесцветная жидкость повествует о тоске и отчаянии, заполнивших сердца. Но разве любовь – это только тоска и грусть? Значит ли это, что чем больше слез, тем больше любви? Наверное, правильнее сказать, чем больше любви, тем больше благородных слез, оплакивающих непредсказуемое будущее влюбленных. Слезы, рождающиеся в тайне, трансформируются во что-то тайное, скажем, в Надежду, которую все согласны приютить в душе навсегда. Вот почему поэма кончается свадебными пирами и всеобщим торжеством, вселяющими читателям оптимизм и Надежду.
Надежда – дама-невидимка довольно непредсказуемая, она может и упорхнуть в неизвестном направлении.
Когда совсем плохо, слез нет, они застывают, как сгустки смолы на дереве, сворачиваются, как прокисшее молоко.
Если читатель способен пролить непредсказуемые «слезы Руставели», то и Надежда станет более покладистой и обязательно вернется.
В конце концов, что же такое слезы? Это, прежде всего, – непредсказуемый знак доверия и открытости, зеленый дорожный свет безопасности. Но и к таким слезам относятся по-разному: кого-то они удивляют, кого-то смущают, есть и такие, кого они раздражают.
Новый отсчет времени начинается с нового видения слез.
Остановимся на тех читателях (их немало), кого они волновали и продолжают волновать, выстраивая генетическую цепь поколений, желающих помочь осушить слезы Тариэла, который плача, возможно, предвидел не только свою судьбу, но и будущую судьбу Ромео и Джульетты, отчетливо понимая, что дорога жизни на каждом повороте готовит неожиданные сюрпризы. Вот не поверите, какие. Слезам, оказывается, можно тоже позавидовать, если их начинают сравнивать с перлами, сформированными водой и отблесками заглядывающего иногда на глубину солнечного света, щедро распространяющего свою палитру, пусть даже разбавленную, размытую, но прекрасную и небесно-недосягаемую. Таковы слезы Тариэла.
Плачут либо сами, пряча собственные «перлы» в тишине, либо как поэты, приглашая всех к собственному плачу, как к столу с изысканными яствами, с уверенностью в том, что отведать их не помешает каждому. Поэты, надеясь, что дорога слез будет протоптана многими читателями, позволяют себе плакать навзрыд, не пряча своих слез, как небо, с которого они обозревают землю на своем плывущем острове. Став небом и оплакав его слезами, поэты приглашают людей и небо свидетельствовать, что плач со слезами, который проникает в почву, оставляет глубокий след не только в ней, но и в сердцах многих поколений, поверивших, что счастливая любовь и   взаимопонимание (дружба) возможны.
Слезы – это язык потерь и скорби, надежды и счастья, язык, способный объединить всех. Каков процент скорби надежды, счастья в плаче, предстоит еще подсчитать на электронных весах, затем оценить взвешенное по шкале ценностей, а шкала, как градусник, скачет вверх-вниз в зависимости от температуры слез. Нелегкая это работа... Как измерить неизмеримое? Как понять невысказанное?
Поэтический язык – эзопов язык сотворчества, язык заговорщиков, язык самой природы, которую поэты призывают в свидетели. Каким образом? Например, Роза, которой посвящено столько стихов, с точки зрения высокой красоты, доставшейся на ее долю, – цветок цветов. Роза – прекрасный цветок и одновременно – явление природы. У поэтов роза – одушевленный предмет, служащий измерением восприятия неподвластной слову красоты. Взгляните на розу! Что можно еще сказать о ней, чего не сказано в поэзии всех времен и народов? Поэзия отсылает к розе, слезам, рыданиям, как к явлениям природы, к которым современный человек стал равнодушным и безучастным, изолированный и отгороженный прочными стенами добротных домов. Розы, произрастающие за высокими стенами, недосягаемые для взгляда и заставляющие мечтать, и розы, мельтешащие перед глазами, которые можно купить в магазине – это разные розы. Роза, которая продается на каждом шагу, перестала быть царицей, и как бы она ни была красива, она перестала разговаривать с нами о вечности на языке поэтов. Но безгласные Розы, окружающие нас в огромном количестве, свидетельствуют и напоминают о розе, вдохновившей Руставели и заставившей его творить. Язык розы воскресает у Руставели как символ жизни и красоты.
Цветы, камни – самоцветы и драгоценные каменья – взывают к нам, как слезы героев поэмы, повергая современного читателя в загадочный мир поэтической души, которую пощадило время, потому что ни розы, ни камни не ушли из нашей жизни, они просто перестали разговаривать с нами на языке вечности, которая создала их с единственной целью – облагородить человеческую речь, обогатив ее дарами природы, продолжающими присутствовать среди нас и взывать к нам теми же розами, камнями, слезами.

***
Оправдали ли слезы Руставели его намерение и замысел поэта наградить каждого живущего еще одним языком – языком природы, который не должен оставаться непонятным, если вдруг кому-то придет в голову поменять язык общения. Сколько бы языков не знал человек, язык природы объединяет сильнее всего. Есть страны, где розы не растут, потому что не успевают насладиться солнцем или влагой. В таком случае поэма написана и для них, так как воображаемые цветы – всегда самые яркие. А живая роза покорит каждого, кто захочет ее увидеть и вдохнуть ее аромат.
Язык поэзии – это язык самой Вечности и ее загадок.
Слезы – ручей, поток, река, водопад, море, океан. Как добраться до суши?
Слезы – это пробуждение души, «и божество, и вдохновенье, и жизнь, и слезы, и любовь».  Все оттенки человеческих переживаний не обходятся без них.
Поэма о Любви? Или поэма о безумии любви? Где кончается одно и начинается другое? Процесс познания и размышления продолжается, но не повернул ли он в обратную сторону? Не является ли поэма ХII века неким барометром века нынешнего и последующих?
Руставели волнуют не только любовные приключения, но и судьбы народов. Могут ли народы понять друг друга и на каком языке?
В поэме этот язык очевиден и понятен всем – это язык взаимопомощи и взаимопонимания.
Благодаря Руставели путешествие в прошлое возвращает читателя в свой собственный век просвещенным и обогащенным обнадеживающими впечатлениями. Руставели беседует с читателем на высшем уровне в эпоху, когда многие не умели читать. Ах, как мало было читающих и как много было благодарных слушателей! Каким загадочным представлялся исписанный лист или льющиеся строки поэмы, заученные наизусть безумцами-миджнурами, передающими пламя любви Руставели из века в век, сохраняя и поддерживая костры желаний, из которых единственное и самое сильное желание – это рассказать о своей душе, в существование которой то верят, то не верят.
Если душе суждено выжить, слезы радости и торжества будут услышаны.
Жизнь – постоянное поле сражение.
Льющиеся слезы Руставели – это сострадание, сочувствие и надежда, что их можно осушить доброжелательными дружескими отношениями, где «моя боль – это твоя боль», «мое горе – это твое горе» или «твоя боль – это моя боль», «мое горе – это твое горе». Это идеализм? Не потому ли плачущие всех веков уединялись, предчувствуя, что придет время и от плачущих будут устраняться, говоря «это твоя проблема»? Действительно, неплохо и на себя надеяться и, как Тариэл, вступить в поединок с самим собой.
Испытания начинаются с момента этой встречи.
Когда душа начинает разговаривать с поэтом он, ошеломленный, повествует ее историю, видя себя и Тариэлом, и Автандилом, которым так недостает друг друга, но узнают они об этом только при встрече, рассказывая о себе и сопоставляя события своей жизни.
Странное ощущение испытывает современный читатель, отправившийся благодаря поэме туда, где его никогда не было, но жили другие люди, с которыми хочется познакомиться. Читатель поражен, что оказался не только среди драгоценных камней, самоцветов, дивных растений – кипарисов и алоэ и цветов роз, фиалок, лилий, шафрана, но среди образованных людей, праздников, охоты и битв. Можно подумать, что поэт считает язык камней и цветов более надежным и понятным для последующих эпох. Читатель – странник во времени – от избытка благоухающих цветов, сверкающих камней, жестокости, безрассудства, благородства и слез погружается в атмосферу жизни, которая, хоть и была реальной, но явилась к нам изысканным плодом с невидимого дерева, произрастающего на острове Поэзии, где перебираются драгоценности так называемого бытия, то есть создается шкала ценностей, которая стремится к тому, чтобы стать осознанной последующими поколениями, помнящими о хрупкости жизни.
Наверное, осознанием хрупкости жизни и вырабатываются генетические коды стран и народов, и Слезы Руставели пролиты не напрасно.
Камни – долговечнее людей, цветы, следуя зову сезонов, расцветают в предназначенный срок, камни и цветы могут стать посредниками между людьми, разговаривая о жизни и смерти, радости и печали, любви и ненависти на понятном поэтам языке.

P.S. А теперь представьте гармоничное пение «Мравалжамиер» – гимна жизни и долголетия, который звучит во славу плывущего в небесах острова, омываемого земными слезами.


Светлана САБУЦКАЯ-БУАЧИДЗЕ