На протяжении своей, теперь уже можно сказать, долгой и довольно разнообразной жизни, я общался со множеством людей необычных, нестандартных, интересных. Были умные, очень умные, даже мудрые, одних помню смутно, сумеречно, другие действенны, энергичны, кого-то вспоминаю с улыбкой, кому-то удивляюсь, одних сохраняю в сердце, других в уме, про кого-то хочется рассказать.
Cергей Параджанов... Это настолько своеобразная, нестандартная личность, настолько выделяем, обособлен, творчески неожиданен, что необходимо сделать хотя бы набросок, рассказать несколько эпизодов о нем.
Параджанов никогда не имел никаких личных творческих контактов ни с театрами, в которых я работал, ни с театральным институтом, в котором я преподавал, но был настолько значимой фигурой тбилисской творческой общественности, что обойтись без рассказа о нем невозможно. Его родной племянник Георгий Параджанов учился в моей актерской группе, которую готовили для театра имени А.С. Грибоедова, это нас очень сблизило, подружило, обосновало наши встречи с Серго Параджановым.
Однажды Сережа полушутя, полусерьезно сказал мне: «Пока живу, мне нужны деньги, а не слава. Вот после смерти, когда деньги уже не нужны, слава не помешает». Теперь уже точно можно утверждать, что он прожил свою жизнь запланированно, эффектно и, что гораздо важнее, эффективно. Я встречался с ним не так уж часто и не так уж долго, всего несколько лет, но в памяти сохранилось очень много интересных наблюдений, воспоминаний. Сохранились сувениры – среди них огромный медный самовар, как он уверял «старинный», а, по-моему, просто «старый», который он принес мне в театр в старой сетке-авоське и оставил на проходной, сохранилась его фотография в огромнейшей черной рамке, причем само фото маленькое-маленькое, томик из собрания сочинений Лермонтова с поэмой «Ашик Кериб», с лентой – закладкой из его фильма «Саят-Нова», старинный изразец от печи в сшитом его руками футляре и т.д.
Параджанов жил странной жизнью, но эта жизнь очень ему «подходила». Если бы Сергей снял множество успешных фильмов, то растерял бы этот ореол «странности», «необычности», «необыкновенности», потому что суть его человеческого, творческого дарования – полное, категорическое отсутствие и отрицание всяческих штампов, что и рождало творческую уникальность, создавало эту «параджановщину», составленную из наипричудливейшей смеси практицизма и беспредельной, неповторимой фантазии.
Жил он неподалеку от меня на Мтацминде, в интереснейшем тифлисском доме, иногда я водил к нему приезжих иностранцев, москвичей, прибалтов – Серго на всех производил неотразимое, шоковое впечатление. Это был человек поразительной энергии, невероятных умений, изобретательности; он никогда не оставался один, никогда не испытывал скуку и всегда был занят, он постоянно что-то делал, изготовлял коллажи, что-то строгал, что-то сшивал, с кем-то совещался или шушукался, но это никогда не смотрелось, не выглядело как работа, труд, занятость, но – как забава, игра, развлечение.
Его «спальня», в которой, кстати, он никогда не спал, целиком и полностью была обклеена портретами Ленина и Сталина, ни одного свободного сантиметра, миллиметра, все заполнено, декорировано, завешено – и стены, и потолок, а посреди этого живописного «великолепия», в самом центре комнаты, стояла железная «койка», покрытая суконкой. Когда я спросил: «Где ты достал такое количество портретов?», он ответил: «Что-то купил, что-то подарили, что-то нашел на свалке, что-то украл».
Его племянник Гарик Параджанов, который перед смертью Серго поехал навестить его в ереванской больнице, рассказал: «Когда я зашел в палату и увидел умирающего Сержика, то, чтобы скрыть слезы, решил пошутить, сыграть врача, доктора. Спросил: «Какой у вас стул, больной?» И тут же нарвался на шутку: «Как только тебя увидел, сразу все нормализовалось, сразу с...ть захотелось».
Как жаль, что многие из его планов не осуществились, многие сценарии так и не были запущены в производство, но все, что он сделал, снял, – это кинематографическая ценность, более того – драгоценность.
Параджанов создал уникальное кино, в его фильмах действие как бы заворожено, загипнотизированно, переходы замедленны, затянуты, все будто покрыто вуалью, полускрыто, и из этого сумрака появляются картины невероятной красоты, как миражи, как сновидения. Это какая-то особая, неповторимая, удивительная одаренность, талант, который тбилисцы называют «оплеухой бога».
Жаль, что он не успел снять автобиографический фильм «Исповедь о Тбилиси», о себе. Очень жаль, это большая потеря и для грузинского, и для мирового кино!
Вспоминаю эпизод. Был день рождения большой грузинской художницы – живописца Элички Ахвледиани, собралось много гостей, было шумно, весело. Сержик пришел поздно, все были «заняты», никто на него особенного внимания не обратил. Интересно, подумал я, что он предпримет?.. Смотрю, Параджанов ведет маленькую девочку, лет 5-6, всю в белоснежных кружевах, со всей квартиры собирает букеты, корзины, вазы, располагает среди этих цветов «кружевную» девочку, вручает ей огромный, снятый со стены портрет юбилярши, ставит ее у закрытой двери, приводит Юрия Мечитова, который фотографирует. Все гости в восторге, юбилярша тоже восторженно наблюдает за сценой, которая заканчивается полным и неоспоримым триумфом Серго Параджанова. Когда восторги утихли, я тихо спросил: «Слушай, а почему перед дверью, почему не на балконе, не на фоне картин?!» Он ответил: «Потому что на этой двери настоящая старинная, медная ручка».
Это и есть талант, способность видеть то, что никто не замечает.
Как-то, очень давно, в театральный институт пришел расстроенный, недоумевающий начинающий режиссер из Ленинграда. «Я, говорит, хотел снимать дипломный фильм о Камо Петросяне и, естественно, собирать материал об армянине, поехал с этой целью в Ереван, а там мне говорят: а он тбилисский. Я спрашиваю: «Он что грузин?!» – «Нет, отвечают, армянин, но – тбилисский армянин; вот Сергей Параджанов тоже – настоящий «тбилисский армянин»!»
Известный киновед Кора Церетели написала о нем так: «Сергей был ярчайшим воплощением редкого психологического типа, которому игра была необходима как биологическая функция. Свой Мир игры, Мир «инобытия» он сотворил в противовес реальному, несовершенному, сумбурному, обыденному».


Теймураз АБАШИДЗЕ