click spy software click to see more free spy phone tracking tracking for nokia imei

Цитатa

Сложнее всего начать действовать, все остальное зависит только от упорства.  Амелия Эрхарт


АВАНГАРД – ЭТО СВОБОДА!

 

В Москве, в Государственном музее изобразительных искусств имени А.С. Пушкина, проходит выставка «Грузинский авангард: 1900-1930-е. Пиросмани, Гудиашвили, Какабадзе и другие художники. Из музеев и частных собраний». Это экстраординарное событие напомнило о другом, не менее значимом – международной научной конференции «Идея авангарда в литературе и изобразительном искусстве», которая состоялась в прошлом году в Тбилиси. В ней принял участие известный российский искусствовед, историк искусства, эксперт русского авангарда, издатель Андрей Сарабьянов.
– Андрей Дмитриевич, Сергей Бирюков выразил мнение, что русский авангард – более фундаментальный, глобальный, мессианский, нежели европейский, который он считает скорее технологичным. Как вы прокомментируете это утверждение?
– Я считаю, что надо объединять русский и европейский авангард и рассматривать их в общем контексте. Конечно, эти явления отличаются друг от друга. Европейский авангард, или, иначе говоря, модернизм – явление очень широкое и многообразное. Внутри него – чешский, польский авангард, а еще раньше – французское, английское, немецкое искусство. И русский авангард органично вписывается в общую историю европейского искусства XX века. Потому что русские очень многое заимствовали у европейского авангарда – новые взгляды, формы. Они умели все это по-своему перерабатывать. Так что авангард, на мой взгляд, – это общее, интернациональное явление в искусстве. Русский авангард очень многим обязан французскому искусству, в частности, французскому постимпрессионизму, ведь большинство русских художников учились на работах представителей этого направления. Овладевали секретами мастерства во Франции. Смотрели, изучали. Русские отдали дань и французскому кубизму – Пабло Пикассо и Жоржу Браку. Видели их работы воочию. Известно, что Владимир Татлин бывал в мастерской Пикассо. А еще русские авангардисты многое почерпнули из итальянского футуризма: передача движения в их живописи и скульптуре близка именно этой стилистике. Поэтому так разделять, дескать, русский авангард – мессианский, а европейский – технологичный, – это не совсем верно. Конечно, в русском авангарде в силу исторических обстоятельств, возможно, были отражены идеи, предвидящие будущее России, русскую революцию. Потому что авангард, прежде чем стать авангардом, разрушил нечто старое, старые представления об искусстве. И они сами об этом заявляли. Напомню знаменитое выражение Владимира Маяковского из брошюры 1912 года «Пощечина общественному вкусу»: «Сбросим Пушкина с корабля современности!» Такой был манифест. Но на самом деле максимализм авангардистов был больше на словах, чем на деле. Эпатаж!

– В 1992 году вами был издан альбом «Неизвестный русский авангард в музеях и частных собраниях СССР». Расскажите, пожалуйста, об этом.
– Изданию предшествовала большая работа в архивах, где я изучал списки рассылок по провинции русского авангарда в 1919-1922 годах. Дело в том, что в 1919 году в Москве по идее художника Василия Кандинского было создано Музейное бюро. Оно занимало небольшую комнату, где находился Василий Кандинский, ему помогал коллега Александр Родченко, был еще секретарь – вот и все. Они покупали у современных художников работы – это был весь цвет авангарда: Константин Малевич, Владимир Татлин, Любовь Попова и другие. По задумке Кандинского, эти произведения рассылались по разным городам России с тем, чтобы в тех местах, где есть художественные училища, были организованы музеи современного искусства. Эта идея была высказана впервые. Раньше о музеях современного искусства никто в мире не говорил. Музейное бюро работало три с половиной года, причем очень успешно – за это время они закупили около 2000 произведений. Там преобладала живопись, поскольку Кандинский был живописцем, и у него были свои вкусы и предпочтения. Однако графика и даже скульптура тоже были представлены. Эти 2000 работ были разосланы в 40 городов России, начиная от Витебска и кончая Владивостоком. Машин, самолетов тогда не было. Развозили в рулонах на каких-то телегах. Кстати, сегодня Кандинского перевозят в бронированной машине и страхуют на миллионы долларов. Что удивительно – все удалось тогда развезти по местам назначения! Организовали музеи современного искусства, которые назывались МЖК – музеи живописной культуры. Они были созданы в Москве, Петербурге, Самаре, Нижнем Новгороде, Краснодаре – и все, пожалуй. Многое, что было разослано, осело в сараях, у кого-то дома. Но постепенно эти вещи попали в музеи, и вот сегодня они хранятся либо в краеведческом музее города, либо в каком-нибудь художественном музее. Когда я стал в конце 80-х годов ездить по городам в поисках этих работ, авангард был еще под запретом. На Западе он был известен, а в России государство относилось к нему с некоторой опаской. Мне очень повезло, потому что вся документация, которая велась в те годы, сохранилась: в архивах лежали списки – кто, что и куда повез. По этим спискам я и стал ездить. Объехал городов десять, порой совершенно неожиданно обнаруживая работы авангардистов. Одни висели в экспозициях, другие хранились в запасниках... Помню, авангард был совершенно темным явлением для директрисы музея Астрахани. Я поинтересовался, нет ли в запасниках русского авангарда. Она переспросила: «Что? Кубики, квадратики? Да, что-то есть у нас». В итоге выяснилось, что в запасниках музея хранится несколько произведений Александра Родченко, Казимира Малевича, Василия Кандинского. Поток авангардистских работ был поразительный! В итоге был издан альбом, в котором впервые были опубликованы многие работы. Кроме того, я стал выискивать биографии этих художников. Про Малевича и Кандинского все знают. А вот, к примеру, про Михаила Менькова, ученика Малевича, известно немногое. От этого художника осталось всего четыре картины, и его биографию пришлось разыскивать в архивах.

– Авангард был левым движением и поддержал революционный переворот в России. Но вскоре художники-авангардисты стали гонимы советской властью. Нет ли здесь трагического противоречия?
– Авангард революционен в художественном смысле. Но ассоциировать его с разрушительным потоком революции и ужасными большевистскими деяниями я считаю неправильным. Хотя авангардисты и грозились разрушить музеи. Несомненно, это трагическая история! Но тут нет противоречия. Просто левые движения, собственно, и были левыми. Но когда произошла революция, авангард уже был оформившимся художественным стилем, явлением. У них уже тогда были идеи, устройства жизни по-новому, нового быта, новых социальных условий, и они бросились на службу новой власти, революции. С тем, чтобы создать какие-то современные, перспективные структуры, связанные с искусством. Сфера образования, музеи, выставки, быт художника – все новое. У авангардистов все это началось очень интересно и активно. Но исторические обстоятельства сложились так, что власть поняла: это ей не нужно. Авангард только мешает – своим свободолюбием. Что он очень сложен для советской власти. Ей больше подходил стиль соцреализма, где все ясно, просто, тем более, что это – удобная агитация. А какая агитация от авангарда? Так что буквально через 5 лет никого из них у власти уже не было.

– В 30-е годы русский авангард как таковой перестал существовать. Он был уничтожен или просто исчерпал себя как художественное явление?
– Нет-нет, я уверен, что он не исчерпал себя. Можно немного пофантазировать: если бы все шло естественным путем и не было бы откровенно остановлено, то авангард проник бы и в архитектуру, в глобальном смысле этого слова, то есть были бы постройки, а не только какие-то проекты. И театр стал бы по-новому работать, и кино – да все на свете. Как это произошло в Европе. Потому что конструктивизм, который, в общем, родился в России, потом стал стилем европейской архитектуры на долгие годы.

– Что в грузинской коллекции русского авангарда лично вам интересно? Ведь вы сочли ее достойной отдельной главы в «Энциклопедии русского авангарда», выпущенной вами в 2013-2014 гг.
– Когда родилась идея об издании «Энциклопедии русского авангарда», было задумано сделать статьи о музеях, в которых есть хорошие коллекции этого художественного направления. И ваша коллекция действительно на уровне самых лучших музеев. Она не абсолютно полная – но абсолютно полных коллекций и нет. А по качеству и разнообразию работ грузинская коллекция на очень высоком уровне. Здесь есть и ранний, и поздний авангард. Представлены тот же Кацман, Кандинский – художники номер один. А есть мастера, которых вообще нигде больше нет. Владимир Боберман, например. Не сохранилось ни одной из его работ того времени, кроме тех, что хранятся у вас в музее. Есть собрание очень хороших вещей Льва Бруни, имеющего не прямое, а косвенное отношение к авангарду. В музее много достойных работ, и мы сочли необходимым, чтобы статья о грузинской коллекции была написана для нашей энциклопедии.
Кстати, мы не касались в энциклопедии неизвестных художников, поскольку нам надо было давать какие-то более общие характеристики. И у нас был принцип: статьи в энциклопедию должны были писать именно сотрудники музеев. Грузинский искусствовед Нана Шервашидзе подготовила прекрасную статью про коллекцию музея искусств имени Ш. Амиранашвили.

– Как возникла сама идея создания энциклопедии русского авангарда и как вы шли к ее воплощению? Какие были сложности на этом пути?
– Эта идея очень давняя. Искусствовед Василий Иванович Ракитин, мой соавтор, уже много лет живет в Париже. Студентом Василий Иванович заинтересовался русским авангардом и начал разрабатывать эту тему. К тому же он дружил с крупнейшим коллекционером русского авангарда Георгием Костаки, помогал ему в формировании коллекции, много сделал в ней атрибуций, датировок. Ракитин – великий специалист в этой области. Он старший мой товарищ, и я с ним очень подружился. Мы много говорили о том, что нужно подвести некий итог нашим знаниям о русском авангарде. К тому времени было выпущено большое количество отдельных книг, статей. Проведено немало выставок, на которых приводились краткие биографии художников. Увы, в них было много ошибок. Эти ошибки повторялись из издания в издание, ведь если один автор ошибся, то ошибка потом повторяется, потому что все друг у друга переписывают. Редко кто идет в архив и перепроверяет информацию, факты. Повторяющиеся ошибки стали нас расстраивать. И мы решили, что нужно подготовить некое итоговое издание. Стали обдумывать разные варианты. У Ракитина собрался очень большой архив. У меня – тоже. Я работал в издательстве, и мне в руки попадали какие-то снимки, изображения. В какой-то момент нам удалось купить у одного человека журнальный архив. Он пересмотрел всю периодику Москвы и Петербурга, начиная с 1910 года, и зафиксировал все события, которые происходили в художественной жизни, точные даты выставок. Это был тоже уникальный материал. Вот так, со всех сторон, у нас собиралось и собиралось. Были сделаны две попытки издать эту энциклопедию – и оба раза наш спонсор разорялся. Так прошло довольно много времени – более десяти лет, пока мы встретили Ирину Правкину. Ее компания «Глобал Эксперт энд Сервис Тим» финансировала наше издание. В течение трех с половиной лет мы конкретно занимались работой над энциклопедией. При этом мы решили подойти к нашей задаче всеми необходимыми, законными путями. Получили разрешение на публикацию от всех музеев мира. Авторы статей заработали гонорары – пусть и небольшие. Словом, все у нас было сделано по правилам европейским. Это издание тем и ценно, что легально!

– А концепция со временем не изменилась?
– Нет. Просто по мере работы выяснялось, что нужно написать и об этом, и о том, и о другом, о пятом и десятом. И это не сразу стало понятно. Сначала была идея все делать в алфавитном порядке. Художники, события – все вперемешку. Поэтому разделили: первые два тома – это биографии художников. А третий том в двух книгах – это явления, события, термины, история и хронология. Там очень много самых разнообразных статей. Информация обо всех выставках с уточненными датировками на основе архива прессы.

– То есть вам удалось объять необъятное?
– Удалось, конечно! Правда, позднее всплыли новые имена художников, которые не попали в энциклопедию. В прошлом году в Москве прошла выставка под названием «До востребования. Коллекции русского авангарда из региональных музеев». Для нее было отобрано более 100 произведений как признанных классиков авангарда – Казимира Малевича, Василия Кандинского, Михаила Ларионова, Натальи Гончаровой, Любови Поповой, Ольги Розановой, Марка Шагала, так и не столь известных мастеров – Виктора Барта, Алексея Грищенко, Моисея Когана, Алексея Моргунова, Савелия Шлейфера и многих других. Все они внесли серьезный вклад в историю русского авангардного искусства. Часть картин была специально отреставрирована для выставки.
Я был ее куратором. Объехал по второму кругу несколько музеев. Все равно были какие-то находки! Например, в городе Ельце. Конечно, требовать от сотрудников краеведческого музея понимания того, что у них висит на стенах, невозможно. Вхожу в зал. Висят две работы. Первая – Ольги Розановой: прекрасная футуристическая вещь, никому до сих пор не известная под названием «Пожар в городе». А рядом с этой работой – композиция Ивана Клюна. Про него написано: неизвестный художник. И далее: «Футуристический рисунок к пьесе Маяковского «Клоп» – вместо фамилии художника «Клюн» – «Клоп». То есть удалось найти четыре-пять художников-авангардистов, которые не попали к нам в энциклопедию и вот выплыли невероятным образом из каких-то музеев. Например, из Чувашского музея в Чебоксарах – он предоставил нам картины некоего Алексея Кокеля. До сих пор он был совершенно не известен... Так что процесс идет.

– Насколько полно освещена эта область с точки зрения научного осмысления?
– Поскольку мы хотели подвести некий итог, то пригласили около 200 авторов, специалистов – всех тех, кто профессионально занимается русским авангардом (за исключением нескольких человек, кто по тем или иным причинам не смогли принять участие в нашем проекте). И не только из России. С точки зрения науки мы подвели итог. Дальше – посмотрим. Когда-нибудь появится второе издание. Первые два тома мы уже перевели на французский язык. А там, может быть, и английский перевод сделаем...

– Закономерно, что начали с французского...
– Я специально хотел начать с французского. Потому что русское искусство – большой должник Франции. Это знак нашей признательности и уважения французскому искусству.

– Эксперты русского авангарда появились лишь в 70-е годы. На чем базировалась эта специальность? И кто мог называться экспертом в этой области?
– Экспертами вначале были искусствоведы и отчасти коллекционеры. С одной стороны, это Василий Иванович Ракитин; известный ученый, специалист в области русского авангарда Евгений Ковтун из Санкт-Петербурга – очень большой знаток авангарда. Из коллекционеров – тот же Костаки, Николай Харджиев. Они все были экспертами, но так себя не называли. Тогда этого термина просто не было. А само слово «эксперт» появилось тогда, когда финансовая составляющая авангарда выросла. И тут появились люди, гарантирующие подлинность работ – появилась профессия «эксперт». Но сначала это все-таки было несерьезно – глаз, хоть это самое важное и первое, может ошибиться, не на 100 процентов гарантирует точность. Важны еще и бумага, и краска...

– Значит, обмануться может самый крутой эксперт, обладающий острым профессиональным глазом?
– Может, может... Поэтому со временем возникло совместное творчество эксперта-искусствоведа, эксперта-реставратора, технолога. Вместе они делали общее дело. Стали относиться к делу серьезнее и с научной точки зрения. Те, кто хотел делать экспертизу, обращался к «химии», а потом с этой «химией», которая уже подтверждала подлинность краски и холста, шли к искусствоведу-эксперту с вопросом: подлинно это или нет? Так все и было до тех пор, пока не пошел вал подделок.... Изготовление фальшака достигло пика в конце 90-х – начале 2000-х годов. Но рынок свое дело все-таки делает: в мире стали бояться русских атрибуций, русским экспертам просто перестали верить – они себя дискредитировали. Сейчас ничего не продается – русский авангард, во всяком случае. Посмотрим, что будет дальше.

– Вы перестали заниматься этой работой именно потому, что очень много фальшивок появилось?
– Да, я практически перестал делать экспертизу. Потому что в последние годы подлинников-то новых и нет, они все известны. Иногда бывают чудеса – обнаруживается неизвестный подлинник, но очень редко...

– Ситуация настолько серьезная, что практически все остановилось?
– Я, честно говоря, не знаю ни одной продажи произведения русского авангарда... Хотя, простите, не так давно продали Малевича на каком-то аукционе за очень большие деньги. Но это был настоящий Малевич, из музейного собрания!.. Сейчас коллекционеры озабочены – у них же живые коллекции, кто-то что-то продает, покупает, меняет. И они в ужасе, потому что обратиться за консультацией не к кому. А музеям запретили делать атрибуции, и правильно. Потому что в свое время в Третьяковке столько фальшивок было подтверждено на бланках Третьяковской галереи!.. Думаю, ситуация с экспертизой изменится, когда появятся другие, более объективные технические способы исследования подлинности.

– По телевидению была дискуссия на тему «Почему в России непопулярен авангард?» Это действительно так?
– Это факт. К примеру, распространенное мнение о «Черном квадрате» Малевича: я так тоже могу нарисовать. Люди от незнания, от примитивного отношения так говорят. Не понимают, что за этим стоит целая эпоха художественных открытий. Этот вопрос часто задают: «Почему в России так непопулярен авангард? Как это может быть?» А я привожу в пример Францию – никому не придет в голову обсуждать достоинства Пикассо. Хороший это художник или обманщик, который всех разводил своими непонятными произведениями? Он же еще испанец, а не француз... Но никому во Франции даже в голову не придет поставить подобный вопрос о Пикассо. А у нас говорят о том, что Малевич был этаким мистификатором и обманщиком. Я имею в виду Россию и наше общественное мнение. Сейчас, мне кажется, интереса к авангарду все-таки стало больше. Больше людей стало его понимать. Сегодня и молодежь более просвещенная. Я надеюсь на эту молодежь. Хочу, чтобы она воспринимала авангард как часть культурного наследия России и относилась к нему с большим уважением и интересом. Мы все время стараемся выпускать книги, интервью давать, устраивать выставки, посвященные отечественному авангарду. Все это идет на пользу. Я не просто оптимист такой наивный. На выставке «До востребования...» побывало 40 тысяч человек! Мне кажется, для такой выставки это достаточно много.

– В России вообще наблюдается бум интереса к изобразительному искусству.
– В Москве и Петербурге – в других городах меньше, в силу меньшей окультуренности – модным стало ходить на выставки. Это очень хорошо. Выставки посещает много молодежи. Очень приятно, когда молодой человек с девушкой идет вечером не куда-нибудь потанцевать, а на выставку. Музеи этому способствуют тем, что работают допоздна, что организуют бесплатные посещения. Некоторый оптимизм по поводу восприятия авангарда возникает не на пустом месте, а исходя из конкретных фактов.

– Несмотря на то, что есть и другая тенденция – возрождение интереса к наследию соцреализма.
– Опять же, что такое соцреализм? Он существовал. Нельзя же его отрицать, говорить о нем только плохое. Конечно, надо попытаться видеть в этом стиле хотя бы художественную сторону. И в общем, она, конечно, присутствует. Потому что многие представители этого направления учились у того же Кончаловского, Машкова. А последние были носителями французской живописной традиции. Недавно была выставка Александра Герасимова – это вопиющий портретист Сталина, писал сюжеты сталинского времени, но даже в нем крупица живописности имеется. Она есть, и отрицать это нельзя. Надо просто стараться соединять эти два полюса в истории, на которых советская культура развивалась. С одной стороны, соцреализм, с другой – какие-то остатки авангарда и авангардного мышления. Они сосуществовали в одну эпоху.

– Чем лично вам близок авангард?
– Я люблю его за свободное мышление. За свободу от норм и академических правил. Для меня авангард – очень современное, живое и жизнеутверждающее искусство. Я его просто очень люблю. В силу своей профессии я проник в атмосферу того времени, жизнь этих людей. Я их воспринимаю как своих современников. И это помогает мне понимать их творчество. Люблю истории про них, воспоминания о том, кто и как вел себя в каких-то ситуациях и обстоятельствах. Таких материалов очень много. Если покопаться в архивах, там можно найти очень интересные истории о художниках. Наша «Энциклопедия русского авангарда» в этом смысле тоже очень интересна, полна таких историй.


Инна БЕЗИРГАНОВА


Безирганова Инна
Об авторе:

Филолог, журналист.

Журналист, историк театра, театровед. Доктор филологии. Окончила филологический факультет Тбилисского государственного университета имени Ив. Джавахишвили. Защитила диссертацию «Мир грузинской действительности и поэзии в творчестве Евгения Евтушенко». Заведующая музеем Тбилисского государственного академического русского драматического театра имени А. С. Грибоедова. Корреспондент ряда грузинских и российских изданий. Лауреат профессиональной премии театральных критиков «Хрустальное перо. Русский театр за рубежом» Союза театральных деятелей России. Член Международной ассоциации театральных критиков (International Association of Theatre Critics (IATC). Член редакционной коллегии журнала «Русский клуб». Автор и составитель юбилейной книги «История русского театра в Грузии 170». Автор книг из серии «Русские в Грузии»: «Партитура судьбы. Леонид Варпаховский», «Она была звездой. Наталья Бурмистрова», «Закон вечности Бориса Казинца», «След любви. Евгений Евтушенко».

Подробнее >>
 
Среда, 06. Ноября 2024