Выход в свет альбома работ Александры Григорьевны Костюриной-Тавадзе, а затем выставка произведений художницы в Государственном музее народного и прикладного искусства Грузии – события значительные по своей сути. В культурном пространстве Грузии – после долгих лет – вновь возродилось имя художницы редкостного дара, работавшей в сложной технике росписи на шелковых тканях.
Альбом, который предшествовал выставке, ввел зрителя в мир Александры Григорьевны, подготовил к визуальной радости встречи с изящным, тонким искусством, своеобразным театром цвета, пластики линий, формы. Альбом (издатель Международный культурно-просветительский Союз «Русский клуб», руководитель проекта Николай Свентицкий) подготовлен автором-составителем  –  дочерью А.Г. Костюриной – известной грузинской художницей Олесей Тавадзе. Вместе с группой творческих единомышленников  и сотрудников Музея прикладного искусства  Олесе Тавадзе удалось создать альбом, который стал и данью памяти матери, и явлением художественной жизни Грузии. Предисловие к альбому, вышедшему на трех языках, Олеся Тавадзе назвала «Магией синей скатерти». Это точно найденное определение стало, можно сказать, путеводным, своеобразным ключом для понимания художественных и творческих приоритетов Александры Григорьевны Костюриной-Тавадзе. Для того, чтобы войти в этот мир, понять его, обратимся к фрагментам биографии художницы.
Александра родилась в 1900 году в семье старинного дворянского рода в украинском городе Бердянске на Азовском море. Припортовый город был интересен и своим местоположением, и личностями, которых привлекали перспективы бурно развивающейся экономики. В 1876 году градоначальником и начальником порта был назначен контр-адмирал П.П.Шмидт – отец Петра Шмидта, возглавившего в 1905 году восстание на крейсере «Очаков». Контр-адмирал содействовал не только расширению порта, но и благоустройству города, его европейской ориентации. Стоит заметить, что сад, который он заложил на свои средства на Таможенной площади Бердянска, до сих пор носит его имя. Добавим еще один штрих: в этом городе было более полутора десятков аккредитованных консульств, которые защищали интересы многочисленных иностранных фирм.
Шурочка, так звали Александру дома, была старшей сестрой для двух братьев и двух сестер. Окончила гимназию для благородных девиц. Получила прекрасное образование, знала языки, ее рисунки обращали на себя внимание. Ее детство и юность были безоблачными. До того времени, пока на семью, город, страну не обрушилась война и революция. И тут необходимо отметить, что Александра Григорьевна никогда не рассказывала о тех испытаниях, которые выпали на ее долю и на долю всей семьи. Никогда – это слово в большой степени определило в последующие годы ее характер. По скудным сведениям, добытым дочерью, можно сказать, что тяжесть пережитого ею была так велика, что она несколько лет практически вычеркнула из своей жизни и никому, даже близким, не рассказывала обо всем, с чем ей пришлось столкнуться. Не могу не привести слова выдающегося грузинского философа Мераба Мамардашвили, которые  точно и емко отражают стиль поведения Александры: «Это особого рода трагизм, который содержит абсолютный формальный запрет отягощать других, окружающих, своей трагедией...».
В 1918 году в городе сложилось тяжелое положение: с севера наступали австрийцы и немцы, за ними шли гайдамаки, с запада отряды белогвардейцев под руководством полковника Дроздовского. Хаос, расстрелы на улицах города и постоянная смена власти. Город переходил из рук в руки. А.Блок в поэме «Возмездие» писал: «Двадцатый век... еще бездомней,  Еще страшнее жизни мгла, Еще чернее и огромней  Тень Люциферова крыла... И черная, земная кровь Сулит нам, раздувая вены, Все разрушая рубежи, Неслыханные перемены,  Невиданные мятежи»...
Что пережила семья Костюриных и юная Шурочка можно только догадываться. Единственным упоминанием о страшных событиях может служить открытка (по всей видимости, привезенная из Англии), на которой в пятницу 22 февраля 1918 года Александра написала: «приезд матросов (босяков) большевиков». Что произошло в тот день, почему она сохранила эту единственную открытку с этой датой, неизвестно.
Известно, что из большой семьи остались только она, ее брат Борис и мать Прасковья Львовна Гончарова.
Она много рисовала, даже в сложные для себя годы: цветы, цветы. Ничего торжественного, помпезного – спокойная, лаконичная эстетика, тонкая игра с оттенками. И только после того, как стали известны факты ее биографии, вспомнились строки  Марины Цветаевой: « ...За этот ад, За этот бред, Пошли мне сад На старость лет». Эти цветы, возможно, были своеобразным погружением в мир, который остался в ее прошлой жизни, возможно, в сад ее детства. Но годы спустя, уже в другой жизни, в ее работах вновь появляется много, очень много цветов. Произошло обретение другого сада, который принес ей утешение и радость общения с природой.
...В 20-е годы она в Москве, поступила во ВХУТЕМАС. (Можно предположить, что ей пришлось скрывать свое дворянское происхождение). ВХУТЕМАС (Высшие художественно-технические мастерские) был создан в 1918 году на базе Императорского Строгановского художественно-промышленного училища. Школа рисования в отношении к искусствам и ремеслам – так называлась она при своем рождении в 1825 году. Ее основатель граф Сергей Григорьевич Строганов был, безусловно, дальновидным человеком: он создал школу ремесленников, которых по полному праву можно назвать рукотворцами, поистине творческих людей, умеющих расписывать фарфор и ткани. Среди восьми факультетов ВХУТЕМАСа  был и текстильный, который окончила Александра. Руководителем мастерской, в которой она училась, был Павел Пашков, человек глубоких и разносторонних знаний. Он преподавал рисунок, композицию, сфера его деятельности была довольно широка, он с легкостью переходил из одной области в другую и достигал в каждой больших высот. Его называли «духовным кладезем» национальных традиций в  прикладном искусстве, знатоком тканей. При участии Павла Пашкова годами позже был создан факультет художественного оформления тканей Московского текстильного института, где он преподавал редкий предмет – историю художественных тканей и костюмов. Среди преподавателей ВХУТЕМАСа были имена, которые вписаны в золотой фонд искусства ХХ века, историю живописи, архитектуры, скульптуры, прикладного искусства. Вот только несколько из них: Павел Флоренский,  Роберт Фальк, Аристарх Лентулов, Федор Шехтель, Давид Штеренберг, Владимир Фаворский.
Этот экскурс в далекую историю понадобился для того, чтобы понять, откуда у Александры Григорьевны была такая любовь к тканям, в частности, к шелку, такое знание специфики росписи на ткани. И каким запасом ранообразных теоретических знаний она была вооружена в годы учебы.
После окончания курсов она перебирается в Ленинград к матери, которой удалось с огромным трудом получить небольшую комнатку (вместо доходного дома, которым в свое время располагала в Петербурге семья).
На одной из выставок с Александрой знакомится Пимен Тавадзе, молодой ученый-биолог из Грузии, за которого она в 1936 году выходит замуж. Отныне Грузия  - страна новой жизни Костюриной-Тавадзе. Города, деревни, где она бывала и жила, краски, пейзажи, национальные костюмы, ковры, вышивка, хевсурская одежда, головные уборы становятся источником ее вдохновения, притяжения ее таланта, восторженного отношения к грузинской письменности, сочетанию цветов, рисункам, линиям, искусному мастерству рукодельниц. В Тбилиси она начинает работать на шелкоткацкой фабрике художником и в Музее народного и прикладного искусства. Свои авторские работы очень скоро она стала подписывать фамилией Тавадзе на грузинском языке.
Были годы, когда всей семьей они жили в Кахети при Институте виноградарства и виноделия, где работал доктор биологических наук, профессор Пимен Тавадзе. Дома сотрудников располагались между селами Курдгелаури и Шалаури. Какими красками были наполнены для нее пейзажи летней Кахети и особенно воскресные базары, на которые съезжались не только из окрестных деревень, но и везли на арбах свои продукты и товары крестьяне из Хевсурети, Тушети! Александра Григорьевна долгие часы проводила на базаре, вглядываясь в рисунки, запоминая линии, орнамент, делая наброски. Она любила работать и работала неустанно. Приучала к усидчивости, терпеливому и вдумчивому труду свою дочь с малых лет.
– Прыгать и бегать потом, а пока рисуй, читай и записывай впечатления о прочитанном, – таково было ее строгое указание, ослушаться которого было нельзя.
Наверно, именно поэтому в Музее, где прошла выставка Александры Григорьевны, на одной из стен - масса рисунков 12-летней Олеси Тавадзе –  интересных расцветок, яркие, гармоничные. В этих детских работах ощутим  художественный вкус и твердая рука, которая обещала  независимый взгляд подлинного художника.
В начале Второй мировой войны мать и брат Александры были в Ленинграде. Прасковью Львовну сын Борис – военный инженер, один из тех, кто прокладывал Дорогу жизни через Ладогу, смог эвакуировать. Но она вернулась в Ленинград. И погибла в блокаду. Была похоронена в братской могиле. Борис стал известным инженером, остался жить в городе, который стал ему особенно дорогим.
И в годы войны и позже Александра Григорьевна продолжала много работать. Ее профессиональным занятием, пожалуй, любимым стала синяя скатерть. Синяя скатерть в Грузии имеет многовековые традиции. Самое раннее упоминание в документах относится к XYI веку, но, как утверждают специалисты, ее делали и гораздо раньше. Синяя скатерть была характерной деталью быта практически во всех домах, как богатых, так и бедных. Обычно ею – парадной скатертью - покрывали столы на большие праздники: Рождество, Пасху, Новый год. И, конечно, украшали синей скатертью свадебные столы. Грузинская скатерть с поверхностью, полностью насыщенной  разнообразными узорами и изображениями животных или растений, всегда цвета индиго. Помните у Николоза Бараташвили: «Цвет небесный, синий цвет...Это цвет моей мечты. Это краска высоты. В этот голубой раствор Погружен земной простор...». Скатерть синего цвета приносит в дом спокойствие, он ассоциируется  с умиротворением и является одним из важнейших символических цветов магии. По мнению специалистов, это скорее духовный, чем эмоциональный цвет.
Александра Григорьевна работала в сложной технике. За коротким словом «батик» было столько сложнейших движений рук, столько умения, столько мягкого и вместе с тем точного скольжения кистью.
Батик – индонезийское слово. Чаще всего его переводят как капля воска. Однако родиной его является не Индонезия, а Китайская империя, возраст которой – тысячелетия. Именно в Поднебесной умельцы изобрели наилучший для окрашивания в стиле батик материал – китайский шелк, заметим, знаменитый китайский шелк. Почему бы не предположить, что Великий шелковый путь, к которому и Грузия имела отношение, оставил шелковый след и в нашей стране.
Горячий батик может быть выполнен на хлопке или шелке. Воск наносится на ткань кистью. Процесс начинается с нанесения на шелк контуров рисунка. На следующей стадии полотно снова покрывают воском и окрашивают. При использовании техники горячего батика эта процедура повторяется не больше четырех раз, так как при более частом смешивании красок ткань начинает терять качество и интенсивность цвета. Снимают восковой налет посредством глажки окрашенной ткани, предварительно «закутав» ее с обеих сторон бумагой.
Художественная особенность холодного батика в том, что обязательный цветной контур придает рисункам четкий, графический характер. В технике холодного батика используется в основном натуральный шелк. Батик на шелке очень хорошо закрепляется при помощи запаривания. После этого его можно было стирать и гладить, не боясь, что краска смоется или побледнеет.
Костюрина-Тавадзе работала исключительно на шелковой ткани. Сама проверяла прочность деревянных рам для ручного окрашивания ткани. Все делала сама. И рассказывая о том, насколько сложна техника росписи шелковых тканей, нельзя не сказать о том, что процесс этой работы представляет собой, конечно же, единение искусства с ремеслом. Ремесло – понятие, требующее к себе самого уважительного отношения. Пожалуй, это фундамент, на котором рождается художник. В средние века, в эпоху Возрождения, термин «художник» появился достаточно поздно, живописец, скульптор служили званием ремесленника. Живописцы состояли в одной гильдии с фармацевтами, у которых покупали красители. Леонардо, как рассказывают нам историки искусства, помимо, конечно, других «ремесел», любил работать с тканями, занимался дизайном костюмов.
Процесс слияния мастера со своим произведением так и хочется назвать волшебным. Ведь всякий сбой, нечеткость, неуверенность, страх, неумелое владение кистью означает провал. А работы Костюриной- Тавадзе – это изумительные линии и безупречная техника, изящные декоративные рисунки, сложнейшие орнаментальные вариации, сюжетные композиции, которые можно не только рассматривать, но читать как книгу, расшифровывая символы и удивляясь высокому мастерству исполнения.
...Александры Григорьевны не стало в 1978 году. Она уходила, как и жила – без единого слова жалобы.  В последний день она слабеющей рукой обводила контуры  цветов. Это было ее прощанием с жизнью.


Марина Мамацашвили