| НУ И ЧТО, ЧТО ТЫ РЫЖАЯ? |
 ЛАЛИ БРЕГВАДЗЕ-КАХИАНИ, ПИСАТЕЛЬ, ПЕРЕВОДЧИК. ЗАКОНЧИЛА ТБИЛИССКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ. ПРЕПОДАВАЛА ИСТОРИЮ В СРЕДНЕЙ ШКОЛЕ, РАБОТАЛА РЕДАКТОРОМ В РАЗЛИЧНЫХ РЕСПУБЛИКАНСКИХ ИЗДАТЕЛЬСТВАХ. С 1987 ГОДА ЧЛЕН СОЮЗА ПИСАТЕЛЕЙ ГРУЗИИ. АВТОР НЕСКОЛЬКИХ СБОРНИКОВ РАССКАЗОВ – «ЛАСТОЧКИ ПРИЛЕТЕЛИ», «МАЛЬЧИКИ», «МИНОРНЫЙ АККОРД», «БЕЛАЯ СТЕПЬ» И ДР. ЕЙ ПРИНАДЛЕЖАТ ПЕРЕВОДЫ НА ГРУЗИНСКИЙ ЯЗЫК РОМАНА ИСПАНСКОГО ПИСАТЕЛЯ МИГЕЛЯ ДЕЛИБЕСА, РАССКАЗОВ ХОРХЕ ЛУИСА БОРХЕСА. СБОРНИК ЕЕ РАССКАЗОВ «УЛЫБКА МАНЕКЕНА» ВЫШЕЛ ОТДЕЛЬНЫМ ИЗДАНИЕМ НА РУССКОМ ЯЗЫКЕ (ПЕРЕВОД ВИКТОРИИ ЗИНИНОЙ). ПРОИЗВЕДЕНИЯ ЛАЛИ БРЕГВАДЗЕ-КАХИАНИ ПЕРЕВОДИЛИСЬ НА УКРАИНСКИЙ, АЗЕРБАЙДЖАНСКИЙ, АРМЯНСКИЙ, СЛОВАЦКИЙ, АНГЛИЙСКИЙ, ФИНСКИЙ ЯЗЫКИ. ЯВЛЯЕТСЯ ОСНОВАТЕЛЕМ И ИЗДАТЕЛЕМ ГАЗЕТЫ «ИРАО» («ПАРЕНИЕ»).
ВЫСОКОХУДОЖЕСТВЕННУЮ,ГЛУБОКО ПСИХОЛОГИЧЕСКУЮ ПРОЗУ Л. БРЕГВАДЗЕ-КАХИАНИ ОТЛИЧАЕТ ЛЮБОВЬ И СОЧУВСТВИЕ К ЧЕЛОВЕКУ. И В КАКОМ БЫ ТРУДНОМ ПОЛОЖЕНИИ НИ ОКАЗЫВАЛСЯ ЕЕ ГЕРОЙ, ОНА ВСЕГДА ОСТАВЛЯЕТ ПРИОТКРЫТОЙ ШТОРУ НА ОКНЕ ДЛЯ ХОТЯ БЫ МАЛЕНЬКОГО ЛУЧИКА НАДЕЖДЫ. В холле в основном царил непривычный для гостиницы покой. Удивительно, но тишина стояла такая, какая обычно свойственна для домов отдыха. Вот первое впечатление от проведенных здесь нескольких дней, которое впрочем не изменилось и впоследствии, что очень импонировало Чену Джану. Он не любил шумные отели и всегда выбирал для проживания тихие места. Редко, кто возникал у лифта с разъезжающимися в разные стороны дверьми. Чуть сутулившаяся в плечах девушка-лифтерша вперяла застывший безжизненный взгляд в своих пассажиров. Смотрела на них такими потухшими глазами, а молчаливый укор, читавшийся в них, был столь очевиден, что создавалось впечатление, будто это по их вине она проводила тоскливые, безрадостные дни в обслуживании лифта. – Какой этаж? – спрашивала она профессиональным тоном. Получив ответ, протягивала руку к кнопке и трогала лифт. Потом, опустив голову, сверлила глазами пол, отгородившись от всех стеной молчания. У Чена не было знакомых в отеле. Девушка-лифтерша была единственной, с кем он столкнулся пару раз. Способный к языкам, Чен мог уже составить несложные предложения по-грузински, что очень нравилось местным и позволяло держаться ему как-то по-домашнему. Уже давно далекие путешествия стали для него привычным делом, и пребывание в таких глухих, тихих местах приносило ему истинное отдохновение. О лучшем и не помечтаешь, думал он, прекрасные условия оставаться наедине с собой. Он замечательно приспособился к царящей здесь атмосфере, получив возможность хранить в памяти шумные, подобные сюрреалистическим картинам встречи, как бесценные сокровища в сундуке. Ему нравилось, что пронзительные краски осени уже тронули деревья вдоль широкого шоссе – это так радовало глаз. Здешняя осень казалась ему изумительной. Он не раз бывал в этих местах, останавливался в разных отелях, но здесь царило какое-то особенное спокойствие. Из окон его апартаментов, выходящих на зеленое шоссе, сквозь прозрачную дымку тумана виднелись темные очертания Кавказского хребта. Вид этих гор невольно рождал мысли о непостижимости вечности. А климат, мягкий, неповторимый, мгновенно восстанавливающий затраченную энергию, послужил поводом задержаться здесь на несколько дней дольше, чем он предполагал, чтобы обдумать свои грядущие планы, отдаться вдохновению. Он не относился к категории людей, прикованных к мании «фен-шуй» своего рабочего стола. Он мог извлекать из своего подсознания идеи и реализовывать их везде, поскольку радость рождения новизны была естественна для него, она озаряла и умножала его возможности, была с ним на «ты», подобно ближайшему другу и, что главное, являлась предпосылкой той любви к нему, которую он ощущал в затаивших дыхание многолюдных залах. Аплодисменты... Бурные аплодисменты... Исполненные надежд... Аплодисменты –выражение благодарности, триумф и еще раз триумф... Где только не читал он свои публичные лекции о многоступенчатом маркетинге – в Европе или Азии, чаще в Америке. Вот и на Кавказ пожаловал. Он был все еще молод и большую часть своего времени проводил в воздухе. Бороздил безграничные просторы, двигаясь вперед и вперед. А потом возвращался назад, домой, в родной Китай. В Шанхае его ждала мама, усохшая до предела, с водянистыми глазами, благословляющая его пути-дороги. Чен ощущал себя гражданином мира. Так оно и было в действительности. Где бы ему не приходилось бывать, везде он проявлял искренний интерес к местным обычаям – пристально наблюдал за тем, что казалось ему характерным, выделял среди других, сознавал самобытность. Потом делал для себя выводы. И все больше и больше убеждался в том, что люди повсюду одинаковы – в той или иной мере радующиеся жизни. Недовольные нехваткой счастья и избытком невзгод. Редко довольствующиеся тем, что имеют, что выпало им в удел. Всем им мало достигнутого, каждый жаждет большего. Это не плохо, думал Чен, неукротимость – двигатель жизни. Именно в таких слушателях он и нуждался. Он объяснял им технологии победы над собой, учил, как найти ключ к той потайной двери, владение которым открывало и перед ним самим все новые и новые горизонты. Он часто повторял, во что свято верил: лучше ничего не делать, чем делать неправильно. Хочешь достигнуть чего-нибудь в жизни, держись сильных и искушенных. Девушка-лифтерша с показным равнодушием стояла у открытых дверей пустого лифта, просматривая какой-то журнал – будто никого не ждала. На ней была темная юбка, поверх нее балахон такого же цвета, ношенный-переношенный, почти вытертый от частых стирок. Увидев подходящего к лифту Чена, она закрыла журнал, первой вошла в кабину и, строго взглянув на него, спросила: – Какой этаж? Чен улыбнулся. Он был уверен, девушка прекрасно знала, какой ему нужен этаж. Накануне она задала ему тот же вопрос, и Чен ответил ей. Но она постоянно прибегала к подобному маневру, тем самым подчеркивая, как ей казалось, наверное, свое преимущество перед гостями. Задавать вопросы входило в ее обязанности, оправдывало то, ради чего она согласилась на пребывание с утра до вечера в этом маленьком безвоздушном пространстве в отрыве от остального мира. И как бы компенсируя свой стоицизм, которым невольно колола всем глаза, она использовала этот бессменный порядок двух слов как средство самоутверждения и самореализации: «Какой этаж?» Прекрасно разбирающийся в человеческой психологии, Чен почувствовал к ней жалость. Целыми днями она дышит в этой принудительной камере чужими выдохами, не говоря уже о прочем, она превратилась в какую-то машину, механически выполняющую свою работу, забыла, что такое улыбка – жизнь успела убить ее в ней. Девушка была так далека от тех жаждущих новшеств людей, молодых и не очень, которые восторженно аплодировали Чену на его публичных лекциях, не поддавались отчаянию и, отказавшись плыть по течению, создавали торжествующий эгрегор. Почувствовав пропасть или даже целый мир, разделяющий их, он решил передать девушке положительный заряд, прежде чем лифт начнет свое движение вверх. – Вы так красивы, – произнес Чен со своим странным акцентом. Девушка бросила на него недоверчивый взгляд и более категорично повторила: – Какой этаж? – Двенадцатый, – ответствовал Чен и вновь попытался сделать комплимент. – Да, красивы... красивы... – ему хотелось поднять настроение девушке. Та быстро нажала на кнопку. – Не надо обманывать, я в этом не нуждаюсь, - проговорила она как бы про себя. Лифт плыл вверх. Чен закрыл глаза, всем своим существом отдавшись этому движению, легкому, едва покачивающемуся, казалось у него выросли крылья, а это омертвелое существо бабочкой сидело у него на плече. Она хранила молчание. Не издала ни звука. И Чен судорожно искал слова, которые следовало сказать ей. И когда лифт остановился, Чен произнес: – Я не люблю лгать, – он сказал это по возможности убедительно и собрался выходить. И тут девушка, как бы извиняясь, робко выдавила: – Спасибо... Но я ведь... рыжая... – с ней явно что-то произошло. Двенадцати этажей оказалось достаточно, чтобы сломить ее упрямство. Чен задержал шаг, внимательно посмотрел на нее, словно проверяя, как сдувается пыль с ее женственности. Это можно было посчитать маленькой победой в пользу добра. Он снова начал подбирать слова, которые сейчас были особенно необходимы. Наконец это ему удалось. – Красота условна. Красота во всем, – и кивнул ей в знак прощания. Весь вечер он пребывал в превосходном расположении духа. Вспоминал то замечательное время, когда сутками вынашивал один из своего двадцати одного принципа успеха – подобное следует учить подобным. В подтверждение этого тезиса он выбрал историю пеликанов. Он считал ее настоящей находкой, блестящей жемчужиной, украшением своей лекции. Действительно, история пеликанов, обитающих в американском озере Манас, никого не оставляла равнодушным. Пеликаны, питающиеся рыбой, были достопримечательностью озера, пользовались всеобщей любовью среди местного населения вплоть до того, что рыбаки специально для них ловили рыбу. Пеликаны с удовольствием угощались кормом, который им подавали, так сказать, на блюдечке. Постепенно они привыкли к легкой жизни и уже не пытались добывать пищу самостоятельно. Короче, они разучились ловить рыбу. Изменили собственной природе, своим рефлексам. Между тем правительство наложило запрет на ловлю рыбы для пеликанов. И что же последовало за этим? Прекрасные обитатели озера начали вымирать от голода. Возникла проблема. Стали думать-гадать, как спасти пеликанов. И выход нашелся. Из другого калифорнийского озера в Манасское было переселено ни больше, ни меньше двести пеликанов. Переселенцы научили местных ловить рыбу. Голод прекратился, и проблема была решена. Сколько книг прочитал Чен, прежде чем до конца осмыслить тезис: ты на верной дороге до тех пор, пока можешь сказать – давай начнем все сначала. Это значит, он взрастил в себе силу для осуществления не доступной для других сокровенной мечты. А до того он проштудировал труды Наполеона Хилла, Девида Дейла, Ога Мандино, Эндрю и Дейла Карнеги, Энтони Робинса, Джима Рона, Джона Календжа, Джона Файла, Роберта Стоуна, Уэйна Дайера, Блайна Трейси, Роберта Кииосака и многих других корифеев философии успеха, знакомство с трудами которых не помешало бы любому, кто имеет претензию называться мыслящим человеком. Он окунулся в океан шедевров, посвященных мотивации и психологии. Часто смотрелся в зеркало и того, кто отражался в нем, подбадривал, поднимал ему настроение, поощрял, разжигал его веру, которую путем самовнушения извлекал из подсознания. Чен был успешным человеком. Давно осталось позади время, когда он честным трудом заработал свой первый миллион. Он уже не мог сосчитать основанные им организации по многоступенчатому маркетингу, разбросанные по всему миру и приносящие ему немалый доход – результат сложения чужой продукции и его менталитета. Товар плюс благоденствие – вот, на что следовало ориентироваться. Товаров, поступающих в Южный Кавказ, было достаточно, но до благоденствия еще далеко, думал Чен. Катаклизмы, случившиеся здесь на рубеже веков, выбили почву из-под ног у людей. На следующий день Чен, утомленный устроенной ему грандиозной встречей, возвратился в гостиницу. У лифта выстроилась внушительная очередь – такой он еще не видел здесь ни разу. Девушку-лифтершу он заметил, когда двери лифта уже закрывались. Она изменила прическу – распустила собранные на затылке волосы. На ней был малиновый жакет, так не подходивший к унылой осенней погоде. Но все же ему стало приятно, он посчитал эту перемену добрым знаком и, растроганный, встал за парой, беседующей на немецком. Пара, не прерывая разговора, повернулась к нему, внимательно оглядела его настырными почти бесцветными глазами. На китайцев повсюду смотрят так. Чен уже привык к этому. Он нередко становился объектом мгновенного внимания, когда его бесцеремонно разглядывали с ног до головы. Он вспомнил, как однажды в Южной Америке с ним заговорил шофер такси. На своем ломанном английском он поначалу обратился к нему как к ровне. Чен блестяще владел английским и был замечательным собеседником, так что ему нетрудно было обаять шофера до такой степени, что тот, поняв, что зашел слишком далеко в своей бесцеремонности, рассыпался перед ним в комплиментах. – Я, друг мой, обыкновенный человек, – прервал его тогда Чен. – Нет, нет, – возразил таксист, по достоинству оценив его скромность, – я вижу, вы уважаемая личность. И Чен понял, что нашел нужного ему человека. Он помог этому шоферу, случайному встречному, создать впоследствии в Чили солиднейшую организацию, стать лидером многоступенчатого маркетинга, тем самым вдохновив самого себя на новые успехи. Немецкая пара отвернулась. Она уже не разговаривала и не разглядывала Чена своими белесыми глазами. Ее внимание привлек интерьер входа, стены которого украшали замысловатые фигуры – образец художеств какого-то местного мазилы. Лифт вернулся. Из него вышли два пожилых господина. Показалась и девушка-лифтерша. – Какой этаж? Немец понял вопрос, поднял правую руку и растопырил пальцы: пятый. Пока ехали до пятого этажа, Чен стоял опустив голову. Когда немцы вышли, он выпрямился и сказал: – Двенадцатый. – Я знаю, – ответила девушка и улыбнулась. Именно эту улыбку жаждал увидеть Чен. Результат оказался блестящим. Он выманил, выманил ее из брони холодной и суровой неприступности. И возможно вернуться в нее ей уже не захочется. Он смотрел на нее как врач на выздоравливающего больного. Ему нравился малиновый цвет, он внушал ему тихий оптимизм, настраивал на поэтический лад. Да и девушка, как он заметил, находилась в сравнительно приподнятом настроении. Он удовлетворительно кивнул ей головой, вышел на двенадцатом этаже и тут же забыл про нее, переполненный множеством впечатлений сегодняшнего дня. Он остался доволен встречей – желающих приобрести аудиозаписи его лекций оказалось очень много. Это естественно, размышлял он, у них огромное перед ним преимущество. Можно лечь в ванну, включить пленку и, предаваясь неге, слушать лекцию. А уснешь – не беда! Вернись Чен Джан! Нажмешь на кнопку, и все начнешь сначала. Они же платят за это удовольствие. Сейчас главное, чтобы они осмыслили услышанное и использовали его в практической деятельности, чтобы достичь больших успехов. А их успехи – это триумф Чена. Чен рано вышел из номера. На рассвете следующего дня он покидал это благословенное место. Дверь его номера находилась в углу срезанного флигеля, рядом с лестницей. Он любил спускаться пешком – своего рода тренировка. Закрыв двери, направился к лестнице. Неожиданно сзади, со стороны коридора, на который выходил лифт, раздался знакомый голос. – Господин! Господин, пожалуйте! – голос переходил в крик. Он повернулся и увидел девушку, которая назвала себя рыжей. Она остановила лифт на его этаже и, стоя в открытых дверях, улыбалась и махала ему рукой. Чен не ожидал этого, даже несколько растерялся. Сделав отрицательный жест, кивнул головой в знак благодарности и стал быстро спускаться по лестнице. Девушка выскочила из лифта и бросилась за Ченом. – Почему?! – кричала она. – Почему вы так поступаете?! Поедемте на лифте! Чен смешался, замер на месте. Оглянулся на свою преследовательницу, которая сломя голову неслась вниз по ступенькам, догоняя его. Она все не унималась, исступленно выкрикивая одно и то же: – Почему?! Почему?! Скажите! Скажите! А лифт для чего?! Это несправедливо! Вы не имеете право! Не имеете! – и еще что-то, оставшееся непонятным для Чена, но определенно выражающее протест. На шум на лестничные клетки высыпали любопытствующие гости отеля. Чен вконец растерялся. Замер на месте с каменным лицом, подождал, пока девушка, наконец опомнится. И она остановилась, такая беспомощная, такая жалкая, что у китайца сжалось сердце. Они так и стояли какое-то время. Смотрели друг на друга. Потом Чен повернулся и не спеша продолжил путь. Вечером, когда Чен вернулся в гостиницу, вместо рыжей лифт обслуживала пожилая пышная женщина. Она была предельно почтительна. А когда он вошел в номер, в дверь осторожно постучали. Это оказался администратор, с трудом объяснивший ему на ломанном английском, что хозяин гостиницы просит встречи с ним: мы знаем - вы отбываете на рассвете и времени у вас нет, но не могли бы вы уделить нам несколько минут. Чен, не задумываясь, согласился. Администратор проводил его до апартаментов владельца и вежливо распрощался с ним. Хозяин гостиницы оказался убеленным сединами, элегантно одетым с прекрасными манерами человеком. Он попросил гостя сесть. – Хочу извиниться перед вами, – начал он на превосходном английском, – подобного в нашей гостинице не случалось, даже не знаю, чем это объяснить. Эта лифтерша казалась такой тихой, такой незаметной, можно было подумать, она и мухи не обидит. Я искренне сожалею о принесенном вам неудобстве. Не обижайтесь на нас, прошу вас. Мы ждем вас и в будущем, постараемся создать для вас еще больший комфорт. А рыжая получила свое. Чен почувствовал волнение. – Рыжая... рыжая... – проговорил он. – Да, так мы звали лифтершу. – Лулу? – вдруг спросил Чен. – Вы знаете ее имя? – изумился хозяин гостиницы. – Похоже, она хорошая девушка, - у китайца порозовели щеки, – я наблюдал за ней. Она с каждым днем менялась внутренне к лучшему. Хочу вам кое-что сказать. Позвольте обратиться к вам с просьбой, если это возможно... Я думаю, Лулу заслуживает лучшей участи. Дайте мне слово, что вы найдете подходящую для нее работу. Дайте слово, – чувствовалось, китаец говорил от всего сердца. От неожиданности владелец гостиницы утратил дар речи. Но Чен упрямо ждал ответа, и он был вынужден с некоторым опозданием, но все же произнести эту важную, прозвучавшую, как клятва, фразу: даю слово. Лали БРЕГВАДЗЕ-КАХИАНИ Перевод Лианы ТАТИШВИЛИ Самая кличка "Загранпаспорт бланк скачать"уже выражает пренебрежение, и когда негр называет так белого, тот считает это достаточным основанием для того, "Книга лизы клейпас скачать"чтобы немедленно пустить в ход ременную плеть или ``отполировать ему шкуру'' палкой. Даже "Крёстный отец скачать фильм"на большом расстоянии можно разглядеть, что это фургоны; "От тебя я ухожу скачать"над каждым-полукруглый верх из белоснежного полотна. Но зато у Незидерского озера мы с ними, шутами мадьярскими, как следует расквитались! И мог ли "Скачать терри пратчетт плоский мир"я не узнать его красивого коня! |
