Бедный, бедный Ричард

В нынешние осенние дни, когда в московском Вахтанговском театре с триумфом прошла премьера трагедии Шекспира «Ричарда III» в постановке нашего блестящего режиссера Автандила Варсимашвили, произошло любопытное совпадение – исполнилось 565 лет историческому прототипу главного злодея – настоящему королю Ричарду. Случайно это произошло или нет – не важно, но получилось забавно. Вообще-то у этого монарха сложилась очень плохая репутация. И постарались в этом Томас Мор и Шекспир. Страшный старый горбун, злобный, как демон из преисподней, убивает одного конкурента на трон за другим. Он приказал задушить юных племянников, казнил кузенов, всяких ненадежных, по его мнению, союзников, и, наконец, злодей отравил собственную жену. И когда он в конце трагедии трусливо сулит «корону за коня» и погибает, зрители облегченно вздыхают – зло наказано. Так вот, Шекспир приврал – не был Ричард ни горбатым – только небольшой сколиоз, ни старым – в момент гибели ему было только 33. Не был он, скорее всего, и особенно жестоким. Правда, по мнению историков, королем он был посредственным. Но никакой жены все-таки не убивал, а горько ее оплакивал. Да и племянников в Тауэре, скорее всего, не душил. А в своем последнем сражении при Босворте вообще вел себя как храбрец. И не малодушничал, а погиб в схватке, пытаясь добраться до своего противника – Генриха Тюдора. Ричард с горсткой рыцарей пробился к его ставке и лично зарубил знаменосца, но сам был выбит из седла, потерял шлем и погиб от удара булавой по голове. И последними словами его были не про коня и про корону, а «Измена! Измена!» Что же до Шекспира, то он был сторонником узурпаторов Тюдоров, и всех их врагов выводил в своих хрониках негодяями. Это как Дюма превратил великого политика кардинала Ришелье в коварного и мелкого интригана, а все читатели поверили. Великая сила искусства!


Впервые в России – спектакль и футбольный матч

Итак: 345 лет назад, а точнее 27 октября 1672 года в Комедийной хоромине подмосковного дворца царя Алексея Михайловича в селе Преображенском состоялся спектакль с длинным названием «Комедия, как Артаксеркс велел повесить Амана по царицыну челобитью и Мардохеину наученью». Актеры были набраны из находящейся неподалеку Немецкой слободы. Это куда через полтора десятка лет будет любить наведываться за европейской культурой сынок царя Тишайшего будущий царь Петр Великий. Режиссером театрального действа был тамошний лютеранский пастор Яган Григорьев, или Йоганн Готфрид Грегори. Запомните это имя для прикола – он ведь как ни крути основоположник русского театра. Спектакль шел аж десять часов! И к тому же, на немецком языке. Правда, периодически делались антракты, в которых русским зрителям переводили, о чем действие. И ничего страшного, мы и сейчас в опере читаем программку, чтобы понять, о чем поют певцы по-итальянски или по-немецки. А тогда это было в новинку, посему театр совместили с банкетом, чтобы публика не оголодала. Бедные артисты! Но августейший зритель остался довольным, обласкал артистов и одарил режиссера невероятным гонораром в «четыре соболя по сто рублей». Кстати, при царе Федоре – старшем брате Петра Комедийную хоромину разобрали как «богомерзкий вертеп».
А 120 лет назад в Питере состоялся первый, официально зарегистрированный футбольный матч. Погожим осенним днем 24 октября 1897 года на плацу Первого Кадетского корпуса встретились две команды – ВОФ (Василеостровского общества футболистов) и СПОРТ (Кружка любителей спорта КЛС). Василеостровцы победили со счетом 6:0. Вдвойне обидно было проиграть, по сути, гастарбайтерам – ведь среди победителей были сплошь англичане. Это были моряки, рабочие-металлисты с питерских заводов и инженеры, приехавшие в Россию по контракту. А в СПОРТе были все больше гимназисты старших классов со студентами, кадеты с преподавателями-офицерами, да лихие мастера из соседнего трамвайного депо. Русские яростно сражались, но англичане были техничнее и сыграннее. Если честно, то именно они-то первыми в России и начали играть в футбол за шесть лет до этого исторического события. Но привносимое из-за границы крепко пускало корни. Уже через два года число команд только в Питере выросло до нескольких десятков.


Ах, какую жизнь прожил наш Базиль!

Воскликнул один из парижских друзей Василия Верещагина, узнав о его гибели при взрыве броненосца «Петропавловск». Да, действительно, эта жизнь была, какую себе любой пожелает – Василий Васильевич был талантлив, творил, любил, сражался, путешествовал, растил детей, писал картины и книги, знал успех и буквально купался в славе, не пресмыкался перед владыками, был независим, смел и добр. Свободно владел французским, английским и немецким языками, а еще немало знал по-грузински, мог объясниться на персидском, таджикском, хинди, урду и испанском. Много работал и многое успел. И погиб как герой, уже не молодым, но и не дожив до глубокой старости. Словом, идеальный случай. Он родился в октябре 1842 года в старинной дворянской семье в Череповце. Его отец был местным предводителем дворянства, и всем его четверым сыновьям была уготована судьба армейской или государственной службы. Василию выпала флотская карьера. Он с блеском окончил Морской кадетский корпус и... тут же подал в отставку, чтобы заняться живописью. Родители и родня были в шоке, отец грозился лишить довольствия, но юный гардемарин был непреклонен и решил твердо стать художником. И стал! Он немало поездил рисовальщиком в долгие экспедиции военных топографов. Для начала Верещагин оказался на Кавказе, где больше года прожил в Тифлисе. Много путешествовал, зарисовывая бытовые сценки и повседневную жизнь людей Грузии, Азербайджана и Армении. Но тут он получил крупное наследство от дяди, и образование можно было продолжить. Молодого человека ждал Париж и класс знаменитого художника-реалиста Жан-Леона Жерома – чуть ли не самого непримиримого противника входящих в моду импрессионистов. Верещагин работал по 15-16 часов в день без отдыха, прогулок, театров и веселых компаний. И периодически, когда ему надоедало копирование классических образцов, на чем настаивал педантичный учитель, попросту уезжал в очередную экспедицию или возвращался на каникулы в Россию. И серии рисунков, привозимых им, убеждали парижского мэтра Жерома, что Базиль на самом деле даром времени не тратит. Но в 1867 году он в Париж не вернулся, а отправился на вой-ну в Туркестан. Надел погоны прапорщика и стал служить при штабе генерала Кауфмана. Тогда он еще не знал, что такое война с ее ужасами. И Верещагин рисовал. Рисовал, буквально не выпуская оружия из рук. Он видел много крови, пожаров и отрубленных голов. Сначала у него не было антивоенных убеждений, но уже через несколько лет он напишет свою знаменитую работу «Апофеоз войны». За героическую оборону самаркандской цитадели прапорщика Верещагина наградили Георгием четвертой степени, кстати, единственной наградой, которую он согласился принять и с гордостью носил. А потом были снова бесконечные поездки – Сибирь, опять Туркестан, Семиречье, западный Китай, Иссык-Куль и Тянь-Шань. И рисунки, рисунки, рисунки. А по возвращении в Питер – многодневные выставки. Были как восторги публики, так и злая критика. Было вежливое недовольство царя Александра II и грубость наследника, сказавшего: «Его тенденциозности противны национальному самолюбию, и можно по ним заключить одно: либо Верещагин скотина, или совершенно помешанный человек». Но строгий венценосный отец его  одернул: «Посиди сначала сам под пулями и не …». Василий Васильевич с ними обоими помирился на Балканской войне – под Плевной и на Шипке, которую мы теперь знаем именно по его гениальным полотнам. А потом его ждали Европа и Индия, Сирия и Палестина, Филиппины и Япония, Америка и Куба. Его бесстрашная и неугомонная душа рвалась навстречу опасностям – он легко оставлял уютную жизнь и мастерскую в Париже ли, в русской усадьбе ли, или на окраине Москвы в Нижних Котлах. Прощался с любимой семьей, с друзьями и отправлялся в очередную далекую экспедицию или на очередную войну. А однажды он не вернулся... Этому красивому, смелому и бесконечно талантливому русскому человеку 26 октября исполняется 175 лет со дня рождения.


Роб АВАДЯЕВ