Мы познакомились майским вечером 1968 года в доме нашей давней подруги Майи Бирюковой, талантливой переводчицы и литературного редактора. Неразлучные в годы учебы, после окончания университета Майя и Додо начали работать в объединении «Зари Востока»: Майя в издательстве русской литературы, Додо в отделе писем редакции «Вечернего Тбилиси». К моменту нашего знакомства я хорошо знала статьи Донары с их разнообразием тематики, увлекательностью сюжетов и интересными персонажами. Вспоминается одна из первых заметок, представляющая читателю Отара Каишаури, пианиста, выпускника консерватории и исторического факультета университета. Захватывающее описание запрещенного в то время параллелизма профессий надолго сделало этот персонаж героем моего воображения.
Знакомство с Донарой запомнилось как праздник. Ошеломляли обилие впечатлений, яркость ассоциаций, нескончаемые потоки названий – любимых книг, спектаклей, фильмов, концертов, оперных постановок. Удивляло, как все это может поместиться в одном человеке. В тот вечер мы забыли о времени и спохватились лишь во втором часу ночи. Представляя в каком ужасе находится мама, я на одном дыхании домчалась из Ваке домой на Пески и успокоилась, когда наконец увидела освещенное окно на первом этаже и прижавшуюся к стеклу маму.
Через несколько дней, на нашей забытой богом улице, никогда не просыхавшей от ставших привычными половодий, остановилась служебная машина. Из нее вышла удивительно элегантная пожилая супружеская пара, а вслед за ними моя Донара. Семейный терцет просил маму отпустить меня с Додо на месяц в Ленинград. Такая церемонность была вызвана моим возрастом – Додо была старше на 9 лет. А между тем в «Астории» уже был заказан номер.
Какой счастливой оказалась эта поездка! Ее главной целью была работа над диссертациями. Утро начиналось с «разбегания» по библиотекам – Додо в «Салтыковку», я в консерваторию. За этим следовали экскурсии по городу и пригородам, а вечер посвящался театру. Больше всего мы любили бывать в театре Товстоногова, в котором посмотрели все спектакли, объявленные до конца сезона. Особенно поразили «Три сестры» с Ольхиной в роли Маши и пронзительной игрой Копеляна-Вершинина и Стржельчика-Кулыгина. Сцену Маши с Вершининым нельзя было смотреть без слез. Всплывали в памяти строки Макса Волошина: «Здесь наши мысли, как журчанье/ двух струй, бегущих в водоем».
Впечатление от первого знакомства с Додо – серьезность как главная черта натуры. Но уже с первых дней проживания в Астории я убедились, какой каскад эмоций переполняет ее. Утонченный юмор, обожание розыгрышей, умение находить ключ к любому общению, гибкость участия в вечеринках, свобода в танцах, фантазийное обыгрывание случайностей. При всей насыщенности дня нам недоставало присутствия знакомых. Однажды перепутав номер, к нам постучали в поисках некого доктора Тореса. Это нас страшно развеселило, и Додо торжественно объявила, наконец появился приятель. Но почему один, рассудили мы, пусть их станет трое! Вторым оказался Моня Рабинович, герой любимых Додо анекдотов, а третьему я дала имя «Кирилл Станиславович», которое так подходило к портрету одного родственника Донары, пропавшего без вести белоэмигранта (кстати, Додо начала его усиленно искать и обнаружила в Бельгии, куда впоследвтвии и отправилась). Какие истории мы придумывали вокруг этих персонажей, в какие только ситуации их не вовлекали!
Вскоре после возвращения в Тбилиси я вышла замуж, и Додо стала главной гостьей в новой семье. Однажды она приходит и в присутствии незнакомых родственников молча подает большой конверт с наклеенной маркой. В центре – тщательно выписанные мужские лица, явно удрученные, под ними подпись: «Доктор Торес, Моня Рабинович, Кирилл Станиславович – несчастные, но до конца верные и преданные»; при этом грудь каждого пронзена стрелой.
Воцарилась «патриархальная» тишина. И вдруг из-за угла раздался тревожный голос: «А они молодые?» Хохот, как выразилась Додо, перешел в «хохотанье», к недоумению благочестивых хозяев, наконец заполучивших невестку. Нетрудно представить, в каком положении оказалась ваша покорная слуга после такой «шутки».
После окончания аспирантуры Донара поступила на работу в театральный институт, на кафедру русской литературы. Мне приходилось слушать ее блестящие лекции, на которых выросли замечательные кадры современного театра. Деятельность Донары-педагога продолжалась почти полвека, пока новое правительство не объявило о нецелесообразности изучения русского языка в таком учебном заведении. Кафедру закрыли. Чуждая низкопоклонству, Додо за столько лет не удостоилась никаких наград, не говоря о том, что ее обошло даже звание ветерана труда. Руководство, никогда не посещавшее ее лекций, не замечало, с каким профессионализмом и самоотверженностью ведется работа. Экзамены во время сессий затягивались за полночь, неудачный ответ сопровождался дополнительными назначениями на приход и часто неоднократно. Зато как ценилось любовное отношение к предмету, как поощрялось стремление к внеклассной литературе! Внимание к подобным студентам доходило до того, что порой приезжие из районов, не имея постоянного угла, длительное время проживали в квартире своего лектора.
На фоне разрушительного отношения к роли русского языка в образовании, закрытия многих школ и отделений русского языка в училищах, светлым событием стало основание журнала «Русский клуб». Мы обе начали публиковаться с первых номеров, Донару же сразу выбрали в состав редколлегии. Вскоре после этого родился проект альбома «Русский романс в Грузии». Какой радостью было участие в составлении этого альбома – поиски текстов забытых старинных романсов, приглашение исполнителей, их приобщение к репертуару. Тексты восстанавливали по памяти по памяти, и, в случае удачи, захлебываясь от восторга, мы начинали перезваниваться иногда глубокой ночью...
Жестокая болезнь настигла Донару, полную жизнелюбия, верившую до последней минуты в чудо спасения. Прикованная к постели, одинокая, она продолжала заботиться о друзьях и находила людей, чтобы отсылать такой же больной Майе, кончину которой ей предстояло пережить на три года, продукты питания. За месяц до перехода в иную жизнь она вспоминала далеких друзей, ушедших из жизни или ныне здравствующих – Эльдара Рязанова с женой, Людмилу Иванову, Тамару Амбросимову.
Спасибо тебе, Додошенька, за наши счастливые встречи в прошлом и не-встречи последних лет, когда из-за болезни я перестала выходить из дому; за то, что была второй матерью моих детей («Ушла эпоха», – сказал сын, узнав о трагедии), за то, что разделила со мной все солнечные события и горестные заботы. Мир праху твоему и вечная память!
Мария КИРАКОСОВАПамяти Донары Канделаки
Мы познакомились майским вечером 1968 года в доме нашей давней подруги Майи Бирюковой, талантливой переводчицы и литературного редактора. Неразлучные в годы учебы, после окончания университета Майя и Додо начали работать в объединении «Зари Востока»: Майя в издательстве русской литературы, Додо в отделе писем редакции «Вечернего Тбилиси». К моменту нашего знакомства я хорошо знала статьи Донары с их разнообразием тематики, увлекательностью сюжетов и интересными персонажами. Вспоминается одна из первых заметок, представляющая читателю Отара Каишаури, пианиста, выпускника консерватории и исторического факультета университета. Захватывающее описание запрещенного в то время параллелизма профессий надолго сделало этот персонаж героем моего воображения.
Знакомство с Донарой запомнилось как праздник. Ошеломляли обилие впечатлений, яркость ассоциаций, нескончаемые потоки названий – любимых книг, спектаклей, фильмов, концертов, оперных постановок. Удивляло, как все это может поместиться в одном человеке. В тот вечер мы забыли о времени и спохватились лишь во втором часу ночи. Представляя в каком ужасе находится мама, я на одном дыхании домчалась из Ваке домой на Пески и успокоилась, когда наконец увидела освещенное окно на первом этаже и прижавшуюся к стеклу маму.
Через несколько дней, на нашей забытой богом улице, никогда не просыхавшей от ставших привычными половодий, остановилась служебная машина. Из нее вышла удивительно элегантная пожилая супружеская пара, а вслед за ними моя Донара. Семейный терцет просил маму отпустить меня с Додо на месяц в Ленинград. Такая церемонность была вызвана моим возрастом – Додо была старше на 9 лет. А между тем в «Астории» уже был заказан номер.
Какой счастливой оказалась эта поездка! Ее главной целью была работа над диссертациями. Утро начиналось с «разбегания» по библиотекам – Додо в «Салтыковку», я в консерваторию. За этим следовали экскурсии по городу и пригородам, а вечер посвящался театру. Больше всего мы любили бывать в театре Товстоногова, в котором посмотрели все спектакли, объявленные до конца сезона. Особенно поразили «Три сестры» с Ольхиной в роли Маши и пронзительной игрой Копеляна-Вершинина и Стржельчика-Кулыгина. Сцену Маши с Вершининым нельзя было смотреть без слез. Всплывали в памяти строки Макса Волошина: «Здесь наши мысли, как журчанье/ двух струй, бегущих в водоем».
Впечатление от первого знакомства с Додо – серьезность как главная черта натуры. Но уже с первых дней проживания в Астории я убедились, какой каскад эмоций переполняет ее. Утонченный юмор, обожание розыгрышей, умение находить ключ к любому общению, гибкость участия в вечеринках, свобода в танцах, фантазийное обыгрывание случайностей. При всей насыщенности дня нам недоставало присутствия знакомых. Однажды перепутав номер, к нам постучали в поисках некого доктора Тореса. Это нас страшно развеселило, и Додо торжественно объявила, наконец появился приятель. Но почему один, рассудили мы, пусть их станет трое! Вторым оказался Моня Рабинович, герой любимых Додо анекдотов, а третьему я дала имя «Кирилл Станиславович», которое так подходило к портрету одного родственника Донары, пропавшего без вести белоэмигранта (кстати, Додо начала его усиленно искать и обнаружила в Бельгии, куда впоследвтвии и отправилась). Какие истории мы придумывали вокруг этих персонажей, в какие только ситуации их не вовлекали!
Вскоре после возвращения в Тбилиси я вышла замуж, и Додо стала главной гостьей в новой семье. Однажды она приходит и в присутствии незнакомых родственников молча подает большой конверт с наклеенной маркой. В центре – тщательно выписанные мужские лица, явно удрученные, под ними подпись: «Доктор Торес, Моня Рабинович, Кирилл Станиславович – несчастные, но до конца верные и преданные»; при этом грудь каждого пронзена стрелой.
Воцарилась «патриархальная» тишина. И вдруг из-за угла раздался тревожный голос: «А они молодые?» Хохот, как выразилась Додо, перешел в «хохотанье», к недоумению благочестивых хозяев, наконец заполучивших невестку. Нетрудно представить, в каком положении оказалась ваша покорная слуга после такой «шутки».
После окончания аспирантуры Донара поступила на работу в театральный институт, на кафедру русской литературы. Мне приходилось слушать ее блестящие лекции, на которых выросли замечательные кадры современного театра. Деятельность Донары-педагога продолжалась почти полвека, пока новое правительство не объявило о нецелесообразности изучения русского языка в таком учебном заведении. Кафедру закрыли. Чуждая низкопоклонству, Додо за столько лет не удостоилась никаких наград, не говоря о том, что ее обошло даже звание ветерана труда. Руководство, никогда не посещавшее ее лекций, не замечало, с каким профессионализмом и самоотверженностью ведется работа. Экзамены во время сессий затягивались за полночь, неудачный ответ сопровождался дополнительными назначениями на приход и часто неоднократно. Зато как ценилось любовное отношение к предмету, как поощрялось стремление к внеклассной литературе! Внимание к подобным студентам доходило до того, что порой приезжие из районов, не имея постоянного угла, длительное время проживали в квартире своего лектора.
На фоне разрушительного отношения к роли русского языка в образовании, закрытия многих школ и отделений русского языка в училищах, светлым событием стало основание журнала «Русский клуб». Мы обе начали публиковаться с первых номеров, Донару же сразу выбрали в состав редколлегии. Вскоре после этого родился проект альбома «Русский романс в Грузии». Какой радостью было участие в составлении этого альбома – поиски текстов забытых старинных романсов, приглашение исполнителей, их приобщение к репертуару. Тексты восстанавливали по памяти по памяти, и, в случае удачи, захлебываясь от восторга, мы начинали перезваниваться иногда глубокой ночью...
Жестокая болезнь настигла Донару, полную жизнелюбия, верившую до последней минуты в чудо спасения. Прикованная к постели, одинокая, она продолжала заботиться о друзьях и находила людей, чтобы отсылать такой же больной Майе, кончину которой ей предстояло пережить на три года, продукты питания. За месяц до перехода в иную жизнь она вспоминала далеких друзей, ушедших из жизни или ныне здравствующих – Эльдара Рязанова с женой, Людмилу Иванову, Тамару Амбросимову.
Спасибо тебе, Додошенька, за наши счастливые встречи в прошлом и не-встречи последних лет, когда из-за болезни я перестала выходить из дому; за то, что была второй матерью моих детей («Ушла эпоха», – сказал сын, узнав о трагедии), за то, что разделила со мной все солнечные события и горестные заботы. Мир праху твоему и вечная память!
Мария КИРАКОСОВА
|
