В историю военного искусства все выдающиеся операции вошли под названиями тех мест, где прошли сражения. Их список похож на географический справочник: Канны, Трафальгар, Чесма, Аустерлиц, Ватерлоо, Эль-Аламейн, Сталинград, Курск… И лишь две из них называются по фамилиям спланировавших и осуществивших их людей – переход Суворова через Альпы и Брусиловский прорыв. Генералиссимус Суворов к Грузии  никакого отношения не имеет, а вот генерал-адъютант Брусилов… Он родился в Грузии, провел здесь годы офицерского становления, ушел отсюда в свои первые сражения и вернулся сюда с первыми боевыми наградами. Из Грузии он отправился и в путь к всемирной воинской славе.
Когда в семье генерал-лейтенанта Алексея Николаевича Брусилова с интервалами в два года родились трое сыновей, никто не сомневался в их ратном будущем. Прадед и дед мальчиков служили в чинах секунд-майора (четвертого должностного лица в полку).  Отец – участник Бородинский битвы, председатель Полевого аудиториата (органа, надзирающего за военными судами) Отдельного Кавказского корпуса, а затем и всей Кавказской армии. Продолжая семейную традицию, средний сын Борис сражался на  Русско-турецкой войне 1877-1878 годов и в Средней Азии, вышел в отставку в чине титулярного советника, был арестован большевиками, умер в Бутырской тюрьме. Младший сын Лев, ставший вице-адмиралом, в Русско-японской войне командовал крейсером «Громобой», сражавшимся рядом с легендарным «Варягом», возглавлял Главный морской штаб. Кстати, экспедиция его сына Георгия, погибшего в 1914 году во льдах Арктики, стала для писателя Вениамина Каверина основой романа «Два капитана».
А первенец Алексей, крестник главнокомандующего и наместника царя на Кавказе генерал-фельдмаршала Александра Барятинского, стал кавалеристом. Его собственные комментарии помогут нам проследить жизненный путь этого воина. Ему всего шесть лет, когда на семью обрушиваются несчастья: сначала от крупозного воспаления легких умирает отец, а вскоре от чахотки – мать. Мальчиков берет к себе в Кутаиси сестра матери Генриетта фон Гагемейстер. У нее с мужем, военным инженером, не было детей. «Они оба заменили нам отца и мать в полном смысле этого слова. Дядя и тетка не жалели средств, чтобы нас воспитывать… Все приезжие артисты обязательно приглашались к нам, и у нас часто бывали музыкальные вечера. Да и вообще общество того времени на Кавказе отличалось множеством интересных людей, впоследствии прославившихся и в литературе, и в живописи, и в музыке. И все они бывали у нас. Но самым ярким впечатлением моей юности были, несомненно, рассказы о героях Кавказской войны. Многие из них в то время еще жили и бывали у моих родных. В довершение всего роскошная южная природа, горы, полутропический климат скрашивали наше детство и оставляли много неизгладимых впечатлений».
Счастливое кутаисское детство длится восемь лет, потом дядя отвозит Алешу в Петербург. В Пажеский корпус – одно из самых привилегированных учебных заведений, куда, по дворянской традиции, отец записал его еще в четырехлетнем возрасте. Мальчика определяют в четвертый класс. В увольнения он ходит к двоюродному брату своего дяди графу Юлию Стембоку, директору Департамента уделов Министерства императорского двора – учреждения, которое управляло имуществом императорской семьи. Должность весьма значительная, так что «видел я там по воскресным дням разных видных беллетристов: Григоровича, Достоевского и многих других корифеев литературы и науки, которые не могли не запечатлеться в моей душе».
А что же с учебой? После первого курса воспитатель дает ему такую характеристику: «Характера резвого и даже шаловливого, но добр, прямодушен и чистосердечен. Способности хорошие, но любит лениться...». Сам Брусилов объясняет свою «лень» по-другому: «Те науки, которые мне нравились, я усваивал очень быстро и хорошо, некоторые же, которые были мне чужды, я изучал неохотно и только-только подучивал, чтобы перейти в следующий класс – самолюбие не позволяло застрять на второй год». Такое отношение к учебе, все-таки, подводит его, и он остается на второй год в пятом кассе, не выдержав переходной экзамен. Благодаря связям графа Стембока, удается не сидеть вновь в классе, а получить годовой отпуск, который проводится в Кутаиси. В усиленных занятиях с преподавателями, приглашенными дядей и тетей. В итоге он, «вернувшись в корпус через год, минуя шестой класс, выдержал экзамен прямо в специальный класс, где учиться было намного интереснее».
Специальными назывались два последних класса, и интерес Брусилова вполне понятен: «Преподавались военные науки, к которым я имел большую склонность. Пажи специальных классов помимо воскресенья отпускались два раза в неделю в отпуск. Они считались уже на действительной службе». Летом – участие в красносельских маневрах, а зимой – обучение у царских берейторов верховой езде на лошадях царской свиты в придворном манеже. Когда все это было пройдено, в июле 1872 года «всех выпускных пажей… собрали в одну деревню…между Красным и Царским Селом… и император Александр II поздравил нас с производством в офицеры».
Однако в войска Брусилов отправляется не гвардии поручиком, а кавалерийским прапорщиком – ему не забывают годичный перерыв в учебе. Тем не менее, место службы определяет он сам: ««Пажи имели в то время право выбирать полк, в котором хотели служить, и мой выбор пал на Тверской полк вследствие того, что дядя и тетка рекомендовали мне именно этот полк, так как он ближе всех стоял к месту их жительства. В гвардию я не стремился выходить вследствие недостатка средств». Остается лишь уточнить: 15-й Тверской драгунский полк располагался в Кахети, в местечке Царские Колодцы, ныне – Дедоплисцкаро, а оттуда перемещался в лагеря под Тифлисом. Брусилов признается: «Вернувшись опять на Кавказ уже молодым офицером, я был в упоении от своего звания и сообразно с этим делал много глупостей… Весь полк в то время считался забубенным. Выпивали очень много, при каждом удобном и неудобном случае. Большинство офицеров были холостяки; насколько помню, семейных было три-четыре человека во всем полку. К ним мы относились с презрением и юным задором».
В общем, господа драгуны, что называется, гусарили. «Мы не блистали ни военными знаниями, ни любовью к чтению, самообразованием не занимались, и исключений среди нас в этом отношении было немного. Хотя Кавказская война привлекла на Кавказ немало людей с большим образованием и талантами... В то время в Тифлисе был очень недурной театр, было много концертов и всякой музыки, общество отличалось своим блестящим составом, так что мне, молодому офицеру, было широкое поле деятельности. Таких же сорванцов, как я (мне было всего 18 лет), там было несколько десятков». Ну, а какое же гусарство без дуэлей! И в послужном списке прапорщика Брусилова появляется запись о том, что «за принятие на себя обязанности быть посредником поединка, окончившегося смертью одного из противников», он «приговорен к содержанию под арестом на тифлисской гауптвахте сроком на четыре месяца».
Но сколь интересна приписка: «Наказание это не может считаться препятствием к наградам и преимуществам по службе». Да еще потом «отсидка» сокращается вдвое. И  Алексей дает этому такое объяснение: «Конечно, это был дух того времени, и не только на Кавказе, и не только среди военной молодежи. Времена Марлинского, Пушкина, Лермонтова были от нас еще сравнительно не так далеки, и поединки, смывавшие кровью обиды и оскорбления, защищавшие якобы честь человека, одобрялись людьми высокого ума». Так что ни кутежи, ни волокитство за дамами, ни арест не сказываются на служебной карьере: за неполные три года службы в полку – звание поручика и должность полкового адъютанта. А потом начинается Русско-турецкая война 1877-1878 годов.
Брусилов проявляет себя уже в первом бою, во главе отряда драгун, захватив вражеские казармы и командира пограничной бригады.  Он отличается при взятии крепостей Ардаган и Карс, в одном из сражений под ним убивают лошадь... Войну 25-летний офицер заканчивает с большим боевым опытом, штабс-капитаном, с тремя орденами. А мирные  будни его уже тяготят: «В сентябре 1879 года мы вернулись через Тифлис в Царские Колодцы, где и заняли свои прежние казармы. Мне надоело все одно и то же, и после войны начинать опять старую полковую жизнь я находил чрезмерно скудным… Заведуя полковой учебной командой был представлен в производство в чин ротмистра. До 1881 года я продолжал тянуть лямку в полку, жизнь которого в мирное время с ее повседневными сплетнями и дрязгами, конечно, была мало интересна».
Он решает перевестись в другую часть, в Кутаиси, чтобы быть поближе к  родственникам. Но и дядя, и полковой командир советуют поступить в петербургскую Офицерскую кавалерийскую школу «Я принял это предложение, предполагая, что после этого вернусь в свой полк. Но вышло так, что я остался в Петербурге, так как в 1883 году мне было предложено зачислиться в конно-гренадерский полк и оставаться в постоянном (преподавательском. – В.Г.) составе Офицерской кавалерийской школы. Вследствие этого силою судеб я остался в Петербурге». Так Брусилов навсегда расстается с Грузией. Однако не только сохраняет самые теплые воспоминания, но и поддерживает, можно сказать, виртуальную связь – два раза женится на женщинах, родившихся в этой стране.
В постоянном составе Офицерской кавалерийской школы он проводит почти четверть века – 23 года, пройдя путь от ротмистра до генерал-майора, от начальника офицерского отдела (факультета) до начальника этой школы. А его заслуги в подготовке  кавалеристов отмечаются множеством наград. Среди них – четыре российских ордена, по два французских и болгарских, прусский, итальянский, бухарский и персидский. Такие награды в мирное время случайно не даются – Алексей Алексеевич впервые в России разработал крайне жесткие, но дающие прекрасный результат методы обучения. Они нравились далеко не всем.
Автор знаменитой книги «Пятьдесят лет в строю» граф Алексей Игнатьев, обучавшийся у Брусилова, вспоминает, что школа «коренным образом преобразована и успела уже заслужить репутацию малоприятного учреждения… Двухлетний курс школы проходило около ста офицеров кавалерийских полков… командировались, кроме того, ежегодно все кандидаты на получение командования полком. Стонали бедные кавалерийские полковники, вынужденные скакать… верст десять-двенадцать по пересеченной местности, многие уходили в отставку, не перенеся этого испытания». При этом он признает: «Суровые требования кавалерийской школы сыграли полезную роль. Постепенно среди кавалерийских начальников становилось все больше настоящих кавалеристов и все меньше людей, склонных к покою и к ожирению». А это – слова  первого президента Финляндии Карла Маннергейма, служившего в школе под началом Брусилова: «Он был внимательным, строгим, требовательным к подчиненным руководителем и давал очень хорошие знания. Его военные игры и учения на местности по своим разработкам и исполнению были образцовыми и донельзя интересными».
Именно в этот период Брусилов женится – на племяннице его дяди Анне фон Гагемейстер. «Этот брак был устроен согласно желанию моего дяди, ввиду общих семейных интересов. Но, несмотря на это, я был очень счастлив, любил свою жену горячо». Однако Анна Николаевна часто болеет, дважды рожает мертвых детей. Муж вывозит ее на различные курорты, и в 1887-м у них рождается сын, в честь отца названный Алексеем. Через 11 лет Анна Николаевна умирает, и мальчиком занимается только воспитательница. «Любил я его горячо, но отцом был весьма посредственным. Окунувшись с головой в интересы чисто служебные, я не сумел приблизить его к себе, не умел руководить им. Считаю, что это большой грех на моей душе».
В 1906-м Брусилову предоставляется возможность проявить свои знания и навыки уже непосредственно в войсках: он командует лучшей в Императорской армии 2-й гвардейской кавалерийской дивизией, а потом – 14-м армейским корпусом, штаб которого находится в Люблине. И именно в этом городе происходит эпизод, который многое говорит об Алексее Алексеевиче. У входа в городской сад он видит объявление: «Нижним чинам  и собакам вход воспрещен». Тут же он  издает приказ, запрещающий всем генералам и офицерам тоже входить в этот сад, и информирует командующего войсками округа, который является и генерал-губернатором края. Тот отменяет приказ городских властей и лично приезжает к Брусилову, чтобы извиниться.
По признанию генерала, в Люблине у него «вообще все было ладно, кроме одного – отсутствовала хозяйка». И 57-летний вдовец  снова женится – на 45-летней Надежде Желиховской, хорошо ему знакомой по Тифлису и Петербургу. Она родственница выдающегося государственного деятеля Сергея Витте и знаменитой спиритуалистки   Елены Блаватской, детство которых тоже прошло в Грузии. Вторая жена генерала «вскоре завоевала все симпатии в городе и в войсках». И даже не хотела переезжать в шумную Варшаву, кода ее мужа назначили помощником командующего войсками Варшавского военного округа. А война была уже у порога. Летом 1914-го Брусиловы отдыхают в Германии, и в парке города Киссингена их потрясает зловещее зрелище. Декорации московского Кремля торжественно сжигаются имитацией пушечной стрельбы, а «немецкая толпа аплодировала, кричала, вопила от восторга, и неистовству ее не было предела, когда… при падении последней стены над пеплом наших дворцов и церквей, под грохот фейерверка, загремел немецкий национальный гимн».
Когда разгорается настоящий пожар Мировой войны, Брусилов командует уже 8-й армией Юго-Западного фронта. Ее войска впервые выигрывают большую битву с австрийцами, пересекают границу с Австро-Венгрией и вступают в Галицию. Но слава и ордена более высоких степеней достаются другому генералу. Почему? Многое объясняет приезд в войска самого Николая II. В столовой царь заявляет, что в память обеда в брусиловской армии он дает ее главнокомандующему звание своего генерал-адъютанта. «Я этого отличия не ожидал, так как царь относился ко мне всегда, как мне казалось, с некоторой недоброжелательностью, которую я объяснял тем обстоятельством, что, не будучи человеком придворным и не стремясь к сему, я ни в ком не заискивал и неизменно говорил царю то, что думал, не приукрашивая своих мыслей. Заметно было, что это раздражало царя. Как бы то ни было, это пожалование меня несколько обидело, потому что из высочайших уст было сказано, что я жалуюсь в звание генерал-адъютанта не за боевые действия, а за высочайшее посещение и обед в штабе вверенной мне армии».
Нелюбовь императора сказывается даже после легендарной операции под Луцком летом 1916 года, увековечившей фамилию Брусилова в мировой военной истории. Это была неизвестная ранее форма прорыва позиционного фронта одновременным наступлением всех армий – чтобы нельзя было определить направление главного удара. А удар этот был неожиданно нанесен одной из армий под  массированные артиллерийские обстрелы, которые временно прекращались, выманивая противника из укреплений и громя его. В результате мощного прорыва фронта австро-венгерские войска были разгромлены и начали беспорядочное отступление. Они потеряли около 1,5 миллиона человек убитыми, ранеными и пленными, более 2.200 орудий, минометов и  пулеметов. Австро-Венгрия оказывается на грани полного поражения, для ее спасения Германия снимает с французского и итальянского фронтов 34 дивизии, а стратегическая инициатива до конца войны переходит к Антанте. Георгиевская дума при Ставке Верховного главнокомандующего представляет командующего войсками Юго-Западного фронта Алексея  Брусилова к награждению орденом Святого Георгия 2-й степени. Но Николай II не утверждает это и ограничивается Георгиевским оружием с бриллиантами.
А теперь еще немного о том, что происходило не на полях сражений. Как командующий Юго-Западным фронтом, Брусилов утверждает решения  военно-полевого  суда, который весьма суров ко всем преступлениям в прифронтовой полосе. Генерал  дважды отменяет смертные приговоры – один за разбой и убийство, второй за антивоенную агитацию. Первый помилованный ни кто иной, как Григорий Котовский, на всю жизнь сохранивший признательность генералу. А о втором речь пойдет чуть ниже…
Брусилов очень переживает за разложение войск после отречения царя и присягает  Временному правительству «для сохранения армии в полном порядке и боеспособности». Он даже назначается Верховным главнокомандующим, но через два месяца уходит в отставку и летом 1917-го приезжает в Москву. В политику не вмешивается, отвергает предложение возглавить антибольшевистское сопротивление, но революция настигает его в собственном доме – осколки попавшего туда снаряда перебивают ногу в нескольких местах. Ему предлагают эмигрировать, но он отказывается: «Скитаться за границей в роли эмигранта не считал и не считаю для себя возможным и достойным».
А потом его арестовывают вместе с братом Борисом и сыном Алексеем. Чекисты перехватывают письмо британского разведчика Брюса Локкарта о планах сделать Брусилова белым вождем. И генерал  несколько месяцев проводит на гауптвахте Кремля,  откуда выходит под домашний арест после письма Феликсу Дзержинскому. Это – самое  страшное время для его семьи: голод, холод, никаких доходов. Спасают бывшие сослуживцы – георгиевские кавалеры: приносят продукты, кто какие может. А в его квартиру подселяют «…какого-то комиссара с нелегальной супругой и его матерью… Грубый, наглый, пьяный человек, с физиономией в рубцах и шрамах. Он говорил, что был присужден к смертной казни за пропаганду среди солдат Юго-Западного фронта в 1915 году, а я отменил смертную казнь и заменил ее каторгой. Теперь он, конечно, большая персона, вхож к Ленину и т. п. Вот уж можно сказать, что отменил ему смертную казнь себе на голову. Пьянство, кутежи, воровство, драки, руготня, чего только не поднялось у нас в квартире, до сих пор чистой и приличной. Он уезжал на несколько дней и возвращался с мешками провизии, вин, фруктов. Мы буквально голодали, а у них белая мука, масло, все, что угодно, бывало». В тюрьме умирает брат Борис, белые расстреливают сына, ушедшего в Красную Армию…
А в 1920-м начинается Советско-польская война, и генерал считает возможным вернуться на службу – речь идет о защите Родины. Он принимает предложение возглавить Особое совещание при Главнокомандующем всеми Вооруженными силами Советской республики Сергее Каменеве, в которое вошли бывшие генералы. Но «никаких плодотворных результатов эти заседания не дали… эта инсценировка со стороны правительства была шита белыми нитками». А потом он подписывает воззвание к офицерам армии барона Врангеля – ему обещают, что добровольно сдавшихся не тронут. Тысячи врангелевцев верят авторитету Брусилова, сдаются и погибают без суда и следствия. «В первый раз в жизни столкнулся с такой изуверской подлостью и хитростью и попал в невыносимо тяжелое положение, такое тяжелое, что, право, всем тем, кто был попросту расстрелян, несравненно было легче. Если бы я не был глубоко верующим человеком, я бы покончил самоубийством. Но вера моя в том, что человек обязан предвидеть все последствия своих вольных и невольных грехов, не допустила меня до этого».
А для выживания нет иного пути, как делать то, что он умеет лучше всего. И он работает в организациях, занимающихся коневодством, читает лекции кавалеристам. «Это, в сущности, был необходимый заработок для семьи. Была такая дороговизна, что не хватало никаких денег. Гонорар за лекции был пустячный, но лишний паек и дрова были важны». В 1924-м он уходит в отставку и, дав честное слово вернуться, уезжает с женой и ее сестрой на лечение в Карловы Вары. В Чехословакии, которая образовалась после развала Австро-Венгерской империи, хорошо помнят, что к этому развалу причастен и русский генерал. Поэтому Брусиловы окружены почетом, их принимают председатель  правительства Эдвард Бенеш и президент Томаш  Масарик.  Сдержав слово, Алексей Алексеевич возвращается в Москву. Но здоровье его все слабее и слабее. После  простуды начинается воспаление легких. Лекарства достать невозможно, организм ослаблен недоеданием,  холодом… Брусилова не стало в марте 1926-го. Благодаря стараниям жены, его хоронят с воинскими почестями на Новодевичьем кладбище, в присутствии советской военной верхушки. И – уникальный для СССР случай: рядом с красными лентами на могилу ложатся и георгиевские ленты. От соратников по сражениям.
В Советском Союзе опубликована лишь первая часть мемуаров Брусилова, конечно, отредактированная цензурой. Но его жена издала за границей и вторую часть, полную весьма нелестных высказываний о большевиках. Советская историография, естественно,  объявила ее фальшивкой… Ну, а мы прочтем в мемуарах генерала еще лишь один отрывок. О счастливой тифлисской молодости:
«В лагере жили в палатках, и каждый день к вечеру все, кроме дежурного по полку, уезжали в город. Больше всего нас привлекала оперетка, во главе которой стоял Сергей Александрович Пальм (сын известного беллетриста 70-х годов Александра Ивановича Пальма); в состав труппы входили артисты: Арбенин, Колосова, Яблочкина, Кольцова, Волынская и много других талантливых певцов и певиц. Даже такие великие артисты, как О. А. Правдин, начинали свою артистическую карьеру в этой оперетке. Кончали мы вечер, обычно направляясь целой гурьбой в ресторан гостиницы «Европа», где и веселились до рассвета. А. И. Сумбатов-Южин, тогда студент, начинавший писать стихи и пьесы, участвовал в ужинах, дававшихся артистам. Иногда приходилось, явившись в лагерь, немедленно садиться на лошадь, чтобы отправиться на учение. Бывали у нас фестивали и в лагере, они часто кончались дуэлями, ибо горячая кровь южан заражала и нас, русских».
Этой «зараженности» тифлисцу Алексею Брусилову хватило на всю жизнь.


Владимир Головин