Культуролог, актер и режиссер Дмитрий Девдариани с 2002 года живет и работает в Лондоне. За это время он поставил свыше 50 спектаклей, среди которых первая театральная постановка «Соляриса» Станислава Лема на английском языке, «Антигона» Софокла, «Дядя Ваня» и «Антон Павлович шутит» (по одноактным пьесам А.П. Чехова), «Бегущая по волнам» и «Искатель приключений» А. Грина, последняя в переводе Девдариани на английский при поддержке Музея А. Грина в Феодосии, мюзиклы и многое другое. А началось все с постановки им пьесы Станислава Лема «Окно» силами молодежной труппы театра им. А. Грибоедова, созданной Л. Джаши в середине 90-х. В 2001 году в Театральном подвале на пр. Руставели с успехом прошла его пьеса о Ван Гоге «Ухо». Д. Девдариани снимается в фильмах, играет на сцене, пишет стихи, рисует, преподает актерское мастерство в Академии «Музыка Нова». Из последних его наград можно назвать Приз за лучший театральный спектакль («Женитьба» Гоголя) фестиваля искусств «Центральная Азия», Лондон, март-апрель 2017 г., а также II место в контексте рисунка на фестивале «Звезды Альбиона» (февраль 2018 г.). Публикуемые пьесы написаны автором в возрасте 22 лет.
ПОСЛЕ КАЗНИ ЖАННЫ д’Арк
Действующие лица: Монашка Юноша «Жанна д’арк» Голос режиссера
Франция. Площадь, посреди которой горит огромный костер, поглотивший Жанну д’арк. Народ уже разошелся. Неподалеку от костра Монашка и Юноша.
Монашка: Вы влюблены в нее? Юноша: Я любил ее всем сердцем! Монашка: Я заметила вас в толпе, ваши глаза рассказали обо всем. Вы знали ее? Юноша: Только издалека, сестра. Слышал о ее славных делах, знаю, как она говорила с инквизиторами... (Плачет). Монашка (подходит ближе): Не плачьте, она была недосягаема для вас, и не только для вас. Она была святой! Юноша (радостно): Вы верите в это?! Монашка: О да! Она говорила со святыми, и слышала голоса ангелов. Она действовала только по их указаниям. Юноша: Сестра!! Монашка: Умоляю вас, тише! Нас могут услышать. Юноша: Никого нет. Даже палачи оставили этот костер... Боже, бедняжка! (Снова слезы). Ее боль была невыносимой. Она так кричала! А жадный огонь... Монашка: Огонь лишь слепая стихая. Она вознеслась. Юноша (с надеждой): Вознеслась? Монашка: Она теперь беседует с ангелами. Юноша: Но только что она была земной, страдающей женщиной, ее можно было обнять! Под мужской одеждой скрывалась удивительная, неповторимая женщина, самая женственная из всех! (Делает шаг по направлению к костру). Монашка (хватает его сзади за плечи): Не надо! Ее уже не вернуть, Жанна далеко от нас... Юноша: Спасибо за то, что остались здесь со мной, сестра. Со мной и с Жанной Д’Арк. Монашка: Ваши глаза рассказали о многом. Давайте молиться. Бог услышит нас! (Становится на колени). Юноша (полушепотом): А что дальше? Монашка (тоже тихо): Не помню.
Неожиданно из костра высовывается голова «Жанны». «Жанна»: Сколько я могу здесь гореть и ждать, пока вы поймете, что несете отсебятину?! Эти красные ленты так и хлещут меня по лицу! (Костер сразу же «опадает», это уже не пламя, а причудливое бутафорское сооружение). Юноша (пытается что-то возразить): Но... «Жанна»: Никаких «но»! (С иронией): А вы что молчите, господин режиссер? Режиссер (из зала): В этом было что-то... «Жанна» (сошла на сцену): Интересно, что же? (Монашке) Вам, дорогая моя, необходимо срочно похудеть, иначе на премьере вы провалите сцену. Вы ходите, как корова! (Юноше) А вы, Лука, если вы думаете, что вам светит амплуа героя-любовника, очень заблуждаетесь. У вас ужасная внешность и нет ни капли таланта! Да, и выучите текст, господа! С меня довольно, я пошла в гримерную! (Быстро уходит. Ее походка говорит о последней степени раздражения). Юноша (настолько вышел из себя, что его шепот слишком хорошо слышен. Он совсем забылся): Ненавижу премьерш!!! Монашка (отвечает ему взглядом, полным ужаса). Голос режиссера (свирепо): Эй, что вы там сказали о моей жене?! Лука покорно снимает костюм и остается в белой рубашке. Он уныло плетется за кулисы. Занавес медленно закрывается. Конец
НИТЬ
Действующие лица: Джакомо и Антонио – братья
На сцене серый половик. Задник изображает старинный город. Посередине сцены стоит Джакомо, он крепко держит в руке конец тонкой, едва заметной нити, она ведет куда-то за кулисы. Входит Антонио и пристально рассматривает его.
Антонио: Чем это ты занимаешься, братец? (Молчание). Ну-ну, ответь мне! (Молчание). Повеситься на этой тонкой ниточке ты не сможешь. Мне сказали, что ты стоишь здесь с этой ниткой! (Смеется). Спятил с горя? Джакомо (неприязненно): Я занят. Антонио: Чем это? Джакомо: Я должен здесь быть. Антонио: В конце концов, она может принадлежать нам двоим. Джакомо (двинулся в порыве ярости, но тут же вспомнил о нити и застыл на месте): Ты грязный подонок! Антонио: Что же ты остановился? Почему ты не убил меня, когда застал нас с Джиной? Ты говорил когда-то, что... Джакомо (закрыв глаза, стиснув зубы): Что не прощу ей измены, что убью ее, если, что я... Что она для меня единственная... (кричит). Я считал ее святой! Антонио: Но как ты убедился, она далеко не святая, женщины вообще бывают святыми только в книгах. Джакомо: Замолчи! Антонио: Заставь меня замолчать! Мне нравится мучать тебя, ты знаешь. Я всегда был удачливее, чем ты, я презираю тебя. Джакомо: Что ты делаешь, Антонио? Антонио: Ты сам виноват, Джина слишком молода для тебя. Ты все время работаешь, а малютка Коррадо все равно не ест досыта. Джакомо: Антонио, у меня есть власть над тобой. Антонио (смеется): Нет, у тебя нет ничего, даже семьи. Знаешь, такой женщине, как Джина, нужно внимание, ласка, а ты, мой старший брат, стареешь. Хорошо, что малютка Коррадо пошел погулять, но ты вернулся слишком рано. Тебя терзали сомнения? Джакомо: Нет, я даже не мог подумать! Антонио: Может быть, это было не в первый раз. Джакомо: Ты наслаждаешься тем, что разрываешь мое сердце на мелкие клочки. Если бы я мог, если бы я только мог пошевелиться! Антонио: Тебя удерживает эта нить? Послушай, ты так посмотрел на меня и свою жену, что я приготовился к смерти, но ты убежал. Тогда я подумал, что твое тело найдут в море, но ты стоишь здесь. Джакомо: Я бы пролил много крови, если бы не должен был держать... Так хотел ангел. В тот момент я услышал его голос. Антонио (смеется): Ангел?! Ты точно спятил. Я пришел предложить тебе... Джакомо (Как завороженный, не слушая его): Да-да, я услышал голос ангела-хранителя... Он сказал: «Иди на окраину, там я дам тебе нить, которая спасет город. Только твои руки способны удержать его на плаву. Я дам тебе нить, и ты будешь держать всю Венецию до конца своих дней. В этом твое предназначение». У меня есть сила. Антонио: Сила?! Сумасшедший! Ты хочешь сказать, что удерживаешь всю Венецию? Ты думаешь, что эта тоненькая ниточка..? (хохочет) Зачем ты рассказываешь про ангела мне? Джакомо: Я повторяю для себя, чтобы не забыть. У меня есть сила. Антонио: Послушай, мы действительно могли бы поделить Джину. Она согласна. Джакомо: Согласна?! Антонио: Да, да, ничего не имеет против. Джакомо: Мне... мне очень хочется отпустить нить... Антонио (насмешливо): А как же люди, Венеция, ангел? А как же Коррадо? Джакомо (холодно): Это ее ребенок. (Отпускает нить).
Город на заднике постепенно уступает место зеленоватому небу. Шум падающей воды. Антонио мечется по сцене.
Антонио: Это правда? (Подбегает к Джакомо, кричит) Неужели это правда? (Трясет его за плечи) Сделай, сделай что-нибудь! (Становится на колени). Земля уходит из-под ног! (У Джакомо абсолютно непроницаемое лицо). А Коррадо, а Джина! (Вскакивает). Джина! Джина! Джакомо (страшно улыбнувшись): Мы погружаемся. Конец
АЙСЕДОРА! Пьеса-диалог
Действующие лица: Айседора Дункан Ее шарф
Сцена – это серая лента дороги, уходящая вдаль. Ее перечеркивает тело знаменитой танцовщицы Айседоры Дункан, вокруг ее шеи обвит длинный полупрозрачный шарф. Ее глаза закрыты, но это не смерть, а глубокий сон. Вдруг шарф, словно ожив, плавно освободил ее шею и уполз. Айседора проснулась и проводила эту «змею» взглядом, полным ужаса.
Айседора: Белая змея! Шарф (вернувшись): Я не змея! Айседора: О, боже! (Отскакивает). Шарф: Какая замечательная пластика! Айседора (сжавшись): Что это? Шарф: Смерть, Айседора. Всего лишь смерть. Айседора: Смерть?! Шарф: Да. Ты считала себя бессмертной? Впрочем, в отличие от многих ты бессмертна. Айседора (выпрямившись и трагически опустив веки): Я иду к славе... Шарф: Ты пришла. Айседора: Ты и есть моя слава?! Шарф: Может быть. Айседора (садится рядом): Я представляла ее другой. (Поглаживает шарф). Шарф: Ты ушла так оригинально, что человечество будет помнить не только твою жизнь, но и твою смерть, и это благодаря мне! Айседора (отпрянула, словно обжегшись): Я так любила шарфы! (Хватается за шею) Как больно, как больно! (Шарфу) Жестокий! Шарф: Иначе не могло быть. Айседора. Я только орудие в руках... Айседора: В чьих руках? (Молчание). В чьих руках? (Молчание). В чьих руках? Шарф (Страх в голосе): Не знаю. Айседора: Кого ты так боишься? Это называют провидением, судьбой, это... Шарф: Самое безжалостное, что существует на свете. Мне очень жаль. Айседора: Как не вовремя эта смерть. Я хочу танцевать, танцевать, танцевать! Шарф: Смерть это тоже танец. Танцуй. Айседора (с надеждой): Можно? Шарф: Танцуй, Айседора! (На сцене неожиданно появляются босоножки, спиной к публике. Сбоку на их застывшие фигуры падает красный свет). Айседора (босоножкам): Не совсем то движение. Посмотрите, это делается по-другому. (Хочет показать, но что-то мешает ей). Нет, я чувствую дыхание вечности. Я не могу... Откуда этот свет? Шарф: Это пылает твоя душа, Айседора. Айседора: Конечно, это она научила меня танцевать. Моя душа соткана из огня. Шарф: Теперь это пламя свободно... («Босоножки» исчезают). Айседора: Почему их не стало? Шарф: Потому что нет тебя. Айседора: Меня нет?! (Растерянно). А как же ты, мой немыслимый собеседник, ты, оживший кусок прозрачной ткани? Шарф: Я держал в своих нежных объятиях твою прекрасную, лебединую шею. Я так давно мечтал об этом. Я скучал по тебе, Айседора! Айседора: Скучал по мне? Это не смерть, а сон. Шарф: Возможно, но я был так счастлив снова почувствовать тебя. Ты писала, что тебя так потрясло то, что сделал я, что ты поступишь так же, но ты хотела войти в море. Но... меня убили, Айседора. Айседора: Убили?! Чей это голос? (Шарф превращается в молодого мужчину). Сергей! (Она порывисто обнимает его). Неужели это ты, Сергей? Откуда? Убили? Ты говоришь, что тебя убили? Значит... кто? Боже, Сергей! Сергей: Они надругались надо мной, они повесили мое тело, они так ненавидели меня, Айседора, они... (Прижимается к ней). Айседора: Твоя родина – монстр, гигантский эшафот для поэтов, художников, литераторов... Россия, Россия, безумная, непредсказуемая! Где мы, Сергей? Ты говорил правду, это действительно смерть? Сергей: Да, дорогая моя. Я так рад. Айседора: Умереть? Сергей: Умереть вместе с тобой. Айседора: Ты мог написать прекрасные стихи. Сергей: Я могу и сейчас. Айседора: Нет. Здесь тебе помешает дыхание вечности. Оно затуманит образы, спутает рифмы... Зачем ты сделал это? Сергей: Айседора... тебя будут помнить всегда. Айседора: Я ушла слишком рано. Зачем ты сделал это? Сергей: Мы были так далеко друг от друга, а теперь... Я наконец снова обнял тебя и привел сюда. Теперь ты со мной. Айседора: Зачем? Сергей: Мы должны были быть рядом, Айседора. Айседора: Моя жизнь – танец. Как ты мог, Сергей, как ты... Сергей: Моя душа стала прозрачным шарфом, и... Айседора (пытается драться с ним, ожесточенно действует тонкими руками): Убийца, убийца! (Вдруг обнаруживает в своих руках обрывки тонкого прозрачного шарфа). Сергей?! Что это, что это?! Ведь это был ты... Поговори со мной, не молчи!.. Я убила тебя, растерзала твою странную, прозрачную душу! Почему ничего нельзя исправить? Сергей!.. (Прикладывает к лицу кусочек шарфа, неожиданно успокоившись. Задумчиво, убаюкивающим тоном). Мы идем к славе, мы идем к славе, к славе... (Она покачивается в полусонном, почти сомнамбулическом состоянии, шепча что-то уже неслышное, пока круг света, озаряющий ее, не гаснет совсем). Конец
творчество
|