Есть такой немного грустный исторический анекдот первой половины прошлого века: стоят на палубе уплывающего в Америку корабля двое эмигрантов-евреев, убегающих из Европы от надвигающегося фашизма, муж и жена. Жена раздраженно пилит супруга за то, что на нем старое пальто. Что подумают люди? Неприлично. А он ей и отвечает: «Какая разница. Меня тут никто не знает». Спустя много лет они возвращались в Европу на какой-то важный международный конгресс. И опять на мужчине было все то же старое пальто. И вновь за него ругала жена, мол, что подумают люди, несолидно. На что он ответил: «Да какая разница, меня и так все знают». Его действительно знают все – это один из величайших физиков в истории человечества, Нобелевский лауреат и создатель теории относительности Альберт Эйнштейн. В нынешнем марте исполняется 140 лет со дня его рождения. Его гениальная теория была настолько революционной, что Нобелевскую премию ему дали не за нее, а за открытие законов фотоэффекта. А его ворчливую жену часто упоминают в числе самых сварливых жен в истории вместе с женой Сократа Ксантиппой, женой президента Линкольна Мэри Тодд и женой великого писателя Льва Толстого Софьей Андреевной. Знаменитая фотография мирового гения, показывающего язык, появилась случайно. Ретивый папарацци просунул объектив фотоаппарата в окно машины, где сидел Эйнштейн и попросил сделать «умное лицо». Что получилось – увидел весь мир.


Недобросовестная конкуренция – двигатель прогресса

Жил в одном небольшом американском городке гробовщик. Его похоронное агентство преуспевало многие годы, пока жена его главного конкурента не устроилась работать на единственную в городе телефонную станцию. И когда поступала информация об очередном умершем, эта дама предлагала услуги своего мужа. Наш гробовщик стал терпеть столь большие убытки, что почти обанкротился. Он рассердился и, будучи человеком с задатками хорошего инженера, засел за чертежи и изобрел первую в мире автоматическую телефонную станцию декадно-шагового типа. АТС подобного типа исправно работали в городских телефонных сетях более ста лет, пока их не сменили современные электронные. Изобретателя звали Элмон Браун Строуджер. Он внедрил свое устройство в родном городе и всех барышень-телефонисток, включая агентессу своего конкурента, уволили за ненадобностью. Патент на свое изобретение он получил 10 марта 1889 года, 130 лет назад. К ремеслу гробовщика Строунджер больше не вернулся, предпочтя карьеру производителя телефонной техники. И в качестве корпусов для своих устройств он, говорят, использовал не пригодившиеся гробы. А что? Не пропадать же добру – добротно, солидно и из качественного материала.


Маленькие песни – от великих бед

Когда-то давно великий немецкий поэт Гейне так ответил на упрек, что у простых людей популярнее серьезных стихов веселые стишки-частушки. В культуре польского народа есть целый жанр веселых насмешливых стишков-эпиграмм в две-четыре строчки. Они называются фрашки. К фрашкам обращались многие национальные поэты, но подлинным королем этого жанра насмешливой поэзии был блестящий Станислав Ежи Лец. О нем приятель-острослов как-то сказал: «Сотни фрашек-задирашек накатал ехидный Сташек». Да, этот поэт был настоящим задирой и весельчаком, хотя на его долю выпало немало опасных испытаний. Этот уроженец Львова был сыном еврейского аристократа с титулом барона Австрийской империи Бенона де Туш-Летц. Станислав учился во Львовском университете и там же занялся своей литературной карьерой, выпуская с друзьями сатирический журнал, где печатал свои юмористические стихи. Тогда же он взял себе псевдоним Лец – измененную часть своей фамилии, что на идиш означает «клоун» или «пересмешник». Еще в юности он опубликовал несколько сборников стихов, где впервые появились быстро ставшие популярными стишки-фрашки. В середине тридцатых Сташек перебрался в Варшаву, где много печатался в газетах и журналах и даже создал литературное кабаре «Театр пересмешников». А потом началась война, арест, концлагерь, из которого он совершил побег и добрался до партизан. Он был на нелегальном положении в Варшаве и публиковался в подпольных журналах и газетах. Сражался в Первом батальоне Армии Людовой, а потом вступил в ряды Войска Польского в чине майора. После войны Станислав был награжден Кавалерским крестом ордена «Polonia Restituta» (Возрождения Польши) и направлен на дипломатическую работу в Вену – австрийский барон как-никак! Тогда же он стал известен как переводчик Гете, Гейне, Брехта, а также русских, белорусских и украинских поэтов и писателей, благо все эти языки он знал в совершенстве. Вернулся в Варшаву Лец в недолгий период польской оттепели. Тогда же были опубликованы его главные книги: «Жизнь это мелочь», «Непричесанные мысли», «Иерусалимская рукопись», сборник «Тысяча и одна фрашка», «Насмехаюсь и спрашиваю дорогу». А в последние годы его жизни появились «Новые непричесанные мысли» и два цикла «Ксения» и «Маленькие мифы». Он умер совсем не старым, и это вызвало неподдельную скорбь – умер прекрасный, мудрый и очень остроумный поэт, автор смешных фрашек и бесчисленных ехидных афоризмов. Вот несколько первых попавшихся «под руку»:
Даже из мечты можно сварить варенье, если добавить фруктов и сахару.
Дорожные знаки могут превратить шоссе в лабиринт.
Жизнь – вредная штука. От нее все умирают.
Жаль, что в рай надо ехать на катафалке!
Совершил преступление: убил человека. В себе.


Вне силы притяжения

Величайший танцовщик всех времен и народов, как его называли знатоки-балетоманы, Вацлав Фомич Нижинский был урожденным киевлянином. Он родился в семье балетных танцоров польского происхождения, и сомнений в выборе профессии у него не было. Девятилетним мальчиком он поступил в столичное Петербургское театральное училище. С самых первых классов юных учеников задействовали в балетных спектаклях текущего репертуара. И звезды танцевальной труппы годами наблюдали за успехами малышей, безошибочно распознавая будущих партнеров. Вацлав поступил на сцену в восемнадцать, сразу по окончании училища. Его партнершами стали настоящие примадонны – Кшесинская, Карсавина, Анна Павлова. Он был блестящий танцовщик, его пируэты были безупречно выверены, а прыжок настолько высок, что, казалось, на него не действует земное притяжение. Искушенная столичная публика Нижинского приняла, на него «ходили». Но случилось непоправимое! Молодого танцора, надежду русского балета сманил, соблазнил, похитил лукавый предприимчивый импресарио Сергей Дягилев для своих «Русских театральных сезонов» в Париже. Его успех был оглушительным. Он перетанцевал в Париже весь классический репертуар, а также прекрасные партии в балетах «Петрушка», «Шехерезада», «Нарцисс», «Карнавал», «Дафнис и Хлоя». А потом Нижинский с подачи Дягилева начал заниматься хореографией. Его первые работы «Послеполуденный отдых фавна» К. Дебюсси и модернистский ритмопластический балет на музыку И. Стравинского «Весна священная» вызвали недоумение и даже скандализировали парижскую публику. Но гениальность основного исполнителя балетных партий и его уникальный артистизм заставили критиков смириться и воздать ему должное. Все понимали, что на сцене царит и буквально парит гений. Великая Сара Бернар сказала о нем: «Мне страшно, я вижу величайшего актера в мире». Но его сценический век оказался недолог – всего десять лет, включая неуспешную антрепризу, когда он порвал с Дягилевым, и два года, когда был интернирован во время войны. В последний раз Нижинский вышел на сцену в балете «Видение розы» в сентябре 1917 года. Как жаль! Дело в том, что друзья замечали еще с юности у Вацлава приступы оцепенения, замкнутости и робости, невзирая на невероятную харизму и магнетизм на сцене. Это была врожденная душевная болезнь. Был поставлен диагноз шизофрения, и всю оставшуюся жизнь Нижинский провел в разных психиатрических клиниках. Он умер в 1950 году в Лондоне и был похоронен на парижском кладбище Монмартр. На надгробном памятнике, который установили на средства другого выдающегося танцовщика Сержа Лифаря, сидит грустный Петрушка с лицом Нижинского – одна из важнейших его ролей.


Роб АВАДЯЕВ