«Равнодушие верующих – вещь гораздо более ужасная, чем тот факт, что существуют неверующие… Держись проще и веселее. Христианин вовсе не должен представлять собой какую-то мрачную фигуру, изможденную аскетическими подвигами и служащую укором для других людей. Если даже это у тебя и совсем искренно – все равно – долго так не прожить, и реакция может быть как раз в обратную сторону». Признаем: по таким принципам сегодня живут далеко не все верующие люди. Так что и в наши дни очень актуальны эти мысли, высказанные священником, церковным историком и  литератором Александром Ельчаниновым. Одним из тех выдающихся религиозных мыслителей, которых в первой половине прошлого века Грузия дала России и Церкви. Он жил в эпоху Серебряного века и был в центре культурной жизни Тифлиса, Петербурга, Москвы. А после Октябрьского переворота стал одним из духовных столпов русской диаспоры в эмиграции.
Весной 1881 года в причерноморском городе Николаеве полковой священник 58-го пехотного полка Николай Руднев крестит Александра, второго сына потомственного военного, дворянина, штабс-капитана Виктора Ельчанинова. Мальчику исполняется двенадцать лет, когда умирает его отец, вышедший в отставку подполковником,   кавалером ордена Святого Станислава 3-й степени. И вдова офицера, в девичестве дочь надворного советника Оссовского, переселяется с четырьмя детьми в Тифлис. Живут они очень небогато, пенсия за скончавшегося кормильца – 48 рублей в месяц. Вместе с двумя младшими братьями Саша поступает во Вторую тифлисскую классическую мужскую гимназию. И судьба распоряжается так, что у него в одноклассниках – целая плеяда молодых людей, впоследствии вошедших в историю и России, и Грузии.
Двое из них уйдут в большую политику. Сын инженера Лева Розенфельд станет под псевдонимом Каменев одним из большевистских вождей, председателем Совета труда и обороны СССР, главой Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета, народным комиссаром внутренней и внешней торговли советского государства. Князя Ираклия Церетели тоже ждет революционное поприще социал-демократа. Но по другую от большевиков сторону баррикад. Он будет  членом II Государственной Думы Российской империи, министром почт и телеграфов во Временном правительстве Александра Керенского, одним из лидеров Грузинской Демократической Республики и членом исполкома II Интернационала. А Миша Асатиани станет основателем научной школы психиатрии в Грузии, одним из первых в Российской империи применит психоаналитическую терапию и предложенный Зигмундом Фрейдом метод восстановления гипнозом причин психической травмы.
Особенно крепкая дружба связывает Сашу Ельчанинова с Павликом Флоренским и Володей Эрном. Первый из них станет выдающимся богословом, религиозным философом и хорошим поэтом. Второй – религиозным мыслителем, историком философии, публицистом. Жизненные пути неразлучной  троицы определяются еще в гимназии, а происходит это благодаря преподавателю истории и древних языков Георгию Гехтману. Родившийся в Кутаиси и окончивший Харьковский университет талантливый педагог создает со старшеклассниками историко-философский кружок, который сами они называют «обществом». И горячо обсуждают в нем важные религиозные, философские и этические вопросы.
Гехтман умеет заинтересовать молодежь, привить ей умение анализировать, выделять в проблеме главное. И Флоренский раз за разом записывает в дневнике: «Он человеком оказался очень симпатичным и умным…  Он убеждает, покоряет не столько логическими хитросплетениями, сколько непосредственно действуя на чувство…  На ученика можно действовать так, как Гехтман, а не колом… Замечательно благотворно действует этот человек. Его душевная ясность, его бодрость и простота невольно подкупают и завораживают». А это – воспоминание Эрна: «Его влияние в смысле возбуждения самостоятельности мысли и интереса к серьезному исследованию – на весь класс было огромно. Пробуждавшейся мысли он давал обильное содержание, а своей обаятельной личностью давал живое и наиболее убедительное доказательство всей важности и ценности того пути, по которому он шел».
И вот что примечательно: Ельчанинов обретает на занятиях с  Гехтманом не только желание по-настоящему заняться серьезнейшими вопросами человеческого бытия, но и умение общаться с учениками. А таковые появляются у него самого еще в гимназии: чтобы материально помочь семье, он начинает давать частные уроки ребятам из младших классов. Записи в дневнике Саши: «Я стал заниматься 4-м классом (там классный наставник Гехтман), хочу давать им книги, собрать их и словом, оказывать некоторое влияние при содействии Гехтмана и Эрна… Сегодня говорил с некоторыми учениками 4-го класса относительно общества и журнала, который, быть может, будет при нем. Как будто они сочувствуют этому проекту, и я в восторге. В воскресенье соберемся у меня…»
Друзья поддерживают его. «Был сегодня на конце заседания 2-го класса и др. детей под начальством Ельчанинова, – записывает в дневнике Флоренский. – Дело его очень хорошее… Даже если собрания совсем не будут продолжаться, они оставят достаточные хорошие следы на детях и заставят их стремиться к возобновлению этих собраний так или иначе». Пусть не удивляет вас, что речь идет и о второклассниках. Вспомним, что в гимназию поступали с 8-10 лет, как минимум «умеющие читать и писать по-русски, знающие главные молитвы, из арифметики  сложение, вычитание и таблицу умножения». Так что, во втором классе учились отнюдь не малыши. И с ними он тоже  с удовольствием работает.
Про одного из них Ельчанинов сообщает Флоренскому: «Карпович будет рассматривать воспитание, отношения с учителями и что дала школьникам школа». Не правда ли, интересная тема для одиннадцатилетнего мальчика? Речь идет о Михаиле Карповиче. Он станет секретарем последнего посла России в США, одним из основателей американской русистики, редактором популярного эмигрантского издания «Новый журнал». Он возглавит отделение славянских языков и литературы в Гарварде, читая  лекции и будущему президенту США Джону Кеннеди. И через много лет поделится гимназическими впечатлениями о Ельчанинове:
«Очень скоро после нашей первой встречи он стал значить для меня больше, чем кто бы то ни было другой в семье или школе. Образовалось как бы особое детское содружество «Ельчаниновцев», связанное чувством любви к Саше и преданности ему. Он был воистину нашим наставником, влияние которого перевешивало, если не исключало, все остальное. Насколько помню, Саше приходилось объясняться с некоторыми из особенно встревоженных родителей. Они не могли понять, почему этот юноша 17-18 лет мог уделять столько времени и внимания детям, с которыми у него, казалось бы, не могло быть ничего общего. Их тревожил самый факт такого сильного влияния на нас со стороны Саши, и они боялись, быть может, как бы это влияние не было использовано им во вред нашему развитию. Сомнения эти быстро рассеялись. Слишком уже очевидна была моральная безупречность нашего друга, искренность его любви к нам и, главное, его необычайная бережливость в обращении с нашими душами».
И еще: «Все самое существенное в нашей жизни было связано с ним. Ему можно было сказать о том, чего никому другому не доверил бы. У него можно было искать разрешения разных сомнений и советов в трудных случаях жизни. Его влияние перевешивало, если не исключало, все остальные. Наша привязанность к нему была безгранична, но влиянием своим он пользовался с исключительной осторожностью. Никому ничего никогда не навязывая, он старался только помочь каждому найти правильный путь в ту сторону, куда каждого из нас влекло». Оно и понятно: с «ельчаниновцами» Александр не огранивается только занятиями, отправляется с ними в походы по окрестностям Тифлиса, обсуждает различные книги, беседует на любые темы, интересующие молодежь.
Идею выпускать гимназический журнал старшеклассник Ельчанинов воплощает в жизнь. И, судя по всему, не один раз. В архиве семьи Флоренских сохранилось рекламное объявление: «Вышел журнал «Фонарь просвещения», под редакцией г-на Ельчанинова. Редакция помещается на Великокняжеской улице N 6З. Желающие могут писать в журнал». А в другом документе из того же архива «верноподданные издатели журнала «Заря» Борис Ельчанинов (брат Александра – прим. автора) и Павел Цицианов имеют честь подать господину редактору жалобу на одного из сотрудников, литератора Михаила Карповича». Вот и получается, что в 1899-90 годах Ельчанинов выпускал два журнала.
А в гехтмановском кружке-обществе кумиром Саши и его друзей становится один из крупнейших русских философов XIX века, основатель христианской философии, поэт и публицист Владимир Соловьев. Это понятно: разработанный им подход к исследованию духовного мира человека преобладает в российской философии и психологии на рубеже  XIX и XX веков. Летом 1900-го Александр Ельчанинов, Павел Флоренский и Владимир Эрн с «золотом» оканчивают гимназию и решают «отправиться к Соловьеву». С именем философа связаны обе российские столицы: он окончил Московский университет, а лекции читал в Петербургском, откуда его вынудили уйти.
Сказано – сделано, три молодых тифлисца отправляются в Москву. Гимназический  аттестат и так дает право на поступление в высшие учебные заведения без экзаменов, а уж с золотыми медалями – подавно. Но в Ростове они узнают, что их кумир после двухнедельной болезни скончался от цирроза печени. И в студенческую жизнь им  приходится вступать с идеями Соловьева, но без надежд на встречу с ним. Друзья Ельчанинова поступают в Московский университет: Флоренский – на физико-математический факультет, Эрн – на историко-филологический. Такой же факультет выбирает и Александр, но в Санкт-Петербургском университете.
Учится он блестяще, его оставляют на кафедре, но от научной карьеры он отказывается. Переезжает в Сергиев Посад к Флоренскому, поступает в Московскую духовную академию и в 1905 году становится первым секретарем только что основанного московского Религиозно-философского общества памяти Владимира Соловьева. Он вовсе не думает о сане священника, но его очень интересует духовная жизнь. Однако Академия не оправдывает  ожиданий Ельчанинова, он считает, что ее программа носит слишком общий, теоретический характер. По словам его дочери Марии Струве, «там он мало находил того, что искал в Церкви, для него был очень важен живой подход, а не школьное богословие». И через полтора года он прекращает учебу, желая заняться практической деятельностью именно в те годы, которые назовут «эпохой духовного возрождения».
Ельчанинов участвует в работе нелегального Христианского братства борьбы (ХББ), которое основали его друг Эрн и настоятель московского храма Николая Чудотворца на Ильинке, публицист Валентин Свенцицкий. Молодому человеку, ненавидящему любую косность, импонируют цели этой организации – приблизить общественное устройства к евангельскому идеалу, ввести выборное начало в Церкви, сделать ее независимой от государства. Цели, прямо скажем, трудновыполнимые. Но Александра это не пугает. Он становится редактором-издателем газет ХББ и читает рабочим лекции о Евангелии, за что его даже штрафует полиция, заподозрившая горячего оратора в политической неблагонадежности. Это не останавливает просветительскую деятельность Ельчанинова, он – один из организаторов и член редакции «Религиозно-общественной библиотеки», которая с 1906 года выпускает серии популярных брошюр для интеллигенции и народа, переводит иностранных авторов, пишущих о взаимоотношениях Церкви и общества. Конечно, там публикуются и его сочинения.
На такие сложные темы, как религия, философия, общественное устройство, он пишет интересно и доходчиво. И неслучайно еще в  студенческие годы сближается со  знаковыми фигурами Серебряного века – Андреем Белым, Валерием Брюсовым, Константином Бальмонтом, Дмитрием Мережковским, Зинаидой Гиппиус, Александром Блоком, Вячеславом Ивановым. И печатается не только в религиозно-философском публицистическом журнале «Новый путь», но и в основном органе русского символизма «Весы». «А. Ельчанинов был любим и принят одинаково в кругах литературной Москвы и Петербурга, и везде с радостью встречалось появление студента с лучезарной улыбкой и особой скромностью и готовностью слушать и запечатлевать бесконечные творческие беседы», – вспоминает философ и богослов, бывший депутат II Государственной Думы, священник Сергей Булгаков, который в эмиграции стал духовным отцом Ельчанинова.
А в 1911-м приходит извещение о необходимости «отбыть воинскую повинность». Правда, в ставшем ему родным Тифлисе. Как он служил, пока не известно. Но продолжалось это всего год, и, сняв военную форму, Ельчанинов читает циклы лекций: по истории религий на Тифлисских высших женских курсах, а в частном порядке – о новой русской религиозно-философской мысли, многих представителей которой знал лично. А потом получает предложение, от которого ему просто нельзя отказаться.
Дело в том, что в 1910 году участник русско-японской войны, штаб-офицер для поручений при Главнокомандующем войсками Закавказского военного округа полковник Владимир Левандовский вместе с женой основывает в тифлисском районе Верэ уникальное учебное заведение. Его сложное название полностью звучит так:  «Частная шестиклассная прогимназия В. А. Левандовского с совместным обучением мальчиков и девочек и с правами казенных прогимназий для мальчиков и при ней частное учебное заведение с детским садом В. С. Левандовской». А уникально оно тем, что было первым в России учебным заведением со смешанным обучением. И, несмотря на то, что основал его офицер, никакой муштры там не было, напротив, старшие поколения тбилисцев вспоминали эту гимназию как «школу радости, творчества и свободы». Недаром Левандовский еще и заведовал библиотекой офицеров Генерального штаба округа.
И вот именно этот человек приглашает Ельчанинова к себе. Тот с радостью соглашается и целых восемь лет, до закрытия гимназии, преподает в ней историю. А с 1924-го и вовсе становится ее директором. Вспоминает его ученица Милица Лаврова, ставшая в эмиграции доктором медицины и женой философа-богослова Николая Зернова: «Эта гимназия привлекала в свои стены самых талантливых преподавателей, но А. В. Ельчанинов был среди них исключительным и несравнимым. Его преподавание более чем что-либо иное в гимназии осуществляло ее основную идею – школу радости, творчества и свободы. Оно не укладывалось ни в какую систему и перерастало всякую программу. Это время полно для нас, учеников О. Александра, яркими личными воспоминаниями, овеяно очарованием прежде всего личности нашего учителя».
В гимназии Левандовского у Александра Викторовича те же отношения с учениками, что и с «ельчаниновцами» во Второй гимназии: походы, доверительные беседы, обсуждение любых жизненных тем и интересных книг. Он постоянно переписывается с Эрном и Флоренским, которому в конце 1916 года отправляет и такое письмо: «Милый Павлуша, у меня к тебе большая просьба. В этом году кончила у нас гимназию и поехала в Москву дочь генерала Левандовского Тамара Владимировна, моя любимая ученица, православная христианка, о душевных качествах ты сам будешь судить, а я умоляю тебя принять ее, когда она приедет в Посад, как меня самого: тебя она хорошо знает по «Столпу» и моим рассказам. Она человек редкой, фантастической правдивости, но застенчива и самолюбива, но Анна Мих.(супруга Флолренского – В.Г.) и ты сможете добраться до ея души. Для начала расспроси ее обо мне...»
А в другом письме Ельчанинов сообщает друзьям  главное: Тамара Левандовская для него не только любимая ученица, но и любимая девушка. Вскоре она становится его женой, а спустя десятилетия напишет: «В начале 17 года я была в Москве и, по желанию моего будущего мужа, была в Посаде у Павла. Он был необыкновенно внимателен и мил ко мне, много рассказывал и расспрашивал, водил показывать Посад и я, по молодости лет, вообразила, что мое общество ему так интересно. Но потом выяснилось, что мой буд. муж не сдержал данного мне обещания и написал Павлу и другому своему другу Вл. Эрну о том, что я его невеста».
Но начинаются 1920-е, в Грузию приходит советская власть. Тесть Ельчанинова, уже генерал-майор, бывший начальник штаба Кавказского фронта, награжденный на Первой мировой войне Георгиевским оружием, эту власть не принимает. Но и барону Врангелю, предложившему ему вступить в Белую Армию, отказывает: «Со своим народом не воюю!». Его судьба могла бы сложиться трагически, но генералу везет – его «всего-навсего» высылают. И он становится… садовником. На юге Франции, а потом  в США.
А семья Ельчанинова, в которой уже растут дочь Наталья и сын Кирилл, живет впроголодь – прогрессивный педагог, к тому же теолог, советской власти не нужен. «Первым словом моей сестры было: «хлеба», –  делится Мария Струве, родившаяся уже в изгнании. –  И вот, когда она стала голодать, а ей был год и два месяца, родные испугались, думали поехать к дедушке на годик. И оказались во Франции навсегда. Отец работал на земле, и моя трехлетняя сестра собирала весь день апельсины в ведра». К этому надо добавить: главная причина эмиграции и в том, что Ельчанинов не принимает насилия и несправедливости, а тем более, со стороны властей. И проходит с семьей традиционный печальный путь многих русских интеллигентов-изгнанников: морской порт (у него – Батуми) – Константинополь – Франция.
В Ницце Александр Викторович занимается сельским хозяйством, но город переполнен эмигрантами, и Ельчанинов во французском лицее преподает им родной язык и историю. А потом его увлекает Русское студенческое христианское движение (РСХД). Цель этого религиозно-просветительского объединения  –  воспитание в молодежи целостного христианского мировоззрения и «подготовка проповедников в условиях распространяющихся материализма и атеизма». Оно объединяет кружки не только молодежи, но и творческой интеллигенции. Его девиз: «Мы абсолютно свободны, мы не зависим ни от кого, ни от какого государства, ни от каких властей. Мы зависим только от своей веры и от самих себя». По свидетельству современников, «все, что было замечательного в Церкви, было в движении». И, побывав на съездах РСХД в  Берлине, Праге и Париже, педагог в 1926 году принимает решение: он станет священником.
Он не только ведет службу в Свято-Николаевском соборе Ниццы, но и привлекает людей вне церкви. Вспоминает его дочь Мария: «В Ницце, на горку, где мы жили, к нему приходили и дети, и взрослые, люди шли и шли. С ними он занимался абсолютно добровольно. Как священнику ему не платили, хотя исповедовал он целыми ночами, а в Ницце был богатый приход… Были люди, которые высчитывали, сколько за панихиду, сколько за то, сколько за это. Немного мертвое церковное царство. И это при том, что в Ниццу через юг, через Марсель, приезжало много интеллигенции, собор был набит битком на службах. Но христианская мертвечина отца отталкивала. Для него вера была вопросом жизни. У нас собирались молодежные кружки, велись богословские разговоры. Пели, голос у отца был тихий, но верный… И так почти каждый вечер».
Его маленький домик всегда забит людьми. «Очень тесно жили, у отца фактически никогда не было кабинета, он умел сосредоточиться в любой атмосфере. Работал в огороде, очень это любил, или сидел за своим письменным столом. А если к нему приходила молодежь, то шел с ними гулять в лес, наш сад оканчивался лесом… – Приходили поговорить... Не было объявлений о сборе кружка в такой-то час. Люди постоянно тянулись к нему… Он работал в саду, перекопал весь и нашел в земле мраморные античные куски от ворот. Еще в России он строил планы о том, какую школу можно устроить для детей, хотел, чтобы были и занятия на земле, и с животными, и греческий, и латинский, и литература. Сохранился ее проект».
Протоиерей Ельчанинов оказывается в руководстве  РСХД  и становится одной из самых духовно востребованных личностей в русской диаспоре не только Ниццы, но и всей Франции. И в 1934-м получает назначение в кафедральный Александро-Невский собор Парижа. Увы, прослужил он там всего неделю – прободение язвы желудка вызвало  внутреннее осложнение… Он ушел в 53 года, похоронили его в облюбованном русскими беженцами городке Медон между Парижем и Версалем. Генерал Левандовский, переживший зятя на 12 лет, так сказал о нем: «Разве был в нем хоть малейший признак старости? – он не только оставался все тем же, но становился как будто все моложе и моложе душой. Да даже физически – разве можно было сказать, что это человек уже перешедший за 50 лет тяжелой трудовой жизни, всегда переполненной непосильной работой, ни на минуту не отвлекавшей его от постоянного внутреннего горения».
Александр Ельчанинов не успел написать книг. Но они все-таки вышли после его смерти – составленные из записок, писем, заметок и дневника – под названиями «Записи» и «Православие для многих». Их так и хочется разобрать на мудрые цитаты, но здесь вспомним лишь еще одну. Тоже актуальнейшую в наше время: «Осуждением занята вся наша жизнь. Мы не щадим чужого имени, мы легкомысленно, часто даже без злобы, осуждаем и клевещем – почти уже по привычке. Как осенние листья – шуршат и падают и гниют, отравляя воздух, так и осуждения разрушают всякое дело, создают обстановку недоверия и злобы, губят наши души». Задумайся над этим, читатель.


Владимир Головин