Народный артист Грузии Б. М. Казинец сыграл «Эзопа» по Фигерейдо, и буквально через несколько дней позвонил и рассказал о новым замысле: сделать моноспектакль по рассказу Василия Гроссмана «В городе Бердичеве». «... Ну знаешь, по которому Аскольдов снял своего «Комиссара». ... Там вроде и играть-то нечего. Может, просто прочитать? Сделать литературную композицию, сесть за стол и прочитать…», – делился со мной Борис Михайлович Казинец. На следующий день снова звонок: – Нет, все-таки хочу сделать полноценный спектакль. Такой вот моноспектакль. Вот не знаю, будет ли это интересно зрителю? Но мне так хочется его сыграть, – делится со мной Казинец.

Спустя несколько дней: – На заднике хочу повесить «Купание Красного коня», Петрова-Водкина. – Гроссман ведь писал рассказ о революции...
И я понимаю, что Борис Михайлович уже в творческом процессе, размышляет, придумывает, делится сомнениями, но текст композиции уже складывается.
Опять звонок…
«...Ну, что думаешь? А будет ли интересно? Маленький рассказ. Диалогов почти нет. А какую музыку предложить? Может, Шнитке, лучше же нет...»
И вот уже в марте получаю пригласительный билет с афишкой спектакля «В городе Бердичеве». На ней летят влюбленные Шагала.
На 27-28 апреля 2019 года была объявлена премьера «Театра Русской Классики». Лауреата международной премии «Заезда театрала» в категории «Лучший Русский Театр за рубежом» 2016 года.
Спектакль по произведениям В. Гроссмана, И. Бабеля, И. Уткина игрался два вечера в Randolph RD Theatre, где сцена как маленькая арена. Зрители возвышаются полукругом, а внизу под ярким светом играют спектакль. Первый ряд практически на сцене. Актер не отгорожен. Четвертой стены нет. Играть сложно.  
Декорации скупые, минимальная. Деревянный стол, два стула, ширма, а над зрителем на огромном панно высоко летят герои картины Марка Шагала «Над городом».
Может, это маленький жестянщик Хаим Магазаник, по прозвищу Тутер, подхватив свою Бейлу, улетает из городка, от всей этой неразберихи, от всей этой революции и контрреволюции, от белых, красных, зеленых, от петлюровцев и деникинцев, от галичан и поляков, от Маруси и банды Тютюника, и еще бог знает от кого.

Под мелодию поминальной молитвы из мюзикла Журбина «Закат», сыгранной музыкантом и скрипачом Владимиром Гамарником, выходит рассказчик – народный артист Грузии Борис Казинец – и начинается действо. Он рассказывает о событии – незначительном с точки зрения той мировой революции, которую затеяли наши деды, – произошедшем в одном из многочисленных южных городков огромной страны, которой уже нет. …О событии почти библейской значимости.
Борис Казинец рассказывает, танцует, поет, а перед нами возникают картины местечка, где несмотря на жесточайшую, истребляющую войну, продолжается жизнь.
«...У древней синагоги, у ее желтых и равнодушных стен старые евреи продают мел, синьку, фитили, – евреи с бородами пророков, со страстными лохмотьями на впалой груди... Вот предо мной базар и смерть базара. Убита жирная душа изобилия. Немые замки висят на лотках, и гранит мостовой чист, как лысина мертвеца... Это текст не из рассказа Гроссмана, это мастерски вплетенный в композицию отрывок из рассказа Исаака Бабеля «Гедали».
Но и старик Гедали, и жестянщик Хаим Тутер со своей Бейлой и семью ребятишками и старухой матерью, и комиссарша Клавдия Вавилова, которая вздумала рожать и именно у Хаима Магазаника, – они все оттуда, из далекого времени, и все они оживают перед нами в спектакле, поставленном и сыгранном Борисом Казинцом.

Вот Бейла, которая успела родить семь раз и, к своему ужасу понимающая, что ничего о том, как рожать, как выхаживать, эта большая Вавилова – великанша с широкими бедрами – ничего не знает. И она, эта Бейла, рассказывает о нелегком материнском труде. «...О, это не простая вещь!» Бейла, как старый солдат, рассказывала молодому новобранцу о великих муках и радостях родов. «Рожать детей, – сказала она, – вы думаете, что это просто, как война: пиф-паф и готово. Ну нет, извините, это не так просто...» И она рассказывает Вавиловой о том, что они – эти дети – болеют… И о том, что они еще хотят кушать каждый день… И о том, что ни одного из этих – своих семерых – она не потеряла.
А Вавилова, внимательно слушавшая Бейлу, думает, что «впервые за все время ее беременности ей встретился человек, который говорит ей об этой тяжелой случайной неприятности, постигшей ее, как о счастливом событии, которое будто бы было самым важным и нужным в жизни Вавиловой...»
И мы, зрители, участвуем, соучаствуем, переживаем и сокрушаемся вместе с Бейлой – Казинцом и Вавиловой – Казинцом. Как будто перед нами не один актер и не скудная обстановка, а целый мир еврейского местечка с его запахами, звуками, шумом.

Это история о евреях, об их доброте, об их высоком древнем, генетическом понимании, что жизнь должна продолжаться… И относиться к этому явлению нужно, как к чуду. Это о народе, которого истребляли и еще будут истреблять… Да так, что мир содрогнется
Василий Гроссман написал маленький, проникновенный рассказ «В городе Бердичеве» в 1934 году, его высоко оценил Максим Горький. Василий Гроссман еще не ведает, что грядет другая – большая – война и что он, Гроссман, напишет великий роман-эпопею «Жизнь и судьба» и что этот роман вызовет зоологическую ненависть у чиновников от литературы и органов госбезопасности. Они будут охотиться не только за рукописью, но и за копиркой от рукописи, чтобы изничтожить текст так, чтобы уж ничего не осталось, чтобы и восстановить было невозможно.
А пока мы видим в исполнении Казинца, как Тутер-Магазаник достает кроватку для ребенка и корыто, чтобы купать младенца. И видим перед собой краснолицую акушерку Розалию Самойловну, глядя на которую комиссарше Вавиловой казалось, что это приехал в штаб командарм. «...Он тоже был коренастый, краснолицый, сварливый, и приезжал он тогда, когда на фронте бывал прорыв...».
Казинец продолжает повествование… Перед нами ходит по сцене и шумная, краснолицая и грозная акушерка Розалия Самойловна, и маленький Магазаник, который, вернувшись домой, понимает, что роды все еще продолжаются, а в комнате у роженицы кто-то произносит такие крепкие, матерные слова, что Магазаник, послушав и покачав головой, плюет на землю: это Вавилова, ошалев от боли, в последних родовых схватках, сражалась с богом, с проклятой женской долей. Вот это я понимаю, – говорит Магазаник.
Вот это я понимаю: комиссар рожает. Мало мне своего, думает Магазаник, ...так вся партизанская бригада тоже должна в моем доме рожать. И Казинец воздевает руки вверх, и закрывает глаза руками, и покачивается, как покачиваются в молитве евреи вот уже 5 тысяч лет.
Вот точным жестом Борис Казинец провел по губам, и мы уже видим двух усатых, двух неловких, пропитанных табаком и конским потом мужиков, – Козырева и начальника штаба, – которые вошли как «два скрипящих сапога» и склонились над спящим младенцем, недоумевая, как это Вавилова, которая и на бабу не похожа, все-таки родила. Пришли проведать и сообщить о том, что покидают местечко, так как «поляк прет». Но пришлют двуколку с пропитанием…
В драматургической композиции Казинца рассказ не о революции, а о великой доброте и великом мужестве евреев.
Бейла, у которой семь своих тутерят, решительно сказала: «О чем говорить. Поляки завтра придут сюда. Так я хочу вам сказать. Поляки, не поляки, а австрияки, галичане, но вы можете остаться у нас. Кушать вам, слава богу, привезли столько, что хватит на три месяца...»
«Я не боюсь, – сказала Бэйла. – Вы думаете, я боюсь? Дайте мне пять таких, я не испугаюсь. Но где вы видели мать, которая оставляет ребенка, когда ему полторы недели?»
Зрители вовлечены в это великое эпохальное зрелище. Борис Казинец, подняв руки к небу, рассказывает нам, как будто приоткрывает занавес другого пространства И мы видим южный город, где все вдруг замолкло перед приходом беды… Мы – зрители – вместе с жителями местечка, к своему удивлению, увидели отряд курсантов. ...Они были одеты в белые холщовые брюки и гимнастерки. «Пусть красное знамя собой означает идею рабочего люда», – протяжно и как будто печально пели они.
Они шли в сторону поляков. Почему? Зачем? И с той же интонацией, не меняя ритм, замечательный актер Борис Казинец продолжает говорить: «…Красивые, во всем красивом, Они несли свои тела, И, дыбя пенистые гривы, Кусали кони удила... А впереди, Как лебедь, тонкий, Как лебедь, гибкий не в пример, На пенящемся арабчонке, Скакал безусый офицер...» Казинец читает стихи Иосифа Уткина «Атака», которые были вплетены так естественно в ткань композиции, что никаких сбоев или шероховатостей в повествовании не было.
Два дня играл спектакль Борис Казинец, и в первый день финал был один, а в другой день – другой. Это произошло случайно, ибо в первый день, когда на стихи И. Уткина включается мелодия «Лехаим», зрители, не выдержав трагического накала, начали хлопать, не дав артисту закончить финальную сцену. Поэтому первый спектакль не заканчивался так трагически. В первом спектакле Вавилова продолжает вместе с остальными смотреть на курсантов, идущих в сторону вокзала туда, где уже орудуют поляки. Она остается со своим Алешенькой.
На второй день финал был гроссмановский...

А потом мы услышали, как будто увидели, как большая женщина, на ходу заряжая маузер, догоняла курсантов, идущих на верную смерть, оставив сына Алешеньку на замечательную Бейлу, которая ничего не боится, и ее Магазаника – Тутера. Она не сомневается, что оставляет своего сыночка на верную жизнь…
А над залом ликующе лилась древняя, вечная как этот мир, синагогальная молитва «Лехаим», молитва за Жизнь.
Спектакль закончился. Многие плакали, хлопали, кричали браво и продолжали плакать. А замечательный актер, народный актер Борис Михайлович Казинец, на поклоне сказал: «…Я сделал этот спектакль только из-за одной фразы, которую говорит Старый Гедали у Бабеля... «Мы не невежды. Интернационал... мы знаем, что такое Интернационал. Я хочу Интернационала добрых людей...».
Борис Казинeц 16 октября будет отмечать свое 89-летие. Я не удивлюсь, если завтра же он позвонит и скажет, что ко дню рождению хочет поставить что-то новенькое, давно уже им задуманное и захочет поделиться замыслом.
Отдельно хочу отметить работу Светланы Казинец – ассистента режиссера, верной подруги и жены Бориса Казинца, великолепную работу звукорежиссура А. Вовк и работу художника по костюмам О. Вовк.
Фото: Алекс Марин


Зарина Кушельман