Взяться за перо меня заставили отнюдь не только юбилейные даты, тем более, что главная из них уже позади. Писатель, редактор и журналист Михаил Саввич Джавахишвили (фамилия при рождении Адамашвили, родился в 1880 г.) – истинный патриот земли грузинской – погиб в 56 лет от пули палача-энкаведешника 30 сентября 1937 года…
Интерес к личности Михаила Джавахишвили привел меня в государственный архив литературы и искусства Грузии. Просматривая и изучая документы и материалы о жизни и творчестве писателя, горячо любившего Грузию, я был буквально потрясен открывшимися фактами, которые прежде были известны лишь узкому кругу лиц.
Человек гордый и мыслящий, отличаясь яркой творческой выразительностью, высокой гражданской порядочностью и обладая силой божественного дара Михаил Джавахишвили не раболепствовал перед новой (советской) властью (как и прежде – перед царским самодержавием), за что не раз высылался за пределы Грузии и даже сидел в Метехской тюрьме. Его взгляды не вписывались в режим единомыслия, беспощадный по отношению к инакомыслящим и инакодействующим. Что означало: он был обречен, как и многие другие, являвшие собой цвет и гордость нации.
Период, о котором мы повествуем, еще свеж в памяти старейших партийцев и литераторов. Тогда, как известно, на высших партийных форумах давались оценки и произведениям литературы и искусства. Главным критерием при этом была идеологическая направленность. Больше всех доставалось, пожалуй, Михаилу Джавахишвили, которого остро критиковали все партийные руководители, после чего (а иногда и раньше) разнос учинял ему писательский «суд».
Приведем выдержки из некоторых документов.
6 июля 1929 года. Работает VI съезд КП(б) Грузии. Выступает секретарь ЦК КП(б) Грузии Миха Кахиани. Он подвергает резкой критике Михаила Джавахишвили за его повести «Черная скала» и «Красная пуговица», как не отвечающие идеологическим требованиям дня. Еще раньше Кахиани распорядился «арестовать» автобиографический роман Джавахишвили «Гиви Шадури», наполовину уже набранный. Роман вышел в свет, но с купюрами. На партийных съездах и конференциях подвергались критике все произведения Джавахишвили, даже исторический роман «Арсен из Марабды».
Справедливости ради заметим, что 24 ноября 1928 года на пленуме Ассоциации грузинских пролетарских писателей (кстати, непролетарскими писателями тогда считались Михаил Джавахишвили, Григол Робакидзе, Константинэ Гамсахурдиа, Николоз Мицишвили и некоторые другие) выступил ее председатель Бенито Буачидзе, который, говоря о правом уклоне группы писателей, подчеркнул: «…их центральная фигура Джавахишвили напечатал рассказ «Дампатиже» («Пригласи к себе»), который представляет собой определенное искажение советской действительности. И если не эта цель была у автора, то это полное незнание нашей деревни. Здесь выведены якобы существующие определенные пролетарские кадры, бессовестно разоряющие село. И если до сегодняшнего дня село разоряли господа правители, то сегодня его разоряют государствующие пролетарии. Вот что чувствуется. Это больше всего характеризует порнографию и отрыв от жизни писателя. Джавахишвили пишет явно порнографические произведения – «Ненасытный» («Мусуси»), «Золотой зуб», «Маленькая женщина». Эти произведения полностью выявляют отрыв от современности. О Джавахишвили столько говорю потому, что, к сожалению, он занимает одно из значительных мест среди наших писателей и его тенденциозность носит опасный характер. В будущем возможен его полный переход к писателям, выражающим буржуазный феодализм…».
Спустя три года, 3 сентября 1931 года, на VI пленуме Ассоциации грузинских пролетарских писателей докладчик Бенито Буачидзе в очередной раз критикует творчество Михаила Джавахишвили. Цитирую выдержки из принятой резолюции: «…Фактически под антисоветским флагом объединено целое писательство (П. Ингороква).. Характерны для их классовой вражеской идеологии: шовинизм и пропаганда дворянских традиций (К. Гамсахурдиа). Систематические попытки оживления феодальной романтики и защиты воинствующих идей национал-демократии (Г. Кикодзе), художественное воплощение буржуазных идей (Гр. Робакидзе), городская клевета и искажение советской действительности (Мих. Джавахишвили), идеализация феодального прошлого и тенденция привыкания к притворству (Ш. Дадиани) и др. Безусловно, для развития советского писательства считаю необходимым распустить реакционный писательский центр – «Ассоциацию академических писателей».
Знакомясь с подобными документами, не перестаешь удивляться оценкам творчества лучших писателей Грузии… Время было такое, что для вступления в Союз писателей критерием являлся не талант, а преданность большевистскому учению, классовая ненависть, участие в поисках «врага». Увы, нашлись «литераторы», охотно включившиеся в этот поиск. Литературные и не только литературные архивы Грузии хранят имена, которым ничего не стоило заложить своего собрата по перу, естественно, более талантливого, более благородного, более возвышенного. Посыпались доносы один другого хлеще.
В рукописном фонде Грузинского литературного музея хранится немало подобных документов. Два из них – доносы на Михаила Джавахишвили. Под грифом «Секретно» один адресован партгруппе Союза писателей Грузии и датирован 25 июня 1935, другой – спустя полтора месяца был направлен в ЦК КП(б) Грузии. Подпись одного и того же лица – грузинского писателя.
Подобные доносы «собратьев по перу», попадая в так называемые компетентные органы, стоявшие на страже сталинского режима, приводили к санкциям. Михаил Джавахишвили остро переживал всю эту вакханалию зависти, подлости, фальши, хотя его жизнь не была безоблачной, удары судьбы закалили его. Так, будучи на учебе в Крыму 19-летний Михаил лишь случайно (из обрывка грузинской газеты, привезенной с собой его сокурсником) узнает о трагедии, разыгравшейся в доме, построенном в Сиони его отцом, переселившимся сюда из села Церакви. В ночь под Новый 1899 год его мать и четырнадцатилетнюю сестричку Софико ударом топора убил в пьяном угаре односельчанин. Потрясенный страшным горем отец будущего писателя все же нашел в себе силы скрыть трагедию от сына, чтобы не мешать его учебе. Через год скончался и отец.
Окончив русскую школу (грузинской ни в селе Церакви, ни в ее окрестностях тогда не было), а затем проучившись в Крыму четыре года, Михаилу Джавахишвили пришлось шлифовать свой грузинский язык. Кстати, в этом ему очень помог писатель Иосиф Имедашвили, который привязался к своему новому другу и до конца жизни был предан этой возвышенной дружбе.
Тот первый страшный удар судьбы оставил глубокую рану в сердце юноши. За этим последовали другие, причинившие ему неимоверные душевные страдания. Но он все эти муки носил в себе, не перекладывая их тяжесть на плечи других. В одном из блокнотов писателя есть такая запись: «Говорят, что двадцать лет – это весна жизни. Мне было и 20, и 23, и 25, а весны все-таки не было и не предвиделось. Пока была осень…».
Осенней была вся последующая жизнь писателя. Вряд ли можно найти в истории современной грузинской литературы фигуру более трагичную, чем Михаил Джавахишвили. Но что бы ни происходило в его судьбе, он оставался глубоко порядочным человеком, заботливым и внимательным к тем, с кем общался. К своим коллегам в том числе. Приведу две выдержки из писем, хранящихся в его семейном архиве.
Пишет Анна Антоновская: «Глубокоуважаемый Михаил Саввич!.. Сердечно благодарю за такое внимание. В наше суровое время, когда люди только и заняты собой, особенно ценно хорошее отношение. Вы же в отношении ко мне и к «Великому моурави» оказали большое внимание. Такие случаи я не забываю. Надеюсь, что и вторая книга заслужит Ваше одобрение… Как поживают Ваши супруга и дочери? Шлю им привет с далекого Севера, Где уже месяц, как не светит солнце и люди живут бесцветными днями… Жму Вашу руку, уважаемый Михаил Саввич. Искренне Ваша, верная Вам Анна Антоновская. 10 октября 1932 г.».
А вот отрывок из адресованного Михаилу Джавахишвили письма Дмитрия Гулиа, написанного по-грузински: «…Вчера неожиданно для себя получил спешное письмо от профессора Саргиса Какабадзе. Он пишет, что встречался с Вами и узнал от Вас, что я буду получать из Литфонда сверх получаемой пенсии 150 рублей ежемесячно, и что Вы обещали помочь увеличить мою жилплощадь, приобретя для меня две комнаты. Далее проф. Какабадзе сообщил Ваш адрес, чтобы послать Вам заявление, указав приблизительную стоимость этих двух комнат. Очень и очень благодарю Вас за такое благожелательное отношение ко мне. 31 марта 1937 г.».
1935-й год – начало массовых репрессий, кровавое наступление на лучших сынов Грузии. Арестован руководитель театра им. Руставели Сандро Ахметели, чей новаторский талант высоко ценил Михаил Джавахишвили. Затем настала очередь Григола Робакидзе, изгнанного из пределов Отечества (что и спасло его от неминуемой гибели). Несмотря на тяжесть обвинений в адрес этих выдающихся деятелей грузинской культуры и сложность ситуации, Михаил Джавахишвили, к тому времени широко известный писатель орденоносец, член ЦИК Грузии, нашел в себе смелость не только не чернить этих людей, но и честно сказать как об отдельных упущениях, так и о больших заслугах. Это было с его стороны, как отметила бывшая заведующая отделом использования и публикаций документов ЦГАЛИ Нино Кикодзе, по-человечески смелым шагом, ибо второго кто бы это сделал не нашлось среди присутствующих на этих позорных судилищах-расправах.
Несмотря на постоянные удары судьбы-злодейки, Михаил Джавахишвили стремился утверждать справедливость, сеять добро. Как вспоминала его старшая дочь Кетеван Джавахишвили, чья великолепная книга воспоминаний об отце после краха СССР была издана в Тбилиси: «Однажды он вернулся домой взволнованный, рассерженный и сказал: «Несчастные они, ничего не понимают и этим дело портят. Посмотри, что сделали – улицу Святого Давида переделали в Давидовскую улицу. Совершенно не понимают, что этим искажают наш язык и нашу культуру. Я этого так не оставлю». Действительно он потратил целый день на звонки, хождение по нужным инстанциям. Пока не добился своего».
В 1937 году первый секретарь ЦК КП(б) Грузии Лаврентий Берия принял решение разрушить храм на Метехском плато, связанный с именем святой Шушаник, почитаемой в православной Грузии. Но об этом решении общество не было поставлено в известность. Узнав о нем каким-то образом, передовая грузинская интеллигенция была крайне возмущена. Михаил Джавахишвили к тому же опасался, что разрушение Метехского храма послужит прецедентом и приведет к разрушению других шедевров древнегрузинского зодчества. Однако в самый последний момент многие спасовали и открыто против этого решения не выступили. Это сделали четверо – Михаил Джавахишвили, директор Метехского музея, большой патриот Дито Шеварднадзе и еще двое. Свое Михаил Саввич отстоял, но дорого, однако, это обошлось «бунтарям».
17 августа 1937 года во Дворце искусств (так тогда называли Дом грузинских писателей, расположенный на ул. Мачабели) состоялось совместное заседание президиума и актива Союза советских писателей Грузии. Сохранился протокол этого инквизиторского заседания, зафиксировавший разыгранный здесь трагифарс. В повестке дня был и такой вопрос: «О выявленном враге народа Мих. Джавахишвили». С информацией выступил тогдашний председатель Союза писателей Давид Деметрадзе, доложивший присутствующим: «Мих. Джавахишвили оказался участником банды предателей Родины и советского народа, шпионом и диверсантом. Эти неопровержимые факты доказаны. И это никого не удивит, так как сказанное ярко подтверждает вся его писательская и гражданская биография». Далее докладчик продолжил свои обвинения: «Известно, что у Мих. Джавахишвили достаточно большой стаж предательской и контрреволюционной деятельности. Взращенный в грузинской буржуазно-националистической среде, он враждебно встретил победу пролетарской революции и с первых же дней существования советской власти в Грузии принял активное участие в реставрации контрреволюционного господствующего класса… В создании высокой репутации как советского грузинского писателя ведущая роль принадлежит уже выявленным и истребленным врагам нашего народа М. Торошелидзе, Бен. Буачидзе и др…».
Затем в прениях выступили девять писателей (список приведен в протоколе), которые во всем соглашались с докладчиком, говорили о том, что Мих. Джавахишвили никогда не был советским писателем… Замаскированному шпиону и врагу народа не хватило ума до конца скрыть свои темные замыслы, что он защищал теорию фашистской крови, был против организации советского народного хозяйства и создания крупных заводов и фабрик, в кулуарах повторял клеветнические измышления Андрэ Жида о советском народе. Литературные падения и срывы Мих. Джавахишвили не носили случайный характер, это была система его работы. Джавахишвили, как враг народа, шпион и диверсант должен быть исключен из рядов Союза писателей и сметен с лица земли». Постановили: «Мих. Джавахишвили, как врага народа, шпиона и диверсанта исключить из Союза писателей и физически уничтожить».
Карающий меч «инженеров человеческих душ» в тот злосчастный день обрушился еще на нескольких грузинских писателей, не подозревавших, что пройдет время и трагическая участь постигнет самого докладчика – председателя Союза Давида Деметрадзе (возможно, не всем известно о его пребывания на этом посту – в то время руководителей писательского союза меняли чуть ли не ежеквартально.
Михаил Саввич Джавахишвили не был свидетелем подлой вакханалии его «собратьев по перу». Не видел и не слышал всего того, что о нем говорили – еще 15 августа 1937 года он под конвоем был доставлен в Тбилиси из Квишхети, где ослабевший и измотанный от всех склок и дрязг отдыхал с семьей. 30 сентября его расстреляли. Вскоре после этого семью «врага народа» Михаила Джавахишвили – супругу Любовь Ивановну Джачвадзе с дочерьми – 23-летней Кетеван и 8-летней Русудан вместе с тещей выселили из их дома по Верийскому спуску, 21.


Леван ДОЛИДЗЕ