Под обаянием кавказских повестей и рассказов А.А. Марлинского семнадцатилетний Арнольд Львович Зиссерман (1824-1897) решил «бросить все и лететь на Кавказ». С начала сороковых годов следующие четверть века своей жизни он провел на Кавказе: принимал участие в его гражданском обустройстве; был свидетелем образования научных обществ, становления культурно-просветительских институтов и попыток европеизации высшего общества на Кавказе; активно участвуя в кавказской войне, дослужился до полковника кавалерии. Арнольд Львович сумел документировать исторические события, чем снискал славу военного историка, историографа, мемуариста, летописца Кавказа. Благодаря информационной насыщенности и достоверности изложения описываемых событий труды Арнольда Львовича получили признание научной общественности как уникальный источник сведений о Кавказе и прекрасный материал для изучения различных аспектов истории и культуры его народов.
Эта статья посвящена светлой пaмяти потомков Арнольда Львовича Зиссермана, которые самоотверженно защищали свою отчизну на фронтах Первой мировой войны, находились в пекле Гражданской войны – переломной эпохи в истории отечества, положили жизни на алтарь Победы во Второй мировой войне. Потомки Арнольда Львовича это его племянник генерал-майор Иван Карлович Зиссерман, член-делопроизводитель Кутаисского губернского по крестьянским делам присутствия, участник Первой мировой и Гражданской войн. Скончался в эмиграции в Египте, незадолго до начала Второй мировой войны. Похоронен на греческом православном кладбище Шетби в Александрии. Один из детей Ивана Карловича – Петр Иванович Зиссерман (1888-1930), уроженец Кутаисской губернии, ученый-пушкинист остался в СССР; проходил по «делу Пушкинского Дома», был арестован и расстрелян. Потомки Арнольда Львовича – его внучатый племянник – Николай Юрьевич Зиссерман (1897-1918), воспитанник Училища правоведения, подпоручик 84-го пехотного Ширванского полка, погибший в пекле Гражданской войны. На его смерть писали: «Происходя из военной семьи, традиционно связанной с Кавказом, по окончании ускоренных курсов Пажеского Корпуса, вышел в 84-й пехотный Ширванский Его Величества полк. В начале Гражданской войны застрелился, попав в окружение красных, чем подтвердил свою верность началам, которые сызмальства исповедовал». Возможно, на решение романтичного, эмоционального юноши повлияла легенда, поведанная нам А.А. Керсновским: «Во время сражения при Бородино полк защищал Курганную батарею Раевского: 24-я пех. дивизия старого кавказского героя генерала Лихачева. Жестоко больной Лихачев, став перед Ширванским полком, сказал: «Ребята, за нами Москва! Умрем на батарее, но не сдадим ее!» Ширванцы поклялись умереть, но не отступать – «и клятву верности сдержали». …Впоследствии на Кавказе Лермонтов слышал «про день Бородина» от старых ширванцев. Вдохновение поэта родило бессмертные строфы. Вся Россия знает его «Бородино». Пусть те, кто прочтут эти строчки, знают, что там поется про Ширванский полк».
Потомки Арнольда Львовича Зиссермана – его сын Владимир Арнольдович (1872-1957) – участник Первой мировой и Гражданской войн, его внуки Владимир Владимирович – служил в британском торговом флоте (без вести пропал в начале Второй мировой войны, где-то на территории Индии) и Павел Владимирович – герой французского Сопротивления.
Эпопея семьи младшего сына Арнольда Львовича Зиссермана – Владимира в водовороте великого перелома хоть и песчинка (но какая!) в общей судьбе русской эмиграции первой волны, вынужденной жить и развиваться на чужбине с тоской об отчизне, стала предметом данной статьи. Владимир Арнольдович Зиссерман получил блестящее образование в знаменитой Санкт-Петербургской классической гимназии, а затем в Московском университете, где изучал юриспруденцию, занимал ответственные посты в Государственном банке, в Министерстве внутренних дел. Выйдя в 1907 году в отставку, женился на австрийке Матильде Глогау и обосновался с семьей в родовом имении в с. Лутовиново Тульской губернии: состоял в правлениях частных банков, был земским начальником, вел сельское хозяйство. К началу Первой мировой войны ему было 42 года. В августе 1914 года он был призван по мобилизации в Государственное ополчение; в 1915-1916 годах находился в рядах дислоцированного в Туле 76-го запасного батальона (был командиром 2-й роты). На момент начала Первой мировой войны у Владимира было двое детей – Николай (1911) и Константин (1913), во время войны у него родились еще двое сыновей – Павел (1915) и Владимир (1917). В марте 1917 года по собственному желанию Владимир Арнольдович был командирован в распоряжение штаба Кавказского фронта, назначен в 4-й Пограничный стрелковый полк в составе Персидского экспедиционного корпуса.
Жизнь непредсказуема и полна неожиданностей: вроде бы не имеющие на первый взгляд прямого отношения к поднятой теме события, опосредованно помогают находить между ними причинно-следственные связи. Для того чтобы лучше ориентироваться в описываемых событиях, с нашей точки зрения, необходимо иметь хотя бы общие представления о Кавказском фронте, развернутом в ходе Первой мировой войны, о среде окружения Владимира Арнольдовича.
До направления Владимира Арнольдовича на Кавказ, Кавказская армия сумела перенести военные действия на территорию Турции в результате успешной Сарыкамышской операции и открыть себе путь вглубь Анатолии: благодаря успешной Хамаданской операции предотвратить вступление Персии в войну на стороне Германии. В конце января 1917 года Кавказские войска под командованием Николая Николаевича Юденича, одного из самых успешных генералов Российской империи во время Первой мировой войны, по просьбе союзников активизировали свои действия в тылу 6-й турецкой армии и уже в феврале 1917 г. перешли в наступление на Багдадском и Пенджвинском направлениях. 1-й Кавказский корпус генерал-лейтенанта Николая Николаевича Баратова вышел к границам Месопотамии, а 2-й Кавказский кавалерийский корпус генерал-лейтенанта Федора Григорьевича Чернозубова – к Пенджевину. Наступление русских, оттянувшее на себя последние турецкие резервы в Персии, позволило англичанам занять Багдад. К апрелю 1917 г. союзники обладали неоспоримым не только качественным, но и количественным превосходством в силах и средствах в Передней Азии. В январе 1918 года Владимир Арнольдович был прикомандирован к штабу 1-го Кавказского корпуса и назначен членом англо-русской Хамаданской комиссии, ведавшей выдачей субсидий русским войскам. После заключения большевиками сепаратного мира с Германией Русская армия и вместе с нею Кавказский фронт перестали существовать. Воспользовавшись тем, что 3 марта 1918 года Советская Россия подписала мирный договор, по которому фактически признала поражение и вышла из Первой мировой войны, Лондон, который и до этого урезал сметы, начиная с марта восемнадцатого года, приказал совсем прекратить выдачу денег: бросил голодными массу еще не ушедших войск и отказался платить их долги. 10 июля 1918 года Н.Н. Баратов подписал свой последний приказ по экспедиционному (Кавказскому кавалерийскому) корпусу – о его расформировании. После этих событий Н.Н. Баратов пять месяцев жил в Индии, после чего примкнул к Белому движению. Представлял деникинскую Добровольческую армию при меньшевистском правительстве Грузии. Написанная по горячим следам официальная британская история Великой войны отмечала стратегические и организаторские способности командующего Н. Н. Юденича и признала его армию, в рядах которой воевал Владимир Арнольдович Зиссерман, «единственной,.. которая наилучшим образом могла бы справиться с тяжелыми условиями и победить». Французский маршал Фош признавал: «Если Франция и не была стерта с карты Европы, то в первую очередь благодаря мужеству русских солдат». Но большевистский переворот в Петрограде вывел страну из войны, окончательно свернув военные действия на Кавказском фронте.
Владимир Арнольдович в октябре 1918 года выехал через Месопотамию в Индию. Свою кавказскую эпопею он кратко описал в записках: «В Тифлисе я получил, как знающий языки, назначение в экспедиционный корпус генерала Баратова в Персию. Через Баку и Энзели поехал в Хамадан в штаб корпуса и был назначен в 4-й Кавказский Пограничный полк, действовавший в Курдистане на Турецкой границе. Был батальонным адъютантом, полевым казначеем, болел малярией и лежал в госпитале; выступал от имени офицеров полка перед генералом Баратовым с ходатайством о помощи в их тяжелом материальном положении, так как корпус остался без денег. Предложил схему финансирования корпуса путем выпуска «военных платежных свидетельств», которые могли получить хождение на рынке. Генерал Баратов, знавший и дядю Карла и моего двоюродного брата Ваню, прикомандировал меня к своему штабу и командировал в Тегеран для переговоров по сказанному делу. Там я сошелся со старшим драгоманом миссии М.М. Беляевым и посланником Эттером. Ввиду протеста Тифлиса, схема не состоялась, но помогли англичане, и корпус мог эвакуироваться в Баку. Я был назначен членом англо-русской Хамаданской финансовой комиссии и в Баку не поехал; хорошо сделал, ибо судьба офицерства была плачевная и от насилий и оскорблений взбудораженной солдатни, и от восставших на русских, вообще, чеченцев. После разных перемен, вплоть до ареста персидскими революционерами в Реште, эвакуировался в октябре 1918 года с помощью английского командования в Багдад – Басру, оттуда в Бомбей. Эта эвакуация оставшихся в Персии офицеров экспедиционного и 7-го корпусов состоялась по моей инициативе. После месячного пребывания в Индии, причем я ездил к генералу Баратову на юг страны и на Цейлон, наша группа поехала морем, через Коломбо, Сингапур, Гонг-Конг, на Дальний Восток – в Шанхай, Нагасаки и Владивосток для присоединения к движению адмирала Колчака».
В 1919 году Владимир Арнольдович был назначен первым секретарем Междусоюзного комитета по делам Сибирской, Амурской и Китайской Восточной железной дороги. Эта дорога была построена в 1897-1903 годах как южная ветка Транссибирской магистрали; принадлежала Российской империи и обслуживалась ее подданными, однако, интервенция, гражданская война и чешский контроль над значительной частью железной дороги, привели ее в плачевное состояние. В 1919 году было принято решение о создании Междусоюзного железнодорожного комитета (МЖК) с целью разделения железной дороги на участки, которые должны были охраняться американскими, китайскими и японскими державами. В него вошли представители правительств России (правительство адмирала А. В. Колчака (1918-1920)), США, Японии, Китая, Великобритании, Франции, Италии и Чехословакии. На учредительном заседании 5 марта 1919 г., был образован Междусоюзный железнодорожный комитет по восстановлению деятельности транспорта Китайско-Восточной и Сибирской железных дорог. Владивосток, Омск. 1919. Комитет решал вопросы участия иностранных союзников в управлении железными дорогами Сибири и Дальнего Востока, а также материально-технической и финансовой помощи железнодорожному ведомству Российского правительства. При МЖК действовал Междусоюзный технический совет под председательством американского инженера и предпринимателя Дж.Ф. Стивенса. В период с 1919 по 1922 год технический совет внес существенный вклад в улучшение как физического состояния железной дороги, так и ее эффективности. В результате наступательной приморской операции (4-25 окт. 1922) Народно-революционной армии (НРА) Дальневосточной Республики (ДРВ), белые войска были разгромлены, союзные войска оставили Сибирь, а японцы эвакуировались из Владивостока, что обусловило роспуск Междусоюзного железнодорожного технического управления. Войска НРА после мирных переговоров с японским командованием, 25 октября 1922 г. вошли вместе с партизанскими отрядами во Владивосток. 14 ноября 1922 г. Народное собрание ДВР решило ликвидировать республику и войти в состав Советской России. Так закончилась эпопея дальневосточной гражданской войны и интервенции, унесшая с той и другой стороны около 80 тысяч жизней и вынудившая сотни тысяч людей эмигрировать. Основная масса российских эмигрантов с Дальнего Востока – около 150 тысяч человек – оказалась в Китае. Среди них был и Владимир Арнольдович Зиссерман. 18 октября 1922 года он отплыл из Владивостока в Японию, а оттуда в Харбин.
Здесь необходимо отметить, что построенный русскими в топкой, заросшей осокой и камышом, болотистой местности, железнодорожный поселок Сунгари с 1901 года превратился в город Харбин – административно-хозяйственный центр Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД) с громадной инфраструктурой: храмами, больницами, школами, библиотеками, театрами, жилыми домами для служащих и рабочих дороги. Воплощение замысла КВЖД в жизнь привело к возникновению в Маньчжурии своеобразного феномена: на пустынных китайских землях выросло в лице КВЖД «государство в государстве». Полоса отчуждения – это почти государство, со своими четко обозначенными границами и территорией, многонациональным населением, законодательной и исполнительной властями, главой «государства» в лице Управляющего, министерствами, полицией и армией, собственной системой образования и здравоохранения. По состоянию на 1917 год, в Харбине проживало около 100 тысяч человек, из которых 40 тысяч были русскими. После 1917 годa русское население города увеличилось с 40 до 120 тысяч. В Харбине того времени собрался весь цвет бежавшей из России интеллигенции. Надежда Аблова на страницах Белорусского журнала международных отношений в статье «История КВЖД и российской эмиграции в Китае (первая половина ХХ века)» отмечает, что многообразие факторов: то, что город вырос почти в безлюдной местности, что создавался он по российским градостроительным образцам начала XX в., а также значительный приток российского населения в полосу отчуждения, реальная забота администрации КВЖД о налаживании русского быта и русского образа жизни на чужой земле, русская духовная и культурная жизнь – все это создало феномен Харбина – уникального города, не имевшего тогда аналогов в мире. Харбин оставил глубокий след в памяти живших в нем и любивших его людей, волею случая или собственного выбора оказавшихся изгнанниками. Именно здесь, в Маньчжурии, они испытывали иллюзию сохранения существования хотя бы части, осколка горячо любимой ими и уже не существующей России. Долго, по сути до 1935 г., полоса отчуждения и сам Харбин позволяли этой иллюзии питать и поддерживать и само существование русских беженцев, и их реальные планы на будущее, и их бесплодные мечты и несбывшиеся надежды (Н. Аблова). Русские люди в полосе отчуждения никогда не чувствовали себя за границей.
Когда Владимир Арнольдович в марте 1917 года отправлялся в распоряжение штаба Кавказского фронта, было решено, что Матильда Генриховна с детьми останутся в Лутовиново, как наиболее безопасном для них на тот момент месте. Mежду тем события развернулись таким образом, что в конце 1917 – начале 1918 года старая власть рухнула, а новая еще не утвердилась. В период безвластья крестьяне обратились к практике сельского схода, по решению которого они шли громить дворянские усадьбы. Волна погромов дворянских усадеб прокатилась именно в этот «безвластный» период. Жизнь в Лутовиново становилась непредсказуемой и опасной. В 1918 году местные крестьяне предупредили Матильду Генриховну, что если они не покинут усадьбу, то их могут убить. Наскоро собрав самое необходимое, вложив в караваи хлеба драгоценности, с четырьмя детьми и двумя нянюшками, отправилась Матильда Генриховна к мужу в Кисловодск. Однако пока они добирались, в Кисловодск пришли красные, и им пришлось опять бежать. На этот раз к родственникам в Вену. Две служанки разделили с Матильдой Генриховной и ее четырьмя детьми невероятно сложный и опасный путь в Туапсе, затем на рыбацкой лодке в Бердянск, оттуда в Одессу и далее в Вену. Это была целая эпопея! Юг России тогда был занят немецкими и австрийскими войсками. Немецко-австрийский патруль очень удивился, увидев своих соотечественниц с четырьмя маленькими детьми на берегу моря у г. Бердянска и помог им добраться до Одессы. Оттуда они поехали в Вену. Mатильду Генриховну с детьми приютила ее сестра Шарлотта, которая жила с семьей в Моравии. Там дети пошли в школу. В 1922 году пришла весточка от Владимира Арнольдовича: он просил жену с детьми приехать к нему на Дальний Восток. В марте 1922 года Матильда Генриховна с детьми и помощницей отправилась в дальний, изнурительный путь длиною в девять месяцев. В декабре 1922 года муж встречал их в Шанхае. Семья обосновалась на северо-востоке Китая, в Харбине, где Владимир Арнольдович занимал руководящую должность на КВЖД. В Харбине у Владимира Арнольдовича и Матильды Генриховны родилась дочь Анна (1923), которая стала талантливым лингвистом, работала в ООН в Нью-Йорке и Женеве, была замужем за известным английским писателем Джоном Питером Берджером.
Старших мальчиков Владимир Арнольдович определил в Коммерческое училище – одну из лучших школ Харбина, принадлежавшую КВЖД. Основателем и первым директором Коммерческого училища (1905-1925) был замечательный педагог и администратор Николай Викторович Борзов. После того как в 1925 г., по требованию советских властей, Н.В. Борзова уволили со службы, Владимир Арнольдович двух старших сыновей отправил в Вену в одну из старейших и престижнейших гимназий Австрии – венскую Schottengymnasium (гимназия Шотландского монастыря). После окончания гимназии Николай продолжил учебу в Венском университете, защитил диссертацию по истории России и получил степень доктора философии. Был ведущим журналистом венской ежедневной газеты «Нойе фрайе прессе». В 1938 году вернулся в Харбин, преподавал латинский язык в недавно учрежденном Государственном Чанчуньском университете. До 1945 года Чанчунь назывался Синьцзинь и был столицей Маньчжоу-го – Маньчжурского государства (с марта 1932 по август 1945 года), созданного японцами на территории Северо-Восточного Китая. Работал переводчиком в Харбине на железной дороге, которая к тому времени называлась Китайская Чанчуньская жд. Преподавал русский язык и литературу в Новой Зеландии. В Харбине встретил любовь всей жизни – Зинаиду Дмитриевну Нефедьеву, из семьи бежавшей от революции фабриканта Виноградова. Константин после окончания гимназии остался в Австрии, где служил в банке в Вене.
Что касается двух младших сыновей – Павла и Владимира, то они поступили в Харбинское Первое реальное училище, директором которого в 1929-1931 гг. был вернувшийся в Харбин Н. В. Борзов, продолжили учебу в гимназии Христианского Союза Молодых Людей (ХСМЛ), давшей Харбину множество талантливых поэтов, журналистов, преподавателей; обучались в одном из старейших университетов Европы, в Лувене, в Бельгии. Павел свободно владел французским, английским, немецким, китайским и русским языками. Там Павел и Владимир примкнули к самому удивительному из движений русской эмиграции – младоросскому. Их политическая философия – идея социальной монархии нашла огромный отклик в молодежной среде. В записках Владимира Арнольдовича есть такая фраза: «Паша в Лувенском университете отлично прошел курс «общественных наук», был любимцем товарищей (там было русское эмигрантское общежитие), но попал под влияние партии (собственно, идейной группы) «младороссов»... вошел в круг «претендента» Кирилла Владимировича, писал статьи, стал известен и популярен среди широких кругов эмиграции». Идеология младороссов отличалась крайней противоречивостью и эклектичностью, что привело к появлению главного лозунга «младороссов» – «Царь и Советы». Политический строй, о котором мечтали младороссы, уместнее всего укладывается в концепцию неомонархизма. По их мнению, монархия – единственно легитимная форма правления, которая при этом вполне гармонично может сочетаться с советским строем, давшим России импульс развития. Кирилл Владимирович до самой смерти в 1938 году верил, что коммунизм изживет себя, а народное ополчение подарит России великое будущее. Когда Адольф Гитлер стал рейхсканцлером, младороссы подписали акт о сотрудничестве, но вскоре открестились от нацизма. В мае 1939 года лидер Младоросской партии, талантливый оратор и публицист Казем-Бек пишет свой знаменитый «Ответ Адольфу Гитлеру»: «Русские могут сказать Германии и ее вождю… меча первые не обнажим, но на взмах вашего меча – уж не обессудьте – ответим не только крепостью щита, но и разящей мощью Русского меча». За время существования младороссы сформулировали особую идеологию, дали эмиграции ряд видных лидеров, а во время Второй мировой войны внесли значимый вклад в борьбу с нацизмом в движении Сопротивления.
Участие русской эмиграции первой волны во французском движении Сопротивления до сих пор является малоизвестной страницей Второй мировой войны. Первое известие о сброшенных на родные города и села гитлеровских авиационных бомбах совершенно переродило эмигрантскую психологию и в среде большинства русской эмиграции поднялась мощная волна патриотизма. Многие из русской эмиграции первой волны, идя на опасную борьбу против нацизма, руководствовались девизом: «Не красный, не белый, а русский!». Ранней весной 1941 года эмигрантский «фюрер» Ю. Л. Войцеховский, назначенный в Бельгии гестапо для надзора за эмигрантами, устроил настоящий террор против всех подозреваемых в сочувствии советской власти. Бельгийские тюрьмы и концентрационные лагеря быстро наполнились сотнями неугодных Войцеховскому людей. Единицы дожили до дня Победы. Не избежал этой участи и Павел Владимирович Зиссерман: 22 июня 1941 года нацисты вместе с другими русскими эмигрантами арестовали его за участие в антифашистской демонстрации и отправили в созданный ими в оккупированной Бельгии под управлением полиции безопасности транзитный концентрационный лагерь заключения и депортации в г. Малинь (Мехелен). Войцеховский постарался создать заключенным в малиньском лагере самые суровые условия. На услужении у гитлеровцев состояли, кроме гестаповцев, пособники из числа самих же узников. Их называли «капо» (сокращенное от «Kazetpolizei» – служащий вспомогательной полиции концлагеря). «Капо» демонстрировали абсолютную готовность к любым карательным действиям в отношении к заключенным. И нередко добровольные помощники нацистов зверствовали не меньше своих покровителей. К примеру, один из этих «капо» бил Павла Зиссермана каждый день со всей силой по одной и той же руке палкой. Рука постоянно ныла, боль слегка стихала к ночи, – потом появлялась опухоль, рука немела. Весной 1942 года Павлу удалось бежать и добраться до Парижа. Несмотря на приказ правительства Петена об аресте всех без исключения русских эмигрантов, отважился поехать в Гренобль, где находилась подпольная ячейка, переправляющая людей в союзные армии. В Гренобле он попал в облаву и очутился в лагере под надзором полиции Филиппа Петена. Вновь побег и на этот раз – в Швейцарию. Казалось, после всего пережитого можно и успокоиться, отойти в сторону, переждать войну, но зов души, как вихрь неудержимый звал на бой. Осенью 1943 года он вновь во Франции, где пытается вступить в ряды макизаров.
В истории французского Сопротивления одной из наиболее ярких страниц являются дела и дни борьбы Верхней Савойи. Во время Второй мировой войны Национальный фронт Верхней Савойи (департамент на востоке Франции, один из департаментов региона Овернь – Рона – Альпы) взял на себя инициативу создания патриотического комитета по борьбе с отправкой французов в Германию. М. М. Штранге, выпускник историко-филологического факультета Парижского университета (Сорбонны), в статье «Народное движение Сопротивления в Верхней Савойе в 1941-1944 годах» писал: «В Верхней Савойе партизанская война вспыхнула довольно поздно – только после вступления на ее территорию итальянских и немецких войск в ноябре 1942 года. Но своеобразные условия местности, особенности быта и характера населения придали борьбе савойяров особенно острую, драматическую форму». Свою деятельность комитет начал с распространения листовок, призывавших молодых французов не подчиняться мобилизации, не ехать в Германию, а уходить в горы. В результате несколько сот молодых савойяров перешло на нелегальное положение и ушло в горы, положив тем самым начало знаменитым Маки (фр. колючий кустарник) – небольшим летучим лагерям партизан. Чтобы отличаться от других и в то же время не вызывать подозрений властей, маки носили баскские береты. Своих товарищей по оружию – советских партизан, воевавших на территории Франции, маки называли «макизарами». Павел Зиссерман узнал, что один из главных начальников маки в Верхней Савойе был русский, некий Ш. [Василий Федорович Шашелев]. После нескольких свиданий он оказал доверие Павлу и принял в один из отрядов группы FTP [Французские франтиреры и партизаны – крупнейшей военной организации французского Сопротивления во время нацистской оккупации]. Отряд назывался «Liberte Cherie» «Милая Свобода». Так он стал партизаном, и сразу одним из лучших. В роковой день 27 января 1944 года карательный отряд немцев вышел из местечка Бонвиль для уничтожения лагеря макизаров, находящихся в горах. Предупредить было поздно и отряд из восьми человек под командованием Павла Зиссермана получил задание идти следом за немцами и по возможности завлечь их в западню. Немцы вошли в ущелье, но неожиданный обвал засыпал выход, и они повернули назад. Отряд Зиссермана сам оказался в ловушке. Отступать было некуда. Успев крикнуть: «бегите!», Павел (партизанская кличка «Алекс», он же «Владимир»), один, около часа прикрывал отход товарищей в горы. Убит выстрелом в голову: как ножом срезало ему черепную коробку и мозг ,вылетев, оказался рядом с телом. Немцы, бросив тело Павла Владимировича в грузовик, уехали. Когда все стихло, макизары заботливо положили мозг Павла в корзинку и вернулись в свое убежище. Местный столяр смастерил для него ящичек. Через два дня карательный отряд ушел из Бонвиля, наступила кратковременная передышка, во время которой в вечернем лесу, недалеко от деревни Ле Пети-Борнан-Ле-Глиер, с воинскими почестями похоронили мозг Павла Зиссермана. Позднее товарищи по группе перезахоронили его на кладбище в Ле Пети-Борнан-Ле-Глиер. О его подвиге можно прочесть в июльском номере журнала с пометкой на правах рукописи – «Вестник русских добровольцев, партизан и участников сопротивления во Франции» (Париж, 1946). Этот журнал представляет исключительную ценность, так как на его страницах публиковались воспоминания об участии в подпольной борьбе, отчеты о партизанской деятельности, письма, хроники событий и т.д. Там нашли мы заметку Надежды Михайловны Алексеевой «Памяти Павла Зиссермана», где, наряду с описанием подвига, составлен и его словесный портрет. Перед нами предстает образ худого, очень высокого, в фуражке типа «Кука», шумного и веселого, вечно увлеченного двадцатипятилетнего молодого человека с красивым открытым лицом, с добрыми, умными глазами, любителя произносить торжественные тосты за обедом с друзьями – отголосок застольных кавказских традиций, связанной с Кавказом его семьи. Книголюба, в стремлении поделиться эмоциями от привлекшей его внимание книги, настаивает, чтобы коллеги незамедлительно приступили к чтению именно той книги, которую он на данный момент читает, чтобы было с кем подискутировать о прочитанном.
Вскоре после окончания Второй мировой войны Матильда Генриховна Зиссерман в поисках сына добралась до Франции. Каким-то образом узнала, что он был в Савойе. Поехала туда, отыскала его сотоварищей по Сопротивлению и осталась на несколько дней там, где провел последние дни своей жизни ее Паша. Перед отъездом Матильде Генриховне подарили картину художника F. Raugel с изображением домика в горах Верхней Савойи. На обратной стороне рамки – надпись карандашом на темном дереве: «Матери Павла Циммермана (подпольная кличка Владимир Бельский). За поездку в Верхнюю Савойю (La Roche Gliere) в поисках сына, убитого в 1944 году немцами».
В 1996 году на месте гибели Павла Владимировича Зиссермана в присутствии его сестры – Анны Зиссерман-Берджер, Констана Пезана – боевого друга Павла, других товарищей по Сопротивлению, военного атташе при российском посольстве в Париже, мэра Сен-Пьер-д’Антремона, департамент Савойя, и многих пришедших почтить память героя была торжественно открыта мемориальная доска, которую прикрепили к скале в ущелье. На торжественной церемонии открытия мемориальной доски Констан Пезан произнес следующие слoва: «Он был моим другом и оставил в моей памяти и в моем сердце след, который никогда не исчезнет». Мир его праху, слава его памяти! Герой не умирает, пока жива память о нем и его подвиге. B честь прославленного героя назван его внучатый племянник. В декабре 2002 года он, находясь с друзьями на альпийском горнолыжном курорте в Куршавеле, расположенном в самом сердце департамента Савойя, не мог не вспомнить о подвиге своего двоюродного дедушки. Друзья, потрясенные рассказом, решили немедленно ехать в Ле Пети-Борнан-Ле-Глиер. Там, глубокой снежной зимой заглянули они в булочную, чтоб узнать, где находится мемориальная доска. Повторяя «Oh, le Russe, le Russe», савойяры повели их к скале и долго не могли поверить, что перед ними – внучатый племянник того самого знаменитого русского, о подвиге которого в деталях знали. Можно представить себе эмоции Павла Константиновича Зиссермана, когда он, бережно очистив мемориальную доску от снега, увидел надпись на скале – «Павел Зиссерманн (Владимир, Алекс). Советский патриот, бежавший из нацистского лагеря. Покинул убежище в Швейцарии и вступил во Французское Сопротивление. 27 января 1944 года – своим мужеством и самопожертвованием прикрыл отступление своих друзей, вступивших в неравный бой против немецкого конвоя»!
Как трогательно: одной из партизанских кличек Павла была «Владимир» – имя находящегося в далеком Харбине отца и брата – моряка британского торгового флота.
Удивительно и невыразимо чувство Родины: потомки Арнольда Львовича Зиссермана, пройдя через ад эпохи перелома, сохранили духовную связь с исторической Родиной, язык и трепетное отношение к ней и старшим поколениям. В деревушке Ле Пети-Борнан-Ле-Глиер, затерявшейся в верхнесавойских Альпах, на двухсотлетнем кладбище находится ухоженная могила двух «советских» бойцов. Эту могилу семья Зиссерманов чтит как могилу Павла. На памятнике выгравировано: «Алекс Зиммерман [ошибочно, на самом деле Зиссерман] он же Владимир. Погиб 18 января 1944. Василь Дорганов погиб 2 августа 1944. Советские солдаты СССР, бежавшие из Германии и вступившие в ряды Сопротивления – группа «Милая Свобода». Геройски погибли в бою за Свободу и за Францию. От их друзей, бывших партизан. Пришедшим издалека и павшим за нас».


Константин Зиссерман
Нинель Мелкадзе