Сергей Параджанов. Его персона и его творчество, возможно, достойны пера Плутарха, Рабле, Саят-Новы, Бахтина и ... кинокамеры самого Параджанова. Он был воплощением принципа контаминации: земного и космического, армянского пахаря и тифлисского карачогели, средневекового рыцаря и великого мага. О нем можно было сочинять заумные трактаты, веселые байки и уголовные дела. И все было бы правдой, потому что все это – ипостаси одного, единого. В нем сосуществовали истины от Нарекаци, Гаргантюа, Уайльда, Казановы, Дали и... звездного мальчика.
Великий магистр, лирический бард, вечный странник, суфий и любимец публики на сцене, на площади, на ярмарке – в тех действах, которые требуют немного хлеба и многих аплодисментов.
Амбивалентными были его облик (безусый юноша и бородач, похожий на античного философа), характер, привязанности в жизни и в творчестве (простые сюжеты и философская иррациональность), интерьер, которым он окружал себя (стекляшки, подобранные на свалке, и предметы дворцовой роскоши). Впрочем, в его убедительно-словесной и «собственноручно» трансформированной подаче все выглядело значительным и значимым. От преданного восторга перед вещью и желанием непременно владеть ею, он приходил к мгновенному решению отдать, подарить (по его же признанию, он не желал быть старьевщиком). Он умел вдохнуть такую духовность в найденную вещь, в человека, что все вокруг считали себя обладателями семи чудес света, сокровищ Агры и пещеры Али-Бабы.
Апокрифы или анекдоты уводят в сторону забавного о Параджанове. Это суживает суть понимания его и входит в конфликт с его печальной душой и серьезностью.
Саят-Нова, Ашик-Кериб, Св. Шушаник, Гамлет, Давид Сасунский, Ара Прекрасный, Андерсен, Демон, Кармен, Пиросмани, Акоп Овнатанян – в выборе этих сюжетов для сценариев и осуществленных фильмов – разные характеры и образы, разные культуры, разные миры. И это тоже выражает амбивалентность творческих пристрастий Параджанова-художника.
Амбивалентность и в карнавальном окружении Параджанова: ученые, художники, актеры, музыканты, режиссеры, священники; уголовники, следователи, милиционеры, дворники; женщины и мужчины, дети; старики и молодые; симпатичные и неприятные, преуспевающие и несчастные.
Друзья, знакомые, соседи, недоброжелатели – амбициозные и без претензий – все они вместе с Параджановым, вместе (или во главе), участвовали в его дионисийских играх; в его «Божественной комедии» (по словам одного проницательного друга Параджанова). И чем больше было игры, тем меньше ощущалась удушающая атмосфера реальности, а чем больше было этой реальности, тем больше было игры. Так было жить трудно, но и легче тоже. В свои игры Параджанов включал драгоценную мишуру: предметы, достойные дворцового интерьера, и сломанный венский стул, вазы, ковры, ткани, фарфор, куклы и многое другое. Старьевщик? Купец? Антиквар?
Творчество интуитивного разума Параджанова – его фильмы, в которых отражены внеисторические смыслы и аполлинийский сон – Миф. В них – свобода игровых преображений, условное Время. В своей памяти (или своей памятью) Параджанов удерживал забытое, удерживал ощущение непрерывности времени. Он отказывался от сосредоточенности на прошлом, настоящем и будущем как единственно реальных категориях Времени и Пространства и воссоединял их в один поток внеисторического, внекультурного Времени, вводя сюда реминисценции временных знаков. Параджанов показал различные реальности, как бы уравнивая их магической силой своей фантазии в универсуме.


Ирина ДЗУЦОВА