«Женщины ее породы рождаются раз в столетие,
нарочно для того, чтобы быть воспетыми и
увековеченными».
Аветик Исаакян


Легендарная дива, муза Серебряного века, блистательная красавица, будившая воображение поэтов и художников, Саломея Андроникашвили прожила жизнь, полную приключений и невероятных событий, дружбы с лучшими представителями русской и грузинской интеллигенции. Остроумная, красивая, с изысканными аристократическими манерами, обладавшая отменным вкусом и чувством юмора, Саломея была признана властительницей дум и первой красавицей петербургского общества.

***
Саломея (Саломе) родилась в Тифлисе в 1888 году, в семье грузинского князя Николая Захарьевича Андроникашвили. Саломеей ее назвали в честь грузинской святой Саломе Уджармской, а не библейской Саломеи, как многие полагали.
Родословная древнейшей грузинской фамилии Андроникашвили восходит к византийскому императору Андронику Комнину, матерью которой была грузинская царевна Ката (Катаи) Багратиони, дочь Давида IV Строителя. Андроник в юности во время правления императора Мануила посетил родину матери и был радушно принят там двоюродным братом – Георгием III, пожаловавшим ему «города, крепости и земли в Кахети». После смерти Андроника, преследуемые новым правителем его дети бежали в Грузию, где в то время правила царица Тамара. В Грузии потомки Андроника были достойно встречены и обласканы. В 1204 году царица Тамара отвоевала Трапезунд и посадила там правителем внука Андроника – Алексея. По одной из версий, другой внук императора Андроника стал родоначальником грузинского рода Андроникашвили, который царем Ираклием II был включен в список владетельных кахетинских князей. В грузинских летописях Андроникашвили упоминаются с XVI века. Представители этого рода занимали епископские кафедры в Бодбе, Алаверди, Некреси, Ниноцминда и Рустави.
Отец Саломеи князь Николай (Нико) Андроникашвили (по матери Джорджадзе) окончил Лесную академию в Москве и работал главным экспертом Кавказского комитета по защите от филлоксеры, позже занимал должность главы города Батуми. Близко знавшие князя Николая Андроникова единогласно утверждали, что он был мягкого нрава и очень хорош собой. Мать Саломеи – Лидия Плещеева была внучатой племянницей известного русского поэта А. Плещеева. По долгу службы Николаю Андроникову приходилось часто ездить по разным городам. В одну из таких поездок в Петербурге он познакомился с будущей супругой. Красивый стройный грузин с приятными манерами произвел на Лидию Плещееву неизгладимое впечатление. Она была старше Николая и замужем, но влюбившись, оставила мужа и поехала с ним в Грузию. Всю жизнь они прожили в любви и согласии, были вместе вплоть до кончины Николая (1947). У них было трое детей – старшая Саломея (1888г.), Мариам (1892 г.) и сын Яссе (1893), жизнь которого трагически оборвалась в 1937 году.
«Мать моя русская (Плещеева) была женщиной удивительной, незаурядной. Воспитывались мы в русских традициях. Отца любили, любовались им, но он в нашем воспитании никакого участия не принимал. Я – старшая, выдалась меньше русской. И хотя физически – в отца, нравом и характером очень похожа на мать. Сестра Машенька (Маруся) гораздо более грузинка. Яссе, брат – половина на половину. Все мы трое были близки и дружны...» (Из письма Саломеи к Папуне Церетели, 1970 г.).
После окончания университета младшая сестра Маруся вышла замуж за экономиста Т. Шарашенидзе и стала работать в Институте географии в Тбилиси. Судьба брата Яссе оказалась трагичной. Юрист по образованию, он увлекся театром и все время проводил в созданном им в Москве Молодежном театре. Женился на петербурженке Е. Вахтер, от которой имел сына Константина, в начале революции вместе с матерью эмигрировавшего в Париж. Яссе остался и был репрессирован, расстрелян в 1937 году по обвинению в шпионаже. Саломея невольно оказалась виновницей его гибели. Находясь в неведении относительно судьбы своих ближайших родственников и беспокоясь за них, в 1934 году она через знакомого французского журналиста послала Яссе письмо, которое стало поводом для его ареста. Революционные власти давно приглядывались к князю Андроникашвили, имевшему связи с представителями высших слоев царской России и случай представился – письмо из заграницы. Семья надеялась, что он жив, но в 1954 году стало известно, что он был расстрелян.

***
Юную Саломею Андроникашвили вместе с кузиной Тинатин в 1906 году отправили в Санкт-Петербург поступать на Бестужевские курсы и наняли им комфортабельную трехкомнатную квартиру в престижном районе города на Мойке. Юные грузинские красавицы с аристократическими манерами сразу оказались в центре внимания петербургского общества. Они стали активными посетителями литературных салонов Петербурга, общались с выдающимися представителями творческой интеллигенции.
В Петербурге в литературном салоне произошло знакомство Саломеи с легендарной личностью Зиновием Пешковым, старшим братом соратника Ленина Якова Свердлова. Отказавшись от своей веры и приняв православие, он стал приемным (крестным) сыном писателя Максима Горького (Пешкова). Биография его настолько фантастична, что кажется выдуманной. Влюбившись в юную красавицу, Зиновий предложил ей руку и сердце. В будущем прославленный генерал французской армии, друг и сподвижник президента де Голля тогда был беден и мало известен. Правда, молодой человек был красив, пользовался успехом у женской половины, но этого оказалось недостаточно. Вмешались родители, особенно активно противилась этому браку мать Саломеи, и ее убедили в бесперспективности такого замужества. Отвергнутый Зиновий уехал в Америку, но по воле случая спустя годы они вновь встретились.
Саломею в 18 лет выдали замуж за Павла Семеновича Андреева – преуспевающего чаеторговца, имевшего в Питере несколько магазинов вдовца с тремя детьми, вдвое старше нее. В браке родилась единственная дочь Саломеи Ирина, в будущем баронесса Нольде, активная участница французского сопротивления. Брак, основанный на голом расчете, оказался недолговечным. Слишком уж разные интересы и устремления были у супругов, Саломею влекло к светской жизни, к литературной богеме, Андреев же интересовался в основном своим бизнесом, хотя занимался благотворительностью, построил школу в Скреблово. На вопрос о муже писательницы Ларисы Васильевой, навестившей Саломею в Лондоне, она отвечала, что «внешне он был крупный, русский, по своему красивый, несколько хмурый». Летом всей семьей они ездили в Скреблово, где у Андреева было имение, прекрасный дачный особняк с великолепным садом. «...Место чудное, большой дом, а в парке маленький домик с террасой и кухней. Я его облюбовала для себя и поселилась там отдельно. За стол садились двадцать человек – дети Павлика, мои и его родственники... Лето шло весело». Несмотря на описанную картину семейной идиллии, чувствуется некое отчуждение между молодыми супругами – «облюбовала в парке маленький домик и поселилась отдельно». После рождения дочери они еще больше отдалились. Андреевы жили раздельно, но не разводились. Павел Андреев жил на 2-ой Рождественской улице, а Саломея Николаевна снимала квартиру на Васильевском острове. Доподлинно не известно, что послужило поводом для официального развода, но по одной из версий Андреев стал ухаживать за кузиной Саломеи – Тинатин, а потом и за ее младшей сестрой Марией. Тинатин вскоре вышла замуж за Сергея Танеева, брата Анны Вырубовой, любимой фрейлины последней российской императрицы. Между супругами были и так напряженные отношения, а такое оскорбительное поведение мужа возмутило ее, и она подала на развод. Защищал интересы Саломеи известный петербургский адвокат Луарсаб Андроников, отец братьев Андрониковых – выдающегося физика Элевтера Андроникашвили и известного исследователя творчества А. Пушкина и М. Лермонтова Ираклия Андроникова. С его помощью она смогла отсудить шикарную петербургскую квартиру и солидное финансовое обеспечение, позволяющее ей содержать литературный салон, заниматься благотворительностью и вести светский образ жизни.
Саломея держала литературный салон, собиравший замечательных поэтов, музыкантов, писателей, художников – Осип Мандельштам, Сергей Рафалович, Надежда Тэффи, С.С. Мокульский, Илья Зданевич, Генрих Нейгауз, Сергей Прокофьев, скрипач Павел Коханский, пианист Александр Боровский, Артур Лурье, Михаил Кузмин, Сергей Маковский, А. Смирнов, художники Василий Шухаев, Александр Яковлев, Сергей Чехонин, Николай Радлов, Сергей Судейкин и др. Саломея стала моделью и музой художников и поэтов Серебряного века. Многие известные поэты и художники посвящали ей стихи, рисовали ее портреты, Илья Гинзбург сделал скульптурные слепки ее прекрасных узких кистей рук, один из которых был уничтожен в Лондоне во время бомбежки, а другой экземпляр, оставленный ею в особняке, как и многие предметы, затерялся в революционном Петербурге.
«Украшением синих вторников (вечеров), как всегда, была Саломея (Андроникова) – не писательница, не поэтесса, не актриса, не балерина и не певица – сплошное не. Но она была признана самой интересной женщиной нашего круга. Была нашей мадам Рекамье...», – писала популярная в то время петербургская писательница Надежда Тэффи. В России фамилию Саломеи Андроникашвили произносили на русский манер – Андроникова.
Дружбу с ней искали, о любви мечтали. В Санкт-Петербурге Саломею называли ласкательным именем «Соломинка». Влюбленный в нее поэт Осип Мандельштам посвятил ей одно из лучших своих стихотворений под названием «Соломинка». Саломее посвящение, несмотря на его популярность, не очень нравилось. Отмечая музыкальность стихов, она говорила, что это «пустые стихи, и непонятно, какое они имеют к ней отношение. Саломея по общему признанию имела отличный вкус, прекрасно разбиралась в поэзии, была умна и с ее мнением считались, но на этот раз мнения разошлись со многими ценителями прекрасного. Однако следует принимать во внимание тогдашнюю обстановку, увлечение мистическими литературно-философскими направлениями, где главное место было отведено эротике и таинству Смерти. В связи с этим вызывает интерес статья кандидата филологических наук Л.Г. Пановой – солидное исследование, посвященное стихотворению «Соломинка» (Л. Панова «Уворованная Соломинка»: к литературным прототипам любовной лирики Осипа Мандельштама ).
Соломинка
Когда, соломинка, не спишь в огромной спальне
И ждешь бессонная, чтоб важен и высок,
Спокойной тяжестью, – что может быть печальной, –
На веки чуткие спустился потолок,
Соломка звонкая, соломинка сухая,
Всю смерть ты выпила и сделалась нежней,
Сломалась милая соломка неживая,
Не Саломея, нет, соломинка скорей!
В часы бессоницы предметы тяжелее,
Как будто меньше их – такая тишина!
Мерцают в зеркале подушки, чуть белея,
И в круглом омуте кровать отражена.
Нет, не соломинка в торжественном атласе,
В огромной комнате над черною Невой,
Двенадцать месяцев поют о смертном часе,
Струится в воздухе лед бледно-голубой.
Декабрь торжественный струит свое дыханье.
Как будто в комнате тяжелая Нева.
Нет, не соломинка – Лигейя, умиранье, –
Я научился вам, блаженные слова.

2
Я научился вам, блаженные слова: /Ленор, Соломинка, Лигейя, Серафита. /В огромной комнате тяжелая Нева, /И голубая кровь струится из граната. /Декабрь торжественный сияет над Невой. /Двенадцать месяцев поют о смертном часе. /Нет, не соломинка в торжественном атласе /Вкушает медленный томительный покой. /В моей крови живет декабрьская Лигейя, /Чья в саркофаге спит блаженная любовь. /А та, Соломинка – быть может, Саломея, /Убита жалостью и не вернется вновь!
О. Мандельштам, 1916
В том же году влюбленный О. Мандельштам посвятил Саломее «Мадригал»:
Дочь Андроника Комнена,
Византийской славы дочь!
Помоги мне в эту ночь
Солнце выручить из плена,
Помоги мне пышность тлена
Стройной песнью превозмочь,
Дочь Андроника Комнена,
Византийской славы дочь!

Саломея была активной посетительницей популярного литературно-артистического кабаре «Бродячая собака» в Санкт-Петербурге, славу которого составили громкие и популярные имена – А. Ахматова, Н. Гумилев, К. Бальмонт, Вл. Маяковский, И. Северянин, В. Хлебников, О. Мандельштам, М. Кузмин, А. Лурье, А. Аверченко, С. Судейкин, Ал. Толстой, Н. Тэффи, Н. Кульбин, балерина Т. Карсавина и др. Стены «Бродячей собаки» были разрисованы Сергеем Судейкиным.
В арт-кафе «Бродячая собака» Саломея познакомилась и подружилась с выдающейся русской поэтессой Анной Ахматовой (увековечившей это артистическое кафе в стихах «...Все мы бражники здесь, блудницы...» и «Да, я любила их, те сборища ночные...»).
Наступала бурная революционная эпоха и блистательный Серебряный век русской культуры постепенно угасал. Ветер истории разметал его представителей по разным странам. На смену им приходило новое поколение с другой эстетикой.
Январский день. На берегу Невы
Несется ветер, разрушеньем вея.
Где Олечка Судейкина,увы, Ахматова, Паллада, Саломея?
Все, кто блистал в тринадцатом году –
Лишь призраки на петербургском льду.
Вновь соловьи засвищут в тополях,
И на закате, в Павловском или Царском
Пройдет другая дама в соболях
Другой влюбленный в ментике гусарском...
Г. Иванов

В 1917 году разошлись пути Ахматовой и Саломеи. Вновь встретились они спустя полвека в Лондоне. Саломея с близкой подругой баронессой Марией Будберг, литературным секретарем и музой М. Горького, навестила гостившую в Англии поэтессу в отеле «Президент». Встреча получилась эмоциональной и ностальгической. Саломея пригласила Анну к себе в гости и через несколько дней Ахматова нанесла ей ответный визит. Несмотря на то, что ностальгия по старому Санкт-Петербургу с его яркой артистической жизнью охватила старых подруг, Саломея говорила, что у них «было ощущение, что годы не прошли, что они только недавно расстались... Вся наша «дружба» длилась всего несколько месяцев... Но тяготение друг к другу было ясно и обе мы пронесли через 48 лет память сердца и встретились здесь (в Лондоне) в 65 году как близкие. Той зимой Анна подарила мне свои стихи... с дарственной «В надежде на дружбу». Состоялась она только в памяти» ( Из письма Соломеи Андрониковой к М.М. Кралину от 4-6 марта 1973 года). На прощание Ахматова подарила Саломее автограф посвященного ей еще в 1940 году стихотворения.

ТЕНЬ
Всегда нарядней всех, всех розовей и выше,
Зачем всплываешь ты со дна погибших лет?
И память хищная передо мной колышет
Прозрачный профиль твой за стеклами карет.
Как спорили тогда – ты ангел или птица!
Соломинкой тебя назвал поэт,
Равно на всех сквозь черные ресницы
Дарьяльских глаз струился нежный свет.
О тень! Прости меня, но ясная погода
Флобер, бессонница и поздняя сирень
Тебя, красавицу тринадцатого года,
И твой безоблачный и равнодушный день
Напомнили, а мне такого рода
Воспоминанья не к лицу. О тень!
Анна Ахматова

Анна Ахматова всегда тепло отзывалась о Саломее, интересовалась ее судьбой. Известный философ и писатель Исайя Берлин пишет в своих вспоминаниях: «Она (Ахматова) спросила меня о Саломее Гальперн, урожденной Андронниковой, с которой была знакома еще в Санкт-Петербурге перед Первой мировой войной. Эта знаменитая красавица, блиставшая в светском обществе остроумием и привлекательностью, находилась в дружеских отношениях со многими художниками и поэтами того времени. Я услышал от Ахматовой (собственно, я это уже знал), что Мандельштам, влюбленный в Саломею, посвятил ей одно из лучших своих стихотворений. Я был близко знаком с Саломеей Николаевной и ее мужем Александром Яковлевичем Гальперном и рассказал о каких-то фактах их жизни, их окружении и взглядах... Ахматова вновь заговорила о Саломее Андронниковой (Гальперн), ее красоте, обаянии, незаурядном уме, о вечерах в кабаре «Бродячая собака», о представлениях в театре «Кривое зеркало»... (Исайя Берлин. «Встречи с русскими писателями в 1945 и 1956 годах»).
После развода с мужем Саломея стала встречаться с влюбленным в нее поэтом и драматургом Сергеем Рафаловичем, который окружил Саломею и ее дочь любовью, вниманием и заботой, посвящал ей стихи, мотивы которых использовал О. Мандельштам в посвященных Саломее стихах (Л. Панова, 2009).
... Ты не царевна Саломе
И не Христова Саломея
Уста казненного лобзать,
Коснуться девственной Марии.
Нет, на тебе иной стихии
Неизгладимая печать.
Ты внучка пышной Византии
Душой в отца и сердцем в мать

С. Рафалович жил на две семьи, работал в Париже в офисе своего тестя, но каждый год несколько месяцев проводил в России. Рафалович забрал Саломею с дочерью Ириной в Алушту, в Крым, где она жила на даче А.А. Смирнова, принадлежащем родителям его жены. На даче в это время жили Осип Мандельштам, Сергей Радлов с женой, Шухаевы, Константин Мочульский и Виктор Жирмунский. По вечерам мужское поэтическое сообщество устраивало вечера поэзии, читали новые стихи, устраивали дискуссии по поводу модных литературных течений. Ко дню именин Саломеи 16 августа совместными усилиями Константин Мочульский, Осип Мандельштам, Сергей Радлов и Виктор Жирмунский написали и поставили посвященную ей шуточную пьесу «Кофейня разбитых сердец, или Савонарола в Тавриде». А в это время назревали революционные события. Влюбленный в Саломею адвокат Александр Гальперн, обеспокоенный судьбой Саломеи, прислал ей тревожное письмо, что Николай Второй отрекся от трона, в Петрограде стало опасно и ни в коем случае туда не стоит возвращаться, настоятельно советовал ей ехать к родителям в Грузию. Она последовала его совету и вместе с дочерью и бонной поехала к родителям. Но на пути в Грузию случилось непредвиденное, она оказалась в Харьковской тюрьме – ее задержали воинственно настроенные большевики, и жизни Саломеи угрожала реальная опасность. Но тут вмешался его Величество Случай. Помощь пришла неожиданно от бывшего поклонника Саломеи Зиновия Пешкова, который, как оказалось, в это время работал во французском представительстве при меньшевистском правительстве Грузии. Случайно узнав об опасности, угрожавшей Саломее, он послал своему приемному отцу пролетарскому писателю Максиму Горькому срочную телеграмму: «Отец! Звони Ленину, Троцкому, хоть Карлу Марксу, но спаси из харьковской тюрьмы Саломею Андроникову». Саломея была освобождена и смогла продолжить путь. Через несколько дней счастливый Зиновий уже встречал Саломею на тифлисском вокзале.
В Тифлисе Саломея жила с 1917 по 1920 год, встречалась с грузинскими и русскими писателями и поэтами, бежавшими из революционного Петрограда в гостеприимную Грузию. Саломея и в Грузии вела активную богемную жизнь, организовывала литературные вечера, вместе с Сергеем Городецким (представителем знаменитого «Цеха поэтов») и Сергеем Рафаловичем издавала литературно-поэтический ежемесячный журнал «Орион». Очарованные Саломеей Тициан Табидзе и Паоло Яшвили писали ей стихи-признания в альбом, который, к сожалению, сгорел вместе с чудесными акварелями П. Лукомского и Ивана Пуни в Лондоне, когда в дом Саломеи, во время войны попала бомба. Талантливый грузинский писатель, яркий представитель грузинского поэтического объединения «Голубые роги» подарил ей автограф своих стихов, посвященных библейской Саломее:
«Офорт» ...
...Кровавый хмель гранатов зноя
Зовет всех женщин на разгул.
И слышен, слышен темный гул
Любовных помыслов нагноя.
Горит тигрица Саломея:
В садах у дикого куста,
Зовя любовь: янтарно млея
Целуя мертвые уста.
Григол Робакидзе

На одном из литературных вечеров в Тифлисе разговор зашел о выдающихся поэтах Серебряного века русской поэзии. Наша бабушка княгиня Александра Авалиани-Абашидзе, бывшая большой поклонницей Александра Блока, поинтересовалась у Саломеи, правда ли, что она стала музой знаменитой «Незнакомки». В Петербурге Саломею считали адресатом одного из самых прекрасных стихотворений короля поэзии Александра Блока.
Саломея рассказала, что она действительно в то время гостила в Озерках, в пригороде Санкт-Петербурга, в любимом месте отдыха петербуржцев. Озерки получили свое название от расположенных там Суздальских озер. Поселок этот несет историческую нагрузку – здесь был убит Георгий Гапон, сюда ездил лечиться Григорий Распутин. Отстав от сопровождавших ее друзей, Саломея решила заглянуть в местный ресторанчик, где неожиданно встретила Александра Блока. Такие неординарные поступки, несовместимые со статусом светской львицы, были вполне в авантюрном характере Саломеи, любившей рискованные приключения. Достаточно вспомнить ее полеты на аэроплане, которые долго будоражили весь Петербург. Несмотря на имевший место в действительности факт встречи с поэтом в Озерках в захолустном ресторане и проявленный Блоком интерес, Саломея никогда не утверждала, но и не отрицала, что она была музой, вдохновившей поэта на «Незнакомку». Однако многое говорит в пользу этой версии. Несмотря на то, что Александр Блок был окружен целой армией боготворивших его поклонниц, музой в основном была его жена Людмила Менделеева. В случае Незнакомки, по признанию самого поэта и его близкого окружения, музой была случайно встреченная поэтом в пригородном ресторане незнакомая очаровательная молодая леди. По воспоминаниям Саломеи, переданных нам бабушкой, можно воссоздать картину встречи поэта с незнакомкой и историю создания творческого шедевра.

***
Пригород Санкт-Петербурга, дачный поселок Озерки. Вечерело. Последние лучи солнца еще освещали фасад здания. Вдруг двери ресторана распахнулись и в зал вошла высокая стройная молодая леди, мгновенно приковавшая к себе взоры мужчин. Когда она вошла в зал, стоявший там гул от пьяных голосов внезапно смолк, наступила тишина и все уставились на нее, гадая, каким ветром могло занести сюда, в этот ресторанчик изысканную молодую леди. Не обращая внимания на устремленные на нее восхищенные взгляды, прекрасная незнакомка направилась к столику у окна и заказала шампанское. Сидя в одиночестве, изредка окидывая взглядом зал, она медленно потягивала божественный напиток. Среди очарованных красотой и заинтригованных притягательной таинственностью незнакомки был знаменитый русский поэт Александр Блок, оказавшийся в непосредственной близости от прекрасной леди.
Подняв глаза, незнакомка (Саломея) встретилась с устремленным на нее восхищенно-отрешенным взглядом «сероглазого короля». В ту пору Блок переживал личную драму – его любимая жена Людмила, дочь всемирно известного ученого Дмитрия Менделеева, влюбилась в близкого друга Блока – в поэта Андрея Белого и между ними возник роман. Боготворивший жену Блок был потрясен, не мог писать, казалось, у него иссяк творческий запал. Страдая и стараясь утопить горе в вине, уединялся в пригородном ресторане-забегаловке, где его никто бы не искал. Появление таинственной красавицы в этом ресторане вывело его из забытья, заставило встряхнуться, разбудило творческое воображение поэта, вдохновив на создание одного из самых прекрасных его стихов. Поэт начал что-то лихорадочно писать на клочке бумаги, изредка вновь бросая на нее восхищенные взгляды, как бы пытаясь запечатлеть в памяти образ прекрасной леди. Но настолько велик контраст между действительностью и мечтой в образе прекрасной незнакомки, что поэт, скорее его лирический герой, не уверен: прекрасная незнакомка – это сон, красивая мечта, плод его затуманенного вином сознания или реальная картина. Слишком уж несовместимы прекрасное видение и захудалый провинциальный ресторан с пьяными местными жителями.
Возбужденный, окрыленный надеждой поэт возвращается домой и читает любимой жене написанные в пригородном ресторане на смятом листке бумаги стихи о прекрасной незнакомке. Об этом эпизоде рассказал в своих воспоминаниях присутствовший при этом поэт Андрей Белый (виновник его страданий). «Незнакомка» Александра Блока стала символом Прекрасной дамы Серебряного века и ознаменовала новый переходный этап в творчестве поэта. Несмотря на то, что таинственность, мистические элементы символизма все еще в большой степени присутствуют в стихах поэта, в его творчестве уже наметились реалистические мотивы. Приводим ту часть стихов, которая непосредственно связана с появлением в провинциальном ресторане Прекрасной незнакомки.

НЕЗНАКОМКА

...И каждый вечер, в час назначенный
(Иль это только снится мне?),
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.
И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна,
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.
И веют древними поверьями
Ее упругие шелка
И шляпка с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.
И странной близостью закованный
Смотрю за темную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль.
Глухие тайны мне поручены,
Мне чье-то солнце вручено
И все души моей излучины
Пронзило терпкое вино.
И перья страуса склоненные
В моем качаются мозгу,
И очи синие бездонные
Цветут на дальнем берегу.
В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине
А. Блок, 1906 г.

Действительно, прекрасная поэзия. Анна Ахматова восторженно писала о стихах: «великолепно это сплетение пошлой обстановки с дивным ярким видением».
В 1921 году советская власть докатилась и до Грузии и здесь стало опасно – международные организации стали свертывать свою деятельность в Грузии. Артур Лурье пишет жене Ирене Грэм, что с Саломеей «приключилась шальная романтическая история, когда член Французского представительства в Грузии (Зиновий Пешков – авт.), сватавшийся к ней еще до ее брака, предложил ей прокатиться в Париж за шляпками». Саломея неожиданно согласилась поехать с ним «как настоящая аристократка, ни о чем всерьез не думала». Позже она говорила, что не может простить себе, что «совершила глупость, покинула родину в тяжелый час». Тогда же она ни о чем не думала и поехала с ним, оставив дочку на попечении родителей, не ведая, что навсегда покидает родину. Через год ее подруга Александра Меликова привезла к ней в Париж ее дочь.
Осуществилась давняя мечта Зиновия, они стали жить вместе, но не спешили официально оформлять свои отношения. Через два года они разошлись, но на всю жизнь сохранили теплые дружеские отношения. Он отовсюду присылал ей письма, неизменно оканчивающиеся словами любви: «Целую тебя от всего сердца и от всей моей старой и любящей тебя души».
Несмотря на просьбы друзей, Саломея отказывалась писать мемуары, но Зиновию удалось уговорить ее. Когда она наконец решилась засесть за мемуары, придя к Зиновию обсудить кое-какие детали, вдруг узнает, что накануне Зиновий неожиданно скончался. Завершилась полная опасностей и авантюр фантастическая жизнь Зиновия Пешкова, знаменитого французского генерала, друга и соратника президента де Голля. Париж хоронил Зиновия Пешкова как своего национального героя. Калантаров в посвященной ему статье писал: «Таких пышных похорон во Франции не было, наверное, лет 200» («Книга судеб» Иностранного легиона).

***
В Париже Саломея поселилась в районе Елисейских полей на улице дю Колизе, стала работать редактором в престижном журнале мод издателя Вожеля, вышла замуж за давно влюбленного в нее адвоката Александра Гальперна, который будучи секретарем Временного правительства был выслан из России, поселился в Париже, а позже переехал в Лондон. В Париже Саломея продолжала вести светскую жизнь, устраивала литературные вечера, встречалась с русскими и грузинскими поэтами, писателями и художниками – Ладо Гудиашвили, Ильей Эренбургом, Алексеем Толстым, Жаном Кокто, Полем Элюаром, Коко Шанель, Ильей Зданевичем и др.
Безнадежно влюбленного в нее еще в Петербурге художника, поэта и писателя Илью Зданевича всю жизнь связывали с Саломеей теплые дружеские отношения, он посвящал ей стихи, рисовал ее портреты. Их дружба продолжилась и после переезда Саломеи в Лондон. Своего сына Шалву он послал учиться в Лондон под ее присмотром. Следует упомянуть о той роли, которую сыграл И. Зданевич в жизни гениального грузинского художника Нико Пиросмани. Вместе с братом Кириллом и художником ле Дантю он пытался помочь безвестному тогда грузинскому гению, организовал выставку его работ, написал о нем статью в парижском журнале, сделав его имя достоянием европейского общества, собрал коллекцию его работ, которую его брат Кирилл (художник) продал государственному музею, сохранив тем самим наследие великого грузинского художника от разграбления. Илья Зданевич любил говорить, что он «открыл миру мир уникального художника Пиросмани». Илья Зданевич сотрудничал с Коко Шанель, создавал для нее эскизы тканей, был директором фабрики Шанель, писал для нее проекты... Требовательная Коко Шанель доверяла ему, ценила его вкус и его работы. Зданевич познакомил Саломею со своими друзьми Жаном Кокто, Полем Элюаром, Соней Делоне, Тристаном Цара и Коко Шанель. Думаем, что Саломея устроилась редактором в модном французском журнале издателя Вожеля не без его помощи.
В Париже Саломея познакомилась с русской поэтессой Мариной Цветаевой и между ними завязалась дружба. Марина с семьей жила в ужасной бедности. Великая поэтесса не смогла найти достойной поддержки у русского зарубежья, в этом не последнюю роль сыграла Зинаида Гиппиус, с которой у Марины не сложились отношения. Саломея буквально спасла Марину и ее семью от голодной смерти. Она длительное время финансово поддерживала ее, помогала распространять билеты на ее встречи, входила в «Комитет помощи Цветаевой».
«Эмигрантская моя жизнь освещена Цветаевой, встречами с нею. Я сразу полюбила ее. Надо сказать, ее мало кто любил. Она как-то раздражала людей, даже доброжелательных. Мы познакомились в начале 20-х годов. Эмигрантские круги ненавидели ее независимость, неотрицательное отношение к революции и любовь к России. Я тоже ни от чего не отказывалась, но я была материально независима от них, а для Марины были закрыты журналы и газеты. Ей намеренно не давали заработать копейку. Я никогда не видела такой бедности, в какую попала Цветаева. Я же поступила работать к Вожелю в модный журнал, получала тысячу франков в месяц и могла давать Марине 200 франков» (Л. Васильева «Саломея или Соломинка, не согнутая веком»). Кроме того, она посылала ей и ее дочери Але старую одежду, обувь и необходимые ей бытовые вещи. Марина с благодарностью писала ей «очень вас люблю» и называла себя в письмах ее «иждивенкой». Сохранилось довольно обширное эпистолярное наследие, свидетельствующее о той поддержке, которую Саломея оказывала поэтессе.
Особо хочется отметить последнее письмо поэтессы, этакое поэтически восторженное послание к Саломее с выражением бесконечной благодарности: «Милая Саломея, письмо не кончается, оно единственное первое и последнее от меня к вам (во всем охвате – Вашем, которое знаете только Вы)... Милая Саломея. Лучше не отвечайте. Что на это можно ответить? Ведь это не вопрос и не просьба – просто лоскут неба любви. Даю его Вам – вы ответ на все целое, которое в том (уже – там!) сне дали мне – Вы. Знаю еще одно, что при следующей встрече – через день – или через год и день (срок для найденной вещи и запретный срок всех сказок!) – на людях,одна, где и когда бы я с вами не встретилась, я буду ( внутри себя) глядеть на Вас иначе, чем все эти семь лет глядела, может быть, вовсе потуплю глаза – от невозможности скрыть – от безнадежности сказать». Саломея передала дочери Марины Цветаевой Ариадне Эфрон несколько десятков писем, а та с согласия Саломеи Андрониковой передала их в Центральный архив литературы и искусства.
Андроникашвили (Гальперн) в Париже активно занималась благотворительностью, привлекая к этому своих друзей. Узнав, что в Ленинграде нигде не выставляется и бедствует художница Зинаида Серебрякова, с помощью верного ей Зиновия Пешкова Саломея добилась ее переезда во Францию. Она способствовала эмиграции художников Савелия Сорина и Сергея Судейкина, чем, думаем, спасла их от неминуемой гибели. В парижской квартире Саломеи жили супруги Шухаевы, Судейкины, Меликова. В Париже были созданы знаменитыми художниками почти все ее портреты (Шухаев, Яковлев, Серебрякова, Петров-Водкин и др.).
Муж Саломеи А. Гальперн работал в предвоенные годы при английском посольстве в США и был в курсе всех происходящих в мире событий. Оценив угрожавшую Европе опасность военных действий, он предложил Саломее с дочерью переехать из Европы в Америку, где было безопасней. Однако дочь Саломеи Ирина отказалась уезжать. В Америку Саломея поехала с внуком Филиппом. До того они жили врозь, она в Париже, он по долгу службы в Англии, изредка встречаясь. В 1945 году Гальперн получил назначение в Лондон и семья наконец воссоединилась, обосновавшись в Лондоне в прекрасном старинном особняке на Челси-Парк Гарденс. В Лондоне она продолжала вести светскую жизнь, дружила с вдовой премьер-министра Уинстона Черчилля Клементиной, с знаменитым актером и режиссером Питером Устиновым, с представителями русской эмиграции. Неожиданно для всех Саломея выпустила французскую кулинарную книгу, включив туда и рецепты грузинской кухни, которая сразу стала раритетом. По этому поводу она шутила: всю жизнь думала была музой, а оказалась кухаркой. В Лондоне она посетила выступления грузинских танцоров ансамбля И. Сухишвили, которые привели ее в восторг, наполнив гордостью за родину, понравился ей также замечательный грузинский фильм о Пиросмани. Однако она с сожалением отмечала, что до Лондона информация о культурной жизни Грузии редко доходит.
Муж Саломеи Александр Гальперн всю жизнь любил и ценил Саломею, признавая ее исключительность, давал жене полную свободу, заботился о ней, баловал, создавая условия для комфортной жизни. Об этом свидетельствует его трогательная забота о ее будущем, когда в конце жизни он обанкротился и вынужден был продать свой шикарный особняк. Покупателю дома, знаменитому писателю и философу Исайе Берлину он выставил условие, чтоб его жена могла жить там до конца жизни. Саломея овдовела в 1956 году, но продолжала жить в шикарном особняке до самой смерти согласно соглашению. Благодаря племяннику Константину, сыну Яссе, Саломея поддерживала письменную связь с родственниками, а позже смогла встретиться и пообщаться со своей сестрой. Константин Андроникоф, так он был известен во Франции, окончил Сорбонну, пользовался большим авторитетом в обществе, работал переводчиком и советником Шарля де Голля, с которым приезжал в СССР в 1967 году. Тогда Константин выразил желание поехать в Грузию повидать своих грузинских родственников, что крайне удивило властные структуры СССР, так как они не могли даже представить, что у советника президента Франции могли быть родственники в Грузии (И. Оболенский). Константин принимал участие во время переговоров в Париже Леонида Брежнева и Жоржа Помпиду в 1973 году, позже работал в аппарате у Жискара д` Эстена. Саломея до конца жила активной духовной жизнью, не зацикливалась на прошлом, интересовалась современной литературой, была в курсе всех новинок в области искусства и литературы. Даже на такого циника как писатель Э. Лимонов своим умением достойно держаться в столь преклонном возрасте она произвела такое впечатление, что он посвятил ей рассказ «Грузинская красавица, вдохновлявшая поэтов». Навещавший Саломею сын Константина, Марк отмечал, что несмотря на солидный возраст, она хорошо держится. Андроникова трезво смотрела на жизнь, понимая, что нельзя жить вечно. Прощальный прием Саломея устроила в день своего 90-летия. На юбилейном вечере в ответ на тост одного из гостей она сказала, что прожила интересную жизнь и ни о чем не жалеет, трагедия ее старости в том, что ее желания не совпадают с ее возможностями и пришло время расстаться. Единственное, о чем она жалела, что «совершила глупость, оставив родину в трудный момент». Жизнь Саломеи Андроникашвили была сплетением разных, в основном счастливых случайностей, определивших ее невероятно интересную Судьбу. Жизнь складывается из (неведомо кем генерируемых) случайных событий, которые выстраиваясь в цепочку, определяют нашу Судьбу. «Жизнь – без начала и конца. Нас всех подстерегает Случай» (А. Блок). К Саломее Андрониковой его Величество Случай и Судьба были благосклонны.
Майским вечером 1982 года завершился долгий Серебряный век блистательной Саломеи Андроникашвили. Лондонская «The Times» и почти все зарубежные русские газеты сообщали, что скончалась «последняя из самых блистательных женщин, которым довелось быть современницами расцвета Серебряного века русской поэзии, Саломея Андроникова, одна из самых известных красавиц той эпохи. Она славилась умом, обаятельностью, остроумием». Прах ее согласно завещанию был развеян над Трафальгарской площадью. Все свое состояние она завещала своей дочери. Магия красоты не исчезает, она хранится в портретах Саломеи, которые она завещала Грузии и России.


Медея Абашидзе

Элеонора Абашидзе