Первая азербайджанка-сестра милосердия. Автор первого русско-азербайджанского военного словаря, генерал-герой, крупный теоретик артиллерийского дела. Первый в Азербайджане военный летчик… Этих трех неординарных людей связывают не только   семейные узы, их судьбы объединяет и столица Грузии, в которой каждый из них сделал   первые шаги на пути, ведущем к славе. Знакомство с ними начнем с женщины, достойной стоять в одном ряду с английской аристократкой Флоренс Найтингейл и дочерью российского матроса Дарьей Михайловой – основоположницами в мире движения сестер милосердия, по разные стороны фронта Крымской войны 1853-1856 годов. У нее длинное, цветастое имя – Нигяр ханум Гусейн-эфенди кызы Шихлинская. Но мы будем называть ее более коротко, как соседи по тифлисской улице – просто Нигяр.
Она родилась в 1870 году в Тифлисе в семье многолетнего муфтия Закавказья, председателя Закавказского суннитского духовного правления Мирзы Гусейна Эфенди Гаибова. Это настолько удивительный человек, что о нем нельзя не рассказать особо. Тем более, что он – родственник всех трех наших главных героев. Он был «одним из величайших духовных лидеров в истории Азербайджана», видным богословом. И при этом современники почитали его не только как просветителя, систематизирующего азербайджанское литературное наследие, но и как… борца с предрассудками, сторонника прогресса.
Прямо скажем, искренняя вера и набожность нечасто сочетаются со светскими принципами жизни. А этот муфтий выступал за право женщин наравне с мужчинами получать образование, был против ношения чадры, утверждая, что это «ни в чем не противоречит законам шариата и является благотворным и необходимым для общества». Более того, он утверждал, что «не шариат накладывает запрет на женское образование и предписывает ношение чадры, а иранские порядки, насажденные в результате завоевания». Его убежденность в могуществе разума и просвещения стала примером совместимости веры и светских знаний.
Взгляды свои муфтий доказывал на практике. «Женившись на молодой, очень красивой девушке, он ее не кутал в чадру и не прятал от мужчин, а разрешил ей участвовать, совместно с мужчинами, в благотворительном мусульманском обществе, посвятившем себя также помощи молодежи, ищущей знаний», –  писал его зять Али-Ага Шихлинский. Эта женщина –  Саадат-ханум состояла в кавказских благотворительных обществах. Ее с Гусейном Эфенди дочери Нигяр и Гевхар с отличием оканчивают Закавказский девичий институт. И это тогда, когда даже светски образованные мусульмане редко позволяли дочерям учиться в таких заведениях. Ну а сыновьям Гаибов и подавно обеспечивает высшее образование.
Этот религиозный деятель был ближайшим другом философа-материалиста, основоположника азербайджанской драматургии и литературной критики, писателя и общественного деятеля Мирзы Фатали Ахундова. И помогал ему в работе. Они вместе добиваются открытия в 1879 году мусульманского отделения при Закавказской учительской семинарии в Гори. Гаибов преподает в ней лишь два года, так как потом избирается на пост муфтия Закавказья. Хотя сразу предупреждает, что придерживается светского мировоззрения: «Я никогда не был духовным лицом, никогда не исполнял религиозных обрядов и впоследствии не буду, но предложенный мне пост приму, так как полагаю, что сумею принести таким путем наибольшую пользу моему народу».
Мирза Гусейн был убежден, что на новом посту он сможет эффективней помогать просвещению, которое считал высшим благом. И помогал поступать в учебные заведения способным молодым людям, у которых не было достаточно денег. Он сдружился с Ильей Чавчавадзе и, как подчеркивал его зять Шихлинский, был «совершенно свободен от националистических предрассудков. Любя свой народ, он никакой неприязни к другим народностям не питал. Будучи верующим мусульманином, он умел уважать и чужую религию, имел друзей среди русского, грузинского и армянского духовенства». По совету Ахундова, муфтий создает четырехтомный «Сборник стихотворений известных в Азербайджане поэтов», на основе которого председатель Кавказской археографической комиссии Адольф Берже издает «Стихи поэтов Азербайджана».
Умер Мирза Гусейн Гаибов в 1917-м в Тифлисе, где провел большую часть своей жизни. Прочтем публикации в трех февральских номерах газеты «Кас-пий»: «Перед смертью покойный высказал желание, чтобы венков на гроб его не возлагали, а деньги, предназначенные для этого, жертвовали на благотворительные цели… Городской голова отправил семье телеграмму следующего содержания: «Тифлисская городская дума единодушно уполномочила меня выразить вам ее глубокое соболезнование по поводу кончины уважаемого Мирзы Гусейна Эфенди Гаибова, бывшего защитником интересов своей паствы и поборником просвещения в мусульманской среде… Августейший наместник разрешил по ходатайству попечителя Кавказского учебного округа Н.Ф. Рудольфа освободить учащихся мусульман старших классов средних учебных заведений Тифлиса 23 февраля для присутствия на похоронах муфтия. Вызваны также учащиеся городской учительской семинарии».
А это – в связи с национальным вопросом, как сказали бы теперь: «Семье скончавшегося Закавказского муфтия Мирзы Гусейна Эфенди Гаибова армянским центральным комитетом послана следующая телеграмма: «Главный комитет армянского благотворительного общества и армянский центральный комитет высоко ценят заслуги усопшего старца, блаженной памяти муфтия…» На похоронах присутствовали мусульманское духовенство… армянское григорианское духовенство… представители православного духовенства, попечитель Кавказского учебного округа Н.Ф. Рудольф, директор канцелярии наместника камергер Истомин, губернатор Тифлиса, городской голова, предводитель дворянства, предводители различных общественных организаций –  мусульманских, русских, армянских, грузинских, учащиеся мусульманских средних учебных заведений Тифлиса и много народу… «По пути следования траурной процессии магазины были закрыты».
И лишь в одном этот удивительный человек, как говорится, «прокололся» – в вопросе замужества своей старшей дочери. Впрочем, в этом деле отцовскому сердцу ничего не прикажешь, независимо от национальности и вероисповедания. Нигяр с юных лет была влюблена в своего дальнего родственника, троюродного брата Али-Агу Шихлинского. Тот родился в небольшом азербайджанском селе в 1863 году, в семье двоюродной сестры муфтия Гаибова и выходца из знатного рода, который после вхождения Азербайджана в Российскую империю стал носить фамилию на русский лад –  Шихлинский. В двенадцать лет Али-Агу родители отдают на воспитание муфтию, в Тифлис, и спустя годы он вспоминал: «Отец и мать все время жили в деревне и поэтому я полностью перешел под опеку Мирза Гусейна Эфенди. Всем моим последующим воспитанием был занят он. Его наставления и достойная подражания личная жизнь оказали на меня огромное воздействие и оставили такой глубокий след в моем характере и мировоззрении, что я обязан этой личности, которая заслуживает самого высокого уважения».
Когда Гаибов приводит его в частную гимназию Тер-Акопова, к директору Семену Монастырцеву, мальчик знает не больше 30 русских слов и кое-как считает. Но его опекун уверенно заявляет: «Через два месяца он опередит своих товарищей». Шихлинского определяют в третье отделение из четырех за месяц до зимних каникул 1875-76-х годов, через три недели переводят уже во второе отделение, а в июне он с отличием переходит в первое отделение. На то, что он преодолел за 7 месяцев, ученикам, владевшим русским языком, обычно требовалось 2 года. Уже в августе 1876-го Шихлинский поступает в Тифлисскую военную гимназию (позже переименованную в кадетский корпус), где становится лучшим в классе, хотя заниматься начинает на полтора месяца позже других из-за перелома ноги.
Тогда-то и начинается детская дружба Нигяр и Али-Аги, перерастающая в любовь. Блестяще окончив военную гимназию, юноша поступает в знаменитое Михайловское артиллерийское училище в Петербурге. Влюбленные постоянно переписываются, Мирза Гусейн не может не заметить этого и в душе уже согласен благословить дочку на брак с будущим офицером. А тот – в первой тройке по успеваемости, лучший наездник училища, отличный физкультурник. Ему уже не хватает занятий, проводимых в училище знаменитыми профессорами того времени. Он слушает еще и лекции в Академии генерального штаба, в Военно-инженерной академии. В 1886 году, с денежной премией и золотыми часами за отличную учебу, подпоручик Шихлинский убывает к месту службы.
А потом переписка с любимой девушкой прерывается на пять месяцев, и этим, как в авантюрно-любовной пьесе, спешит воспользоваться посторонняя женщина, обожающая своего сына. Дело в том, что судьей Газахского уезда назначается аджарский князь Мамед-бек Палавандов (Палавандишвили). Он – давний знакомый муфтия, и Мирза Гусейн приглашает его в Тифлис, чтобы поздравить с назначением. Во время застолья жена новоиспеченного судьи видит Нигяр и решает, что та должна достаться только ее сыну по имени Дервиш-бек.
«Атака» на родителей девушки ведется по всем канонам сватовства. Ее мать Саадат-ханум все время напоминает, что дочь любит другой человек, что ей надо продолжить учебу, но чета Палавандовых не угомоняется. В итоге муфтий сдается. Когда его спрашивают, почему он согласился на брак дочери с Дервиш-беком, звучит полушутливый ответ: «Али Ага – военный, его скарб на плече. Сегодня будет жить в одном городе, завтра – в другом. К тому же он умен и талантлив, везде сможет найти свое счастье. Нигяр я люблю как свет очей своих. Она моя помощница в делах. Не могу я ее дальше глаз отпускать, короче, не желаю, чтобы моя дочь жила в чужих городах…».
Ну а Шихлинский стремительно шагает по ступеням военной карьеры. Он – преподаватель бригадной учебной команды, готовящей унтер-офицеров, старший офицер, потом – командир батареи. В составе Отдельного Забайкальского артиллерийского дивизиона участвует в Китайском походе, сражаясь с противниками иностранных новаций и христианства в Китае. Русско-японскую войну капитан Шихлинский встречает кавалером орденов Святого Станислава 2-й и 3-й степеней, Святой Анны 3-й степени. И участвует в легендарной обороне города-крепости Порт-Артур.
Прочтем документы, свидетельствующие о том, как он воевал. Дневник журналиста порт-артурской газеты «Новый край» о событиях 13 ноября 1904 года во время четвертого штурма японцев: «На Лаперовской горе (в тылу форта III и укрепления № 3) тяжело ранен командир батареи капитан Али-Ага Исмаил-оглы Шихлинский. Храбрый, как кавказцы вообще, он участвовал в боях на Кинчжоу, на Зеленых и Волчьих горах, в начале августа был со своей батареей на Высокой горе, а с 10 августа бессменно находился на Лаперовской, откуда обстреливал подступы к укреплениям, помогал отражать штурмовые колонны и боролся с неприятельской полевой артиллерией».
А это – из Высочайшего указа от 28 сентября 1905 года о награждении Али-Ага орденом Святого Георгия Победоносца 4-й степени: «За искусную и успешную, с 13 по 17 октября 1904 года, артиллерийскую оборону форта № 3 и укрепления того же №, причем, действуя вверенной ему полубатареей против превосходных сил противника, нередко лично наводя орудия за убылью наводчиков, неоднократно приводил неприятельскую артиллерию к молчанию и отбивал попытки японской пехоты завладеть подступами к упомянутым укреплениям».
С тяжелым ранением, о котором пишет журналист, Шихлинский попадает в плен к японцам. Николай II разрешает своим пленным офицерам вернуться в Россию, если они письменно пообещают противнику больше не участвовать в войне.  Многие так и сделали, а некоторые, в том числе Шихлинский, отказались, считая это унизительным. Но временная смешанная русско-японская комиссия признает его не годным к военной службе из-за ранения. Такое, уж, тогда было отношение к пленным. И весной 1905 года Шихлинского эвакуируют в Россию, без каких-либо обязательств с его стороны.  
За эту войну, помимо Георгиевского креста, он удостаивается золотого?оружия?с?надписью?«За?храбрость», мечей к имевшемуся у него ордену?Святой?Анны 2-й степени, ордена?Святого?Владимира 4-й степени с мечами и бантом и ордена Святой Анны 4-й степени с надписью «За храбрость». Взяв из-за ранения полугодовой отпуск, два месяца он проводит в Ессентуках, а остальное время – на родине:
«Эти 4 месяца в нашем доме прошли как сплошной праздник. Со всего уезда приезжали меня навещать. Не только наш дом каждый день наполнялся посетителями, но меня с моими ближайшими родственниками приглашали в разные села нашего уезда то на обед, то на ужин, где собиралось 20-30 человек. От пятилетнего пребывания на Дальнем Востоке и от годичной страды в Порт-Артуре я отдохнул и почти забыл о своей ране, но 1 октября, через пять месяцев после снятия повязки, вдруг разболелась ступня раненой ноги. Температура поднялась до 40°. В это время я был в Тифлисе».
Он снова уезжает с Петербург, на этот раз лечиться. А через полтора месяца, в   ноябре 1905-го, в День Георгиевских кавалеров, ежегодно отмечаемый при Высочайшем Дворе, производится в подполковники. В тот же день, вместе с другими обладателями высокой награды, Али-Ага приглашается на прием в Царскосельский?дворец и представляется императору. Причем отнюдь не в  придворном облачении – «имея на правой ноге изящный лакированный сапог, а на левой – синий суконный сапог, доходивший до половины голени»…
Подполковнику полагалось командовать батареей, но вакансий не было, и Али-Ага просит направить его в Офицерскую артиллерийскую школу стрельбы, в которой проходят стажировку командиры артиллерийских дивизионов и бригад. Он не просто на «отлично» оканчивает ее курс, но и остается в ней преподавателем. Да еще удостаивается «Высочайшего благоволения» – монаршей награды, которая «зависит единственно от непосредственного Государя Императора Высочайшего благоусмотрения, и поэтому никаких представлений о том со стороны начальства не допускается». Имевшему это именное благоволение полагались льготы при получении наград и пенсии.
А потом в жизни делающего столь блестящую карьеру офицера знаменательные события происходят одно за другим. Во-первых, работая в Офицерской артиллерийской школе, он разрабатывает оригинальный метод определения невидимых напрямую целей, который под названием «треугольник Шихлинского» во всем мире войдет затем в учебники по артиллерии. Во-вторых, он становится полковником ровно через три года после производства в подполковники. Редчайший случай для мирного времени. А в-третьих, в 1909-м, ненадолго приехав в Тифлис, он встречает Нигяр ханум. Которую никогда не забывал. И события этой встречи походят на сюжет индийского фильма.
Герой войны видит, что годы не лишили красоты единственную любовь его жизни. И узнает, что она пережила трагедию – муж ее умер за два года до этой встречи, а девятилетний сын Хосров уехал с дядей в Турцию и там пропал. Улучив момент, Али-Ага признается Нигяр-ханум в любви и предлагает ей руку и сердце. В роду Шихлинских находятся недовольные этим. Мол, муфтий из жадности выдал дочь за сына большого чиновника и этим оскорбил нас, а ты теперь хочешь жениться на ней, да еще вдовой. Но полковник непреклонен: «Нигяр – моя первая любовь, первая мечта. Если даже мир перевернется, я женюсь на ней. Не важно, девушка она или вдова».
И через много лет он будет вспоминать: «Осенью 1909 года в моей личной жизни произошла, имевшая для меня огромное значение, перемена: 27 октября, 46 лет от роду, я женился на дочери моего родственника Закавказского муфтия Гусейна Гаибова Нигяр-ханум... Эта перемена в моей жизни направила мое дальнейшее существование по светлому пути, не затемнявшемуся ни клочком облака в течение 22 лет нашей совместной жизни. Обладавшая от природы большими способностями, хорошо образованная, очень кроткого характера, жена моя была создана для семейного счастья, и этим счастьем я пользовался в полной мере».
Жена следует за ним повсюду, куда забрасывает его судьба военного. А у него вновь успех за успехом. Когда в итоге он становится помощником начальника Офицерской артиллерийской школы, «посыпались поздравления от артиллеристов со всех концов России». Одно из них фактически повторяло то, что пришло из Франции. Профессор Николаевской академии Генерального штаба Александр Незнамов присылает телеграмму: «Поздравляю вас и русскую артиллерию». А начальник французской Офицерской артиллерийской школы генерал Шарль Мари Эдуард Нолле, которому после Первой мировой войны предстоит возглавить межсоюзническую комиссию по контролю за побежденной Германией, а потом стать военным министром, пишет в открытке: «До меня дошло известие, что вы назначены вторым шефом русской артиллерийской школы. Я поздравляю с этим назначением русскую артиллерию».
А в аттестации по месту службы Али-Аги – уникальная формулировка: «выдающийся, достойный выдвижения на должности вне очереди». Через годы он признавался: «Хотя впоследствии я занимал очень высокие должности – до командования армией в военное время включительно, но и до сих пор эта небывалая аттестация является предметом моей гордости». Приятное доказательство военного мастерства Шихлинского появляется и на его мундире – погоны генерал-майора, полученные в 1912-м. И он очень гордится, что это происходит намного раньше положенных сроков – «через четыре года и 36 дней после производства в полковники. Правила же на этот счет были такие: обычно срок пребывания в чине полковника составлял 10 лет, отличившихся производили за 8 лет; в особо редких случаях производили за 6 лет».
Он издает труды, получившие широкое распространение и оказавшие значительное влияние на развитие артиллерийской науки во многих странах: инструкцию для организации артиллерийских маневров в составе дивизиона, конспект лекций об употреблении в бою полевой артиллерии и статью о «треугольнике Шихлинского». А то, как он обучает офицеров, отмечено не только орденом Святого Владимира 3-й степени. В 1912-м генерал Нолле присылает ему из Франции Офицерский крест ордена Почетного легиона. А на следующий год прибывший с визитом к царю президент Французской республики Раймон Пуанкарэ привозит с собой два командорских (генеральских) креста opдена Почетного легиона, из которых один получает командир гвардейского корпуса, генерал-адъютант, генерал от кавалерии Владимир Безобразов, а второй – Али-Ага.
Первая мировая война застает супругов в Царском селе. Шихлинский, руководящий там все той же школой, назначается еще и начальником артиллерийской обороны Петрограда – на случай высадки немецкого десанта. Затем устраняет недочеты в управлении артиллерией на Юго-Западном фронте. А его жена в первый же день войны, 1 августа 1914 года публикует в официальном печатном органе Военного министерства, газете «Русский инвалид», публичное обращение ко всем женам российских офицеров, призывая их в ряды сестер милосердия. Такого не знала вся военная история России.
Необходимо было в разы увеличить число медицинских учреждений для лечения воюющих, стали создаваться временные госпитали, в которых работали жены, сестры и дочери офицеров. Больница Красного Креста для фронтовиков создается и в казармах артиллерийской школы. Ею руководит дамский комитет во главе с Нигяр-ханум. Али-Ага вспоминал об этой больнице: «…Обычно ее называли «Больницей Шихлинской». Моя жена постоянно была в лазарете и, помимо своих обязанностей председательницы комитета, писала раненым солдатам письма к родным на русском языке, на языке казанских татар, казахском и других. Солдаты называли ее не иначе как «мамаша».
Инспектор артиллерии армий Западного фронта Шихлинский в 1916-м создает школу для совместного обучения артиллеристов и летчиков, не зная, что среди погибших в тот год – его родственник, сочетающий обе эти воинские профессии, первый военный авиатор-азербайджанец Фаррух-Ага Гаибов. Племянник Закавказского муфтия Мирзы Гусейна остался без отца и, окончив в родном селе пять классов русско-азербайджанской школы, по совету именно Шихлинского поступил в Тифлисский кадетский корпус. В 1910-м, окончив его с отличием, он отправляется в Константиновское артиллерийское училище в Петербурге. И там за ведение орудийной стрельбы получает первую свою награду – мечту всех молодых людей того времени, золотые часы знаменитой швейцарской фирмы «Павел Буре». Первую мировую войну он встречает подпоручиком-младшим офицером батареи на Кавказском фронте, затем, уже в чине поручика, направляется на Западный фронт артиллерийским офицером самолета «Илья Муромец».
Это – первый в мире четырехмоторный тяжелый бомбардировщик, его использовали для ударов по тылу противника. В экипаже из четырех человек на Гаибове лежали обязанности бомбометания, стрельбы из пулемета и фотографирования с воздуха позиций противника. В первый же свой вылет он разрушил очень важный в стратегическом отношении мост через Неман, сильно задержав перевозку немецких войск и грузов. «Поручик Гаибов неоднократно совершал удачные полеты с явной опасностью для жизни и наносил ущерб неприятельским лагерям, складам, сообщениям и станциям», – значится в официальных документах.
А 18 сентября 1916 года, за две недели до 25-летия Фарруха-Аги, газета «Петроградские известия» пишет: «Из штаба Верховного главнокомандования сообщают, что на Западном фронте наш аэроплан в районе Боруны-Крево вторгся в тыл вражеских войск. Точными бомбовыми ударами были взорваны различные пункты, вызваны пожары на вражеском складе. Кроме того, разбомблены транспортные средства, железнодорожные станции, автомобили. Во время полета поручик Фаррух Ага Гаибов со своим составом вступил в схватку с силами противника и сбил четыре германских аэроплана. После того, как они подожгли и два аэроплана, они упали на вражескую территорию и погибли». К двум орденам, полученным поручиком Гаибовым, посмертно добавляются еще три, один из которых – Георгиевский крест 4х-й степени. В те времена элита армии – летчики еще воевали по рыцарским традициям, и с германского аэроплана сбрасывают записку, в которой сообщается: немцы похоронили экипаж самолета с воинскими почестями.
А война продолжается… В 1917 году «за отличие по службе» Шихлинский получает погоны генерал-лейтенанта, назначается командующим армией. Но остается на этой должности недолго – сказываются старые раны. И в декабре 1917-го он увольняется в резерв. Пришедшие к власти большевики разваливают армию, становится ненужной «больница Шихлинской», и супруги возвращаются на Южный Кавказ. Али-Ага командует формируемым в Тифлисе Мусульманским (азербайджанским) корпусом, после провозглашения Азербайджанской Демократической Республики служит помощником ее военного министра, тоже порт-артуровца, генерала Самед-бека Мехмандарова. Когда создается Азербайджанская ССР, он – помощник наркома?по?Военным?и?Морским?делам.
Потом – жестоко подавленный антисоветский мятеж в Гяндже, и почти все царские генералы и офицеры оказываются в ЧК. Шихлинского спасает от расстрела глава  Совнаркома Азербайджана Нариман?Нариманов. Он отправляет его в Москву с сопроводительным письмом на имя… Ленина: «Дорогой Владимир Ильич! Во время гянджинского восстания все офицеры старой азербайджанской армии были арестованы, в числе их были и податели сего известные генералы Мехмандаров и Шихлинский. После тщательного расследования оказалось, что эти генералы не причастны, но все же до упрочения нашего положения и с целью помочь нашему общему делу мы решили их отправить в Ваше распоряжение для работы в штабе, так как они, как военные специалисты, являются незаменимыми. Один из них, Шихлинский, в царской армии считался «богом артиллерии»… Пусть они работают в Москве, а затем попрошу отправить их к нам для формирования наших частей. Необходимо за это время за ними поухаживать».
В Москве Шихлинский работает в Управлении инспектора артиллерии РККА, в Уставной артиллерийской комиссии, читает лекции в Высшей артиллерийской школе. Затем возвращается в Баку, преподает в военном училище, становится заместителем председателя Военно-научного общества Бакинского гарнизона, публикует «Краткий русско-тюркский (азербайджанский) военный словарь». Пенсионером становится в 1929-м, а спустя два года уходит из жизни Нигяр-ханум. «Смерть жены… была для меня роковым ударом. С женой вместе ушло от меня все – и счастье, и здоровье», – признавался генерал, которому ничего не оставалось, как писать мемуары, опубликованные через год после его смерти в 1943-м.
Согласитесь, интересных людей отправляет Тбилиси в большую жизнь...


ВЛАДИМИР ГОЛОВИН