Арчил Манджгаладзе по специальности агроном, по профессии - журналист.  С 1965, после окончания института,  прошел все круги редакционной кухни, сперва в телеграфном агентстве, от стажера до руководителя «Грузинформа»,  затем проделал такой  же путь в газете «Сакартвелос Республика», откуда начинал сорок лет назад. Выпустил две книжки на грузинском языке «Завечерело» и «От поражения к поражению». пишет также на русском языке.  «...Обед раздели с другом, а ужин оставь врагу,» - хорошо помня эту восточную мудрость, тем не менее, я с удовольствием сел ужинать; затем убрал грязные тарелки, надел передник, помыл посуду, тщательно вытер стол, и, покончив с кухонными делами,  вышел на балкон -  покурить и помечтать. Но что-то мешало сосредоточиться, мысли путались. То ли из-за  поздней трапезы, то ли из-за недавно перенесенного воспаления легких.  Закурив, вспомнил, что ни вчера, ни сегодня не принимал лекарства; выдавил из облатки несколько таблеток и разом проглотил, запив чаем. Врач предупреждал, что гормональные препараты следует принимать,  строго придерживаясь установленного порядка, во избежание нежелательных побочных явлений. Интересно, что  это за «нежелательные явления», со снисходительной  улыбкой подумал я, и, от нечего делать, принялся искать в справочниках, затем -  в Инете т.н. побочные последствия. Читаю: «...У женщин начинают расти волосы на теле, особенно на спине и груди, грубеет голос... «А у мужчин, писали  знающие люди, наоборот, «выпадает борода, наблюдается феминизация организма, нередко - гинекомастия»! Ужас какой-то...  Вдруг страшное предчувствие сжало мне сердце. Четыре дня я не притрагивался к бритве, а щетины нет, и голос пропал,а вдруг, не от кашля, а от стероидов?! К тому же, в эти осенние дни ни разу не пришло в голову одеть свой  любимый пиджак, тот, необъятной ширины! Почему? Я с отвращением сорвал с себя женский фартук, скомкал и бросил на пол.
А раньше ты так же пропадал на кухне - мыл посуду, чистил плиту до блеска, как сейчас, глотая стеройды? Как часто раньше ты  подметал и натирал пол,  протирал тряпкой стекла  книжных полок - можешь вспомнить? Сурово спрашиваю себя, и упавшим голосом отвечаю: никогда в жизни... Разве что... всего несколько дней, после скандала с женой, когда она случайно узнала, что я получаю больше, чем приношу домой! И пить  перестал!..  А на послезавтра  - записался к педикюрше дамского салона... Дальше некуда!..
Мои горестные думы прервал телефонный звонок. «Визу не продлевают. Как и собиралась, приезжаю 25-го, - слышу родной голос. - Как ты там, без нас, один?» - спрашивает жена.- «Нормально. Жду, соскучился!», - отвечаю окрепшим голосом, кладу трубку, выхожу на кухню, наливаю любимый напиток в граненый чайный стакан и выпиваю залпом. Уфф! Чача, как и подобает настоящей виноградной водке, не обжигает горло, а ласково опускается горячей волной, нежно обволакивает теплом внутренности и затем, клубясь, поднимается в голову, проясняя замутненный от бодибильдеровских таблеток разум. Все в порядке: ведь я был ОДИН ДОМА! Поэтому и занимался женскими делами.
А для пиджака рано - жарко еще. И к педикюрше я собирался не по причине «феминизации организма», а  из-за ногтя. А щетину не заметил, плохо вижу; и не брился потому, что  один дома. Ради кого бриться?
Ради кого? Вот завтра с утра пороюсь в старой записной книжке, побреюсь и позвоню кое-кому.
До 25-го еще целая неделя! 


СМЕЙСЯ, ПАЯЦ!

Меня с детства учили, что все профессии почетны, и среди них  «старшая среди равных» - это  профессия педагога. К тому же,  от взрослых часто доводилось слышать, что они не верили, что их учителя, как  другие простые смертные, ходят в туалет. Мне, внуку сельского учителя, приятно было осознавать это превосходство преподавателей над прочими. Когда я пошел в школу, понял, почему взрослые не могли поверить - в учительском туалете все сверкало чистотой и пахло одеколоном, в отличие от общего ученического. Значит, и вправду не ходили!
Так я рос, в уважении ко всем профессиям, не испытывая предубеждения к представителям самых разных специальностей: с одинаковым успехом  мог влюбиться в уборщицу  детского сада и сестру-хозяйку санатория, в дворничиху и поэтессу, гувернантку и журналистку... совсем как Доминик Стросс-Кан, бывший директор-распорядитель Международного валютного фонда и один из претендентов на пост президента Франции, только, в отличие от главы МВФ, на меня женщины  ни разу не подавали в суд. Именно демократичность и привела меня однажды в семью нашего  родственника, директора рынка, на крестины его внучки, к которому никто из наших не ходил. Только, не  помню, почему  не ходили - то ли он не приглашал , то ли сажал  на краешек стула.
Как известно, родственники делятся не на близких и дальних, или на бедных и богатых, а на любимых и нелюбимых. Так вот, Дядя  Миша, так его звали, принадлежал ко второй категории. И, несмотря ни на что, я пошел. Человек специально поднялся ко мне  в редакцию, пригласил, вспомнил моего деда, долго хвалил его, нашел, что я похож на дедушку, «как две капли воды».  Ну, как не пойти?!
После церкви, по традиции,  сели за стол. Гости,  начальники из главка  и подчиненные Дяди Миши все были одеты одинаково, как спецагенты в «Римских каникулах»- в белые рубашки и черные креповые костюмы, и все - при галстуках. Как я  заключил из разговоров, большинство «белых воротничков» составляли мясники. Парни как парни, ничем не хуже других, например, журналистов, с которыми мне часто доводилось сидеть за одним столом: пили, веселились, пели,  читали стихи. Застолье уже подходило к концу, когда один из гостей поднялся и попросил тост за хозяина дома, хотя за Дядю уже пили. Он говорил минут 15 - 20. Я, как и все остальные, слушал его вполуха, но концовку запомнил хорошо. «Кто был я до тебя? Ничтожество, побирушка, посмешище!.. И остался бы им, не появись ТЫ, благодетель!  Буду умирать, не забуду твои проникновенные, мудрые  слова: брось ты эту ерунду, делом займись, делом! Приходи ко мне, возьму в ученики, обучу, поставлю на ноги и выведу в люди!» Благодаря тебе я стал человеком. Как говорится, из грязи - в князи! Спасибо тебе, спасибо, дорогой!»
Все участники застолья  поднялись и принялись стоя аплодировать... Хозяин дома  также стоял и молча, скромно потупив взор, принимал благодарности.
Когда гости расходились, я подошел к нему и, прощаясь, между прочим поинтересовался, кем был тот человек  до встречи с ним, и каким образом  он вывел его в люди.
- Кем был? Да был завучем средней школы в нашем поселке, историю преподавал, -  презрительно усмехнулся хозяин дома. - Я  в то время работал  мясником на центральном рынке, жалко стало парня, взял  в ученики, и, как и обещал,  вывел его в люди.  Сегодня он один из лучших работников в мясном ряду нашего базара. Дом имеет, дачу, прислугу,  машину...  Из грязи - в князи! - с нескрываемым удовольствием повторил он понравившееся изречение...
Это происходило 30 лет тому назад. А в 93-м, когда один мой сотрудник выдавал дочь замуж, и я поинтересовался, кем работает будущий зять, коллега гордо ответил:
- Рэкетиром работает...
Говорят, сейчас по-другому. Дай бог!


ДЕВУШКА С ПЕРРОНА

Старик лежал в непрывычно мягкой и чистой постели на свежевыкрашенной в голубой цвет железной койке, специально поставленной для него в подсобке  лагерной санчасти, уставившись в белый, не успевший еще потрескаться потолок, и напряженно думал. Рядом с тумбочкой, аккуратно застланной накрахмаленным вафельным полотенцем, на которой рядом с лекарствами стояли бутылка минеральной воды и плоская фарфоровая чашка с мучительно знакомой надписью «Привет из Ессентуков», на табуретке дремал его неразлучный кореш, продежуривший у  изголовья больного всю ночь. Именно благодаря стараниям кореша и нескольких старых заключенных, с которыми считалось начальство, удалось уговорить руководство ИТУ пойти на такие неслыханные уступки – дать Старику умереть по-человечески. Старик закрыл глаза и попробовал сосредоточиться: где он мог видеть такую чашку? И неожиданно вспомнил: лет 30 назад, когда отдавал концы  его отец, точно такую же чашку принес для умирающего он сам – из нее  легче было пить. Удивительное дело: родных забыл, а фарфоровую чашку с трубкой сразу вспомнил. Старик не был верующим, но вдруг ему страстно захотелось исповедоваться. В лагере была маленькая молельня, был и священник, которого ежедневно привозили из соседней деревни, но заключенные не доверяли ему, так как подозревали, что он все передает начальнику лагеря; поэтому верующие зэки предпочитали вызывать батюшку из райцентра. Для старика уже не имело значения, расскажет лагерный священник  об   его исповеди начальству или нет. Но исповедоваться вдруг расхотелось.
Вспомнил дочерей, которые не стыдились его, и с радостью приезжали, пока он не запретил . Вспомнил жену, которую и любил одну, хотя это вовсе не мешало ему гулять на стороне. Он  не считал, что изменял жене – ни одной женщине не дарил цветы,  делал всем дорогие подарки, но держал на расстоянии, не осыпал розами и хризантемами. Попытался припомнить хоть нескольких – не смог. А было несколько сотен... И вдруг вспомнил девушку с перрона: он стоял у окна тронувшегося с места вагона, а она  провожала кого-то, и увидев его, улыбнулась, так улыбнулась, что ему захотелось соскочить с поезда. Пока он раздумывал, спрыгнуть или нет, она, не отрывая от него взгляда, шла вровень с поездом, ускоряя шаг и все время улыбалась ему. Ээх, должен был соскочить, подумал с мучительным сожалением, и невольно улыбнулся про себя: сколько чего должен был сделать в этой жизни,  не сделал, и не жалеет, а тут сокрушается из-за незнакомой девушки!.. А о чем сожалеть, о проведенных в лагерях годах, или о подонках, которых ему пришлось отправить на тот свет? Жизнь-то прошла, не вернешь, а погибшие от его руки «кореши», не убей он, сами бы прикончили его. С ними он поступил правильно, совесть его не мучила,  а что касается родных и близких, чувство вины перед ними неотступно преследовало  его и не давало покоя. Но сейчас, перед смертью, вспомнив родных, впервые не почувствовал угрызений совести. Вот-вот увидится с ними и все объяснит. Они поймут.
На сердце враз потеплело. Старик во всем теле почувствовал необычайную легкость и вдруг увидел поезд, тот самый. У окон вагона стояли отец с матерью, старший брат,  друг детства, и... та девушка, с перрона. Скорее, скорее, кричали они в один голос, махая руками, не успеешь. Ээх, в тот раз не успел, хоть сейчас успею, пронеслось  в голове, и старик тут же взлетел в поезд, наполовину уже скрывшийся в зеве освещенного каким-то странным голубоватым цветом тоннеля.


ОБМАНУТЬ СЛЕПОГО

В юности я неплохо играл в шахматы. Однажды в пионерский лагерь,  где я проводил летние каникулы,  пришли гости из соседнего пансионата, который принадлежал. Обществу слепых, пришли со своими шахматами, чтобы сразиться с нашей сборной. Доски у них были самые заурядные, и отличались от обычных только чуть приподнятыми (на 1-2 мм)  черными полями с дырками посередине.
Мне было доверено защищать честь лагеря на первой доске. Мой соперник, чемпион пансионата для слепых, высокий, сутуловатый мужчина лет 50-ти, в светонепроницаемых зеркальных очках, играл белыми. Пожертвовав  качество,  но так и не добившись перевеса, он предложил  ничью. Я отказался. Это была моя первая ошибка. А вторая, и роковая,  состояла в том, что я решил обмануть слепого. Перескочив ладьей через белую пешку,  я объявил  шах незрячему сопернику.
- Поставь ладью на место, - спокойно сказал мне слепой.
- Я и поставил на место, - отвечаю с полной уверенностью,что противник не заметит обман.
- Поставь на место, я сказал, - строго повторил слепой; затем, сняв светонепроницаемые очки с носа и глядя мне в лицо глубокими темными  впадинами (в которых «отразилась бездна», как заключил я впоследствии, прочитав Ницше), добавил :
- Ты думаешь, я ничего не вижу, и сможешь меня обмануть? Посмотри мне в глаза, пионер, посмотри: Я ВСЕ ВИЖУ!
Я с ужасом смотрел в его бездонные черные глазницы, как бы гипнотизирующие меня исходящей от них пугающей потусторонней силой, и чувствовал, как шевелятся волосы  на моей голове.
Ту партию я проиграл. Проиграл с треском, как и две последующие.
С тех пор я никого не обманывал.
В шахматах.


ПУДИНГ НЕБЕСНЫЙ

По приметам, 17 декабря, праздник святой Варвары, судьбоносный день - все, что произойдет с тобой в  этот праздник, будет предопределять твою судьбу в течение всего года...
Ровно 16 лет назад, проснувшись поутру, я вспомнил, что надо поздравить тетю Варю, нашу ближайшую родственницу, с днем ее Ангела.
Тетушкой называли ее все - и мама, и бабушка, и прапрабабушка, которую я не застал... Никто не знал, сколько ей лет, строили догадки, и сходились в одном, что - много, но точный возраст (плюс-минус 20 лет) удалось установить только мне, и только сейчас.
Однако, я отвлекся. Итак, 17 декабря 1993 года. Я беру бонбоньерку со шкафа, достаю подарочное издание моей книги из коробки от старого телевизора, и иду («подарочное» - не какое-то особенное, раритетное  издание, а самое дешевое, в мягкой обложке, просто никто его не покупал, даже друзья, вот и перешло оно в категорию подарочных - экономлю на подарки близким; но и они  не остаются в долгу: даже краем глаза не заглядывают в книгу - не смотрят  дареному коню в зубы).
Прихожу. Тетушка тут же сажает меня за стол и с загадочной улыбкой ставит передо мной  глубокую тарелку, наполненную до краев застывшей массой манной каши с симметрично воткнутыми в нее  пятью изюминками.
- Такую вещь ты в жизни не пробовал. Это пудинг-дипломат!
Я с содроганием смотрю на «пудинг» - месиво из мелких, с кориандровое семя, комочков, но  молчу. Не скажу-же тетушке, тем более, в день ее Ангела, что испытываю к манке особую неприязнь с трудного послевоенного детства, еще с пионерлагеря. Мысленно осеняю себя знамением и приступаю к трапезе. Ем, ем, а каша, как заколдованная - будто к ней и не  притрагивались... Наконец, вырисовывается шероховатая конфигурация долгожданного дна.
- Вкусно? -с нескрываемым интересом спрашивает тетя. В ответ я мычу нечленораздельное «О-о-о-о-о», воспринимаемое ею как выражение высочайшего блаженства - «O, yes! Yes!Yes! Yes! O-O-O-O-Oooooooo».
- То-то! - с глубоким удовлетворением отмечает тетушка и выходит на кухню. Через минуту возвращается - уже с миской побольше, только с тремя виноградинами, и ставит рядом с первой тарелкой.
- Ешь, ешь, не стесняйся,- подбадривает меня, и с любовью добавляет,- ишь, как изголодался.
- А это я отнесу домой,- с благодарной улыбкой выдавливаю из себя.
- Для дома - для твоей жены и детей я уже отложила отдельно,- успокаивает меня тетя.
Наконец, ценой нечеловеческих усилий, я расправляюсь и со второй порцией, искренне благодарю не в меру хлебосольную хозяйку (могла же добавить еще одну тарелку) и, шатаясь, нетвердой походкой направляюсь к дверям. Тетушка догоняет меня и с сияющим лицом засовывает мне под руку массивную алюминиевую кастрюлю, от которой я с неописуемым удовольствием избавляюсь в первом-же переулке - ставлю металлическую емкость на край тротуара, разбегаюсь и изо всех сил поддаю носком тяжелого ботинка.
По дороге домой захожу к двоюродной сестре, стрельнуть десятку.
- Сидим без денег, но если тебе на выпивку, то у меня есть кое-что, спрятала от мужа, - догадывается сестра, и вытаскивает из-за трюмо бутылку «Пшеничной». - А на закуску - пудинг-дипломат, тетя Варя прислала.
С тех пор прошло более полутора десятилетия, и все эти годы меня неотступно преследовала одна мучительная мысль: откуда у тетушки могло вдруг появиться такое обилие свежей («негуманитарной»!) манной крупы в самый разгар разрухи и голода?! И вот, сегодня, в праздник Николая Угодника, размышляя про себя о разного рода чудесах, у меня мелькнула  смутная догадка: а может, это была манна небесная?! Она, ну конечно, она!!! А тот факт, что манна была свежая, без характерного для выдаваемых на талоны круп горького привкуса, только подтверждает ее неземное происхождение: освященная крупа, настоящая Манна Небесная не могла испортиться за какие-то 3700 лет со времен Исхода. И описание подходит: «...она была как кориандровое семя белая, вкусом же как лепешка с медом» (Исх.16,31). Точь-в-точь как праздничный пудинг!
Самое главное, и тетушкин возраст совпадает. Как это раньше я не догадался?            
А что касается судьбоносности, именно после того дня Варвара стала самой почитаемой святой в нашей семье - из-за пудинга я возненавидел водку.
Правда, ненадолго.


ПОЛОВНИК
ДЛЯ АНТИДЕПРЕССАНТА

В жизни каждого человека хватает тягостных ощущений, и непреодолимый синдром похмелья не последний из них. Именно поэтому мое внимание сразу привлекли советы западных специалистов, прочитанные в Интернете, под заголовком «Как пережить следующее утро после корпоративной выпивки».
Когда чувствуешь одновременно одиночество и раздвоение, постепенно перерастающее в ощущение триединства, и, в силу этого, вбираешь в себя всю боль окружающих тебя людей, можешь смело назвать «корпоративной выпивкой» процесс самоуглубления, совершаемый без свидетелей.
Итак, что советуют заграничные светила для преодоления синдрома? Чашку зеленого чая с ломтиком лимона, чашечку кофе, две-три маленькие ложечки коньяка или таблетку аспирина, а также, учитывая многонациональные особенности бывшего совка, рассол, «Боржоми», квашеную капусту, горячий бульон и в качестве десерта  башкирский мед.
Я решил попробовать. Убедившись в малоэффективности рекомендуемых средств и почувствовав, как все мое нутро в недоумении разводит руками и пожимает  плечами (в отличие от «легкого головокружения в желудке», по выражению Дюма), а также принимая во внимание несоизмеримость привычных для постсоветского человека масштабов со смехотворными западными мерками, где 40 граммов водки считаются двойной порцией, - я  предлагаю несколько видоизменить   меню и сервировку  диетстола. В, частности, для коньяка вместо чайной ложки использовать половник, а  кубики для бульона положить  в морозильник - на черный день, и запивать каждый половник антидепрессанта двумя глотками минеральной воды, а кофе, зеленый чай с лимоном и  мед из Уфы пить потом, через несколько дней, или недель, после преодоления синдрома (если деньги останутся).
И непременно - аспирин, при простуде.
Арчил  МАНДЖГАЛАДЗЕ