Множество, и сколько было самобытных  художников, столько  в нашем распоряжении миров, разнящихся между собой  еще сильнее. Чем миры, летящие по вселенной, и много веков спустя после того, как затух источник, откуда они изошли, будь то Рембрандт или Вермеер, они еще светят нам своими неповторимыми лучами.

Марсель Пруст.
Возвращение времени, 1927
С ЧЕГО ВСЕ НАЧАЛОСЬ
Некоторое время назад в двух или трех картинных галереях Тбилиси наше внимание привлекли работы художника Давида Гедеванишвили, объединенные одной общей темой «Старый Тбилиси». Думается, что независимо от художественного вкуса зрителя,  его тематических предпочтений и даже возраста, картины никого не оставляли  равнодушными. Они, невольно, вызывали чувство ностальгии по прошлому, по  тому, что навсегда уходит из нашей жизни.
Возникло желание познакомиться с другими работами художника. Галерист,  в ответ на наш интерес к творчеству этого  художника, через пару дней познакомил нас. Чтобы продолжить знакомство со своим творчеством, Давид пригласил нас домой. И здесь нас ожидал сюрприз; мы увидели картины не только Давида, но и еще одного художника с фамилией Гедеванишвили, его дедушки  - Элизбара Дмитриевича.
Квартиру, в которую мы пришли, правильнее было бы называть  квартирой-музеем;  все стены здесь завешаны картинами, принадлежащими, как позже выяснилось, кисти деда и внука.
Ну, а если это музей, то в нем должны быть и гиды. И они нашлись – два сына – Дмитрий и Ираклий, и конечно, внук  – Давид. Свои обязанности  наши гиды распределили, исходя из наших пожеланий. Сыновья готовы были рассказать о многогранной творческой жизни отца, его учителях, путях становления его как художника.

НЕЧАЯННАЯ РАДОСТЬ
Наша встреча началась с  рассказа Давида об истории создания картины «В деревенском домике», представляющей совместное творчество деда и внука. Это своего рода визитная карточка двух художников.
- Много лет назад дедушка устроил мне и моему  младшему брату Эдику домашний экзамен, чтобы выяснить и оценить наши способности к  рисованию. Мы получили несколько листов бумаги,  акварельные краски, кисточки. Дедушка попросил нас нарисовать дом, танк, самолет. Эдик, особенно себя не утруждавший,  через 5 минут  все завершил. Правда, было не понятно для экзаменаторов,  а ими были папа, мама, бабушка, что есть что,  где танк, где самолет, где дом. Но Эдик посчитал, все что нужно,  он сделал, и  занялся своими делами. А я очень серьезно отнесся к заданию и потратил на свою «экзаменационную»  работу часа два. Насколько я помню,  дедушка был в восторге от моей работы, и от того усердия, которое я проявил. Спустя годы он мне признался, что своим наметанным профессиональным взглядом педагога, он увидел во мне будущего художника, продолжателя семейной  традиции. И он как педагог не ошибся.
Ираклий – отец Давида, продолжил:
- С этого момента, их часто можно было видеть, работающими вместе над картинами. И, конечно, тогда еще совсем молодой Давид получал большое удовольствие от совместной работы. Наверное, с этого момента и началось его приобщение к живописи.
- Я думаю, - продолжал Давид, -  что отсутствие у дедушки профессионального художественного образования сказалось на системе обучения живописи; получив картон, краски и кисти я стремился во всем подражать дедушке.  Сейчас я понимаю, что это не всегда было правильно. Но главное, что сумел привить  мне мой первый учитель – так это любовь к рисованию. И эту любовь я сохранил до настоящего времени.
Вершиной моей домашней  ступени обучения и стала эта картина. Мне она особенно дорога. Во-первых, это наше совместное, скажем так, семейное творчество. Во-вторых, эта моя первая работа маслом. И, пожалуй, она важна для меня, еще как своего рода мастер-класс, который Элизбар Дмитриевич Гедеванишвили дал Давиду Гедеванишвили.
Можно сказать, что картина – своего рода эстафета мастерства, от одного поколения к другому.  К сожалению, картина осталась неоконченной. После ухода из жизни деда Давид посчитал, и, скорее всего,  правильно,  что картина  должна остаться  в том виде, в каком она была создана  их совместным трудом, без каких-либо дополнений.

КОГДА В ТОВАРИЩАХ СОГЛАСИЯ НЕТ
Здесь хотелось бы сделать одно отступление. Считается, что живопись относится к индивидуальному творчеству. Но в истории живописи известны случаи, когда одна картина  пишется сразу двумя художниками.   
Наверное, многим знакома картина И.Шишкина «Утро в сосновом лесу». Так вот, если  пейзаж  принадлежит кисти Ивана Шишкина, то  медведей  на картине писал другой художник - Константин Савицкий.
А первой серьезной работой Леонардо да Винчи было изображение одного из двух ангелов, фигурирующих на, возможно, лучшей картине его учителя Андреа Верроккье «Крещение Христа». Правда, некоторые искусствоведы считают, что участие Леонардо не ограничилось только одним ангелом;  он внес поправки  в фигуру Христа, написал пейзаж, а за его учителем безоговорочно была оставлена  только фигура  Иоанна Предтечи.
Создание картин двумя авторами – сравнительно редкий случай в истории живописи. Дело здесь, наверное, в том, что на успех такой работы, существенно влияет не только индивидуальное мастерство каждого из художников, что, конечно, очень важно,  но и чисто человеческие качества, такие как уважение одного художника к мнению другого, толерантность, готовность подчинить свое «я» общим интересам. И если эти условия соблюдаются, то союз двух художников приводит к отличным результатам. Срабатывает, как сказали бы ученые  синергетический эффект; мастерство одного художника подпитывается мастерством другого и за счет этого растет общее, совместное  мастерство.
Но совсем другое дело, когда картину пишут близкие родственники. В этом случае родственные чувства  снижают все отрицательное эмоции и способствуют тем самым  созданию высокохудожественный работы. Именно так и было у наших художников. Старший, работая над этой картиной,  открывал  на практике  тайны и секреты мастерства своему младшему партнеру. А тот, в свою очередь, восприняв услышанное и увиденное, ставил новые вопросы  перед своим педагогом. Так шло саморазвитие этого творческого дуэта.  Но, к сожалению, к тому времени, когда Давид стал профессиональным художником, Элизбар ушел из жизни. А было бы интересно понаблюдать за их дальнейшим совместным творчеством.    
К беседе подключился Дмитрий – старший сын Элизбара, у которого, можно сказать на глазах, рождался художественный талант его отца.
- К живописи отец обратился поздно – где-то в возрасте 50 лет, - начал свой рассказ Дмитрий, - хотя я думаю,  что генетически тяга к рисованию  жила в нем, наверное,  с детства и ждала только своего часа. Недавно один наш родственник сделал нам ценный подарок  - рисунок  отца карандашом.  Конечно, он несовершенен. Но ведь всегда с чего-то надо начинать.  
Мы предложили несколько иную, отличную от  Дмитрия версию прихода в живопись Элизбара. Думается, что он захотел стать  художником, наверное, потому что ему были нужны иные формы для выражения  своих творческих замыслов. Он просто не мог не стать художником.
Будто бы для Элизбара сказал когда-то Бертольдо – наставник школы итальянских скульпторов, в том числе Микеланджело: «Человек должен быть художником не потому, что он может им быть, а лишь потому, что он не может не быть им. Искусство – это удел тех, кто без него всю жизнь испытывал бы страдания».
Идею становления Элизбара как художника развивает Ираклий:
- Мне часто задают вопрос,  кто был ваш отец? Сколько себя помню, меня всегда поражала многогранность  его таланта. Блестящий музыкант, сценарист, режиссер,  педагог?  Трудно ответить на этот вопрос. Все эти профессии тесно переплетались  и дополняли друг друга. И на всех этих  поприщах он добивался больших успехов.

ЭТАПЫ БОЛЬШОГО ПУТИ
Частично по памяти, частично по документам, которые были обнаружены в письменном столе Элизбара Дмитриевича, обрисовались перед нами этапы его творческой жизни.
Окончил ГИТИС по специальности «Режиссер музыкального театра»; работал по специальности в свердловском театре; солист музыкального оркестра Грузии; Работал на киностудии Грузия фильм: режиссер, сценарист, постановщик фильмов: «Зуб акулы», «Добрые люди», «Кто оседлает коня», «Иные нынче времена», «Манана».
Писал пьесы для театров юного зрителя.
Поставил в Грузинском государственном театральном институте им. Шота Руставели спектакли «Мадемуазель Нитуш», «Сильва», «Оклахома» и другие, всего девять спектаклей.
Заслуженный деятель искусств Дагестанской республики.
Для одних  его друзей  такая «всеядность» к различным видам искусства  казалось каким-то избытком.  Другие  называли это разбросанностью, считая, что надо сосредоточиться на чем-то одном.  И, поэтому, когда он увлекся рисованием, никого это особенно не удивило.
Как все одержимые люди, начав рисовать, Элизбар  полностью отдался этому занятию. Каждая свободная минута принадлежала живописи. Создавалось впечатление, что он стремится компенсировать зря растраченное время. При этом он не только рисует. Он не пропускает ни одну выставку, ни один вернисаж в Тбилиси. Он следит за книжными  новинками, будь то альбом,  биография художника или книга по живописи. В те годы летние месяцы семья Элизбара Дмитриевича проводила на даче под Москвой. Так вот он по нескольку раз посещал Третьяковскую галерею, музей им. А.С.Пушкина, где проводил  много часов. Для него это был и отдых, и самая любимая работа.  Он собрал богатейшую  коллекцию слайдов, посвященных различным художникам, «школам»,  теории живописи. Таким образом Элизбар самостоятельно постигал азы живописи. Это была его школа – школа самодеятельного художника.  Элизбар Дмитриевич жадно впитывал советы художников–профессионалов. А такие возможности случались и в Москве и, здесь – в Тбилиси.
- Его учителями, а может правильнее – советчиками, - развивает свою мысль Ираклий, -  были Елена Ахвледиани, Евгений Лансере, Лев Баяхчев, Николай Ситников  и другие. Нельзя сказать, чтобы они его чему-нибудь научили.  Эта была своеобразная учеба; папа их пристрастно расспрашивал о том, что его интересовало  или волновало. Естественно, получал советы от «своих учителей».  Но делал все по-своему. Думается, что свои вопросы он задавал, главным образом, для того, чтобы убедиться в каких-то своих идеях, взглядах, мыслях. Лев Баяхчев как-то сказал ему: «Хорошо, что ты нигде не учился, а то тебя бы испортили».
Нельзя не остановиться на  пути, который прошел Элизбар в живописи. Известно, что для того, чтобы стать художником необходимо «освоить» две сущности. Первое - умение видеть, не смотреть, а именно видеть, и  понимать, то, что видишь. И второе – отразить это в своих рисунках, донести увиденное до зрителя.
Свою первую сущность Элизбар усвоил еще в период театрально-киношной деятельности. Вся его предыдущая творческая деятельность  сценариста, режиссера, постановщика, педагога создала базу для восприятия окружающего мира. Хотя формально у него не было профессионального художественного  образования, его режиссерская деятельность в кино и театре, работа сценариста, педагога в грузинском ГИТИСе сформировали его художественный вкус, чувство красоты, умение не смотреть, а видеть. Видеть то, что другие не видят. А это качество подлинного художника. Можно быть  уверенным, что вся его предшествующая творческая деятельность стала основой для его будущего как художника.       
Кажется, что многие сценки из спектаклей, их разнообразная атрибутика, портреты перекочевали из спектаклей, сценариев на полотна живописца. Оставалось только взять в руки кисть и краски и можно приступать к творчеству.
Но все оказалось сложнее. Элизбар не знал,  что такое цвет, линия, форма. Именно здесь он рассчитывал на помощь друзей, книг, фильмов, слайдов. И как высокоодаренный человек относительно быстро освоил эту сущность художественного творчества.   Исходя из творческого багажа, с которым он пришел в живопись, он и выбрал «свои» сюжеты – натюрморт, пейзаж, город. И надо сказать, что он быстро добился успехов на своем новом поприще.
Интересна оценка стиля Элизбара, сделанная Давидом:  
- Вероятно, нельзя однозначно оценить стиль дедушки. Ближе всего он стоит, пожалуй, к голландскому классицизму – приглушенный затемненный фон, сюжеты – бытовая утварь, пища. Судя по реакции зрителей,  картины Элизбара нашли у них  положительный отзыв. Он участвовал во многих республиканских, союзных, международных выставках, стал лауреатом. За успехи в Художественном творчестве ему присваивается звание Народного художника.
Ираклий вспоминает случай, который произошел на одной из выставок самодеятельных художников в Тбилиси. На выставку пришел Сергей Параджанов.  Ему понравилась картина «Самовар» и он попросил отца продать ее. Но получил отказ: отец  картины не продавал. Но отцу не давала покоя мысль о своем отказе этому великому человеку. Тогда он сделал копию этой картины. И мы повезли ее тяжело больному Сергею Параджанову. Надо было видеть реакцию этого человека, как он был тронут этим подарком,  как был признателен отцу за эту картину. К сожалению,  дальнейшая судьба ее неизвестна. Но отец  гордился тем, что коллекцию картин нашего выдающегося современника  пополнила и его работа.
Дмитрий считает, что нужно отметить еще одно качество Элизбара, которое  не менее важно, чем его творческие и художественные  пристрастия... У отца  было еще одно свойство характера. Именно характера, а не профессии. Это счастье, радость, стремление к общению с интересными для него людьми. Как правило, это были люди искусства.  Он поддерживал теплые дружественные отношения с М. Чиаурели, Т.Абуладзе, Л.Зыкиной, в нашем доме бывал А.Вертинский. К сожалению, тогда еще не было  видеозаписывающей аппаратуры, иначе у нас имелась бы уникальная запись: под аккомпанемент Элизбара  Гедеванишвили, свои песни исполняет Александр Николаевич Вертинский.
Есть люди, которые, если начинают чем-то заниматься, то отдаются этому делу полностью. Так было и с папой. Для него живопись,  по-моему, стала главным, если не основным занятием в жизни. Я думаю, что если бы живопись приносила средства к существованию, он отказался бы от преподавательской деятельности, от сценарного творчества и только бы рисовал».

НАСЛЕДНИК ИЛИ ПРОДОЛЖАТЕЛЬ
Продолжая свою жизнь художника, Элизбар внимательно следил за успехами внука.  Начатое дедушкой образование  продолжилось в Академии художеств Грузии. Интересную  оценку  своему образованию дал сам Давид: «Дедушка научил меня любить живопись, а академия научила меня рисовать».  
Еще обучаясь в академии,  Давид много рисует. Так как он  заканчивал факультет архитектуры, то понятно, каким сюжетам он отдавал предпочтение – это город, дома, улицы. Город – это, конечно, его родной Тбилиси. Город, который он любит, где  он вырос, и судьба которого ему не безразлична. Острый взгляд художника отмечает все изменения, которые происходят в городе: новые красивые здания,  мосты, улицы. Можно сказать, что – значительный цикл работ Давида - портрет города, а Давид – его летописец. Но как истинный горожанин, он не забывает и старый город с одно-двухэтажными домами с внутренними  закрытыми двориками, наружными лестницами. И, конечно,  балконами.  
Балконы  в Тбилиси – это отдельная тема. Давид продемонстрировал нам несколько своих картин, центральным элементом которых являются балконы. Но затем он посчитал, что картины – это картины, а жизнь – есть жизнь и устроил нам тематическую часа на три экскурсию по городу. Тема – балконы города.     
Как правило, существует некий шаблон экскурсий по городу: посмотрите направо, посмотрите налево, это – памятник королеве,  а в этом доме жил такой-то писатель.
Ничего похожего  здесь не было. Давид был не гид, а гид-художник. И благодаря этому, мы смотрели на балконы не как на элемент архитектуры, а как на эталон красоты. Мы открыли для себя другой Тбилиси, яркий, красочный, неповторимый..  
Тематика работ Давида, конечно, не замыкается только на городском сюжете. У него блестящие натюрморты, пейзажи. Иными словами, диапазон его достаточно широк. В чем-то, он продолжает тематику Элизбара. Но как любой художник он не стоит на месте, постепенно начинает формироваться его индивидуальный почерк. В своих работах он тяготеет к импрессионизму. Если спросить Давида, может ли он назвать своего кумира, то в ответ  прозвучат фамилии многих художников. И  наверное хорошо; ведь каждый из них оставляет свой след в формирующемся творчестве Давида: от Рембрандта – игра света, от Моне, Писарро – цвет.  
- Меня обогащает каждый художник, - рассказывает Давид, - но я не стремлюсь к подражанию кому-либо, стараюсь сохранить свою индивидуальность. А в чем она заключается, об этом судить зрителю. Мне бывает интересно мнение зрителей,  и поэтому я прислушиваюсь к мнению критики; неважно – положительное оно или нет.      
В последнее время я стал выполнять заказные работы; это,  как правило, копии картин известных художников. Я знаю, что для многих моих собратьев по профессии,  копирование считается низкопробным видом деятельности, как бы принижающим собственное творчество. Но я понял, что этот вид деятельности художника помогает ему глубже понять творчество того или иного художника, приоткрыть  тайны его творчества.
Особенно меня убедило в эффективности копирования картин известных мастеров, как одного из элементов роста индивидуального мастерства,  прочтение книги Луиджи Туарньери «Двойная   жизнь Вермеера». Герой книги голландский художник Хан Ван Меегерен достиг  такого уровня в понимании тайн мастерства Вермеера, его подходов к композиционному построению картин, умению работать с цветом, что, когда он ступил на путь фальсификации картин Вермеера, признанные эксперты не могли выявить подвох. А ведь началось все с копирования. Я, конечно, не оправдываю изготовление фальсифицированных картин. Но по себе могу сказать, что копирование, несомненно,  способствовало моему профессиональному росту.  
Мы поинтересовались,  сколько из развешанных по стенам квартиры картин принадлежат внуку, а сколько деду? Оказалось,  что основная доля картин – это картины Элизбара. Это в какой-то мере объяснимо; ведь все, что им написано,  осталось в доме, а  картины Давида разошлись по всему миру, находятся в частных коллекциях, экспонируются на многочисленных выставках. И понятно, почему это происходит; ведь для Элизбара  живопись была хобби, а для Давида – единственный источник существования.
Наверное, если вам выпало счастье соприкоснуться с подлинным искусством, и  неважно, что это – театр, кино, книга или картина,  то оно надолго, если не навсегда будет с вами, в вашей душе, в  вашем сердце.
Но вместе с тем у вас остается чувство сожаления, что это уже было и ушло, и уже никогда не вернется. Будет что-то другое, може, даже лучше, но этого уже не будет.
Этот дом мы покидали с двойственным чувством – чувством сожаления расставания с подлинным искусством и ожидания новых встреч.

Борис СОКОЛОВ
Георгий ХАТИСКАЦИ