Грузия и весь театральный мир отмечают столетие со дня рождения выдающегося режиссера народного артиста СССР Михаила Ивановича Туманишвили. Мастера с нами нет уже четверть века, но он продолжает жить – в учениках, продолжателях его дела, теоретических трудах, памяти. Наконец, в спектаклях – на сегодняшний день на сцене созданного им Театра киноактера продолжают играть два его спектакля: «Наш городок» Т. Уайлдера и «Свиньи Бакулы» Д. Клдиашвили.

Ремесло и божественная сила вдохновения

Всю свою сознательную жизнь Туманишвили ставил спектакли и глубоко погружался в тайны режиссерской профессии. Анализировал, размышлял, строил систему, опираясь на свой опыт и познания коллег – современников и предшественников. Причем не только Станиславского. Как говорил Михаил Иванович Туманишвили, он старался прислушиваться к советам Константина Сергеевича, но не только. «Ведь в последние годы столько разных театров всего мира открыли нам свои секреты: Брехт, Дюллен, Барро, Вилар, Гротовский, Планшон, Стрелер, Брук… Чего мы только не узнали! Да, не только к советам Станиславского! Я копаюсь в материалах Мейерхольда, Вахтангова! А стараюсь делать по-своему. Это только кому-то (иногда и мне самому) кажется, что я работаю по методу Станиславского. На самом деле это не совсем так. Даже совсем не так… мы должны изучать правила нашего ремесла. Их обязательно нужно знать… А потом можно и нарушать», – говорил мастер.
К счастью, Михаил Иванович оставил потомкам свои научные изыскания. Сегодня на столе каждого профессионала театра лежит катехизис сценического искусства – «Введение в режиссуру» М. Туманишвили. Я не режиссер, но эта книга лежит и на моем столе – подарок верной ученицы Михаила Ивановича, художественного руководителя международного фестиваля искусств «Gift» его имени Кети Долидзе. С напутствием: «Желаю, чтоб на Вашем столе всегда была эта книга». Кети знает, что говорит – ведь «Введение в режиссуру», изданная в 2005 году, посвящена законам театрального творчества. Так определил ее суть сам автор, не скрывая при этом опасений, как бы кто-нибудь не решил ставить спектакли по сухим схемам. Тем не менее в каждом деле существуют свои законы, и талантливые люди обязаны их твердо знать, чтобы «сочиняя, не думать о них, творить по ним, как будто не ведая никаких правил». «Великое счастье, – говорит режиссер, – импровизируя, создавать, будто не ведая, куда идешь и как идешь, подчиняясь одной лишь божественной силе вдохновения».

«In tiranos!»
Об этом режиссер написал в своей книге «Режиссер уходит из театра». Самое сильное впечатление детства – знаменитые «Разбойники» Шиллера на руставелевской сцене в постановке Сандро Ахметели.
«Ин тиранос!» – так это называлось на грузинской сцене. Сила впечатления была настолько большой, что все остальное отодвинулось на второй план, – вспоминает режиссер. – Умные, смелые, красивые, вдохновенные люди, вывороченные бурей деревья, замки, таверны, стремительность событий и самое главное – борьба! Борьба за справедливость, борьба за правду! Несколько недель я не мог прийти в себя, не мог найти себе места. Я играл в разбойников, – не в тех разбойников, в которых все играют в детстве, но в тех, которых увидел в театре. Деревья нашего двора легко превращались в Богемский лес, а подвал дома – в таверну, где собирались студенты-вольнодумцы, готовившие восстание. Все стены нашего дома были разрисованы мизансценами из спектакля. Жильцы стирали мои художества, но на другой день они возникали вновь.
С тех пор прошло много лет. Вспоминая «Ин тиранос!», я всегда пытаюсь понять, почему спектакль вызывал такую сильную реакцию в зрительном зале. Это был поистине революционный театр, зовущий, требующий, ищущий, — мы видели именно такой театр. Мы навсегда запомнили чувство, вызываемое таким искусством. В определенном смысле можно сказать: мы как зрители таким театром были воспитаны.
Я ненавидел Франца Моора, которого великолепно играл Акакий Васадзе, и был страстно влюблен в Карла – Акакия Хорава. Меня потрясала сцена студенческой клятвы: герои клялись в верности делу революции, они хватали табуреты, поднимали вверх и все вместе крутили их в воздухе. А на центральном столе, широко расставив ноги и взметнув вверх руки, стоял Карл, натянутый как струна, переполненный силой, молодостью, вдохновением. И все вместе они пели. Это было прекрасно! Во всяком случае, для меня в мои тринадцать лет».

Война
Страшным, но бесценным опытом стала для будущего режиссера война. С 1939 года Михаил Туманишвили служил в Красной Армии, в Украине, в городе Шепетовка. Окончил школу младших командиров связи. Участвовал в войне против фашизма. Был в плену, дважды бежал. В 1944 году был демобилизован… Позднее были изданы его дневники. Приведу всего лишь одну запись, датированную 1 января 1942 года:
«Прошел 1941 год, год мучений и испытаний. В эти ужасные крещенские морозы нас приютила очень милая, добрая пожилая женщина. Мы ей очень обязаны. Ведь на улице такой мороз, что дышать невозможно. Ветер воет по крышам землянок, занося дороги, строения и дворы снегом. На мне майка-безрукавка, рубаха непонятного от древности цвета, куртка, летнее военное галифе и тряпка, выполняющая роль шарфа. Вот и весь костюм. Мои товарищи одеты примерно так же.
Ночь. Коптит передо мной «шахтерка» – лампа… 1942 год. Где-то далеко, далеко за высокими хребтами, в комнате моего родного дома, старинные стенные часы пробили двенадцать часов, возвещая миру о приходе Нового года. А здесь, в селе Евдокиевке, недалеко от полуразрушенной гидростанции, советский летчик сбросил бомбы, оглашая занесенное снегом пространство звуками надежды. Двенадцать часов. С взрывами здесь в мир вошел новый и ушел старый год».

Начало начал
Будущего гуру Туманишвили воспитал его учитель – им был Георгий Александрович Товстоногов.
«У каждого мастера должен быть учитель. Без учителя никак нельзя. Учитель ставит тебя на ноги, дарует тебе веру во что-то определенное. Ты принимаешь ее на всю жизнь или потом как-то переделываешь по-своему. Это начало начал, профессиональное крещение, принятие театрального вероисповедания. У Леонардо был Верроккьо, у Микеланджело –  Гирландайо, у Мейерхольда – Станиславский, у Ахметели – Марджанишвили, У Эфроса были Попов и Кнебель, а у меня был Товстоногов», – пишет Туманишвили.
В 1944 году Георгий Товстоногов подключил первокурсника Мишу Туманишвили к своей работе над студенческим спектаклем «Мещане» М. Горького в качестве помощника режиссера – и ученик скрупулезно, тщательно записывал все репетиции. Товстоногов требовал от своих студентов не рассуждений, а упорной напряженной работы.  «Он все время находился среди актеров, студентов, на сцене, в зрительном зале, в центре мизансцены. Показывал он прекрасно –  точно, коротко, ясно. Помню его спорящего, доказывающего, взволнованного, сосредоточенного и до мозга костей театрального», – вспоминает Михаил Иванович.

Швидкаца
После окончания учебы молодой режиссер Михаил Туманишвили пришел в театр имени Ш. Руставели. В своих спектаклях того времени, вместе с актерами-единомышленниками, известными как «Швидкаца», он совершил в грузинском театре настоящий переворот.
«Мои первые актеры – это Котэ Махарадзе, Бадри Кобахидзе, Гоги Гегечкори, Медея Чахава. К ним уже во время репетиций присоединился Эроси Манджгаладзе, потом появились Нодар Чхеидзе, Мераб Гегечкори и Карло Саканделидзе. Из института пришли Рамаз Чхиквадзе и Гурам Сагарадзе. Это была моя армия, готовая идти в бой против штампов, против... Молодые всегда против чего-то. И это естественно. Плохо, когда молодым нравится все. Мы стыдились лжи на сцене, а пути, ведущие к правде, скорее, предчувствовали сердцем, не стараясь обосновать их теоретически», – рассказывает Михаил Туманишвили в своей книге «Режиссер уходит из театра».
В одном из телевизионных интервью режиссера Гоги Маргвелашвили – последовательного ученика Михаила Ивановича – спросили о том, как, на его взгляд, развивался бы грузинский театр, не будь в нем Михаила Туманишвили. Маргвелашвили ответил, что многое пришло бы гораздо позднее. «Туманишвили ускорил процессы, многое в грузинском театральном искусстве изменил концептуально, абсолютно перевернул систему обучения актерскому и режиссерскому мастерству и заложил ее научную основу. Создал методологию. Конечно, в основе была система Станиславского. Но сегодня очень мало говорят о той ключевой роли, которую сыграл Туманишвили в окончательном формировании грузинского профессионального театра. Он поднял его на другой уровень – как режиссерское, так и актерское мастерство, а также педагогику. В режиссуре Туманишвили был абсолютным волшебником – в полном смысле этого слова. Это волшебство, когда режиссер ставит спектакль и сам в нем совершенно невидим. Хотя при этом каждый шаг, каждая деталь в спектакле созданы его волей, задуманы им. Присутствие Туманишвили в каждом актере, в каждом эпизоде, в каждой интонации было тотальным. И в то же время присутствия как бы не было – оно было совершенно незаметно. Это и есть мастерство высочайшего класса! При этом Михаил Иванович всего добивался с помощью актеров и только с помощью актеров. А все остальное, из чего состоит театр, – свет, звук и т.д. было для него вспомогательным, а главным никогда не становилось».
Первые спектакли периода театра Руставели, в которых мастер утверждал новую эстетику, новую театральную правду: «Люди, будьте бдительны!» по Ю. Фучику, «Испанский священник» Дж. Флетчера, «Чинчрака» Г. Нахуцришвили. В нашумевшей постановке «Такая любовь» П. Когоута, которую многие восприняли как театральную революцию, Туманишвили соединил глубокий психологизм, эмоциональность, графическую четкость, ритмичность сценического действия, яркость формы.

«Хотите посмотреть, как надо играть «Дон-Жуана»? Езжайте в Грузию!»
Любой человек, занимающийся творчеством, хоть однажды в жизни переживает кризис…, а затем выходит на новый уровень, поднимается еще выше по лестнице признания и успеха. Именно это произошло с Михаилом Туманишвили, в результате чего в 1971 году он покидает театр Руставели. Для режиссера наступил очень трудный период – период переоценки ценностей, жесткого самоанализа, поиска новых путей. Обо всем этом он рассказал в своей книге «Режиссер уходит из театра». В итоге рождается Театр киноактера. С 1975 года  Туманишвили – главный режиссер театральной мастерской при киностудии «Грузия-фильм», а с 1978-го – первый художественный руководитель вновь созданного Тбилисского театра киноактера при киностудии, членами труппы которого стали выпускники его экспериментального курса. И понеслось! «Дон-Жуан» Мольера, «Наш городок» Т. Уайлдера и Р. Габриадзе,  «Свиньи Бакулы» Д. Клдиашвили, «Амфитрион-38» Ж. Жироду, «Сон в летнюю ночь» У. Шекспира…
Вспоминает актриса Русудан Болквадзе:
«В 80-е годы наш театр отправился на гастроли в Ленинград. Михаил Туманишвили очень волновался, поскольку ему предстояло показывать спектакли и свою молодую труппу Георгию Товстоногову, который был его педагогом. Забегая вперед, скажу, что после этих гастролей очарованный «Дон-Жуаном» Георгий Товстоногов рекомендовал спектакль на фестиваль в Мадриде, и именно с Испании началось наше путешествие за границей… Позднее «Дон-Жуана» посмотрел и Питер Брук, его фраза: «Хотите посмотреть, как надо играть «Дон-Жуана»? Поезжайте в Грузию, почему бы и нет? Вот это театр!» стала для нас золотим ключиком, открывшим двери всех фестивалей».

Мнение критики
А вот что написала о спектаклях Туманишвили театровед Наталья Крымова:
«Когда-то в Москву привозили «Дон-Жуана». Это был очень веселый спектакль, где серьезный смысл таился в массе розыгрышей. Природа грузина сама по себе театральна, в Грузии люди строят всю жизнь на ритуалах, на песнопениях и заведенных порядках. Дон-Жуан (его играл Зураб Кипшидзе) нарушал все порядки, но делал это с такой изворотливостью и изяществом, что его аморальная наступательность могла найти лишь божескую кару. А Сганарель и все женщины отступали перед его натиском. Режиссер ввел в спектакль персонаж, которого нет у автора, –  чудаковатая суфлерша постоянно вылезала из своей будки и, в сотый раз переживая происходящее, авторским текстом вводила актерские вольности в надлежащее русло. Союз этой современной фигуры с персонажами Мольера придавал спектаклю особое обаяние. Мольеровские типы воссоздавались живо и темпераментно, но такой же была и суфлерша с очками на кончике носа и бутылкой кефира в авоське! Она была из сегодняшней жизни, герои спектакля из мольеровской фантазии, а знаки вечности в сценографии (мраморные бюсты великих мыслителей и поэтов) – из жизни всеобщей, соединяющей культуру эпох в общий поток. В этот поток не торжественно вступали, а вбегали, впрыгивали молодые актеры, готовые драться, переодеваться, петь. Их невозможно было утомить и успокоить. Когда сегодня мы видим в кадрах кинохроники, как репетирует Туманишвили, понятно делается, откуда бралась энергия спектакля и каков был истинный темперамент этого внешне меланхоличного человека с четками в руках.
Михаил Туманишвили тонко ощущал эту грань серьезного, смешного и печального. Собственно, он всегда был серьезен, даже грустен, потому что знал о жизни много невеселого. Например, хорошо знал, как быстро эта жизнь проходит, что забвению подлежит все, что сегодня кажется единственно важным. Об этом был поставлен «Наш городок» Торнтона Уайлдера. Действие пьесы было перенесено в Грузию – маленький макет старинного храма стоял на авансцене, намекая, что на жизнь, которая шумит и движется, можно посмотреть с высоты вечности, и тогда что-то в ней примет другой облик, а концы и начала как бы исчезнут. В спектакле девочка и мальчик жили, играли, бежали в школу, а потом выросли и полюбили друг друга. Но вдруг она умерла. И выяснилось, что в городке есть такое место – кладбище. Странное место, где тишина и чуть слышно, очень спокойно переговариваются между собой умершие. Когда в «Нашем городке» хоронили героиню, шел дождь, и так грустно было смотреть на сиротливую кучку людей под зонтиками, среди могил... А потом эта девушка появилась вновь среди тех, кого любила. И они ее не заметили – завтракали, пили кофе, жили как прежде. Мгновение, когда сознаешь, что без тебя все будет точно так же, –  страшно. Что это – трагедия? Да, конечно, но извлеченная не из кладовой театральных жанров, а из самой обыкновенной жизни, которая в существе своем одинакова в Грузии, в Америке, в России. Глядя на то, как был сыгран момент осознания этого в спектакле, можно было ужаснуться. Но можно было взять такой существенный момент в собственный опыт и растворить его там. В подобном знании и растворении – мудрость. Михаил Туманишвили был мудрым художником».

Воспитывать
самого себя
«В педагогике есть возможность, воспитывая молодых, воспитывать самого себя, чтобы не отставать. Творить, увлекаться и увлекать своей работой и выдумками других. Вести за собой, постоянно быть возле молодых и иногда, когда они уже окрепнут, пропускать их немного вперед. Наконец, отпустить совсем. Лишь издали наблюдать за ними, но так, чтобы в любой момент прийти на помощь. Работать с молодыми вовсе не значит только передавать им свои знания и опыт. Нет, это гораздо более сложный процесс взаимного воспитания. Каждый раз с приходом в театр нового поколения молодых людей я очень остро ощущаю время – то новое, что оно действительно несет с собой. Иногда это совсем не похоже на то, что мы хотели бы видеть, как приметы времени. Оттого так и присматриваешься к желающим «стать режиссером» («Режиссер уходит из театра»).

Знать, «откуда идешь»
Режиссер, педагог Темур Чхеидзе:
«Все, что я знаю в профессии, берет начало от Михаила Ивановича. Недаром студенты Туманишвили считают себя внуками Товстоногова, который русский психологический театр трансформировал через грузинскую театральную традицию. Михаил Иванович учил вскрывать истинную причину происходящего, точно определять психологическое состояние. Находить внутреннюю линию поведения персонажа, которая скрыта от нас – то, что раньше называли «внутренним монологом». Это не так старомодно, как кажется. Мы часто останавливаемся на уровне слов, но ведь они диктуются изнутри. Михаил Иванович никогда нам не говорил, как надо ставить. Он учил нас анализу, тому, что у каждого произведения есть своя внутренняя логика, и вот обнаружить, нащупать пульс этой логики – это, наверное, самое важное, прежде чем вообще начинать ставить пьесу. Что такое «учитывать автора»? Это… чтобы, не дай бог, не сбиться на… повторение прошлого, прошлых постановок. …Да, вот что я еще говорю моим ученикам: для актера важно не «выходить на сцену», а знать – «откуда идешь» (В. Церетели, М. Борода. «Это каждый раз загадка». Сайт Международной гильдии писателей).
Режиссер, педагог Теймураз Абашидзе:
«Михаил Туманишвили  в тот период, когда его назначили нашим педагогом и руководителем группы, был высоким, худым мужчиной с черными-черными усами и такими же черными, живыми глазами. Со временем он слегка отяжелел, но тем не менее всегда оставался очень подвижным и легким. Михаил Иванович по своей природе, характеру не был сторонником того монументального, героико-романтического стиля, который тогда повсеместно господствовал и являлся фундаментальной концепцией формирования репертуара театра Руставели; постановки Туманишвили стали переходным мостом, соединившим исчерпавшую себя стилистику с той актуальной, более разнообразной и гибкой моделью, которая, наконец, заменила господствовавшее однообразие и утвердила то открытое, свободное, раскрепощенное взаимодействие с автором, с пьесой, с театром, с режиссером, со зрителем, существующее по сей день. За что сегодняшний грузинский театр должен сказать ему искреннее «СПАСИБО».  Ему удалось убедить, что язык спектакля должен стать многоплановым, разнообразным, что обновления требует язык художника, композитора, а также «драматургический язык»; особенно масштабно ему удалось продемонстрировать это в спектакле «Именем «Молодой гвардии» (пьеса Мераба Гегия), поставленном в театральном институте. После этой постановки его экспериментаторство стало еще более целенаправленным, дерзким, а после перехода в Театр киноактера, который теперь носит его имя и который был открыт специально для него его другом и однокурсником, замечательным человеком и министром кинематографии Грузии – Акакием Двалишвили, полностью переключился на экспериментальную работу. Он создал театр, которого действительно недоставало в панораме театров Тбилиси, и воспитал целую плеяду действующих мастеров сегодняшнего грузинского театрального искусства».
Актер Зураб Кипшидзе:
«Я избалован тем, что моим учителем был Михаил Иванович Туманишвили – настоящий феномен, ученик Георгия Товстоногова, серьезный режиссер и большой педагог. Мы, его воспитанники, думали, что сами что-то творим на сцене, а это мастер направлял нас так, чтобы возникало это ощущение самодостаточности. И часто рождалось что-то по-настоящему интересное».
Режиссер, педагог Авто Варсимашвили:
«Я сразу понял, что передо мной большой мыслитель. Философ. То, что он великий педагог, я осознал позже. Со временем мы сблизились. Два раза в неделю я приходил на студию, где он уже собирался открывать свой театр, панибратски здоровался с Кети Долидзе, Мурманом Джинория и другими знаменитостями той поры. К маю месяцу я уже иногда позволял себе спорить с Михаилом Ивановичем, в чем-то не соглашаться… В том году Туманишвили должен был набирать режиссерский курс и, как я понимал, подготавливал меня для себя. Я даже шутил, что он меня не к экзаменам готовит, а уже режиссуре обучает, потому что его задания были архисложные. В июле-августе в институте случилось ЧП. Студенты-режиссеры, окончившие первый курс, подняли бунт и потребовали сменить педагога. Они хотели, чтобы их взял Туманишвили. И он, вместо того, чтобы набрать первый курс, взял второй. А нас, первокурсников, отдали Лили Иоселиани и Гиге Лордкипанидзе. Но Туманишвили успел научить работать с книгами. Ответственно относиться к делу. Вообще я считаю его самым великим педагогом всех времен и народов. Книга Туманишвили «Введение в режиссуру» («Пока не началась репетиция») – лучшая для режиссеров. Если бы она была написана англичанином, это был бы классический учебник для режиссеров всего мира» (Н. Зардалишвили-Шадури. Впередсмотрящий. «Русский клуб»).
Актриса Нелли Килосанидзе:
«Продолжая учиться, я начала, с разрешения руководства вуза, репетировать в спектакле Михаила Туманишвили. Это был очень необычный режиссер. Он проводил с нами этюды. Однажды велел мне спуститься на первый этаж, а потом подняться. Как выяснилось, вслед за мной он послал моего партнера, который по пьесе был в меня влюблен. Я спускалась, а он меня догонял, старался остановить, чтобы завязать какие-то отношения. А я-то не была предупреждена – я его на полном серьезе отшвыривала, говорила: «Ну что с вами? Я замужем. Отстаньте от меня!» А это было специально задумано, чтобы ввести меня в требуемое состояние... В театре работала аккомпаниатор Анечка, хорошая пианистка, супруга актера Анатолия Левина, и она все время играла на репетициях – Туманишвили постоянно просил музыку. И вдруг, услышав какую-то мелодию, сказал мне: «Нелли, вы же учились хореографии? Протанцуйте свидание «Ромео и Джульетты», как вы это видите!» Некоторые мои движения и позы он потом ввел в мизансцены. Когда он разводил спектакль в репетиционном зале, находившемся на последнем этаже старого здания театра, к нам приходила вся труппа, сидела, смотрела, как Миша работает. И он разрешал присутствовать. Это было действительно очень интересно! Но я зажималась, чувствовала себя очень неловко и трудно. А позднее, когда он стал хвалить меня и сцены начали постепенно вырисоваться, я уже ощущала себя как рыба в воде. Туманишвили никогда не показывал. Он приходил на репетиции с кадрами – рисунками. Михаил Иванович рисовал все мизансцены. К примеру, изображал меня в движении. Это было очень наглядно. Режиссер увлекался разными деревянными поделками и подарил мне статуэтку из коряги, в которой угадывалось человеческое тело. Дело в том, что у меня в спектакле основная лирическая сцена была такая: мы с моим партнером бегали друг за другом, вернее, он хотел меня поймать, а я убегала. Он меня обегал с другой стороны, хватал, а я в испуге поднимала руки вверх. Позднее Туманишвили увидел эту позу и это состояние в какой-то коряге, приклеил голову, обработал… и написал мне на платформе статуэтки очень теплые слова: «Я всегда буду внимательно следить за вашим творчеством! Счастливого пути!». Туманишвили действительно приходил на мои спектакли. У меня сохранилось несколько программок, им подписанных. На одной – это была программа спектакля «Дуэль» М. Байджиева – Михаил Иванович написал: «Теперь вы стали настоящей артисткой. Молодец!». Мне это до сих пор приятно».
Хочется резюмировать материал словами режиссера Роберта Стуруа: «Михаил Туманишвили создал школу и вырастил таких актеров и режиссеров, которым не стыдно быть в искусстве. Он передал нам, ученикам, знание профессии. Как создатель «Деда эна» Якоб Гогебашвили – знание родного языка».


Инна БЕЗИРГАНОВА

Борьба с коронавирусом, экономические трудности, запутанные амбиции политических партий заслонили минувшим летом юбилейную дату, знаменательную в истории Грузии и в жизни многих поколений тбилисцев. Комплексу, который в официальных документах значится как Малая Закавказская железная дорога, в июне исполнилось 85 лет. Но каждый житель столицы Грузии знает ее не под этим гордым названием, а как Детскую железную дорогу в саду Муштаид.
Все начинается с того, что в 1933 году школьники, занимающиеся в Тифлисском доме художественного воспитания и технической пропаганды, решают построить действующий макет железной дороги. «Много различных технических кружков было при этом доме: и конструкторский, и электротехнический, и модельный, и чертежный, – вспоминал, повзрослев, Виктор Сокольский. – Ребята, занимавшиеся в кружках, сделали много интересного. Ученик 8-го класса Захар Чхеидзе «изобрел» электросемафор, а его одноклассник Ашот Мурадян – электрическую железнодорожную стрелку. Конечно, все ребята мечтали увидеть свои модели в действии, им хотелось по моделям построить настоящие машины и приборы. Один из руководителей нашего дома Николай Маршак знал об этих мечтах. И вот однажды он завел с нами такой разговор: «А что, ребята, не построить ли нам собственную железную дорогу? На ней вы проверите свои модели и изобретения и научитесь железнодорожному и строительному делу».
Эту идею обсуждают в декабре того же года на вечере технической игры, проходящем в Театре юного зрителя. И руководители Тифлисского института железнодорожного транспорта (впоследствии – ТБИИЖД, Тбилисский институт инженеров железнодорожного транспорта) заявляют на этом обсуждении, что готовы помочь ребятам. Слово-дело: в вузе начинают проводить занятия с будущими строителями дороги, его специалисты участвуют в проектировании трассы, по их предложению выбирается стандартная узкая колея в 750 мм.
С проектированием не затягивают, к началу сентября 1934 года оно уже завершено. Проект предусматривает строительство 400 метров главного пути и двух станций – «Пионери» (в русском варианте «Пионерская) и «Сихарули» («Радостная»). И в сентябре в Муштаиде, переименованном парком культуры и отдыха имени Серго Орджоникидзе начинается строительство первой в мире Детской железной дороги. «На аллеях Муштаида и на прилегающей к парку территории шелководческой станции можно было видеть школьников с вехами, мерными цепями, рулетками измерительных лент. Они с упоением, довольные и гордые, намечали трассу будущей ДЖД», – отмечала искусствовед Светлана Кестнер.
Для земляных работ создаются семь молодежных бригад по 30 человек, руководит ими студент 4-го курса Института железнодорожного транспорта Г.Ахалкадзе, ставший через годы заместителем начальника Закавказской железной дороги. Работают бесплатно, в том числе и по выходным. Но все, связанное с железными дорогами, вызывает в те годы огромный интерес, и к концу строительства уже в 14 бригадах работают почти 500 человек. Но не будем забывать: дорога детская, так что и ребята вовсю строят пути, а взрослые инженеры и мастера дают им технические советы. «Во время строительства мы применили все свои знания по тригонометрии и физике, – делится в газете Лиза Соколовская, признанная лучшим бригадиром строительства. Нам даже практику в школе отменили». Да, вся эта работа засчитывается как школьная практика, под нее отдаются и некоторые уроки. Рядом с ребятами – учителя математики, черчения, труда, помогающие с расчетами и их воплощением. Снова слово Виктору Сокольскому, который станет нам гидом на этой дороге:
«Нашей бригаде было поручено провести под руководством студентов Института железнодорожного транспорта изыскательские работы на трассе будущей Детской железной дороги. После того, как мы выполнили свое задание, можно было начинать земляные работы. Сделать нам предстояло немало. На берегу Куры надо было поднять железнодорожное полотно почти на два метра, а для этого перебросить пятьсот кубометров земли. Каждая бригада работала всего два часа в неделю, но за первые два месяца было сделано довольно много. С наступлением холодов земляные работы приостановились, и мы стали работать в столярной, слесарной, кузнечной и инструментальной мастерских. Мы учились работать на сверлильном и токарном станках и управлять центровой пилой. Оборудовать мастерские нам помогли комсомольцы паровозоремонтного завода и Закавказской железной дороги».
Навыки, полученные в этих мастерских, помогают, когда ребята из модельного кружка изготовляют модели, по которым создаются вагоны. А ведь Вите Сокольскому всего 9 лет: «Хорошо помню, как трудно было нам, ученикам младших классов, нарезать болты: сколько было вначале неудач, но зато как гордились мы тем, что нарезанные нами болты пригодились при постройке вагонов! Эдик Ниорадзе метил свои болты, чтобы потом можно было их узнать. Старшеклассники изготовляли тормоза и буксы, собирали вагоны, кружок электросвязи разрабатывал схему телеграфной и телефонной связи. Младшие ребята перепиливали шпалы. Ведь для нашей узкой колеи нужны были шпалы вдвое короче, чем на обычной дороге». С помощью взрослых школьники создают три вагона: открытый, «дачного» типа и два закрытых – жесткий и мягкий, на котором красуется табличка: «Для отличников учебы».
Однако главное действующее лицо стальной магистрали – локомотив – своими руками не создашь. И в «закромах» Закавказской магистрали удается найти требующий ремонта немецкий узкоколейный паровоз А-1721, его в 1911 году построила немецкая фирма Arnold Jung Lokomotivfabrik. Восстанавливают его ученики железнодорожного ФЗУ (фабрично-заводского училища). А потом он получает новое, соответствующее моменту имя – ЛК-1. В честь члена Политбюро ЦК ВКП(б), народного комиссара путей сообщения СССР Лазаря Кагановича. Таково уж веление времени: его именем называют практически все, что имеет отношение к общественному транспорту. С годами меняются и локомотивы, и вагоны, но самый первый паровоз сохранился и теперь гордо стоит на постаменте рядом с главной станцией.
Трасса вырастает очень быстро. «Все строительство заняло 225 дней», – подчеркивает газета «Молодой рабочий». Пробный рейс – 18 апреля 1935-го, а в июне первая в мире Тифлисская ДЖД (Детская железная дорога) торжественно открывается. В кабине машиниста – Витя Сокольский. В этот знаменательный день состав делает 37 рейсов и перевозит свыше тысячи пассажиров! А до октября того же года поезда пробегают 1000 километров и перевозят 6.500 человек. Ну а те, кто строили трассу, набирают такой опыт, что из 19 строителей дороги, окончивших школу в том году, 17 (!) поступают в транспортный вуз.
Конечно же, сами ребята и обслуживают Детскую железную дорогу. «Мы сами провели нивелировку трассы, сами соорудили насыпи и уложили шпалы, сами построили вагоны и составили проекты станций, – рассказывает первый машинист ДЖД. – Поэтому мы чувствовали себя настоящими хозяевами дороги. После первого, пробного рейса, когда строительство уже подходило к концу, мы серьезно задумались над тем, что мы будем делать на нашей дороге. Кем быть: начальником станции или машинистом, телеграфистом или проводником, дежурным по станции или путевым обходчиком? Все казалось заманчивым и привлекательным. Наконец, выбор был сделан: мои товарищи Кирилл Папиташвили, Коля Лоскутов, Вера Дюбук и я решили стать машинистами. Хорошо помню, как мы поднялись первый раз на паровоз. Машинист рассказал нам о том, как устроен паровоз, а потом, вооружившись паклей и масленкой, мы стали знакомиться с частями машины. В то время, когда мы учились на машинистов, в других группах готовились железнодорожники разных специальностей».
Надев настоящую железнодорожную форму, школьники выполняют обязанности машинистов, начальников станций, стрелочников, дорожных мастеров, кондукторов, дежурных, кассиров… Они же и руководят Малой Закавказской железной дорогой. В ее правление входят бригадиры и активисты строительства под руководством замечательного педагога Константина Вайсермана. Вскоре после открытия движения здесь решают, что каждый юный железнодорожник должен познакомиться со всеми видами работ на дороге и выбрать специальность, которая ему больше по душе. Не каждый из них, повзрослев, связал свою жизнь с железной дорогой, но все они, как говорится, вышли в люди. Да, Олег Лулов стал инженером-строителем железных дорог, Михаил Арутюнов – старшим инженером Тбилисского паровозного депо, Юрий Джашитов – старшим инженером электродепо Москва-Павелецкая. А вот Павел Асланиди – редактором газеты «Вечерний Тбилиси», Густав Айзенберг – киносценаристом Анатолием Гребневым, Этери Кобиашвили – педагогом, Шалва Хориашвили – директором МТС, Глеб Бушкин – строителем мостов и тоннелей, Василий Чернышов – художником…
Вырученные от продажи билетов деньги идут на покупку паровозного топлива, мелкий ремонт, плату машинисту-наставнику и охране. Есть здесь и собственная газета с соответствующим времени названием «Сталинский электровоз». Это, так сказать неоправдавшийся задел на будущее, – до электровоза на этой дороге дело так и не дошло. А аварий на ней нет. О том, как работают юные машинисты, можно судить по рассказу одного из них – Миши Хмары: «Когда я прихожу, паровоз уже разогрет машинистом-наставником. Вместе с помощником я смазываю и протираю части. Пар поднимаю до 9 атмосфер и еду в пробный рейс. После пробного рейса со станции «Пионерская» еду маршрутом до станции «Радостная».
Однако не будем забывать, что за окном – 30-е годы, и любое замечательное дело, затеянное энтузиастами, надлежит связывать с «руководящей ролью партии». Поэтому в октябре 1935-го делегацию юных тифлисцев, построивших Малую Закавказскую железную дорогу, принимает товарищ Каганович, слова которого цитируются как некая важнейшая истина: «Молодцы, ребята. Вы воспитываете и у себя, и у других чувство любви к железнодорожному транспорту». А через пять дней после этой аудиенции в газете «Пионерская правда» появляется открытое письмо, в которым школьники с Тифлисской детской железной дороги рассказывают ровесникам всей страны о своем опыте. Есть в нем и призыв следовать их примеру и, в первую очередь, в Москве. Действительно, как же так: в провинции ДЖД есть, а в «лучшем городе Земли» – нет!
Так инициатива, проявленная на берегах Куры, раскручивает маховик всесоюзного механизма. С «самого верха» появляется предписание о строительстве еще 24 дорог, не считая расширения тифлисской! Паровозостроительные предприятия страны получают задание разработать и построить узкоколейные локомотивы специально для детских железных дорог. С легкой руки ребят из Грузии до войны удается открыть еще тринадцать ДЖД: в Красноярске, Днепропетровске, Гомеле, Кратове (Московская область), Ереване, Мелитополе, Горьком, Иркутске, Свободном (Амурская область), Ташкенте, Харькове, Ростове-на-Дону и Ашхабаде.
А в Тбилиси (название Тифлис перестает существовать с 1936-го) у юных железнодорожников – «планов громадье». Они хотят удлинить трассу по набережной Куры до 1600 метров и электрифицировать ее. Но этот проект не проходит, вместо него принимают и реализуют другой. Дорогу делают кольцевой, и на новом участке создают станцию «Мзиури» («Солнечная»). Рядом с «Пионери» между главными путями перегонов строят перемычку. Так образуется разворотный треугольник, необходимый из-за того, что «Пионери» стоит чуть в стороне от кольца и после каждого рейса приходилось разворачивать паровоз. Лелеют здесь и другие планы, но все перечеркивает нападение гитлеровцев на СССР.
Дорога в саду Муштаид продолжает работать и в военные годы. На ней появляется и оборудование, эвакуированное с Ростовской ДЖД, в том числе мотовоз МУТ/2 – локомотив с двигателем внутреннего сгорания небольшой мощности. Такие мотовозы использовались на стройплощадках, в горных разработках и на заводских путях. На детских железных дорогах их использовали мало, но в Тбилиси он пригождается и до окончания войны водит поезда наравне с паровозом. После войны его возвращают в Ростов-на-Дону. А еще ребята решают помочь военным госпиталям. Внутри кольца своей железной дороги они создают делянку, на которой выращивают помидоры для отправки раненым. Для удобства рядом с ней даже строят временную остановку – станцию Юннатов.
В послевоенное время локомотивы меняются, паровозы постепенно сменяются тепловозами, в 1971-м поступает ТУ3-035, через шестнадцать лет – ТУ7-2044, работающий и поныне. В 1960-е – крупная реконструкция. Строятся новые здания вокзалов на станциях «Пионери» и «Мзиури», демонтируется одна из ветвей разворотного треугольника, укорачиваются тупики на путях «Пионери» и на освободившееся место протягивается продолжение перрона. Но все это – детали, известные лишь специалистам, пассажиров это не интересует, главное – удовольствие от путешествия под стук колес.
Впрочем, удовольствие получают не только дети, и не только от поездки. Мы с друзьями, по выходным командированные женами развлекать отпрысков на этой железной дороге, здраво рассудили, что одного-двух кругов в открытом вагончике для детей мало. И поэтому закупали билеты на довольно большое количество рейсов подряд. А сами отправлялись во всенародно любимый пивной бар «Шатили», что в ближайшем соседстве с Муштаидом. С его террасы можно было видеть и слышать, как поезд делает очередной виток по трассе, знаменуя это громким гудком. И находчивые папаши, подсчитывая круги и радуясь здоровому досугу своих чад, успевали выпить по паре-тройке кружек «жигулевского».
Вообще-то, у каждого, кто родился и вырос в Тбилиси, – своя история, связанная с этой замечательной железной дорогой. И людей с такими историями было бы еще больше, если бы на детство многих тбилисцев не выпало «плохое время», – так в городе называют 1990-е годы. В пик общественного и экономического кризиса в Грузии дорога закрывается, но, к счастью, ее удается уберечь от разграбления. И с 1999 года, после реконструкции, она вновь действует. Но уже обслуживается только взрослыми. Потом снова перерыв в работе – с 2010 по 2012 годы, на время реконструкции всего Муштаида.
Сегодня это уже не то чудо, каким ДЖД была в детские годы многих и многих поколений. Это – просто один из аттракционов парка, сохранивший лишь одну работающую станцию. И для пользования продаются такие же билеты, как и на развлечения. А жаль! Потому что годы назад билеты на ДЖД были копиями тех, что на больших железных дорогах, настоящих железнодорожных. И те, что сохранились до наших дней, сулят нам «много открытий чудных». Ведь первое, что мы видим на этом билете – надпись, повергающая в изумление: «Детская железная дорога при ТЮЗе». При чем здесь Театр юного зрителя? Что ж, сегодня мало кто знает: появление и первые годы существования русского ТЮЗа в Тбилиси теснейшим образом связаны с Закавказской железной дорогой (ЗквЖД). Давайте, перечтем некоторые места в уже прочитанном.
Помните, кто предложил школьникам создать собственную магистраль? Так вот, Николай Маршак – главный режиссер ТЮЗа. Он в 1926-м году организует «театр особого назначения» – для детей – из рабочих Вагоноремонтного завода и паровозного депо, служащих Управления ЗКВЖД и актеров-любителей «Пролетарского театра». Руководство и профсоюз магистрали поддерживают это начинание, репетиции проходят по вечерам в свободных помещениях Управления дороги. А 18 апреля 1927 года в клубе железнодорожников имени Плеханова – премьера «Гайаваты» Г. Лонгфелло.
Так рождается первый детский театр в Закавказье, которому вскоре присваивается имя главного железнодорожника страны Кагановича. А помните, когда именно провели пробный рейс на ДЖД? Его приурочили именно к 18 апреля, к 8-летию ТЮЗа. Еще одно уже упомянутое имя – Константин Вайсерман, руководивший юными членами правления ДЖД. Он тоже имеет самое прямое отношение к ТЮЗу – заведующий педагогической частью и многолетний директор. Но все же, почему именно этот театр так тесно связан с детской магистралью?
А все дело в том, что тогда в стране не было ни дворцов и районных домов пионеров, ни кружков юных натуралистов и детских технических станций. И тбилисский ТЮЗ, в котором работают неравнодушные люди, помимо творческой работы берет на себя те функции, которые потом перейдут к перечисленным детским учреждениям. При театре создается Дом художественного воспитания и технической пропаганды с многочисленными кружками, и первая в мире Детская железная дорога становится детищем этого дома. «Тбилисскому русскому Театру юного зрителя наряду с другими передовыми ТЮЗами страны удалось создать модель детского театра, как феномена нравственного, эстетического и технического воспитания подрастающего поколения, создать свои, только ему присущие формы этой работы, обогатить ее целым рядом новых приемов и находок. Театр комплексно решал свои художественные и творческие задачи», – резюмирует Светлана Кестнер.
Так что детская дорога – одна из задач, блестяще решенных канувшим в лету легендарным Тбилисским ТЮЗом. Правда, сегодня уже нет праздника от встречи с ней, нет на перроне очередей, ожидающих посадки, нет школьников, одновременно и играющих в железнодорожников, и умело исполняющих их обязанности. Работает лишь одна станция, вдоль полотна дороги не осталось практически ничего, на что можно полюбоваться из вагончиков, влекомых тепловозом-ветераном. Тем не менее дорога живет. А это – главное чудо, учитывая, что пришлось ей пережить вместе с городом, украшением которого она была много лет.
И вспоминаются слова старой песни «Город детства», которую Эдита Пьеха пела на мотив композиции «Greenfields», созданной в 1960-м американской группой The Brothers Four: «Дайте до детства плацкартный билет./ Тихо кассирша ответит: Билетов нет». Теперь времена других билетов, по иным направлениям. Но ДЖД в Муштаиде продолжает вращать по своему кольцу вагоны с детишками. А все-таки она вертится!


Владимир ГОЛОВИН