После шестилетнего перерыва в Тбилиси вновь прошел международный фестиваль «Золотой витязь в Грузии» - третий по счету. В кинотеатре «Амирани» состоялось его торжественное открытие с участием гостей - народных артистов России Николая Бурляева, Сергея Безрукова, актрисы Марии Бурляевой. Позднее к ним присоединилась Мария Шукшина.
В рамках этого события состоялся творческий вечер актера, режиссера, руководителя международного кинофорума «Золотой витязь» Николая Бурляева. Он назывался «Отныне, Грузия, тебе часть сердца отдаю» - это строка стихотворения Николая Петровича. На вечере был представлен трехтомник Бурляева, выпущенный к 65-летию автора. Николай Петрович называет его своей литературной исповедью. Первый том получил название «Мой Лермонтов». В него вошли киноповесть «Сын вольности», по которой Николай Бурляев поставил фильм «Лермонтов», и «Дневник кинорежиссера», рассказывающий о трудном пути художника.
- Мне с самого детства говорили, что я похож на Лермонтова и даже досаждали этим, - рассказал Н.Бурляев на презентации, которая прошла в гостеприимном кафе «Хареба». - Потому что в школе нам преподносили Лермонтова как человека агрессивного, колкого, дерзкого. К сожалению, акцент делается на это, а не на его пламенную, любящую душу, которая тысячу пятьсот раз за короткое время писательства исторгла слово «любить» - именно 1500 раз оно встречается в текстах Лермонтова. Он был соткан из любви! Когда я работал над сценарием будущего фильма, то много читал, копался в материалах. Помогал Ираклий Андроников, благословивший меня на этот путь. Мне говорили, что Ираклий Луарсабович не верил в то, что можно снять достойный фильм о Лермонтове, но мне он сказал: «У вас все получится! Надеюсь, на этот раз Лермонтову повезет». Шесть лет я работал над фильмом, а когда он был уже готов, в прессе началась травля. Все кинокритики еще до выхода фильма на широкий экран в один голос писали, что это чуть ли не самый плохой фильм в истории кино.
Во второй том вошли повесть Николая Бурляева «Близнецы», киноповесть «Пушкин», исповедальная поэма «Иван Вольнов» и другие поэтические произведения, детская пьеса «Бемби». Артист вспоминает о своих друзьях и наставниках, внесших большой вклад в развитие духовности, культуры второй половины XX – начала XXI века. Гражданская позиция автора – это защита нравственных ценностей. Она выражена в его выступлениях на конференциях, симпозиумах, в печати. В третьем томе публикуется летопись «Золотого витязя» - любимого детища Николая Бурляева.
- В этих томах – история русской культуры за полвека. Я был ее очевидцем, соучастником, - отметил Николая Бурляев. - В пятнадцать лет стал актером театра имени Моссовета, выходил на сцену с великими мастерами. Только сейчас я понимаю, как мне везло! Эти люди несли факел служения подлинному театру. И я у них этот факел перехватил… Но я не хотел заниматься театром. Когда мне раньше задавали вопрос, кто я в первую очередь, - актер, поэт, режиссер, то отвечал так: прежде всего я поэт! Актерство всегда было на последнем месте. Хотя могу, могу так, как другие не могут, потому что знаю великую тайну актерского творчества. Но при этом критически отношусь к этой профессии. А теперь я говорю, что в первую очередь я создатель международного кинофорума «Золотой витязь». Это феноменальное явление нашей культуры. В 1992 году, когда все было развалено, появился кинофорум Николая Бурляева, провозгласивший лозунг «За нравственные идеалы, за возвышение души человека». Поначалу друзья ехали ко мне с опаской, ведь фестиваль именовался «кинофорумом славянских и православных народов». Сейчас в кинофоруме участвуют до 60 стран мира. Это не только представители христианских стран, но и китайцы, японцы, евреи... Одна из моих православных коллег удивилась: «А что вы так широко открыли двери? У нас же для православных, для славян!» Я тогда привел слова русского мыслителя Ивана Ильина, который говорил, что каждый художник в творчестве устремлен к совершенству. И эта устремленность приводит его к престолу Господню, потому что художник творит дело религиозное, независимо от того, к какой конфессии, к какому этносу принадлежит. Люди искусства любой страны пробиваются к Богу! Они в контакте с Господом, получают от него энергию и благодаря этому творят чудо. Через десять лет существования «Золотого витязя» я решил взяться и за театр – так появился наш театральный форум. И вскоре откроется одиннадцатый по счету театральный фестиваль «Золотой витязь». Три года назад с благословения патриарха Московского Кирилла «Золотой витязь» объединил все виды искусства: кино, театр, музыку, литературу, изобразительное искусство под эгидой Славянского форума искусств «Золотой витязь». Литературный форум работает под председательством писателя Валентина Распутина, музыкальный – дирижера Владимира Федосеева, форум изобразительного искусства – Александра Шилова. За 22 года жизни «Золотого витязя» мы провели пятьдесят полнометражных форумов. Я рад, что сегодня мы в Грузии. Вместе с Дали Окропиридзе, возглавляющей грузинское представительство «Золотого витязя», мы вывозим в Россию лучших грузинских актеров, потрясающий вокальный ансамбль «Тбилиси».
- Николай Бурляев написал в книге, что в своей жизни трижды отлил колокол – первый в фильме «Андрей Рублев» Андрея Тарковского, второй – когда снял фильм «Лермонтов» и третий – когда создал «Золотой витязь», - вступила в разговор Дали Окропиридзе. - В первом томе трилогии, когда речь идет о Лермонтове, Николай Петрович очень тепло пишет о своих отношениях с грузинскими коллегами, о потрясающем грузинском многоголосии, о том, как съемочная группа с упоением слушала пение грузинских вокалистов. Кстати, Маша Бурляева покорена мастерством вокального ансамбля «Тбилиси». Она призналась, что возвращается в Москву одухотворенной. Я очень счастлива, что общаюсь, сотрудничаю с таким потрясающим человеком, как Бурляев. Он столько делает для грузинской культуры, ее представителей, для развития культурных связей между нашими странами, для всего грузинского народа! Результат его отношения к нашей стране – международный фестиваль «Золотой витязь» в Грузии». После долгого ожидания благодаря бизнесмену Теймуразу Шелегия мы вновь встретились в рамках фестиваля. Теймураз Шелегия – благотворитель по природе, ведь он на редкость душевный, отзывчивый и при этом очень скромный и бескорыстный человек. Мы надеемся, что наши контакты с ним продолжатся. Спасибо за поддержку гостиницам «Тбилиси Марриотт» и «Кортъярд Марриотт», компании «Виноделие «Хареба», авиакомпании «Georgian airways», кинотеатру «Амирани», телекомпания «Имеди», всем СМИ, кто оказал нам информационную поддержку. Мне очень дорого, что наших гостей принял Католикос-Патриарх всея Грузии Илия II. Все с нетерпением ждали этой встречи. Состоялось общение и с министром культуры и охраны памятников Грузии Гурамом Одишария. Спасибо грузинским деятелям культуры, поддержавшим «Золотой витязь», - ансамблю «Тбилиси», режиссерам Резо Чхеидзе, Эльдару Шенгелая, актерам Баадуру Цуладзе, Зурабу Кипшидзе, Валерию Харютченко. И, конечно, гостям – Сергею Безрукову, Марии Шукшиной, Марии Бурляевой. Эти отнюдь не формальный визит больших артистов в нашу страну – это зов души… Первые шаги «Золотого витязя» в Грузии поддержал бизнесмен Автандил Бараташвили. С ним, я думаю, мы тоже продолжим сотрудничество. А при поддержке Теймураза Шелегия осуществим еще немало добрых дел. Думаю, рамки нашего фестиваля будут расширяться».
Инна БЕЗИРГАНОВА |
|
Картина российского режиссера, сценариста, продюсера, художника Георгия Параджанова «Все ушли» получила в Тбилиси, в рамках XIII международного кинофестиваля, приз за режиссуру – «Серебряный Прометей». Но это – лишь одна из многочисленных наград фильма. Картина «Все ушли» снята в жанре воспоминаний автора о своем детстве и чем-то напоминает итальянское кино эпохи неореализма, но с кавказской «начинкой», неповторимым тбилисским колоритом, сочными образами, особой магией и образной структурой. Георгий Параджанов, племянник великого Сергея Параджанова, ответил на вопросы корреспондента журнала «Русский клуб».
- Не обидно, что не получили в Тбилиси главную награду фестиваля – «Золотой Прометей»?
- Я получил самый лучший приз – за режиссуру. Честно говоря, не ожидал такой высокой оценки. Я вообще никогда не могу предполагать, что именно произойдет на тбилисском фестивале. Фестиваль – непредсказуемая вещь, и непонятно, как все может повернуться. Даже учитывая тот факт, что фильм снят в Тбилиси, о Тбилиси, это могло и не выстрелить. Да и вообще снимать фильм о родном городе – очень сложная штука. Тем более возвращаясь в далекие 60-е годы. И это большая ответственность. О городе, в котором прожил более тридцати лет, фильм нужно было делать с большой любовью и при этом осторожно. Потому что реакция могла быть совершенно непредсказуемой. Я очень волновался перед премьерой, показом в Тбилиси. Об этом я могу говорить здесь, в Грузии, а не в России или во Франции. Французы в восторге от этого фильма. В Онфлере я получил Гран-при – «Все ушли» признан лучшим фильмом. Французы сказали нам: «Вы нам вернули кино!» То же самое услышал в Грузии, и это признание на родине для меня очень важно.
- Вы определяете стилистику своей картины как «магический реализм». Это что-то от Габриэля Гарсиа Маркеса?
- Да, именно… Если вы обратили внимание, в фильме нет ни одного нормального, в обычном понимании этого слова, человека. Хорошо сказал на пресс-конференции замечательный грузинский актер, мой друг Автандил Махарадзе, сыгравший в фильме голубятника Цису: «У режиссера, наверное, не все в порядке с головой: он всех нас, героев картины, сделал немного сумасшедшими!» Я просто снимал фильм о себе, своем незабываемом тбилисском детстве. Все, что там есть, - абсолютная правда. В картине только один вымышленный персонаж – гадалка Нина. А все остальное – то, чем жил. мальчик, главный герой картины, прошло через меня.
- Читала, что ваша картина напоминает «Амаркорд» Федерико Феллини.
- Но я и делал мой «Амаркорд»! Ведь на романьольском диалекте городка Римини, где вырос Феллини, «амаркорд» означает «Я вспоминаю». Честно говоря, о Феллини в процессе создания картины я думал мало. Хотя моим очень близким другом – могу это утверждать, потому что ездил его хоронить, - был итальянский поэт, писатель и сценарист Тонино Гуэрра. Мы с ним дружили 35 лет и были на «ты». Вместе с женой Лорой он прочитал мой сценарий и пришел в восторг. Я просил Лору сыграть в моей картине гадалку Нину, а Тонино – старого трамвайщика. И они согласились! Но подвела болезнь – Тонино не смог приехать в Тбилиси на съемки.
- Некоторым не хватает в вашей картине самого Сергея Параджанова.
- Я снял о своем знаменитом дяде документальный фильм «Я умер в детстве», который закрывал Каннский фестиваль в 2004 году. А в картину «Все ушли» я не хотел вводить Сергея Параджанова – тогда это было бы совершенно другое кино. Пришлось бы выписывать линию Параджанова, и это бы перевесило все остальное. И тогда нужно было бы снимать фильм о нем, а меня там уже не было бы. Кстати, сейчас в Тбилиси фильм о Сергее Параджанове снимает украинский режиссер – женщина.
- Вот недавно сняли фильм о Высоцком…
- Я считаю, что такие вещи нельзя делать. Как можно, к примеру, снять художественный фильм о Тарковском? Я этого не представляю! Это имеет право на существование, когда после ухода великого творца пройдет лет пятьдесят – семьдесят – не меньше. Извините, сейчас еще живы сын, бывшая жена, племянник режиссера, еще куча людей. Когда такой фильм предложили снимать Роману Балаяну, он отказался, аргументировав свой отказ тем, что он слишком хорошо знал Параджанова, чтобы снимать о нем фильм. Естественно, и я хорошо знал своего дядю – прожил с ним четырнадцать лет в одном доме. Когда мне прислали этот сценарий о Сергее Иосифовиче, я прочитал ровно полстраницы. Я не мог это читать! Представьте себе: стоит человек на мусорной помойке в стоптанных туфлях, сосет конфетку и ищет какие-то предметы для коллажа. Какой-то ужас!
- И никто не может изменить эту ситуацию?
- Я не прямой наследник. У Параджанова есть сын, бывшая жена. Она сказала, что в сценарии все неправда – какие-то истории с КГБ… Но, тем не менее, добро на съемки было получено. А ко мне вообще никто не обращался – ни за консультацией, ни за помощью. На главном призе XX фестиваля российского кино «Окно в Европу», который я получил из рук Балаяна, написано: «за гуманизм и верность традициям». Для меня это не пустые слова! Когда в беседе с Ромой Балаяном я начал рассказывать какие-то истории о дяде, он стал настаивать: «Сними фильм о Параджанове!» Он понял, что я знаю о Сергее Иосифовиче столько, сколько никто не знает…
- Дух этого человека ощущается в вашей картине.
- Кстати, в моей картине Сергей Параджанов все-таки упоминается. Парикмахер Жорик говорит о соседе: «Он называет себя великим режиссером, гением… а гений – это я!» Прототип Жорика – мой папа. Еще один момент: Лали Бадурашвили, сыгравшая бабушку, - непрофессиональная актриса. Я ее нашел, работал с ней. Ведь грузины вообще очень артистичная нация. Я пробовал Лали на разные роли, но, в конце концов, утвердил ее на роль бабушки.
- Эта картина – своего рода сублимация? Если бы вы не сняли фильм, это бы вас терзало?
- Конечно. Я от многих вещей освободился. Меня это действительно мучило. Сценарий был написан семнадцать лет назад. Он получил приз «Зеркало» имени Андрея Тарковского. Был опубликован в журнале «Киносценарий». Отлежался – и вот, наконец, его время пришло!
- Это первая ваша игровая картина. До этого вы снимали документальные фильмы.
- Я придумал свое документальное кино, ведь я не снимаю говорящие головы, не беру интервью. Мне это не нравится. Сложно объяснить, описать жанр, который я придумал. Стремлюсь найти образ – то есть я делаю какое-то, возможно, непонятное кино, в котором есть живой человек, но у меня нет желания брать интервью у кого-либо. Я бы с удовольствием снял документальное кино о Лиле Брик – я очень хорошо ее знал. Не менее интересно сделать картину об Уго Чавесе или Эдуарде Шеварднадзе. Однажды внучка предложила мне снять картину про бывшего грузинского лидера, я уже даже придумал историю о Шеварднадзе. Мне хотелось показать совершенно незнакомого большинству Эдуарда Амвросьевича… Или еще одна нереализованная идея – фильм про ливийского лидера Муаммара Каддафи. Это могли бы не быть говорящие головы. Это должен был быть монолог, а не беседа. Вот Эмир Кустурица сделал замечательную картину про Диего Марадону… Хочу рассказать один случай. Однажды мы с Тонино Гуэрра остались в Москве вдвоем дома, а Лора поехала на базар. У меня была с собой камера. Я предложил Тонино: «А чего мы с тобой тут сидим, как две совы, и смотрим друг на друга? Давай наговори мне что-нибудь!» И я задал ему три вопроса. Тонино неожиданно расплакался, сказав: «Никто мне таких вопросов не задавал!» У меня сейчас есть материал с Гуэрра на три часа. Я пока не сделал фильм, но могу осуществить это в любое время. А сейчас собираюсь снимать вторую игровую картину. Съемки будут проходить в Грузии, потому что у меня нет возможности снимать в Азербайджане. Но не хочу о сюжете говорить заранее. Скажу лишь, что это современная драма о любви, снятая в совершенно новой для меня стилистике.
- Почувствовали вкус к игровому кино?
- Да я вообще «игровик». Учился на художественном факультете игрового кино у Владимира Наумова. А еще в планах – театр. Буду ставить спектакль с Еленой Камбуровой про клоуна Леонида Енгибарова. Камбурова давно мечтала об этом, и однажды я пришел к Елене Антоновне вместе с женой Катей… Елена Антоновна – это классика. Она в хорошем смысле консервативна. Мы долго беседовали и прекрасно друг друга поняли. Я предложил Елене Камбуровой историю, и ей очень понравилось. В спектакле соединятся вокализ Елены Камбуровой, Леонид Енгибаров на экране и знаменитый фонарь, который играет здесь очень большую роль – это будет живой персонаж.
Я рассказал о своем замысле моему другу, режиссеру, сценаристу и художнику Руслану Хамдамову, и он ему очень понравился. «Только надень на Камбурову очень узкий пиджак и большую, широкую мятую юбку!» - предложил он. Мне это пришлось по вкусу. Это вполне реальный проект.
- Прекрасная идея – соединить клоунаду с драмой и вокалом. Вы впервые будете заниматься театром?
- Да я же еще и актер по образованию – окончил Тбилисский театральный институт, много лет тому назад работал в ТЮЗе. Какое-то время играл в театре «Современник 2» у Миши Ефремова. Он меня туда и пригласил, а потом, когда я поступил во ВГИК, был недоволен, потому что собирался забрать меня во МХАТ, к отцу. Тогда еще театром руководил Олег Ефремов, и Миша говорил: «Зачем тебе эта режиссура? Пойдем во МХАТ!»
- Стала ли режиссура вашей магистральной дорогой? Вы окончательно расстались с актерской профессией?
- Я состою на актерском учете в киностудии «Мосфильм». Начальник актерского отдела пришла на премьеру моего фильма и потом вручила мне свою визитку. Думаю, режиссеры будут побаиваться меня приглашать – было одно предложение. Я не герой-любовник, но и не характерный актер. Однако пока никто ничего не предлагал. А я с удовольствием буду сниматься, если появится такая возможность. Пусть маленький, но яркий эпизод. Для меня самая большая радость – то, что я перед тем, как начинаю снимать кино, показываю актерам их персонажей, играю. Чего вообще-то делать нельзя. И исполнители делают то, что я показываю. Кстати, после выхода картины «Все ушли» говорили, что все актеры в фильме играют гениально.
- Вы ни от чего в жизни отказываться не хотите – и играть собираетесь, и кино снимать, и спектакли ставить?
- Именно! Я не приемлю только одного – пошлости. Это не мое. Я не умею снимать секс. В фильме «Все ушли» эта тема показана вполне невинно и смешно. Я даже не знаю, как снимать интимные сцены: положить в постель двух голых людей и сказать им: «Занимайтесь любовью!»? Когда на тебя направлен свет прожекторов и сто человек стоит вокруг?!
- Сейчас это чуть ли не доминанта любой картины.
- К сожалению. Это сегодня очень модно показывать: папа – насильник, брат – серийный убийца… Показывать патологию стало модой. Я считаю, что это безнравственно. И потом, это надо уметь снимать. Это умеет гениально делать один человек – великий Педро Альмодовар. Я этого не умею. Не умею снимать, как Микеланджело Антониони – великое холодное кино. Никогда в жизни не мог бы снимать как Андрей Тарковский. И не надо этого делать! Я понимаю, почему Ларс фон Триер посвящает свой шедевр «Меланхолию» Тарковскому… Кстати, даже актер, играющий в фильме, похож на Тарковского.
Мне повезло – я видел многих величайших людей XX века – Высоцкого, Плисецкую, дружил с Лилей Брик. Я ее знал уже 87-летней. Благодаря Лиле Брик я поступил во ВГИК. Об этом до сих пор ходят легенды. Была такой педагог – Ливия Звонникова. На ее лекции, как и на лекции Мераба Мамардашвили, собиралась вся Москва. Звонникова преподавала русский язык и литературу. Кстати, именно она познакомила Александра Сокурова со сценаристом Юрием Арабовым. Мне попался на экзамене вопрос о лирике Маяковского. Я сидел минут 50… «В конце концов, выйдете вы или нет?» - нетерпеливо спросила Ливия Звонникова. - Неужели, правда, ничего не читали?» - «Я могу рассказать о Лиле Брик!» - «Расскажите!». Я начал ей рассказывать о том, как Брик меня целовала и как на меня падали с полки пыльные шляпы Маяковского. Звонникова за мой рассказ поставила мне четверку. Да, Брик была потрясающей женщиной, ее обожал Сен-Лоран! Она дядю моего вытащила из тюрьмы… Уговорила, упросила активного деятеля компартии Франции писателя Луи Арагона, мужа писательницы Эльзы Триоле, своей сестры, приехать в СССР. Состоялась официальная встреча в Большом театре, где Арагону вручили орден Дружбы народов. Арагон попросил советские власти выпустить Сергея Параджанова, и его выпустили на год раньше срока. В итоге Сергей Параджанов просидел в тюрьме 4 года 11 месяцев.
- Расскажите, каким вам запомнился Сергей Параджанов?
- Четырнадцать лет, проведенных с ним рядом, были великим праздником. Хотя случались и тяжелые минуты – у нас были очень непростые отношения.
- На какой почве обычно возникали разногласия?
- На бытовой. У моей мамы с Сергеем были сложные отношения, и я оказывался между двух огней. Я обожал маму и обожал Сергея. Приходилось лавировать между ними. А один раз дошло до того, что я схватил топор и побежал за ним. И был суд, который… превратился в товарищеский. А поначалу мне угрожало семь лет за попытку убийства близкого родственника. Я сказал Сергею: «Предлагаю замять это дело – ты ведь меня не в Артек посылаешь, можешь представить, что будет, когда я оттуда выйду?» Товарищеский суд проходил в каком-то помещении ветеранов труда. И нас помирили… Все, что можно было впитать, я в этом доме впитал! Там ведь была великая бабушка, которая меня и воспитывала. К сожалению, все ушли… Мы с оператором Сергеем Мачильским насняли материала на целых 32 часа. Перед вылетом в Москву во время кутежа Сергей сказал актеру Давиду Двалишвили, сыгравшему в фильме дедушку: «Дайте Гарику возможность снять на Грузинском телевидении сериал. У него огромный материал, из которого получится потрясающий многосерийный фильм!» Барахло ведь снимают!
- Да, представляю, каково было отцеживать золотой песок для полнометражной картины!
- Да, в фильм не вошло многое. Пришлось от чего-то отказываться. Очень много порезали в материале с участием Зураба Кипшидзе – он играет повзрослевшего героя, вспоминающего детство.
- Георгий, контраст вас не ранит – Тбилиси прежний и сегодняшний?
- Мне нравится то, что происходит в Грузии – Тбилиси превращается в европейский город! Но кое-что мне трудно понять – там, на бывших Песках, какие-то две трубы. Театр, говорят, будет. Неожиданно появляется хайтек в ущерб неповторимому образу Тбилиси. Лучше реставрировать старое, чем строить новое и страшное. Я был сейчас в Омфлере – это шедевр, абсолютно андерсеновский город! Я такого хайтека там не видел. Тбилиси не рассчитан на хайтек. Чего стоит хотя бы один новый мост! Так что я был действительно не в восторге от некоторых сооружений, но в основном то, что происходит в столице, прекрасно.
- Чему вы научились у Параджанова? Хотелось бы вам работать в его стилистике?
- А зачем? Не хочу даже думать об этом. Каждому свое.
- Но кто ваш учитель в кинематографе?
- Прежде всего, мой город, наверное. Мой любимый Тбилиси. Все идет отсюда.
Инна БЕЗИРГАНОВА |
|
|
Алла Сурикова, известный российский кинорежиссер, автор фильмов «Ищите женщину», «Будьте моим мужем», «Человек с бульвара Капуцинов» и многих других, не любит интервью в привычном понимании этого слова: когда журналист и респондент беседуют, сидя в креслах. Алла Ильинична, приехавшая на фестиваль российского кино и стран содружества в Тбилиси, предложила мне стать ее гидом и интервью записывать на ходу, чтобы не терять драгоценного времени, которое можно потратить на осмотр Тбилиси. Я с радостью согласилась.
Был праздник Гиоргоба, в Кашвети звонили колокола, и люди отовсюду тянулись к храму. Мы прогулялись по Александровскому саду, по Сухому мосту и пошли в сторону Колхозной площади. «У нас очень интересная программа, - говорила Сурикова, - показывают достопримечательности, кормят вкусностями, но мне еще хочется познакомиться с вашей повседневностью, пойти в народ, почувствовать живое дыхание города. Например, где тбилисцы одеваются? Не в бутиках, наверное? Слышала, что есть большой торговый центр в Лило, вот бы на него посмотреть. Но не успеем, наверное, - у меня в три встреча в доме Софико Чиаурели».
Режиссера интересовали и тбилисские подземки, мы спустились в одну – на Колхозной. Потом я показала Алле Ильиничне крепостную стену на Пушкинской улице, старую мэрию и улицу Леселидзе. Продавщицы сувенирных лавок, магазинов одежды, куда мы заглядывали, именитого российского режиссера не узнавали. Только одна вдруг застыла, вытянулась в струнку и выпалила: «Исторический момент!»
Сурикова много и с грустью вспоминала в тот день о своей подруге и любимой актрисе Софико Чиаурели.
- Я видела памятник Софико в Старом городе, там она не очень на себя похожа. Но ведь это необязательно. У нас с Софико две совместные картины. Для роли в фильме «Ищите женщину» мне требовалась именно такая героиня – взбалмошная, странная, смешная, ребячливая, француженка. Нужна была фотография актрисы. Под этим предлогом из Москвы в Тбилиси просилось ехать пять человек. Это 1981 или 1982 год. Тут нас «взяли в оборот» - угощали, кормили, поили. И мы не просыхали пять дней. Пришло время уезжать, спрашиваю у Михаила Аграновича: «Ты фотографию Софико сделал?» Он: «Забыл!» Так и полетели обратно, без снимка. В Москве раздобыли – Софико в ранней молодости. В роли инспектора Грандена я сначала хотела снять Михаила Ульянова. Но Миша Агранович вспомнил, что Софико и Леня Куравлев – давние друзья и однокурсники, и предложил его кандидатуру. Так, история мадемуазель Постик и Грандена, когда-то влюбленных друг в друга, обрела второе звучание. Мы придумали для Куравлева кофту с шарфом, художник по гриму приделала ему моржовые усы, и он закашлял совершенно по-гранденовски. Парижскую натуру нам обеспечила группа Георгия Данелия, в то время снимавшая во Франции «Паспорт». Мы только дали им пленку. Должен же был в нашем фильме появиться кусочек настоящего Парижа.
Во время того, первого приезда в Тбилиси, я побывала на спектакле «Дон Сезар де Базан» с участием Котэ Махарадзе. Открыла его для себя, как замечательного актера, великолепного знатока поэзии, искусства. До тех пор знала лишь в качестве футбольного комментатора – «разбегается Хурцилава и бьет слева…» Кажется, в тот период Котэ еще ухаживал за Софико… Я считаю, это одна из самых красивых историй любви. Она ждет своего воплощения на экране. Я могла бы снять о них фильм, но думаю, такое желание есть и у грузинских режиссеров. Надо спешить, пока живы свидетели их истории. Они обрели друг друга не в молодом возрасте, когда страсть кипит, а в зрелом, пройдя много препятствий. Такой союз – глубинный.
Не влюбиться в Софико было невозможно. Она завораживала особой магией, ей подчинялось все живое и неживое. Даже мой упрямый запорожец. Как-то, находясь в Москве, Софико попросила отвезти ее на Петровку, в магазин меховой одежды. И на одном из людных перекрестков мой запорожец застрял. Ни шагу назад, ни шагу вперед. Обычный для него бессовестный финт. Злюсь, конечно. Софико вышла из машины, что-то пошептала, потом попросила меня пересесть на пассажирское сидение. И запорожец под ее волшебными руками не то, что поехал, полетел!
Помню последний визит Софико в Москву. Она плохо себя чувствовала, предполагала трагическую развязку. Но больше чем о себе, беспокоилась о судьбе младшего сына Сандрика. «Как он будет без меня?» Сандрик ведь большой мальчик, с детским ощущением жизни. Софико мечтала найти ему невесту – добрую, простую, которая будет одновременно и подругой, и матерью, и сестрой. Нашлась ли такая девушка? Очень хотелось бы.
- Иногда, кажется, что любовь перестала быть для людей приоритетом. Особенно в наше прагматичное время.
- Любовь есть! Нужно слушать свое сердце. Важно, чтобы рядом находился именно твой человек. Я со своим мужем живу с 1985 года, но мы до сих пор не расписаны в ЗАГСе. Совершенно ни к чему. Я дважды была замужем официально и мне этого хватило. Алик даже в период нашего брака уезжал в Америку, жил там долгое время, получил гражданство, но потом все бросил и живет у меня.
Жениться, выходить замуж, только чтобы не быть одному – наверное, неправильно. Порой отношения себя изжили, люди чуть ли не ненавидят друг друга, а продолжают жить под одной крышей из-за ложных представлений о семье. Если уж так поразмыслить, тот самый пресловутый стакан воды и родственник может подать, и домработница. Ролан Быков как-то подарил мне шутку: «Лучше быть одному, чем раздваиваться, лучше раздваиваться, чем расстраиваться, но лучше расстраиваться, чем четвертоваться».
Конечно, в моем возрасте река любви уже переходит в спокойное русло. Это любовная дружба – получить от близкого человека совет, разделить с ним какое-нибудь увлечение – фигурное катание или еще что, принять нежную заботу, когда болеешь, или самой ее проявить. Но такая осень любви бывает только в искренних отношениях. Мои родители прожили долгую счастливую жизнь. И папа, и мама отличались легким характером, любили шутить, смеяться. Улыбка была нашим семейным гербом. Если у них и случались ссоры на старости лет, то незначительные. Скорее, чтобы держать друг друга в тонусе, доказать себе – есть еще порох в пороховницах.
- Значит, чувство юмора досталось вам по наследству. Можно ли выработать это качество, если его нет от природы?
- Школьных учителей нужно тестировать на наличие чувства юмора. Хорошо, когда юмор вкрапливается в преподавание. Дети очень восприимчивы к шутке. У Григория Горина есть пьеса «Прощай, конферансье!» Главный герой – Николай Буркини, потомственный конферансье, дает представления на фронте вместе со своей концертной бригадой. В любых обстоятельствах, даже самых драматических, есть место юмору. Буркини научил смеяться девочку Веру.
Нужно жить на солнечной стороне жизни. Человек, обладающий юмором, защищен от бед, неприятностей, депрессий. Смех лечит и нашу психику, и тело. Когда мы смеемся, легкие насыщаются кислородом, обогащается кровь. Смехотерапию придумал американец Норман Казинс. Его еще называют «Человек, рассмешивший смерть». У этого Казинса обнаружили неизлечимую болезнь. Тогда он снял номер в гостинице, нанял сиделку, которая читала ему юмористические рассказы. Смотрел чаплинские комедии. И, в конце концов, исцелился.
В Америке во многих клиниках есть больничные клоуны – они смешат больных детей. У нас это тоже входит в практику – клоун вместо клизмы.
Обратите внимание: вокруг человека, умеющего смешить, всегда толпа народа. Мы все хотим посмеяться, интуитивно заботимся о сохранении своего здоровья. К примеру, Ираклий Квирикадзе, Ходжакули Нарлиев, - отличные рассказчики.
Я уже 13 лет провожу фестиваль комедии «Улыбнись, Россия!» Сама президент, художественный руководитель, продюсер. В программе – новые картины, короткометражки, документальные ленты, комедийные фильмы для детей, юмористические телепрограммы, рекламные ролики. В роли жюри у нас выступают зрители, они выбирают лучшие работы посредством голосования.
- Алла Ильинична, ваши школьные учителя понимали шутки?
- Ой, не все! Училась-то я хорошо, но безупречным поведением не отличалась. «Умничала», острила, даже поправляла произношение учителю по-русскому. Он злился: «Я тебе, Аллочка, крылышки-то обрежу!» И выполнил обещание – я осталась без заслуженной золотой медали. С теплотой вспоминаю свое послевоенное детство. Голодное время, но мы не унывали. За хлебом, маслом, сахаром стояли в очередях. Зато зернистая черная икра и крабы заполняли полки всех магазинов. Когда болела, меня кормили паюсной икрой, я смотреть на нее не могла. А сейчас и хотела бы купить, да нет.
…В одном из кафе в Старом городе мы решили попить с Аллой Ильиничной чаю – немного согреться. С открытой веранды отлично просматривались прохожие и улица. Режиссерский взгляд сразу зацепился за любопытный эпизод. Черный кот стоял посреди улицы и мяукал в лицо прохожим.
- Посмотрите, какой красавец! - заметила Сурикова. - Он пошел со своей проблемой к человеку. Но не просит, а требует: «Мяу! Дай еды! Срочно!» И его уже услышали. (Действительно, какая-то женщина что-то достала из сумки и нагнулась к коту – М.А.). Мои коты стеснительные, чтоб вот так шагнуть навстречу незнакомцу, да ни за что! Они у меня на даче живут. Если в доме гости, весь день прячутся от посторонних глаз. Вообще, кошки – какие-то космические животные, у них своя галактика, нам не понять.
…Для визита в дом Софико был куплен букет желтых осенних цветов, и мы продолжили путь. Сурикова делилась впечатлениями о Тбилиси.
- Город красив, как 25 лет назад. Но хочется, чтоб не только для нас, туристов, его украшали. И не только отдельные туристические районы. Много и показного, фасадного. Вчера мы с фотографом Ивановым зашли за гостиницу «Марриотт» - он там нарыл интересный погребок с грузинской кухней – и я чуть ногу не сломала. Дорога там жуткая, и дома тоже. Видимо, на все сил, времени и финансов не хватает. Но очень хочется верить, что руки дойдут, и осуществят реставрацию.
Женщины в Грузии – загляденье. Изящные, стильные, со вкусом одетые. Много красивых лиц. У молодежи светлые, одухотворенные, «незамороченные» лица. Только огорчает, что новое поколение практически не знает русского языка. Жаль! Английский, само собой, надобен. Но без русской культуры, литературы человек не может считаться всесторонне образованным. Наши культуры всегда отличались взаимопроникновением, по-родственному переплетены.
Я везу из Тбилиси шикарную куклу, пиросманиевскую барышню. Купила в подарок, но жаба задушила – оставила себе. Другой презент подберу. Приобрела грузинские войлочные тапочки, настенную тарелку с тремя поющими грузинами. У меня большая коллекция настенных тарелок – привожу отовсюду, где только бываю. Приглянувшиеся картины сфотографировала. Дома нет места, к сожалению, - дочка свои картины ко мне перевезла.
- Над чем сейчас работает дочка Кира?
- Главным образом отдает себя семье. Три сына. Они же все требуют внимания. Старшему – 22, среднему – 16, младшему – 7 лет. Кира сейчас делает накопления для следующего творческого рывка. Она с детства писала стихи, рассказы, любила работать со словом. Ее печатают в красивых толстых журналах. Как-то даже назвали основоположницей психологического реализма. Помню, однажды у нас собрались гости и некого послать за пивом. Отправили дочку (Кире тогда было 16). Пока она отсутствовала, я дала Резо Габриадзе почитать ее рассказы. Через некоторое время он вернул мне рассказы и говорит: «Боже мой, кого мы послали за пивом!» Потом вышла в свет ее книга «Несладкий кофе».
Я тоже, естественно, занимаюсь внуками. Но я им не бабушка, я – Аллочка! И зять меня так называет. Мое внимание сосредоточено на старшем Иване. Он выучился на актера, красивый, видный парень. Но не хочет, чтобы я ему помогала устраиваться. Иван родился в Париже, а отец у него – американец. Фамилия у внука – Румб. Говорю: «Возьми еще вторую – Суриков». А нынешний мой зять – русский, россиянин.
…Мы подошли к гостинице «Тбилиси – Марриотт». Я поблагодарила гостью фестиваля за увлекательный променад и интервью. «Как по-грузински «до свиданья?», - спросила Сурикова. «Нахвамдис» - «Надеюсь, еще приеду, всех благ, нахвамдис!»
Медея АМИРХАНОВА |
|
В Тбилиси в рамках третьего Фестиваля кино России и других стран Содружества состоялся показ картины Петра Буслова «Высоцкий. Спасибо, что живой». Фильм представлял автор сценария, продюсер – актер театра и кино, режиссер, кинодраматург Никита Высоцкий. Он – гость номера.
- Вокруг картины было много споров, ее часто ругали, но гораздо больше, по-моему, хвалили. На фестивале кино в Тбилиси показывают в основном авторское кино. И я считаю, что «Высоцкий. Спасибо, что живой» тоже авторская картина, хоть и относится к так называемому «мейнстриму» и сделана немного по другим законам, чем авторское кино. В России фильм часто обвиняли в американщине. Хочу отметить, что он сделан продюсерской компанией, снявшей такие знаменитые картины, как «Турецкий гамбит», «Ночной дозор», «Адмирал», «Ирония судьбы-2». Это самые успешные в России коммерческие кинопроекты. В этой продюсерской компании работают серьезные люди, профессионалы. Думаю, что «Высоцкий. Спасибо, что живой» - фильм, который нужно просто смотреть. Картина проста, вернее, простодушна. Ведь и Владимир Высоцкий – человек очень ясный, цельный. И картина, по-моему, такая же. По результатам опросов после просмотра нашего фильма 10 процентов зрителей давали ему отрицательную оценку, из них два процента – очень отрицательную, но примерно 90 процентов считали его хорошим. Из них 70 процентов – очень хорошим. Для меня создание картины «Высоцкий. Спасибо, что живой» – очень волнующее дело. Над ней трудилось много людей, и я рад, что нашу работу увидели в Тбилиси. Замечательно, что я снова попал в ваш прекрасный город, я ведь здесь не в первый раз.
- И каковы впечатления спустя годы?
- Когда была единая страна, все наши города имели свое лицо, а сейчас они стали европейскими: освещение, фасады… Такой евростандарт. Это происходит в Европе повсюду, и все города становятся друг на друга похожими. Может быть, хорошо, когда удобно, когда красивые витрины, когда есть хорошая машина. Но что-то уходит вместе с этим. А Тбилиси, по-моему, каким был, таким и остался.
- А Москва сильно изменилась, стала просто неузнаваемой.
- Да не то слово! Москва все время меняется. Как хамелеон. В этом ее стиль, суть. Это город, который все время сам себя переделывает. А Тбилиси, как мне кажется, - город, который таким будет и через сто лет. Как бы ни старались его изменять.
- Вас не раздражает слишком большое внимание журналистов к Высоцкому?
- Это же не ко мне внимание, а к моему отцу. А если я приехал представлять картину «Высоцкий. Спасибо, что живой», то было бы странно, если бы были какие-то другие вопросы.
- В таком случае, расскажите, как родился сценарий картины?
- Эта история давно бродила во мне. Я не был ее свидетелем. Мне об этой злополучной поездке в Узбекистан на девять дней рассказал товарищ отца Всеволод Абдулов. С тех пор я этой историей жил. Но писать не решался. Пересказывал разным сценаристам. Один из них, русский американец, отреагировал: «Это твоя история. Сам и пиши». А потом Константин Эрнст сказал: «Хочу сделать фильм о твоем отце». Снова всплыла в памяти эта история. Эрнст удивился неизвестному факту. И тут же предложил написать сценарий.
- Кому-то не нравится, что в фильме попытались создать некую копию Владимира Высоцкого.
- Картина с успехом прошла в Европе. Там люди к качеству картинки относятся очень серьезно. Их в фильме ничего не смутило. Иногда слышим откровенную брань, упреки в том, что это недостаток, что не доработали, что мы пошли по откровенно легкому пути. Подобное недовольство возникает у людей еще до того, как они заходят в зал. С этим надо, безусловно, считаться. Но, поверьте, если бы мы остановились на варианте, когда играл бы какой-то актер со своим лицом, то те же люди, которые сегодня обвиняют нас в погоне за внешним сходством, стали бы говорить: «Как можно, чтобы Высоцкого играл какой-то артист?!» Это просто некое предубеждение. Фильм о Высоцком хотели делать давно, рассматривались разные варианты, разные подходы, но никто так и не дошел до съемок, потому что это на самом деле очень непросто. Отца знают все – его внешность, голос, манеры. Его до сих пор видят на телеэкранах, смотрят «Место встречи изменить нельзя», «Вертикаль», «Маленькие трагедии»… У картин с участием Высоцкого и сегодня высокие рейтинги, сохранилось огромное количество фотографий, хроника, видеозаписи. Его внешний облик – неотъемлемая часть глобального, очень серьезного для России понятия – «Высоцкий». Мы не делали клона, не брали двойника – мы создавали образ! Нас спрашивали, почему в картине Высоцкий мало смеется. Во-первых, он смеется, во-вторых, мы рассказали грустную историю. В фильме отражен очень тяжелый период в жизни отца. Мне кажется, все сделано качественно, серьезно и правильно. Мы же делали фильм не для себя, а для людей! И если у кого-то другое мнение, то оно имеет право на существование. В России все знают, кто должен тренировать сборную по футболу, как надо играть. Но на самом деле только единицы способны что-то изменить. А при этом все советуют. Поэтому нам нужно было ориентироваться на себя, свое понимание, свои задачи, которые мы сами себе ставили, которые перед нами ставил образ отца, его жизнь, отношение к нему людей. Мы решили это таким образом. Что ж, двери открыты – другие могут предложить что-то свое.
- Значит, вы на все сто процентов принимаете картину?
- Вы понимаете, я сам вижу какие-то частности, проблемы. Я профессионал и умею анализировать. Так вот, у каждого фильма, каждого произведения искусства, а я считаю фильм «Высоцкий. Спасибо, что живой» произведением искусства, есть свои законы. У этого фильма такие законы, и я их принимаю. Могло было лучше? Наверное! Какая-то сцена могла быть сыграна, снята, смонтирована по-другому. Но это все в прошлом. То, что мы имеем сегодня, это именно тот фильм об отце, который я хотел видеть. Я счастлив, что приложил к этому руку – написал сценарий. Я пять лет работал над этой картиной – от первой строчки до премьеры. Мне непросто судить – я внутри материала. Но я рад, что такой фильм о моем отце есть. А какие другие появятся, посмотрим.
- Как вы относитесь к идеализации, мифологизации Высоцкого? Вы-то знали его живого.
- Меня это не раздражает. Есть люди, образ которых живет самостоятельной жизнью. Так было и при жизни отца. Это не то же самое, что сплетни о звездах в желтой прессе. Тут – другое. Люди почему-то продолжают так реагировать на творчество Высоцкого, в них так продолжает жить его образ. Они что-то додумывают, даже пишут воспоминания о том, чего не было. Эти проявления интереса к личности Высоцкого нельзя назвать ни хорошими, ни плохими – это факт! То, что о нем вновь говорят, означает одно: Высоцкий по-прежнему волнует людей. Значит, он это заслужил, что-то действительно было и есть! Что касается абсолютной правды об отце, то ее и при жизни Высоцкого непросто было установить. Он такой, каким мы его представляем. А представляем мы Высоцкого прежде всего по его песням, голосу. Но не по воспоминаниям. Очень небольшая часть людей, знакомых с Высоцким, хорошо знала его. Он не со многими общался близко. Сейчас живет лишь несколько десятков людей, которые с Владимиром Семеновичем лично общались, а его популярность исчисляется десятками миллионов людей, воспринимающих его как легенду. Да, это миф! А воспоминания, мемуары я не люблю. Мемуарная литература меньше всего оживляет картину. Гораздо больше – какой-то документ, донесение, изданный приказ, чем воспоминания. Авторы мемуаров вспоминают не событие, не человека, а самих себя. Мемуары всегда характеризуют того человека, который их пишет. Таково мое мнение. Так что на память об отце влияет прежде всего то, что он сделал: роли, песни, стихи.
- Между вами и вашим отцом есть внешнее сходство. Ощущаете ли сегодня внутреннюю связь с ним?
- Я о нем думаю, я так живу. Он не отпускает всех близких ему людей. Нет дня, чтобы люди, которые его знали, не вспомнили о нем. А я еще и директор музея Высоцкого. Он, конечно, присутствует в моей жизни. А то, что он где-то там есть… не знаю! Иногда мне хочется думать, что Владимир Высоцкий, наверное, мне помогает. А во сне я его вижу очень редко.
- Мощный образ отца не мешает вашему собственному творческому развитию?
- Он, конечно, накладывает отпечаток. Если бы его не было, то, наверное, у меня с теми же данными, которые у меня есть, наверное, была бы другая судьба – не хуже и не лучше. Просто другая. Образ отца не мешает. Я с этим родился, с этим живу, и мне не с чем сравнивать. Сколько себя помню, отец был уже очень популярный артист, из каждого окна лились его песни. Нет, это не мешало моему развитию. Я всегда знал, что это – его, а есть что-то только мое. Это может быть тише и не так заметно, но – мое. Я участвовал и участвую в различных довольно успешных проектах, и у меня достаточно много в жизни получается. Люди, наверное, думают: ну, наверное, у него получается, потому что ему легче – ведь он сын Высоцкого, ему все дороги открыты!.. Однако есть моя жизнь, мои близкие, которые понимают, что моя личность, мое творчество не исчерпывается тем, что я сын Высоцкого. К примеру, сейчас я набрал курс театральной режиссуры. Когда-то говорили, что меня раздавит отцовская популярность. Я был молодой актер. И когда у меня брали интервью после театральной или кинопремьеры, я ставил условие: «Мы будем говорить только об этом, а если хотите говорить об отце, приходите в другой раз!» Но сейчас я понимаю, что это глупо! Зачем пытаться оторвать от себя то, что и так всегда при тебе останется?
- А разногласия у вас бывали?
- Мне было 16 лет, когда он умер… Какие разногласия? Наша совместная жизнь довольно быстро закончилась. Он разошелся с моей мамой после семи лет брака. Родители развелись официально чуть позже, а расстались в 1968 году. После этого Высоцкий был приходящий папа – мы жили отдельно. Кстати, я разошелся со своей первой женой, когда моему сыну было меньше шести лет – столько было моему брату, когда папа разошелся с мамой. Наверное, если бы жили одной семьей, была бы другая жизнь. Разногласия? Они были неинтересные. Я не очень люблю и не очень умею говорить про разногласия. Отец был живой человек. Где-то он ошибался, где-то были не правы мы. Сейчас мне больше лет, чем Высоцкому, когда он умер. И тогда я был ребенком, мог что-то не понимать, в чем-то ошибаться.
- О чем ваш сценарий, над которым вы сейчас работаете?
- Это исторический сюжет о том, что было 200 лет назад. Посмотрим, что получится. Будет кино или нет, неизвестно. Из суеверия не хочу об этом говорить – боюсь сглазить. Одно скажу: это костюмированная история. Нужно в нее войти, а не только добиваться внешнего подобия. Чтобы было ощущение правды. Поэтому я сейчас много читаю. Но этому посвящаю себя не полностью – занимаюсь своим курсом. Я по-прежнему директор музея Высоцкого. У меня еще и другие дела есть – приходится заниматься разными вещами.
- А как ваша актерская судьба складывается?
- До последнего времени я играл на сцене «Современника»: несколько сезонов выступал в спектакле «Шарманка». Сейчас его уже нет в репертуаре. И хорошо – иначе я мог бы просто разорваться. Чтобы работать в театре – нужно работать в театре! Нельзя стоять в театре одной ногой. Но можно играть в антрепризах. В моей жизни такие факты имели место, и я не стесняюсь этого. Но антреприза – это не театр. Театр – это служение.
- И с театром вы, получается, распрощались?
- Почему распрощался? Просто пока не играю. Вот сейчас позвали, но боюсь, что не получится. Меня не хватает на все сразу. Но ни от чего не стоит зарекаться – я давно уже это понял. Сняться где-то ради заработка, куда-то съездить – это нужно и можно. Но это не забирает человека целиком. В отличие от театра. И если артист не может полностью отдаваться ему, выбрасывает его. Есть много востребованных киноактеров, которые говорят: «Вот я бы в театре!..» Но они выходят на сцену, и вскоре театр их выбрасывает. Хотя звезды делают кассу. Но это разные профессии: кинозвезда и актер театра, директор музея и актер театра.
- Быть директором музея Высоцкого – это ваш долг, миссия?
- Нет, это моя работа. Никакого долга! Долг был бы, если бы я все бросил и занялся театром. У меня была в свое время своя театральная группа, которой я отдавал много сил. Но так случилось, что надо было заняться музеем. Я занялся, думал, что все будет быстро-быстро… Но быстро только кошки родятся, а все остальное нужно делать долго и собранно. Я поработаю пять лет со студентами. И если я почувствую, что не совмещается, то нужно будет опять выбирать.
- К этому относитесь спокойно, философски?
- Сейчас жизнь такая нестабильная. Мужчина должен принимать вызов, который посылает ему жизнь. Или становиться женщиной, ничего не принимать, от всего отмахиваться и ждать, что все само собой перемелется. Я владею разными специальностями. Не там – так сям! Это нехорошо, но такое время настало. К примеру, во время моей юности можно было быть только директором музея, а сейчас этого нельзя. Если только директор, значит, у тебя жена должна быть бизнесмен или банкир.
- Как, по вашему мнению, в наше время чувствовал бы себя Высоцкий?
- Я смотрю на его товарищей детства, студенчества, актеров Таганки. Кто-то вписывается в сегодняшнюю реальность, другие не могут, не выдерживают. Но я согласен со Станиславом Говорухиным, если бы Высоцкий жил сегодня, он бы остался самим собой. Такие люди, как он, не меняются. Все равно он был бы один, а не в толпе, жил бы очень не просто. В нем не было буржуа. Даже в хорошем смысле этого слова. Не потому что буржуа – это плохо, а потому, что это было невозможно. В Советском Союзе тоже были буржуа, но он к ним не относился. Высоцкий вовремя родился и, к сожалению или к счастью, вовремя умер. Так что все, что нужно было, им сделано. Я с трудом представляю отца в сегодняшней жизни. И, в общем, даже не стараюсь. Тем не менее, Высоцкий в этой жизни существует. И он достаточно современен. В России он присутствует в огромных количествах в книжных, музыкальных магазинах, на телевидении. Сейчас мы делаем концерт к 75-летнему юбилею Высоцкого. Пришлось самый большой зал арендовать, потому что невозможно отметить юбилей отца в Театре на Таганке. Владимир Высоцкий существует сегодня вот так! А как бы у него сложилась жизнь в нынешней реальности, никто не знает.
- Какие роли отца в кино и театре вы можете назвать любимыми?
- С точки зрения профессии с конца 60-х годов у Высоцкого провалов не было. Он был очень профессиональным и в театре, и в кино. В кино люблю две его последние роли – Жеглов и Дон Гуан. Дон Гуан ближе, конечно. Он сыграл интересно в фильме «Интервенция». Отцу не очень везло – он не много снимался в отличие от других актеров. Я люблю его фильм «Плохой хороший человек». А в театре – Гамлет, Лопахин, Свидригайлов. Он прекрасно играл Янг Суна в спектакле «Добрый человек из Сезуана». Я эти работы хорошо помню. Тогда было время великих актеров, и Владимир Высоцкий, наверное, не был первым актером своего времени, как, к примеру, Олег Даль или Юрий Богатырев. Кстати, Даль к Высоцкому очень хорошо относился. Это великое поколение на самом деле! Однажды я разговаривал с актером моего поколения, и он сказал хорошую фразу: «Это было время титанов!» Сейчас представить себе, что в одном театре играли Евгений Евстигнеев, Иннокентий Смоктуновский, Олег Борисов, Олег Ефремов… А в другом – Олег Даль, Валентин Гафт. В Питере – Евгений Лебедев, Ефим Копелян, Павел Луспекаев. Это же невероятно! Это огромное, могучее поколение, которое ничем не уступает поколению Михаила Яншина, Алексея Грибова, Виктора Станицына… Сейчас люди не то что измельчали – просто гиганты куда-то попрятались. Может быть, они ушли в бизнес? Да, это было великое актерское поколение, а отец – одним из ведущих актеров. Очень трудно в его случае разделять поэзию и актерскую профессию, но Владимир Высоцкий был очень большой актер.
Инна БЕЗИРГАНОВА |
|
