|
НЕВЫДУМАННЫЕ ЛЕГЕНДЫ. ПРО ХАШИ И ПИСТОЛЕТ МАКАРОВА |
|
Комитет безопасности Грузинской ССР был бесспорным рекордсменом среди таких же «контор» других союзных республик – почти 34 года им бессменно руководил один и тот же человек. Причем не оканчивавший чекистских академий и даже курсов. Можно сказать, что Алексей Николаевич Инаури попал в руководящие кабинеты «органов» практически из седла. Девятнадцатилетний горийский парень, работавший молотобойцем вагонного депо в Тифлисе, в 1927-м был призван в армию и больше двух десятков лет прослужил в коннице.
Воевал он отважно, кавалерийскими дивизиями командовал умело и завершил войну генерал-майором, с несколькими боевым орденами. Затем окончил Высшую военную академию имени К. Е. Ворошилова и только получил под командование уже стрелковый корпус, как партия решила направить кадрового военного на родину. Бороться с преступностью. Комкора Инаури в 1953-м переводят из Прикарпатья в Грузию никем иным, как … министром внутренних дел. А через год он и вовсе становится председателем только что созданного КГБ при Совете министров Грузинской ССР. Так в обязанности боевого генерала входит тайная война – внешняя разведка и контрразведка, оперативно-розыскная деятельность и охрана границы, борьба с инакомыслием и антисоветской деятельностью…
Каких же таких успехов в борьбе с «рыцарями плаща и кинжала» добился Алексей Николаевич? Сие, конечно, тайна служебная есть. Но вот о главной его заслуге знали многие, даже далекие от чекистской деятельности. В октябре 1964 года на Пицунде отдыхал «дорогой Никита Сергеевич», Первый секретарь ЦК КПСС и Предсовмина СССР Хрущев. Он уже так «достал» всех от военных до хозяйственников и партийной номенклатуры, что люди, которых он сам некогда возвысил и приблизил к себе, составили хорошо продуманный заговор. И важнейшей частью этого заговора была поездка Хрущева на Пицунду. Ее надо было использовать, чтобы изолировать там руководителя страны и в нужный момент отправить в Москву для снятия со всех постов. Именно это обеспечил Алексей Инаури с подчиненным ему аппаратом. За что и получил пожизненно пост главы КГБ советской Грузии.
Впрочем, точнее, не пожизненно, а до тех пор, пока не ушел в отставку в 1988-м, в восемьдесят лет. А еще за эти 24 мирных года Алексей Николаевич стал Героем Советского Союза, получил три ордена Ленина, два – Трудового Красного Знамени, по одному – Октябрьской революции, Отечественной войны I степени и Красной Звезды. Его не тронул ни один из пяти сменившихся за это время председателей КГБ СССР. Впрочем, Грузия была единственной республикой в СССР, непосредственно выходившей на «враждебную злобную НАТО», а именно – на Турцию. И вполне возможно, что Инаури успешно решал какие-то особые задачи в противостоянии с этим блоком.
Подчиненные его уважали, а еще больше – боялись. И вполне справедливо. Ведь, несмотря на военизированную структуру комитета и специфические задания его сотрудников, они вели практически гражданскую жизнь. А в ней очень много соблазнов для нарушения дисциплины, чего «военная косточка» Алексей Николаевич ох как не любил. За дисциплиной он старался следить лично, всем сотрудникам была известна его манера говорить медленно и веско (как его земляк Коба). И так же, как тот, даже взглядом выражать свое мнение.
Так, если обойдя строй пограничников, генерал просто задерживал взгляд на каком-нибудь солдатике, того уже заранее поздравляли с предстоящим отпуском. А с годами у Алексея Николаевича выработалась манера сидеть в президиумах всевозможных совещаний, собраний, съездов, где он обязан был заседать, прикрыв глаза. И казалось, что он подремывает, что вполне естественно для пожилого человека, утомленного говорильней. А это порождало удивительные мизансцены.
Идет как-то очередное утреннее совещание работников центрального аппарата комитета. Отчитываются начальники управлений и отделов, зампреды ставят задачи курируемым, раздаются поручения. Подремывает Алексей Николаевич. И тут открывается дверь и в ней появляется некий запоздавший майор. Испуганный взгляд в сторону Инаури, сочувствующие ему (кто не опаздывал!) машут – проходи, проходи, и он бесшумно добирается до ближайшего свободного стула. А когда, вздохнув с облегчением, офицер садится, его подкидывает с сиденья голос Инаури: «А вы, товарищ майор, почему опоздали?».
В такой ситуации лучше всего говорить правду: «Хаши ел, товарищ генерал!». Кое-кто понимающе закивал. Дело в том, что в те годы, в отличие от нынешних времен, свежий хаши можно было поесть только в нескольких местах и в часы до начала работы. Что, конечно, было известно большинству присутствующих.
«И, конечно, сделали перегородочку из ста грамм?» – живо интересуется Инаури. Явиться на совещание в подпитии было смерти подобно, и опоздавший отчаянно заверяет: «Никак нет, товарищ генерал!» – не будет же принюхиваться…
Принюхиваться Алексей Николаевич конечно же, не собирается. Он просто выносит замечательный вердикт: «Тогда вы не хаши ели, а г…, товарищ майор. Садитесь!».
Другое мнение Инаури, тоже высказанное в сталинской манере, оказалось уже судьбоносным для двух человек. Как-то раз поссорились два секретаря одного из кахетинских райкомов партии. Да так, что на свет извлекается пистолет и один стреляет под ноги другому. Отрезвление приходит моментально. Ссора не настолько серьезна, чтобы «подставлять» стрелявшего, и достигается договоренность: они просто рассматривали пистолет, а тот упал и неожиданно выстрелил.
Естественно, такой инцидент рассматривается на заседании бюро ЦК Компартии Грузии. И, как всегда, при подготовке решения изучается деятельность вызываемых «на ковер» товарищей. Показатели у райкома хорошие, с работой справляются, если и «берут», то, не зарываясь, «по чину», в аморалке не замечены, кляуз и доносов на них почти нет. В общем, представленное объяснение принимается, и предлагаются выговоры с занесением в личные дела за неосторожное обращение с оружием на рабочем месте.
Члены бюро соответствующим образом высказываются. Все, кроме Инаури, не открывающего глаз и мерно дышащего. И лишь, когда начинают голосовать за символическое наказание, Алексей Николаевич четко изрекает: «Пистолет ПМ – очень надежный пистолет». И, не обращая внимание на замешательство присутствующих, добавляет: «И при падении сам никогда не выстрелит». После чего вновь прикрывает глаза.
Равного боевому генералу эксперта по вооружению среди членов бюро, конечно же, нет. И партийная карьера вспыльчивых райкомовцев прерывается навсегда.
Так что не верьте прикрытым глазам! Особенно – больших начальников.
Владимир ГОЛОВИН |
|
ДНИ ПАМЯТИ ХУЦИЕВА И ДАНЕЛИЯ |
|
Поздней осенью в Тбилиси пришла «оттепель». И горожане ощутили легкое волнение – словно в ожидании весеннего обновления. Правда, не все, а только те счастливчики, кому удалось попасть в театр имени А.С. Грибоедова на вечер памяти классиков мирового кинематографа – режиссеров Марлена Хуциева и Георгия Данелия, организованный продюсерским центром «М Премьера» и международным культурно-просветительским союзом «Русский клуб».
Великие творцы не умирают!
В начале своей кинодеятельности Хуциев и Данелия стали выразителями исторической эпохи «оттепели», наступившей после кончины вождя всех времени и народов и продолжавшейся десять лет. Целых десять лет относительной либерализации общественной жизни, свободы слова и ослабления тоталитаризма. Это нашло отражение в особой атмосфере картин Марлена Хуциева и Георгия Данелия того периода – таких, как «Июльский дождь», «Мне двадцать лет», «Я шагаю по Москве». Вечер, посвященный этим выдающимся режиссерам, начался с кадров из их фильмов. Под знаменитый вокализ из фрагментов записей вокального октета «The Swingle Singers» (альбом «Jazz Sebastian Bach», «Sinfonia from Partita No.2 in C Minor, BWV 826») – музыкальную тему фильма «Июльский дождь». Этот интересный ход, придуманный киноведом, продюсером Вячеславом Шмыровым – режиссером-постановщиком и ведущим вечера (вместе с директором театра Грибоедова Николаем Свентицким), окунул публику в будоражащую атмосферу того времени. А потом кинолента стала раскручиваться, потекли воспоминания, зазвучали песни и мелодии из фильмов, ставших киноклассикой. И зрительный зал (переаншлаг!!!) стал участником этого удивительного по своей эмоциональной насыщенности сеанса киномании.
На этот сеанс в Тбилиси приехали лучшие из лучших – народный артист России Станислав Любшин, заслуженная артистка России Валентина Титова, заслуженная артистка России Ольга Машная, Елена Коренева, народный артист России Дмитрий Харатьян, вдова Георгия Николаевича – актриса, режиссер Галина Данелия.
Открыл вечер Николай Свентицкий. В частности, он сказал: «Сегодня мы отдаем дань нашей светлой памяти двум великим режиссерам, двум великим тбилисцам – Марлену Мартыновичу Хуциеву и Георгию Николаевичу Данелия. Тяжелый выдался год, 2019-й... От нас ушли неповторимые люди. Ушли. Но остались навсегда. Что они нам оставили в завет? Может быть, в тяжелую минуту мы скажем: «А на нашей улице весна!» Даже если эта улица не Заречная. В горестную минуту, когда я буду уже не очень молод, я вспомню фильм Хуциева и Шпаликова и воскликну: «Мне 20 лет!». В скорбную минуту я скажу своему другу: «Ар даидардо! Не горюй!» В страшную минуту я, как герой фильма «Паспорт», скажу: «Ар месролот, дзмебо! Не стреляйте, братья!» Спасибо за надежду, спасибо за веру в людей!»
Эту ностальгическую интонацию поддержало выступление Давида Гвелесиани и группы «Арили», исполнивших песни из фильма «Не горюй!».
«Прошло 50 лет, как картина «Не горюй!» вышла в прокат, – отметил Вячеслав Шмыров. – И все эти годы она безупречно выполняла одну важную миссию – была визитной карточной Грузии во всех регионах России и во многих частях мира. Это не случайно. Был такой момент в жизни Георгия Николаевича, когда он искал новую тему. В тот период он еще не до конца себя нашел как автор, художник. И мама режиссера посоветовала ему роман Клода Тилье «Мой дядя Бенжамен». Его поставили тогда и во Франции, но такого успеха, какой имела грузинская версия, тот фильм не имел. Данелия снял замечательную историю о том, что люди должны любить друг друга, и эта любовь будет передаваться через десятилетия».
Выступил и замечательный грузинский режиссер, народный артист СССР Эльдар Шенгелая: «Сегодня мы вспоминаем двух классиков мирового и советского кино Марлена Хуциева и Георгия Данелия. Каждый из них создал свою эпоху. Фильмы Марлена Хуциева «Весна на Заречной улице», «Два Федора», «Мне двадцать лет», «Июльский дождь» в то время стали большим событием. Но они не утратили своей актуальности и на сегодняшний день, потому что это шедевры. Эпоха Георгия Данелия – это тоже целый мир, который вошел в жизнь каждого зрителя и стал ее частью. Два фильма Гии, «Мимино» и «Не горюй!», принадлежат одновременно и русской, и грузинской культуре. Я был в Москве, когда Данелия показывал в Доме кино «Не горюй!». Фильм был принят очень хорошо! Я горжусь своей дружбой с Хуциевым и Данелия. Оба были добрыми, скромными, любящими людьми! Великие творцы не умирают – они будут жить вечно!» В завершение своего выступления Эльдар Шенгелая предложил открыть в Тбилиси звезду Марлена Хуциева (звезда памяти Данелия уже существует).
«Праздник, который всегда с тобой» – названием книги воспоминаний Эрнеста Хемингуэя свое отношение к памяти Георгия Данелия и Марлена Хуциева выразил актер и режиссер, народный артист Грузии Георгий Кавтарадзе, снявшийся в легендарном «Не горюй!».
Бурными овациями встретили зрители Станислава Любшина:
«Я очень счастлив и горд, что оказался в Грузии. Это для меня очень-очень дорогое! Я впервые познакомился с грузинской культурой в 1957 году на международном фестивале молодежи и студентов – увидел ансамбль Илико Сухишвили и Нино Рамишвили. Я объявлял выход на сцену Нани Брегвадзе, будучи тогда студентом Щепкинского училища. Я услышал грузинское многоголосие и был потрясен тем, как эти музыканты чувствуют друг друга. Мы сегодня вспоминаем двух великих людей, которые принадлежат грузинской и русской культуре. Всей мировой культуре! И это не громкие слова. Есть кинематограф Феллини, Хуциева, Данелия... Это потрясающие режиссеры! В их фильмах – любовь к человеку, глубокое понимание его, свобода! Марлен Хуциев – первый режиссер, который открыл мне путь в кинематограф. Я буду долго носить его в своем сердце».
В этот вечер Станислав Любшин вспоминал тех великих грузин, с кем ему довелось работать, встречаться: Отара Мегвинетухуцеси, игравшего на сцене МХАТ в спектакле «Антигона» Ж. Ануя, Кахи Кавсадзе, Темура Чхеидзе, поставившего в Московском художественном театре спектакль «Обвал» М. Джавахишвили.
Вообще на вечере царила удивительно душевная атмосфера, что отметила в своем выступлении Ольга Машная.
Авторы вечера представили Георгия Данелия не только как режиссера, но и в качестве актера: он появлялся в своих картинах в эпизодических ролях, а еще в детстве сыграл в фильме «Георгий Саакадзе». «Актером Данелия себя не считал, но в 1970-е годы была традиция оставлять такую почеркушку в своих картинах, – отметил В. Шмыров. – Так делали и Рязанов, и Гайдай». Показали и поющего Данелия – он исполнил с экрана песню на стихи Геннадия Шпаликова и музыку Гии Канчели «Людей теряют только раз». Возникло горькое, щемящее чувство. Гении уходят, уходят… Сколько невосполнимых потерь!
По мнению Дмитрия Харатьяна, эти две фигуры – Данелия и Хуциева – сближает не только кино, движение шестидесятников и грузинское происхождение, но и личность Геннадия Шпаликова. Стихотворение поэта, прочитанное актером, словно обозначило эту связь: «Я шагаю по Москве как шагают по доске. Что такое – сквер направо. И налево тоже сквер. Здесь когда-то Пушкин жил, Пушкин с Вяземским дружил…».
Д. Харатьян рассказал о нереализованном замысле Марлена Хуциева, мечтавшего снять фильм о Пушкине с ним в главной роли. «Марлен Мартынович несколько раз возвращался к этому проекту – очень хотел снять картину. Не сложилось. Но это нас связало!». Харатьян завершил свое выступление шедевром Булата Окуджава «На фоне Пушкина снимается семейство».
У Хуциева был еще один большой нереализованный замысел – он начал работу над картиной об исторической встрече Льва Толстого и Антона Чехова «Невечерняя», но, увы, не успел ее завершить. На вечере показали отснятый материал.
Вечер памяти обогатили эмоциями выступления певцов – они сопровождались кадрами из фильмов Данелия и Хуциева. Дато Отиашвили исполнил песни из фильма «Весна на Заречной улице», дуэт Нино Гоциридзе и Ладо Джанелидзе – из картины «Мимино» («Приходит день...»), Нино Кикачеишвили – из «Афони» («Милый че»). Два выступления напомнили «Июльский дождь»: Олег Мчедлишвили спел «Не верьте пехоте», Ника Джинчарадзе (вокал, гитара) и Григорий Папаян (гитара) подготовили для вечера песню «Спокойно, дружище, спокойно!». Обе написал легендарный бард Юрий Визбор. Датуна Мгеладзе исполнил суперпопулярную «Я шагаю по Москве».
Дни памяти не ограничились одним вечером. Организаторы привезли лучшие образцы современного российского кино – «Лето» К. Серебренникова, «Ван Гоги» С. Ливнева, «Одесса» В. Тодоровского, «Хэппи энд» Е. Шелякина, а также картины М. Хуциева («Июльский дождь») и Г. Данелия («Ку Кин-дза-дза», мультипликационную версию). Показ прошел в малом зале Грибоедовского театра.
«Нет, я ни о чем не жалею»
Среди гостей, принявших участие в Днях памяти Марлена Хуциева и Георгия Данелия в Тбилиси, была звезда театра и кино – тонкая, глубокая актриса Елена Коренева, снявшаяся в фильмах лучших советских и российских режиссеров. Она много работает и сегодня. Недавно сыграла сразу в двух картинах, представленных в Грузии: «Лето» и «Ван Гоги». Корреспондент «РК» взял у нее интервью.
– Прошли почти два десятилетия с тех пор, как вышел в свет ваш роман-биография «Идиотка», ставший бестселлером. Отличается ли нынешняя Елена Коренева от автора этого произведения? Изменились ли вы?
– Мне кажется, что-то, конечно, меняется, пересматривается, развивается. Меняются определенные представления о жизни, но в каких-то фундаментальных вещах – нет. Добро – это добро, зло – это зло. Надо различать. Книгу я писала в 1999-2000 годах и была уже зрелым человеком. И могу сказать, что мое отношение к жизни, взгляды с годами не изменились.
– Фундаментальные основы личности не меняются?
– Я не говорю про других, потому что не знаю – говорю про себя.
– Название вашей книги «Идиотка» сразу же отсылает к роману Достоевского. Вы имели это в виду, когда выбирали название?
– Конечно. Это такое своеобразное вышучивание, игра. Игра в расчете на ассоциации со всем известным романом. Я выбрала название, когда уже все написала. Шутя я обсуждала со своими близкими названия – их предполагалось несколько, советовалась, какое им больше нравится. И поняла, что все предпочитают название «Идиотка», даже моя мама.
– Почему вы обратились к литературному труду? От отчаяния, желания исповедаться? Или потому, что к тому времени действительно устали от актерской профессии, о чем сами говорили в одном из интервью, и решили попробовать себя на другом поприще?
– Мне всегда нравилось писать, что-то понемножку сочинять. До того, как я села писать «Идиотку», окончила Высшие режиссерские курсы в мастерской Александра Наумовича Митты. Нас учили сценарному делу и режиссуре. И мне это помогло, придало уверенности. Мне преподавала знаменитая сценаристка Наталья Розанова. Тот же Митта научил структуре сценария, законам драматургии: вступление, развитие, кульминация, развязка, определенная динамика, юмор, грусть… А в основе моих занятий было желание проявить себя в литературном жанре. К тому же имел значение еще один момент: появлялось очень много публикаций, интервью, где перебирали факты моей жизни или кто-то высказывался по моему поводу. Я делилась с подругой своим возмущением и негодованием. И она сказала мне: вместо того, чтобы сводить счеты с журналистами, просто сядь и напиши книгу. Формально это стало толчком для меня. Но как писать книгу, я все равно не имела представления. Не была убеждена, что у меня это получится. Но шаг за шагом, в процессе литературного труда я изучала это ремесло и продвигалась дальше. На написание книги у меня ушло полтора года.
– «Идиотка» – это исповедь, крик души. И это, на мой взгляд, талантливое продолжение традиций русской литературы.
– Я бы не назвала свою книгу криком души. Но я придерживалась принципа, что если уж ты берешься за документальную прозу, мемуаристику, то либо пишешь то, как это было на самом деле, либо не пишешь вообще. Без причесывания своей биографии. Хотя вопрос редактуры, самоцензуры, безусловно, стоял. В процессе работы выяснилось, что не все, о чем я намеревалась написать, должно быть в книге. Я не хотела причинять боль или раздражать кого-то – как автор художественного произведении я, может быть, и вывела бы какой-то персонаж или обстоятельства, но когда речь идет о реальных людях, приходится учитывать этические моменты. С другой стороны, какие-то вещи я не могла не написать, потому что иначе трудно будет понять логику, мотивы моих поступков.
– Вам не приходилось выслушивать снисходительное: «Это женская проза!»
– Этой темы не существовало вообще! Не в связи со мной, а в Москве, в России вообще. В начале 2000-х этот жанр – воспоминания, биографическая проза, актерская проза – был очень популярен. Другое дело, что большинство мемуаров пишут не те люди, от чьего лица ведется рассказ, за них это делают так называемые литературные рабы. В моем случае меня однозначно интересовала только собственная литература. Чтобы автором была я – без всяких посредников.
– Спустя время какие-то персонажи, события могут оцениваться иначе. Если об этих же людях вы писали бы сейчас, текст был бы таким же? Или о чем-то вы написали бы по-другому?
– То, что я написала, так оно и есть с моей сегодняшней точки зрения. Так и надо было писать о том, о чем я пишу. Другое дело, что у нас мерзейшая ситуация с желтой прессой. Она называется желтой, но этим же цветом окрашено большое количество глянцевых журналов. И разных телевизионных передач. Любое благое намерение, любую информацию они переворачивают, издеваются над ней, вышучивают очень зло и неправдоподобно, извращают факты. И я дала своей книгой такой материал, такой заработок для большого количества псевдо-журналистов! Им просто делать ничего не надо: они просто открывают книгу и выуживают из нее какие-то фрагменты, пишут сами якобы мое интервью, которое я им не давала. И все это перевернуто, подано с усмешкой, издевательством и обличительным подтекстом. Это настолько отвратительно! Одно время я на это очень болезненно реагировала, пыталась стыдить, что-то выяснять, требовать опровержения. Но потом поняла, что этот бесконечный поток не остановить никакими единичными судами. Настоящее бедствие! И я просто плюнула на это. У меня такая ситуация отбила желание давать интервью в принципе.
– С другой стороны, артисты в последние годы сами заболели, заразились вирусом исповедальности и выносят свои личные обстоятельства на всеобщее обозрение.
– Да, такое есть. Но это не актеры заболели. Просто все поставлено на коммерческую основу и спровоцировано псевдо-журналистами от телевидения, всеми этими программами, которые ищут горячее, жареное, трагичное и бесконечно обсуждают одно и то же. И что главное – перевирают, нагло, откровенно лгут. Если актеры соглашаются на участие в таких программах – это их личное дело. Наверное, они деньги получают, или считают, что плохой пиар – тоже пиар. Но причина «вирусного» заболевания как раз не в актерах, а в желтой прессе и телевизионных шоу. Это заполнение пустоты! В большой степени работает такой механизм: нужно низвести кумира до уровня «ниже плинтуса», развенчать его. И неважно, являются или не являются приведенные факты выдумкой. Морально-этический момент игнорируется полностью. Приходят к пациентам в больничные палаты, снимают скрытой камерой. И ссылаются на Запад, где якобы то же самое. Неправда! За дезинформацию, ложь порочащего свойства, за нарушение тайны частной жизни или медицинской тайны – суды с большими конфискациями вплоть до закрытия издания. Им есть, что терять, а нашим – нечего.
– После «Идиотки» появились еще два ваших романа.
– После первой книги, которая успешно разошлась, издатели спросили, есть ли у меня еще что-то для издания второй книги. Я обрадовалась их интересу. Ведь у меня осталась масса материала, не вошедшего в первую книгу, и понадобился еще один год для того, чтобы я все это сложила. Вышла «Нет-Ленка» – в названии второй книги игра слов с моим именем. Третий роман – это уже художественное произведение, антиутопия «Твари творчества». Там соединение документалистики с чистой выдумкой, фантазией. Мои герои даже летают над городом. Такие булгаковские приемы. Речь в романе идет о телевидении, о бесконечном тиражировании всего и вся. Любопытно, что какие-то моменты, описанные, выдуманные мной, я увидела потом в жизни. Искусственные деревья, дома – они покрыты сеткой-пленкой, и возникает полное ощущение виртуальной жизни, когда не поймешь, где реальность, а где – нечто иллюзорное. В моей последней книге еще тема раздвоенности, появляются люди-дубли.
– Грандиозная творческая задача.
– Да, я довольна, что написала эту книгу. К тому же она смешная, с большим юмором.
– И в какой последовательности сейчас писать? Актриса, писатель, сценарист, режиссер?
– Никакой я не писатель. Не люблю, когда пишут: актриса, писатель… Кто-то выпустит одну книгу и уже называет себя писателем.
– А разве не так?
– В высоком смысле этого слова я не писатель. И не режиссер, несмотря на то, что училась этому. Я просто актриса.
– В одном из интервью вы сказали, что в какой-то момент устали от профессии. Меня это удивило, ведь для актера никогда не бывает слишком много работы – разве что достаточно. Почему это произошло с вами?
– Напротив, это очень типично для актеров. Им надоедает, они жалуются, раздражаются на свою профессию.
– Значит, жадность до работы у актеров – это миф?
– Просто это существует одновременно – и жажда интересной работы, и усталость. Есть актеры, у которых мало работы, и они ждут ролей в надежде, что они их раскроют. А есть артисты, которые все это получили в большом количестве, они не жалуются на отсутствие работы. И возникает творческий кризис. Но я же вернулась в профессию после перерыва!
– А отношение к профессии после паузы изменилось?
– Изменилось. Я повзрослела, приобрела опыт и стала несколько по-другому воспринимать то, что делаю. Не столь фанатично, понимая, что в жизни есть альтернативы. Актерство – это очень интересная профессия, на которую я обречена. Это та работа, в которой я себя как-то зарекомендовала. И стала ее воспринимать просто как профессию, которой я владею, не столь одержимо и фанатично, как раньше. Уже не воспринимаю ее как единственный путь. Раньше я по сути отдавала всю себя профессии, считая, что это моя миссия, единственный путь, без которого моя жизнь не имеет цены. Мне очень трудно, да и не хочется, выразить весь комплекс того, что я имею в виду. В той же Америке, когда я пробовалась на какую-то роль и общалась с актерами по поводу работы, мне говорили: надо относиться к актерской профессии легче. Когда собираешься на какие-то переговоры, не нужно идти с таким лицом, как будто ты отправляешься на войну, совершаешь усилие, подвиг, бросаешься на амбразуру. С безумной серьезностью на лице. Людям нравится и все лучше получается, когда подход легкий. Не легкомысленный, а именно легкий. Это абсолютно правильно. И удача приходит быстрее. Когда очень-очень-очень уперто чего-то желаешь, ты это не получаешь. А когда немного отпускаешь это свое желание, оно осуществляется. Нельзя с такой сумасшедшей серьезностью относиться к чему бы то ни было. Потому что не будет энергетики. Человек направляет свое желание на что-то одно, и это естественно. Но в итоге получает не тот результат, о котором мечтал. И что? Его жизнь не заканчивается на этом. Закон жизни таков, что исход любого дела нам неизвестен. Есть несколько вариантов. Может, получится, может, не получится, может, не получится в этот момент, а случится потом… Поливариантность заложена в жизни, и в этом смысле нужно готовить себя к тому, что нельзя ставить только на одну карту, иначе будет тяжелейшая депрессия и разочарование. Смысл жизни в чем-то большем, чем просто выразить себя через профессию. В советские времена нас учили совершать подвиги ради чего-то одного. Выбрал дело – иди по своей дорожке. При этом я понимаю, что очень большой фокус на чем-то одном, умение концентрироваться – это, безусловно, необходимо для любого дела. Не все умеют концентрироваться. Так что тут двоякое понимание. Возвращаясь к вашему вопросу об отношении к профессии. Да, оно изменилось. Если я не буду работать актрисой, то просто не буду зарабатывать деньги. Но для меня весь смысл моего существования не заключается в ролях, которые я играю. Мне повезло, у меня были очень хорошие режиссеры и работы. Причем они случились в моей жизни довольно рано. Так что в этом смысле я актриса удовлетворенная, точнее – удовлетворившая свой интерес.
– А в чем смысл существования?
– Я так вопрос не ставлю. Мне кажется, вопрос о смысле жизни меня не интересует. Это очень простой и очень сложный вопрос. Мы живем – и все! Каждый в определенный момент задается этим вопросом. Отвечает или не отвечает на него, но продолжает жить.
– Помню вашу трогательную Таню из фильма «Романс о влюбленных» и пленительную Верочку из спектакля «Месяц в деревне». Можно сказать, что в кино ваш режиссер – Андрей Кончаловский, а в театре – Анатолий Эфрос?
– Нет, нельзя. Все вместе! Безусловно, Эфрос остался в моей памяти. И его спектакли не со мной, а с Олей Яковлевой в первую очередь! Для меня как для актрисы работа с ним – это очень интересный опыт. Андрону Кончаловскому очень благодарна за нашу совместную работу. За то, что он дает своей индивидуальностью, влюбленностью в актеров, каждый раз он полностью погружен в то, что снимает и про что снимает! Но я не люблю создавать себе кумиров. Они просто объективно существуют! Это очень большое режиссерское кино. Счастлива, что попала в картину Кирилла Серебренникова «Лето» – сыграла в ней эпизодическую, но яркую роль. Сейчас играю в театре «Гоголь-центр», но не в постановке Кирилла, а в спектакле Влада Наставшева «Спасти орхидею». Очень интересно! Совсем другой театр, совсем другой принцип работы. Но я скажу, что любой талантливый, яркий человек интересен, и это становится опытом, помогает. Таким был Иосиф Хейфец, у которого я играла в фильме «Ася» Тургенева. А также мой папа, режиссер Алексей Коренев – в его картине «Вас вызывает Таймыр!» я сыграла свою первую роль, тогда я еще даже не была студенткой театрального вуза. Или замечательный режиссер Валерий Рубинчик, снявший «Комедию о Лисистрате». Речь идет об индивидуальностях. Но были еще люди, которые учили профессии, и я безумно им благодарна. Это мастер моего курса Людмила Владимировна Ставская, Альберт Григорьевич Буров, который поставил со мной очень оригинальный, необычный дипломный спектакль «Ромео и Джульетта». Художником-постановщиком был знаменитый Сергей Бархин. В процессе обучения в театральном вузе ты действительно наблюдаешь свое превращение, ты вылупливаешься как цыпленок из яйца. Учишься ходить, пищать, двигаться в пространстве и становишься совершенно другим человеком. Приобретая профессию, ты наблюдаешь за собой, контролируешь себя, открываешь в себе что-то. Это – учителя. А режиссеры, конечно, не учителя. Дружу с Володей Мирзоевым – я с ним работала и в театре, и в кино. Несколько лет назад вышел фильм «Ее звали Муму». Я сыграла в нем крохотную роль, за которую получила премию «Ника». Все режиссеры интересны как личности!
– Маленькая или большая роль – имеет это для вас значение? Или главное, кто режиссер?
– Маленькие роли играть сложнее, ведь эпизоды должны быть яркими, запоминающимися. Яркими – разными средствами... Я не гоняюсь за большими ролями. В то же самое время понимаю, что есть возрастные ограничения. И осознаю, что рассчитывать на то, что на меня напишут сценарий, в центре которого буду я как героиня, – эти шансы, безусловно, остаются, но системы такой уже нет и не будет. Потому что в центре картины должна быть история любви, романтическая линия молодой пары.
– Переход на возрастные роли был для вас болезненным?
– Как у всех. Этот момент для меня давно позади – осознание того, что я перехожу в другую категорию ролей – мам, бабушек. Некоторое удивление по этому поводу уже прошло. Нужно просто любить естественность...
– Вы играли романтических героинь. Хотя вы совсем другая, не похожая на романтическую барышню.
– А какая?
– Более сильная, глубокая.
– Долгое время я не снималась. А в 1989 году приехала в Москву и снялась сразу в трех картинах – у Валерия Рубинчика в «Лисистрате», у Сергея Юрского – в фильме «Чернов, Чернов», в небольшом эпизоде фильма Рустама Хамдамова «Анна Карамазофф». Никто не видел картину Хамдамова, кроме узкого круга. Судились продюсеры, и фильм не вышел на широкий экран. У отца сыграла в «Ловушке для одинокого мужчины» француза Робера Тома. Так что целый год я снималась. Даже вернувшись из США в Россию на постоянное место жительства в начале 1994 года, я не знала, будет ли у меня работа. Ведь были актеры, которые в отличие от меня никуда не уезжали. Выросло новое поколение, кто-то дослужился до большой славы. И по идее у меня должны были возникнуть проблемы, но меня вдруг начали приглашать. Все прошло безболезненно.
– В «Википедии» написано о вас: российско-американская актриса. Так оно и есть?
– Нет, конечно. Я снялась там в крохотной роли у Кончаловского в фильме «Любовники Марии». Ролька была маленькая, но она стала еще меньше после монтажа. Картину пришлось сокращать по требованию продюсеров. Но я сыграла главную роль вместе с Олегом Видовым в фильме начинающего американского режиссера Марка Левинсона по его сценарию. Картина называется «Узник времени». Главные герои – русская пара, которая распалась, потому что он стал невозвращенцем. Она остается в России, а после перестройки едет в США и встречает своего мужа…Но я не считаю себя американской актрисой так же, как и не считаю себя писателем, хоть и написала три книги.
– Годы, проведенные в США, не были потрачены зря, не так ли?
– Как пела Эдит Пиаф: «Нет, я ни о чем не жалею».
– Что вам нравится и не нравится в современном российском театре и кино?
– Мне кажется, происходят очень интересные явления. В театре много молодых режиссеров, которые создают совершенно новый по стилистике театр. Отличный от нашего классического – и слава Богу. В театрах идет очень активная жизнь. Я человек, абсолютно открытый для восприятия нового. Мне может многое не нравиться, что-то может быть не в моем вкусе, я могу быть критичной в отношении той или другой постановки, режиссера, но само явление не могу не оценить! Режиссеры Римас Туминас, Миндаугас Карбаускис, Дима Крымов, Константин Богомолов, Кирилл Серебренников, Влад Наставшев, автор и режиссер Иван Вырыпаев, Максим Диденко – сейчас у него вышла премьера «Нормы» по роману Владимирна Сорокина в театре на Малой Бронной… Много приглашенных из-за рубежа, проходят фестивали! В кино – тоже много интересного. У нас стали снимать хорошие сериалы. Ведь долгое время к сериалам относились с пренебрежением – и понятно, почему. Одни и те же сценарии переписывались, менялись только диалоги героев. Клише кочевали из сериала в сериал – те же сыщики, врачи. А мне предлагали играть одних и тех же мам. Я вижу это! И вдруг на этом фоне появляется что-то интересное. Как на Западе, все стали смотреть сериалы, их создатели доказали, что форма большого телеромана с большим количеством действующих лиц и долгой историей – это очень интересный жанр, и он может быть сделан на хорошем уровне. И наши тоже стали снимать хорошие сериалы – «Садовое кольцо», «Звоните Ди Каприо»: его сделал Жора Крыжовников – талантливый автор и режиссер.
– И серьезные актеры стали больше доверять сериалам.
– Да, да! В хороших сериалах интересно выписаны роли. Есть интрига, смысл. И качество изображения хорошее. На сериалах работает большое количество хороших операторов, профессионалов.
– В Тбилиси вы презентовали необычную картину Кирилла Серебренникова «Лето», главные герои которой – Виктор Цой и Майк Науменко. Не все представители русского рока приняли картину.
– Память очень субъективна. Любое произведение – это трактовка, субъективный взгляд. И это фильм не столько про Цоя и Майка Науменко, сколько про что-то другое – про время, про такую породу людей. В фильме играли актеры «Гоголь-центра», товарищи Серебренникова, подвижники – все люди талантливые. Они обожают Кирилла и готовы для него, ради любой его постановки на все, на любые жертвы. Молодую героиню сыграла актриса Ирина Старшенбаум. А замечательный молодой актер, очень популярный Александр Кузнецов исполнил роль Скептика. В фильме использован компьютерный дизайн, мультипликация. Цоя сыграл актер из Южной Кореи Тео Ю, и когда я попала на съемки – это было 8 августа 2018 года, а Кирилла арестовали 22 августа, – в гримерке увидела его. Меня предупредили, что Тео Ю не говорит по-русски, но потихоньку занимается с учителем. И я стала свидетелем смешной сценки. Тео Ю не произнес ни слова, пока его гримировали, но когда грим закончился, он повернулся к сидевшему рядом актеру и очень старательно выговорил зазубренную фразу: «Ка-кая – у ти-бя – став-ка?» И они оба начали смеяться. Вслед за ними все, кто был в гримерной, подхватили и тоже захохотали. Как я поняла, этот вопрос от Тео Ю стал его коронной шуткой.
Инна БЕЗИРГАНОВА |
|
|
В ПОИСКАХ КОЛЛЕКЦИИ АЛЕКСАНДРА ТУМАНСКОГО |
|
В самолете многие пассажиры предвкушали встречу с новогодним снегом на склонах грузинских гор, я же мечтала те зимние дни посвятить поискам новых данных о военном востоковеде, который несколько лет провел в этой стране с научной деятельностью. И тоже была в предвкушении. Мне повезло с друзьями, которые сопровождали, находили возможных знатоков этой темы, но информацию я собрала очень скудную. Спустя некоторое время мне предложили опубликовать мои изыскания в журнале, который не просто популярен в этой стране. «Русский клуб» – это некоммерческое издание. Его невозможно купить – можно только получить в подарок. Поэтому он давно уже передается из рук в руки по всей Грузии. Его везут за рубеж как драгоценный сувенир для соотечественников. Я поняла, у меня появилась еще попытка, и грех исследователю ею не воспользоваться.
Начинаю свой рассказ с тех далеких лет, когда в Азиатском департаменте МИДа России в эпоху колонизации Средней Азии и Закавказья по острой необходимости было открыто особое Учебное отделение – офицерские классы восточных языков. Увлеченный Востоком курсант первого выпуска Александр Туманский, который изучал арабский, турецкий и персидский (потом он говорил уже на одиннадцати языках) вместо летних лагерей под Петербургом отпросился практиковаться в персидском в новый город Ашхабад, так как выяснил, что там много носителей этого языка из Ирана. А директор учебного отделения Матвей Авельевич Гамазов не только согласился и разрешил перспективному выпускнику поехать за свой счет в далекий Ашхабад стажироваться в персидском, но и попросил курсанта больше узнать о приверженцах новой религии, сейчас уже известной всему миру как религия Бахаи.
Действительно, переселенцы из Ирана, где подвергались гонениям, в Ашхабаде чувствовали себя защищенными местными законами гостеприимства и веротерпимости. Начинающий исследователь-востоковед Александр Григорьевич Туманский описал свои первые впечатления так: «Приехав в Асхабад 29 июня 1890 г., я с легкостью познакомился с самыми интересными из бабидов. Благодаря своему достойному образу жизни, они приняты русскими как нельзя лучше. Поэтому знакомство с ними не представило ни малейшей трудности». Община людей, верующих в единство Творца и скорое единение всего человечества, завоевала авторитет среди местных жителей, их представители были выбраны даже в городское правление и активно участвовали в культурной жизни. Были, к примеру, в комиссии по сооружению памятника Александру Пушкину. Именно поэтому знакомства с ними не было трудным вообще. Видя мое желание узнать их религиозное обучение лучше, три из них нетерпеливо соперничали друг с другом, чтобы помочь мне в нем». («Два последних Бабидских откровения». Записки Восточного отделения Императорского русского археологического общества, N6, 1891). У Туманского появилось много новых друзей, среди них – Абуль-Фазль Гольпайгони. Это бывший мирза – ученый из Тегерана, который принял бахаи и стал выдающимся ученым этой веры. В его обществе русский офицер «вникал в темный смысл Китаб-и-Агдас и других писаний Бахауллы». Беседы неоднократно переходили на исторические темы, русский офицер с наслаждением слушал персидского ученого, который вскоре уже из Бухары сообщил новому другу о том, что нашел экземпляр древней книги.
Туманский, увидев находку, пишет: «Моему восторгу не было пределов, когда я увидел эту рукопись, и в особенности, когда передал ее мне с тем условием, чтобы она была издана и не погибла окончательно для науки». Интересно, в восточных странах, где русский офицер побывал во время службы, его помнили долго как ученика бахаи Абуль-Фазль Гольпайгони. Обращают на себя внимание написанные в Ашхабаде книга «Военное искусство древних арабов», а также перевод книги «Родословная Туркмен (Генеалогическое древо туркменского народа) Абульгази Бахадор-хана». Вскоре после кончины основателя религии бахаи в статье газеты «Кавказ» от 9 июля 1892 года, Туманский выразил к нему свое отношение: «Это замечательная личность, которая сумела привлечь около миллиона последователей в разных частях Персии, придала бабизму тот миролюбивый характер, которым в настоящее время отличаются адепты этой религии…». Через два года после его первой летней поездки Александр Григорьевич вновь возвратился в Ашхабад и провел до семи лет на военной службе. Но продолжал поддерживать научную связь с востоковедами России и других стран, прежде всего с наставником и другом, преподавателем на восточных курсах, академиком Петербургской Академии наук бароном В.Р. Розеном. Их объединяло, в первую очередь, понимание нарождающегося на их глазах нового духовного учения как новой мировой религии. Туманский указывает в письмах к нему: «P.S. адрес мой Закаспийская область форт Александровск». Это далеко от Ашхабада, место ссылки Тараса Шевченко, где Александр Григорьевич был одно время и помощником начальника Мангишлакского уезда. Офицер Туманский был очень загружен занятиями по топографии и коммуникации новых русских владений на туркменской земле, однако он не оставлял работу над переводом Писаний основоположников новой религии. Об этом можно судить опять же, по письмам А.Г. Туманского, которые хранятся в Санкт-Петербургском архиве РАН, в Российской Национальной библиотеке и в Национальном архиве Грузии, а теперь копии этих важных документов ушедшей эпохи и в Архиве Всемирного центра бахаи на горе Кармель в Хайфе.
9 декабря 1893 года Туманский сообщает, что он «опять в своем Асхабадском приюте, снова бабиды и, слава Богу, никаких особых поручений не получаю, так что могу заняться опять старым делом. Я начал, конечно, с Китаб-и-Агдас, сличаю каноническое издание с рукописью и отмечаю варианты, которые интересны мне в том, что показывают колебания грамматических воззрений редакторов этой книги. Эту работу совместно с окончательной редакцией перевода я кончаю на этой или в начале будущей недели…». Туманский первым открыл для русскоязычных исследователей и читателей сведения о бабидском движении в Персии в середине XIX века и о первых бахаи, нашел и перевел на русский язык Писание Бахауллы «Китаб-и-Агдас», в которой содержатся основные законы для новой духовной эпохи человечества. Это фундаментальное исследование востоковеда было издано в «Записках Императорской Академии наук». Отмечу, что в 1899 году русский востоковед впервые читал отрывки из этого перевода Писания Бахауллы перед сослуживцами в офицерском собрании в Красном селе (Дудергоф) под Петербургом. Интересно, что в Учебном отделении восточных языков, с которого мы начали нашу публикацию, готовили к службе при императорских миссиях и консульствах на завоеванных землях. Но случилось неожиданное: удачно подобранный профессорский коллектив разжег в курсантах с блестящим офицерским будущим не воинственный дух, а любовь к востоковедению, и что особо примечательно, к истории религиозного движения баби в Иране. Среди активной рабочей переписки А.Г. Туманского по исследованию бабидского движения вдруг читаю совсем неделовое письмо, которое меня наполнило предчувствием романа, ашхабадского романа. «…Теперь Виктор Романович, – пишет Александр Григорьевич барону Розену, – позвольте поделиться с Вами и моей личной радостью. Я встретил ту, которую в самом скором времени назову своей женой. Моя невеста без страха решается ехать со мной в Персию, но Вы себе представить не можете, что мне приходится переживать при мысли о той нравственной ответственности, которую приходится мне брать на себя… проезжать с женой по тем местам, где можно ожидать нападения Курдов и полунезависимых Туркмен. К тому же путешествие по Хоросану для женщины представляет огромные трудности. Быть может ознакомившись и привыкши немного к условиям путешествий по Персии сначала в более легкой обстановке, мы в случае необходимости отважимся и на этот путь». А позже, 17 февраля 1894 г., он пишет: «Теперь относительно жены и женитьбы. В воскресение 20-го моя свадьба. После свадьбы мы с женой поедем на несколько дней в Бухару, а за тем возвращаемся в Асхабад и 7-го Марта выезжаем в Персию. Дальше, если окажется невозможным путешествовать с женой (что я предполагаю весьма возможным), я устраиваю ее в Тегеране и поеду остальной путь один. Маршрут мой я предполагаю выполнить следующим образом. Из Узунгана еду в Астрабад, из Астрабада на Шахруд в Тегеран. В Тегеране делаю небольшую остановку и еду в Йезд, Кирман, Шираз и через Исфаган обратно в Тегеран, где думаю пробыть около месяца, а затем в Асхабад…». Однако Туманский вернулся один, а жену еще из Тегерана ему пришлось отправить к родителям из-за ее нездоровья. Жаль, что личная переписка четы Туманских не хранится в научных архивах, но я уверена, что из Ашхабада в Россию и обратно летели письма на крыльях любви, разделенной пространством. Молодые, конечно, вспоминали церковь, где венчались. Возможно, в офицерской церкви Таманского полка, где рядом был сад, там и зимой было много зелени, специально собирали экзотические вечнозеленые и раноцветущие растения, остатки которых сохранились лишь в старых окрестных дворах. Уже тогда началась эпоха многонационального Ашхабада, о которой теперь остались лишь легенды. Это особые традиции общности соседей, улиц, кварталов. И потом в России чета Туманских, конечно, вспоминала Ашхабад, щедрость его длительного лета не только на фрукты-овощи, но и на особенную атмосферу дружелюбия. В сумрачные петербургские вечера, они непременно вспоминали ашхабадские виноградные беседки, где засиживались за полночь, и с которых осенью парили, кружась, беспилотные виноградные листья, устилая к утру землю желтым ковром. А хозяйки старались убрать свои дворы и тротуары у дома еще до рассвета, полить водой, потому что все, независимо от национальностей, любили свой город, даже если они были просто командированными из России. Непременно так было. Я об этом сужу по высказываниям даже тех генералов, которые пришли с оружием захватывать туркменскую землю, а потом через годы в своих мемуарах признавались, что полюбили наш край. Потому что Ашхабад нельзя не любить. Есть несколько солнечных городов, которые имеют особую ауру, а жители – особенный менталитет. Из таких городов, наполняющих мое сердце тихой, но волнующей радостью, остались Тбилиси, Ереван, Баку… Мой Ашхабад уже исчез.
Однако вернемся к описанию дальнейшей деятельности Туманского. В январе 1895 года в Ашхабаде Туманский всецело занят подготовкой отчета о поездке, которая была устроена бахаи, но санкционирована российскими властями, ведь в Министерстве иностранных дел на Большой Морской, 20 всегда держали руку на пульсе нового религиозного движения в Персии.
В 1900-1905 годах Туманский служил в качестве вице-консула в Ване в Турции. Источники сообщают, что с начала ХХ века генерал Туманский в Тбилиси. С 1905 года состоял в распоряжении наместника на Кавказе. В 1908 и 1909 годах вновь находился в Персии. Туманский везде продолжает научную деятельность: теперь занимается еще и кавказоведением, дружит с известными исследователями края. Известна, например, его публичная лекция на Тифлисских высших курсах по кавказоведению об арабском языке, читанная 6 ноября 1910 года. В Тифлисе издавались его путевые очерки.
В 1911 году при Штаб-квартире Кавказского военного командования Александр Григорьевич начал заведовать школой восточных языков, подобной той, в которой он, будучи офицером, учился в Петербурге языкам.
Давно я не имела новых сведений о жене Туманского, но подоспела архивная справка, которую добыли друзья с трудом в законопослушной Европе, и которая дала информацию, что в Тифлисе родилась дочь TOUMANSKY Eugеnie (Tiflis, 18/12/1895). Значит, Туманские поселились здесь раньше срока, указанного в энциклопедиях… Здесь же родились их сыновья Александр и Кирилл.
В марте 1917 года Туманский ушел в отставку с военной службы в звании генерал-майора Российской армии. Была бы, наконец, спокойной и размеренной их семейная жизнь в славном Тифлиси, где они подружились со многими местными жителями. Однако трагедия всей России – октябрь 17-го года размолотил уже сложившуюся жизнь людей и всей огромной империи, и личную жизнь Туманских тоже. От большевистской революции семья убежала в Константинополь, где в 1920 году А.Г. Туманский скончался от болезни. Его вдова и дети эмигрировали в бельгийский Льеж.
Из новых архивных справок узнала подробности и о жене Александра Григорьевича, что Елена (наконец, узнала имя моей героини) была графиней (это тоже была новость для меня, хотя чего удивляться, Туманский принадлежал к древней аристократической фамилии, которая происходит из Великого Герцoгства Литовского). Также стало известно, что вдова была «преподавателем лингвистики», но в Льеже работала горничной в отеле. Вероятно, иного выхода не было. Как было сказано в той справке, она и дети прибыли из Тбилиси в Льеж беженцами.
А теперь о самом важном. Александр Григорьевич с Ашхабада начал собирать манускрипты на персидском, арабском, турецком языках. Он вел обширную переписку со значительными востоковедами российской и зарубежных академий. Часть его писем сохранилась, но вот ответы тех ученых пока неизвестны, а они могли очень многое прояснить в востоковедении.
Ориенталист не расставался с коллекцией, то был его постоянный научный багаж при том, что его довольно помотала военная профессия по разным странам и городам. О продаже рукописей из таких важных коллекций всегда сразу становится известно ученому миру, однако о продаже писем академиков-востоковедов или Писаний бахаи до сих пор ничего не слышно. Известно только, что по просьбе ориенталиста В.В. Бартольда вдова передала из архива мужа тот самый найденный в Бухаре ранний образец географического трактата на персидском языке рукопись «Худуд-аль-Алам» – «Границы мира с востока на запад». Возможно, и еще что-то. Бесценный манускрипт, за которым охотились многие специалисты и любители, имел весьма сложную судьбу, но попал в надлежащее ему место – Институт восточных рукописей РАН в Санкт-Петербурге.
К сожалению, и некоторые ранее изданные рукописи или те, которые использовали для публикаций в предреволюционной России, исчезли из внимания специалистов. То, что такие рукописи действительно существовали, мы знаем из факта, что они были изданы или упомянуты в различных публикациях. Никто не знает, где рукописи, которые были личными приобретениями востоковеда и где сейчас Писания Бахауллы, с которых Туманский делал переводы.
Из справок стало известно, что в Льеже еще живет Мари – внучка Александра Григорьевича Туманского и дочь его сына, тоже Александра, которая родилась в том же Льеже в 1930 году, а после брака с голландским гражданином Франсуа Генри Йозефом покинула Льеж и переехала в Керкраде в Нидерландах.
Мысль встретиться с ней держала меня в Германии у границы с Нидерландами. Я ждала отклика от мадам Туманской на мое желание. А она молчала… Не брала трубку. И на письмо ответа тоже не было. Но пока меня это не очень огорчало. Еще месяц назад я вообще ничего не знала о ней, таком важном звене в моем исследовании об Александре Григорьевиче Туманском, российском востоковеде, оставившим заметный след в истории Бахаи и, весьма вероятно, дружившим с моим дедушкой из Йезда. Друзья разыскали ее адрес в Керкраде. Оказывается, Туманская была очень больна и никого не принимала. Соседи подтвердили, что она приехала из Бельгии, но никто никогда не слышал, чтобы она говорила на русском языке, однако они обратили внимание на ее «трудное» имя – она называла себя Маруся. А очень скоро друзьям из Бельгии медсестра Туманской сообщила, что ее пациентка скончалась.
Я, у которой было столько вопросов к внучке Александра Григорьевича, находилась в Германии, разочарованная таким исходом. Но друзьям все же удалось посетить квартиру покойной Мари Туманской в Керкраде и им, так как родственники покойной не были найдены, даже разрешили собрать и взять с собой все книги, бумаги, письма и фотографии из той квартиры. Но там не было найдено ни писем, ни других бумаг, касающихся ее дедушки. Фотографии, особенно мужчин, могут быть важны для поиска. Помогут и фамилии владельцев студии, где были сделаны фотографии, если архив отца после смерти их матери увезли с собой сыновья Александр и Кирилл, которые эмигрировали перед Второй мировой войной в Нью-Йорк в США. Тогда поиски мне следовало бы перенести туда. Но трудно поверить, что в той стране рукописи хранятся где-то в забвении, ведь сыновья знали огромную ценность отцовской коллекции. А вот предположить, что рукописи находятся где-то в Европе, в библиотеке или частной коллекции, возможно. Тем более, что мы знаем, что вдове Туманской-Митаревской было очень трудно одной без материальной поддержки растить сыновей. Вспомним, она даже работала горничной.
Я думаю, что о вдове должны сохраниться сведения и в Грузии. Она, лингвист, весьма возможно преподавала в каком-то тифлисском вузе – иначе бы бельгийский архив не сообщал данные о ее профессии. Сейчас вся надежда на читателей журнала. По опыту знаю, иное опубликованное слово может вспыхнуть в мозгу думающего человека настолько ярким воспоминанием рассказов из прошлого, что подобное не могут сохранить даже архивы.
В оформлении материала использованы фото из семейного собрания
Ольга МЕХТИ |
|
Грузия и Беларусь географически далеки друг от друга, но исторически между нашими народами сложились особые искренние и добрые взаимоотношения. Грузинскому народу всегда были близки идеалы белорусского народа, его простота, трудолюбие, доброжелательность и толерантность. В последние годы я систематически бываю в Республике Беларусь, где вот уже двадцать лет со своей семьей живет мой старший сын Георгий. И в каждый мой длительный приезд с радостью замечаю разительные перемены по благоустройству белорусских городов и сел, потрясающего отношения к их озеленению и чистоте, особого и трепетного отношения к героическому прошлому своей страны, тем, кто сражался и погиб за честь и достоинство Республики Беларусь.
Эта добрая традиция имеет место и в наши дни. Однако прежде чем перейти к рассказу о беспримерном подвиге двадцатилетней давности нашего соотечественника 20-летнего Дмитрия Гвишиани, мне хочется еще раз вспомнить о героизме воинов Грузии, которые плечом к плечу сражались вместе с белорусским народом за свободу и независимость Беларуси.
Обратимся к истории. Беларусь от французского нашествия спасала армия под командованием, по словам Наполеона, лучшего генерала русской армии Петра Багратиона. В Волковыске работает музей в честь легендарного генерала. В этом здании летом 1812 года находилась штаб-квартира Второй Западной армии, которой командовал Петр Иванович Багратион…
При активном участии нынешнего министра иностранных дел Грузии, а тогда – в 2008 году первого Чрезвычайного и Полномочного посла Грузии в Республике Беларусь Давида Залкалиани, кстати, его и по сей день поминают в этой стране добрым словом – совместно с правлением грузинской диаспоры «Мамули» десять лет тому назад торжественно был открыт памятник в деревне Михновичи, близ города Сморогонь легендарному командиру 14-го гренадерского Грузинского его императорского Высочества наследника цесаревича полка полковнику Акакию Отхмезури. Об этом знаменательном событии, участником которого посчастливилось быть и мне, узнала вся Беларусь. Здесь, впервые на Восточном фронте, немцы во время Первой мировой войны применили отравляющий газ. Это было 12 октября 1915 года. В газовом облаке Акакий Отхмезури снял противогаз, а за ним и остальные воины, которые успешно отбили атаку немцев. Более трех тысяч грузинских гренадеров погибли вместе со своим любимым командиром. Посмертно Акакий Отхмезури был награжден Георгиевским орденом 4 степени.
На Сторожевском братском военном кладбище в Минске похоронен грузинский князь – Илья Васильевич Чолокашвили, погибший в Первую мировую и награжденный Георгиевским орденом 4-й степени…
В первые дни Великой Отечественной войны, в июне 1941-го года вместе с другими бойцами мужественно сражались в Белоруссии и наши соотечественники. На плитах мемориального комплекса «Брестская крепость-герой» увековечены имена заместителя политрука, замкомандира минометной роты Онисиме Асатиани, а также рядового Ираклия Босташвили, радиста Ивана Зедгенидзе и старшего сержанта Акакия Шеварднадзе – старшего брата президента Грузии Эдуарда Шеварднадзе. Со временем стали известны десятки участников обороны Брестской крепости из Грузии.
Именами наших соотечественников в Беларуси названы десятки школ, площадей, улиц. На центральной площади г. Полоцка захоронен отважный командир дивизии полковник Илья Иосифович Магалашвили, имя которого носит одна из улиц этого древнего и красивого города. Именем командира стрелкового полка Шалвы Владимировича Челидзе названа улица в г. Брагине. Недалеко от Витебска, в селе Ржавка, находится братская могила, где захоронен 101 воин. В числе их любимейший поэт Грузии капитан Мирза Гедеонович Геловани. На обелиске, напротив фамилии Геловани прокралась ошибка в его воинском звании – было указано «рядовой». По нашей просьбе досадная ошибка была не только исправлена местными властями, но и в честь грузинского поэта-фронтовика к 100-летию со дня его рождения на братской могиле был установлен 3-х метровый православный крест. От стыда я тогда не знал куда отвести глаза и не проговориться, что в Грузии это событие было попросту забыто, как в последнее время мы многое стали забывать, и даже более – разрушать мемориалы и памятники в честь героев Отечественной войны…
Кадровый офицер, командир стрелковой дивизии Георгий Несторович Циташвили погиб в июле 44-го в бою у Малой Берестовицы, где в его честь названа улица, в школьном музее экспонируются материалы, а на могиле установлена плита. В деревне Тальминовичи Ляховического района есть улица Шота Гогоришвили – командира батальона, погибшего 5 июля 1944 года в районе Бреста.
Имена тех, кто был среди руководителей Белорусского партизанского движения – Ивана Георгиевича Шубитидзе и Вахтанга Михайловича Талаквадзе (боевых друзей легендарного руководителя БССР Петра Мироновича Машерова) – носят улицы Пинска и Невеля. Еще одного из известных партизан Беларуси не так давно проводили в последний путь соратники, благодарные жители районного центра Могилевской области. Это коренной рачинец, 95-летний Шалва Эрастович Сохадзе, человек, оставивший добрый след в Беларуси. Журнал «Русский клуб» в прошлом году посвятил ему большую статью. В музеях Беларуси вы найдете сотни материалов о героизме грузинских воинов. Уделено в них внимание знаменитому комдиву Владимиру Джанджгава, который в первой же операции «Багратион» принял участие в освобождении Беларуси. О нем также писал журнал «Русский клуб»...
Немало грузин прославили свои имена и после войны. Так, в Государственном пограничном комитете несколько лет тому назад мне рассказали немало интересного об удивительной судьбе Варлама Кублашвили из села Ахалдаба Ткибульского района. Оказывается, он – звезда первой величины погранслужбы Беларуси. В 19 лет, перед самой войной, был призван в погранвойска. Служил на Дальнем Востоке, а после освобождения Беларуси в 1944 году его перевели на западную границу в 84-й погранотряд НКВД Беларусского округа, на линейную заставу. Еще при жизни он стал легендой. Варлам Кублашвили – единственный в погранвойсках бывшего СССР, кто награжден орденом Октябрьской революции! Его грудь украшали два ордена Красной звезды, один – Отечественной войны и более 18 других наград (!). Славный сын Грузии скончался в 1997 году и с большими почестями похоронен на гарнизонном кладбище г. Бреста. Указом Президента Республики Беларусь погранотряду «Буг» недавно присвоено имя Варлама Кублашвили. Подобных примеров о героизме наших соотечественников вы встретите во всех областях Республики Беларусь, а также в главном музее страны – музее, посвященном истории Великой Отечественной войны!
Кто бы мог подумать, что героический подвиг защитников бессмертного гарнизона Брестской крепости-героя, славных подвигов своих соотечественников на беларусской земле уже в мирное время повторит и приумножит наш соотечественник из города-героя Бреста 20-летний курсант Дмитрий Гвишиани. Сегодня о героизме грузинского юноши хорошо знают не только в Бресте и Минске, но и во всей Беларуси.
Двадцать лет назад Дмитрий Гвишиани возвращался после отпуска из Бреста в Минск. Настроение у всех курсантов было бодрое, они шутили, пели песни. Как всегда заводилой был общий любимец Гвишиани. Было уже темно, когда поезд, вздрогнув, вдруг остановился, и курсанты услышали крики о помощи: «Пожар! Помогите!» Проводница мигом открыла дверь вагона, ребята, спрыгнув вниз, увидели уже объятый пламенем тепловоз. Машинально посмотрев на часы, было 22 часа 50 минут, Дмитрий, не раздумывая, вместе с товарищами метнулся к горящему тепловозу, на ходу выкрикивая своим однокурсникам, чтобы выводили людей из вагонов, гасили панику среди пассажиров. Горел тепловоз поезда N660 «Брест-Минск». Дмитрий Гвишиани (это позднее мне рассказали его друзья, курсанты, воспитатели) действовал хладнокровно, деловито, быстро. Главное было – потушить огонь, который объял своим пламенем тепловоз, грозя перекинуться на вагоны с пассажирами. К сожалению, эта трагедия разыгралась почти в безлюдном месте, ждать помощи было не откуда. Короткими возгласами Дмитрий подбадривал своих друзей, одновременно оценивая ситуацию. На ходу он через окно первого вагона успел спустить на землю ребенка, затем другого...
Вот уже выброшен очередной пустой огнетушитель. Гвишиани бросился за новым. Курсанты продолжали вести борьбу с огнем, который крепчал с каждой минутой. Главное – пассажиры уже находились вне опасности, в недоступном для огня месте. Кто-то крикнул: «Сейчас взорвется, отходим». Машинист и курсанты бросились врассыпную, прочь от объятого пламенем тепловоза. Все видели, как Гвишиани поливал пеной из очередного огнетушителя бушующий огонь. Когда раздался страшный взрыв, это взорвался топливный бак тепловоза, выплеснув наружу десятки литров кипящего масла, ближе всех к нему был грузинский курсант…
Дмитрия Гвишиани окатило с головы до ног горящей соляркой. С сильнейшими ожогами Дмитрий был доставлен в ближайшую больницу, а оттуда на вертолете перевезен в Минск в главный военный клинический госпиталь. Весть о героизме грузинского юноши моментально распространилась по Минску, всей Беларуси. Врачи не отходили от него ни на минуту, делали все возможное для спасения героя.
Его брестские друзья-школьники, товарищи-курсанты, незнакомые люди, которые слышали об этой трагедии, предлагали свою кровь. Помощь предложил именитый земляк Дмитрия – главный терапевт Белорусского военного округа, заслуженный врач РБ, полковник медицинской службы Владимир Георгиевич Загашвили (к сожалению, три года назад нашего славного земляка не стало). Недостатка в специалистах не было. Трое суток боролся со смертью наш герой. За это время никто не слышал от грузинского парня ни единой жалобы, стона. Увы! Смерть оказалась сильнее…
Героя-грузина с почестями похоронили в г. Бресте. За исключительную отвагу и личную храбрость, проявленные при спасении людей во время пожара, курсант Дмитрий Гвишиани был посмертно награжден орденом «За личное мужество», который отцу героя вручил президент Республики Беларусь Александр Григорьевич Лукашенко. Наш соотечественник навечно зачислен в список личного состава 1-го взвода 2-го курса общевойскового факультета Военной академии Республики Беларусь.
В Бресте, в средней школе, где он учился, и которая ныне носит имя нашего соотечественника, открыты памятный знак и аллея им. Дмитрия Гвишиани. Не так давно вместе с председателем культурно-просветительского общества «Мамули» в Беларуси Роландом Кавтарадзе и сотрудниками посольства Грузии в РБ я побывал в г. Бресте. К этому случаю Роланд Кавтарадзе специально привез из Грузии, из своего родного Душетского района, шесть саженцев грузинского дуба с тем, чтобы высадить их на аллее имени Дмитрия Гвишиани у брестской школы N30, также носящей имя нашего героя.
В школе нам показали фотографии, документы, личные вещи, скромные курсантские погоны Дмитрия Гвишиани, которые хранятся в школьном музее. Продемонстрировали нам и видео-реконструкцию событий и его подвига, созданную на канале ОНТ телевидения РБ. Просмотрели мы подшивки регулярно выходящей школьной газеты «Тридцаточка». В одном из номеров читаю строчки, принадлежащие одной из учениц: «Мне было шесть лет, когда погиб Дмитрий Гвишиани. Ему было 20 лет. Теперь мне 16, а Диме по-прежнему 20. У меня вся жизнь впереди, а ему остается вечная память…».
В школе хорошо знают родителей героя, они здесь не редкие гости. В разговор вступает отец Борис Гвишиани, даже годы спустя при упоминании сына увлажняются его глаза: «Я хотел, чтобы сын стал офицером, настоящим защитником Отечества, как и его деды. Тесть мой был прапорщиком в отставке. Отец же – участник Великой Отечественной войны, орденоносец Георгий Гвишиани, дослужился до звания полковника». Но все воспоминания отца возвращались к сыну: «Еще в детском возрасте он любил часто бывать в Брестской крепости. Гордился именами героев, особенно земляков. У него в тетради были записаны все грузинские фамилии… Читаю Димины строчки: «Старший сержант Акакий Шеварднадзе. Призван в армию в октябре 1939 года. Свое последнее письмо родным в Грузию, в село Мамати Чохатаурского района из крепости отправил 1 июня 1941 года». Далее читаю в его тетради: «Настоящими героями были мои земляки». И еще: «Политрук, зам.командира минометной роты Онисиме Асатиани, рядовой Ираклий Босташвили, радист Иванэ Зедгенидзе». Есть запись и о легендарном пограничнике Варламе Кублашвили…
И еще добавил отец, что сын очень гордился своей грузинской фамилией. «Однажды, – продолжает вспоминать отец героя, – я рассказал ему, что зять председателя Совета министров СССР Алексея Косыгина грузин, наш дальний родственник академик Джермен Гвишиани. Так он днями сидел в библиотеке, где выписал, что отец Джермена – Михаил Максимович Гвишиани был участником войны, генерал-лейтенантом госбезопасности. Был награжден 11 орденами (!), а его сын Джермен стал известным академиком АН СССР, долгие годы работал заместителем председателя Госкомитета по науке и технике СССР, а затем на этой должности работал в союзном Госплане. Позже Дима разузнал и то, что сын Джермена Михайловича Гвишиани был назван в честь Косыгина – Алексеем, стал также академиком АН.
Естественно, посетили мы Брестский музей железнодорожной техники. Здесь нам показали именной тепловоз «Дмитрий Гвишиани». Это тот загоревший 28 августа 1999 года тепловоз поезда «Брест-Минск», когда, пытаясь потушить вспыхнувший пожар, погиб грузинский юноша. Тепловоз долго возил пассажирские составы по Беларуси. Когда же локомотив отработал свой ресурс, его решили не списывать, а передать на музейное хранение в г. Брест. Я несколько раз видел и в Бресте, и в Минске именной локомотив «Курсант Дмитрий Гвишиани», который всегда вызывал у пассажиров живой интерес, а узнав историю его подвига – восхищение героизмом отважного грузина. 23 февраля 2006 года состоялся первый рейс именного локомотива «Курсант Дмитрий Гвишиани». Спустя же шесть лет этот локомотив, исчерпавший свой технический ресурс, торжественно был перевезен в Брестский музей…
Свято хранит белорусский народ имена своих героев, имена тех, кто пожертвовал своей жизнью ради мира и счастья на земле. Это нужно не мертвым, это нужно нам, живым. Помня о героях, мы становимся благороднее, возвышеннее, человечнее. Именно такие чувства проявляются всегда, когда встречаешься с подобными фактами. И вдвойне это ощущаешь, видя среди сотен героев на благородной белорусской земле, нашедших последний приют в городах и селах этой страны, имена наших соотечественников. В столице Республики Беларусь – в Минске две улицы носят имена наших прославленных земляков – Героев Советского Союза. Это – Серго Гедеонович Чигладзе из села Зоди Чиатурского района и батумец Исай Павлович Казинец. В наши дни к ним прибавилась еще одна минская улица, названная в честь Дмитрия Борисовича Гвишиани!
Леван Долидзе |
|
