|
Тифлис-Тбилиси Дианы Кеснер |
|
В Канаде, в городе Виктория, на 90-м году жизни скончалась Диана Юрьевна Кеснер – актриса, писательница, деятельная участница культурной жизни Грузии, Почетный гражданин Тбилиси, кавалер Ордена Чести, член ассоциации Айнунг (Единение), организатор немецкого молодежного театра.
Жизнь Д. Кеснер неразрывно связана с жизнью Грузии. Ее прадед с материнской стороны – генерал Кавказской армии, украинец Иван Шевченко. Его супруга Сидония Картвелишвили – грузинка. Их дочь – замечательная певица Надежда Шевченко (сценический псевдоним Римская) училась пению у талантливого педагога, бывшего тенора императорских театров, профессора Д.А. Усатова одновременно с Федором Шаляпиным. По семейному преданию, «Шаляпин, свободное от занятий время, проводил в семье Кеснеров». Надежда аккомпанировала ему. Они часто выступали вместе. Мужем Н. Шевченко стал профессор Берлинской музыкальной Академии, а затем и Тифлисской консерватории Франц Карлович Кеснер. Среди его талантливых учеников была и выдающаяся грузинская пианистка и педагог Анастасия Вирсаладзе. Франц Кеснер был инициатором создания первого струнного квартета Грузии. В 1912-ом году в знак благодарности и уважения к его заслугам Тифлисская городская управа присвоила ему звание Почетного потомственного гражданина Грузии с вручением Большой золотой медали. «Он был первым гражданином немецкой национальности, удостоенным этой чести», – пишет в своих воспоминаниях Д. Кеснер.
Отец Д. Кеснер, юрист по образованию, был превосходным пианистом. На заре кинематографа, он, по словам дочери, активно «занимался кинобизнесом», чем немало способствовал обогащению репертуара тифлисских кинотеатров. Годам молодости своих родителей, а также всем русским и зарубежным служителям музыки, литературы и театра, жившим и выступавшим в Грузии, Д. Кеснер посвятила одну из своих лучших книг: «Люди из прошлого». Эта книга, на мой взгляд, представляет собой наиболее полное и достоверное описание художественной жизни Грузии конца XIX - начала XX столетия.
Но в этой статье, посвященной памяти Д. Кеснер, хотелось бы сосредоточить внимание на другой книге, в которой наиболее ярко и отчетливо высвечивается мир, в котором она выросла, корни, питавшие ее душу и творчество, среда, сформировавшая ее личность – все то, что «сходится» воедино в столь дорогом для нас словосочетании – «этот старый, старый Тифлис...». Книгу Д. Кеснер по праву можно назвать энциклопедией городской жизни этого периода. В ней полностью воплотилось то, что сам автор называет «острой, болезненно ностальгической памятью детства». Болезненной, потому что ей сопутствует щемящая грусть о времени, которое никогда не вернется, но которое все еще в твоей душе – живое, теплое…
Многое, что в те годы казалось будничным, мелким, не стоящим внимания, благодаря особой зоркости внутреннего видения автора, обретает здесь почти физическую осязаемость, зримость, смысловую емкость. Оживают люди, оживает окружавший их предметный мир, даже вещи раскрывают нам души, и, оказывается, что они способны поведать такое, о чем и не подозревали их владельцы.
Память Д. Кеснер реконструирует мельчайшие подробности в интерьере домов, в которых ей довелось побывать в детстве, домов, принадлежавших людям самого разного социального положения и достатка. Ее книга содержит ценнейший материал для всех, кого интересует дух и атмосфера тбилисских жилищ 30-40-х годов, с характерной теснотой, уютом, эклектичностью обстановки.
Память Д. Кеснер хранит и особенности поведения родных, соседей, знакомых, тончайшие нюансы их взаимоотношений. Благодаря этому, перед нами во всей своей полноте раскрывается жизнь Дома – уникального тифлисского общежития, где двери на веранду никогда не закрывались на ключ, где начатый у крана разговор продолжался на всех балконных уровнях, иногда переходя в серьезный обмен любезностями, который кончался сразу же, как только у кого-то убегало молоко или подгорало мясо. «Но никогда, – подчеркивает Д. Кеснер, – не затрагивалась национальная принадлежность или социальная ступень воюющих сторон».
В мемуарной литературе вы вряд ли встретите столь подробное описание одежды, которую в тех нелегких условиях «добывали» наши мамы и бабушки, стремясь, несмотря ни на что выглядеть красивыми, ухоженными и нарядными. Фасоны, ткани, всевозможные аксессуары, обувь, прически… Не обделены вниманием и мужчины. Несмотря на скудость выбора, у них также свои стойкие пристрастия – «толстовки», «рубашки-апаш», «брюки-клеш». Из головных уборов кто-то предпочитает тюбетейку, кто-то кепи. Известные оперные певцы, драматические актеры, дирижеры носят шляпы и неизменную «бабочку». «Но как они носили эти шляпы! Чуть набекрень, чуть согнутыми вниз и направо полями… Нет, это непередаваемо! Так ходили Бату Кравеишвили, Одиссей Димитриади, Сандро Инашвили, так ходил Иван Русинов…». От себя добавлю – так ходил и мой отец искусствовед Игорь Урушадзе – годы спустя преподаватель Д.Кеснер в театральном институте. О его «великолепной шляпе» она расскажет уже в другой книге, посвященной годам юности.
Книга Д. Кеснер не только о Тбилиси, его домах и жителях. Она, прежде всего, о «воспитании чувств» в условиях именно этого города. И самому городу, несомненно, посчастливилось, что эта незаурядная девочка, выросшая в музыкальной семье, в окружении книг, обладала особой системой восприятия, необычайно отзывчивыми «рецепторами» души, умением всем сердцем отзываться на все, что таило в себе добро и красоту. Может, поэтому уже взрослая, много повидавшая и пережившая, она уделяет особое внимание самым светлым сторонам своей тогдашней жизни как дань благодарности городу и людям, сделавшим ее детство счастливым. В дальнейшем ей придется столкнуться с жесточайшей изнанкой жизни, когда ее так же, как и сотни других грузинских немцев, вырвут из теплых объятий любимого города и заставят выживать в Казахстане в нечеловеческих условиях лагерной жизни. Этому периоду своей жизни она также посвятит книгу и назовет ее «Дороги жизни». По силе и глубине описанных в ней тяжелейших испытаний, по благородству самого стиля повествования для меня эта книга равна «Блокадным дневникам» Тамары Кипиани.
Но в книге о Старом Тбилиси ее жизнь все еще полна тепла и света… Вот девочка Дина едет в деревню Шорапани в гости к бабушке своей любимой подруги. Все, что она видит, все, что чувствует – все в «копилку», все на будущее. Но она еще не знает об этом. А душа втайне «охотится», собирает, откладывает. Все в памяти – и неповторимая атмосфера дома с его «деда бодзи», и деревенский двор, и раскаленный кеци, и домашняя живность, а также звон пастушьего колокольчика, мельница, развалины храма, лес, могучие корни деревьев… Но ярче всего – люди, умевшие как-то по-особому любить и привечать детей: «Иродионис швили хар? Моицат, моицат. Эхлаве». (Вы дети Иродиона, подождите, я сейчас). И тут же бебиа Ивлита, или Софико, или Маро несли нам горячий хлеб, яблоки, груши, орехи».
И снова город. До боли знакомое ощущение праздников, трепетное ожидание елки, игрушек – радость их обретения, осязания… Домашние застолья. Кто теперь помнит тогдашние этикетки «Самтреста» на литровых бутылках. А Д. Кеснер помнила. Это «поднимающиеся из-за горы лучи солнца; они озаряли виноградные лозы по бокам надписи». А по вечерам подавали чай с разноцветными конфетами-подушечками, начиненными яблочным или сливовым вареньем.
Особая радость детства – парады 1-го мая, 7-го ноября. Они были событием не только для детей, но и для взрослых. «Это не означало, что население восторженно принимало существующий режим и в благополучии и довольстве жило при нем. Отнюдь нет. Просто по складу своего характера, по темпераменту, по огромной тяге к общественному единению под эгидой любого праздника собирались люди на официальные манифестации. Ибо других поводов, кроме семейных вечеринок, у них официально не было».
А кто сейчас помнит, какими были наши парки в 30-40-е годы? Какую роль они играли в дни досуга тбилисцев, когда парка Ваке еще не было, а парк на фуникулере только строился. Д. Кеснер знакомит нас со «звездной порой» парка Муштаид, описывает народные гуляния, поезд, танцплощадку, где танцами безраздельно командовал знаток бальных танцев Этариан. Мы узнаем, каким танцам отдавали предпочтения тбилисцы, какая музыка им нравилась. Оркестры были разные, вплоть до духового оркестра пожарных и военных. Шахматный павильон, цирковая площадка, аттракционы, бег в мешках, кривые зеркала, парашютная вышка… Д. Кеснер помнит даже то, какая форма была у тогдашнего мороженого, сколько оно стоило, какая цена была у газировки – с сиропом и без.
Александровскому саду отдавали предпочтение няни и бабушки, вечерами – городская пожилая элита.
«Неописуемому очарованию Ботанического сада» Д.Кеснер уделяет особое внимание. Ее сердцу близка его «диковатая экзотика». Судя по ее воспоминаниям, тбилисцы тогда гораздо чаще посещали этот сад, и многие городские дети получали в нем первые уроки «великой культуры общения с природой». Мечеть с минаретом, мостики, водопады, старинные оранжереи с бананами, пальмами, водоемом, в котором цвели лилии, «распластались громадные темно-зеленые круги Виктории-Регии». Но не все в этом саду было столь мирным и безмятежным. Ботанический сад хранил в себе тайну, тайну трагической участи теперь уже никому не известных людей: «Старое, восточное кладбище, …закопченная, вся в трещинах восточная часовня… На каждом камне надгробий стояла одна и та же дата смерти – число, месяц, год. Они все погибли в один день. Надписи были или на турецком или на армянском языках… Уже ближе к 40-му году все эти плиты были внезапно убраны и, придя однажды на это место, я обнаружила там перекопанную пустоту…».
И еще один сад – сад Гофилэкта. Теперь эта летняя резиденция Филармонии жива лишь в воспоминаниях старшего поколения, но подробнее всего она представлена в тифлисской летописи Д. Кеснер: аллеи, летний театр, оркестровая эстрада, буфет, зеленые дорожки и люди – нарядные, знакомые друг с другом, предвкушающие радость предстоящего концерта или спектакля.
Тех, кому интересна театральная жизнь Тифлиса-Тбилиси 30-40-х годов согреет и наполнит светлой грустью атмосфера старого Тюза и подробнейшие воспоминания о спектаклях и любимых актерах – «замечательных травести Чарской, Бубутеишвили, Садковой», «благородном отце Минееве», «злодее Энгельгардте», «купеческой барышне Екатерины Агаларовой», «романтическом герое Урусове», «трогательной Герде Оли Беленко». «Все они вместе», пишет Д. Кеснер, «вживили» в нас понятия чести, благородства, честности и чистоты возвышенной любви», «провоцировали тягу к чтению высокой литературы».
Неудивительно, что в этой книге Д. Кеснер сосредотачивается лишь на Тюзе. Ведь это книга о детстве. Пройдут годы. Д. Кеснер вернется из ссылки, поступит в Театральный институт. Окончив его, несколько лет проработает в Тбилисском театре музыкальной комедии. Поступит в педагогический институт им. А.С. Пушкина на историко-филологический факультет. Затем судьба приведет ее на киностудию «Грузия-фильм». По ее инициативе будет создан музей истории кино. Она же его и возглавит. Опыт работы в киномузее ляжет в основу ее двух книг: «Киностудия» и «Цвет и аромат кинококтейля». Обе эти книги – богатейший источник сведений для всех, кто когда-либо заинтересуется одной из ведущих кинофабрик Советского Союза.
Но любовь к театральному институту и грузинскому театру останется в ней на всю жизнь. Театру она посвятит книгу «Сцена», а театральному институту – проникновенное «Признание в любви» – книгу, полную благодарности своему педагогу, профессору Додо Алексидзе, ко всем до единого преподавателям, к каждому из друзей-сокурсников: Рамазу Чхиквадзе, Гураму Сагарадзе, Лейле Абашидзе, Ламзире Чхеидзе, Дамане Мдивнишвили, Татии Хаиндрава… Но все это случится после. А в книге о «Старом, старом Тифлисе…». Д.Кеснер с такой же горячей признательностью вспоминает учителей своей 46-ой школы: «Дорогие, дорогие мои педагоги! Сколько вы мне дали в жизни! Вы научили меня уважать в человеке достоинство, уметь быть благодарной, уметь держать слово… Но главное, чему вы нас научили – это самостоятельно мыслить!»
Книга посвящена памяти матери – Лидии Николаевны Кеснер. В посвящении дочь называет ее «мудрой, отважной и красивой женщиной». Образ матери проходит через все повествование, с ней связаны все самые замечательные события в жизни Кеснер-девочки. Именно она была ее главным «навигатором» в житейском море, равно, как и в мире музыки, поэзии, литературы. Это она привила ей любовь к природе, деревьям, птицам, к городу, его садам и зданиям. Вместе сажали деревья и цветы, вместе читали любимые книги. Уроки матери остались с Д. Кеснер на всю жизнь, ими она руководствовалась и в воспитании сына и внуков.
Благодаря феноменальной памяти Д.Кеснер, «памяти сердца» перед нами во всех ее наиболее значимых подробностях раскрывается жизнь удивительного города. Она щедро делится с нами теми ощущениями, которыми постепенно наполнялась ее взрослеющая душа, чутко откликаясь на все то, что дарил ей город – человеческую ласку, богатство впечатлений, встречи, расставания, смену времен, музыку, кинематограф, поэзию, театр… Книга дает нам ощущение главного – того особого гармонического единства города и горожан, приобщение к которому сразу же ощущал и каждый новоприбывший. Описывая свое детство, Д.Кеснер рисует исполненное неожиданных радостей и открытий торжественное вступление ребенка в необычайно сплоченное братство людей, главная заповедь которых была «возлюби свой город». С самого раннего детства – она верный адепт Тбилиси, и душа ее воспитывается по его «образу и подобию». И в этом ей помогают, прежде всего, люди. Живущие скученно, бедно, в навязанных государством тяжелых условиях быта, они, тем не менее, полны неиссякаемого оптимизма, жизнелюбия и стойкости. Вера в хорошее, лучшее для них не постулат идеологической пропаганды, а органическое, глубоко заложенное в генетике истинного тбилисца, состояние души. Недоступную материальную роскошь они возмещают бесценной роскошью человеческого общения.
Невозможно без волнения читать главы, посвященные тбилисским дворикам. Этнически пестрый состав обитателей невысоких, лепящихся друг к другу домиков, двери и веранды которых выходят в круглый, часто совсем небольшой патио. Двор здесь, прежде всего, символ города, средоточие наиболее характерных особенностей его материального быта и духовного бытия. У этого двора своя этика, свои законы, даже свой особый «дворовый» язык. Двор помогал, двор был неизменным участником всех самых значительных событий в жизни его обитателей. Сложные, а порой и неразрешимые проблемы решались «всем двором». При всем этом автор предельно правдив – ни тени сентиментальности, приукрашивания, идеализации. Все – люди, все – человеки, порой и несправедливые друг к другу. Двор был «семьей», а в семье всякое бывает… Но без таких вот «семей», без их взаимовыручки, обоюдной поддержки город бы не выжил, тем более, не сохранил бы свою самобытность, свою неповторимую сущность. Недаром, посетившие его в конце сороковых Д. Стейнбек и Р. Каппа восхищались его людьми, беззаветно преданными своему городу, его истории, его лучшим этическим и эстетическим традициям.
Это необычайно живая книга – она переполнена звуками, красками, запахами, криками уличных торговцев, старьевщиков, продавцов подорожников и цветочной земли, гудками поездов и заводов. Пестрым, головокружительным вихрем проносятся в ней цыгане, где-то за пределами двора идет похоронная процессия, заявляющая о себе душераздирающим шопеновским маршем. Рядом, совсем близко, из подворотни слышатся заунывные звуки зурны– это курды справляют свою нескончаемую свадьбу; входит кинто с табаги. Время от времени появляются городские нищие, в основном бродячие музыканты – их хорошо знают, а некоторых даже любят и с нетерпением ждут…
Этнографическая ценность книги огромна. Я уверена, что будущие историки города не раз будут обращаться к ней для пополнения знаний о быте и нравах, трудах и днях своих предшественников. А как не отметить художественное значение этой книги. Диана Кеснер не просто бытописатель, она мастер слова в самом высоком значении этого понятия. Те, кто имел удовольствие прочитать и другие ее книги, наверняка согласятся со мной, что лексическое богатство, высокое мастерство описания, точность и убедительность в характеристиках людей и событий – неизменные свойства всего ее творчества.
«Тифлис» Д. Кеснер – это Тбилиси 30-40-х годов прошлого столетия. Город ее детства, одновременно и молодости родителей моего поколения. Многое от него, а именно то самое хорошее и светлое, что описывает в своей книге автор, досталось и нам, формируя и наш внутренний мир, определяя и наше отношение к духовным ценностям жизни. Теперь он «город в городе». С каждым годом его все меньше… Поэтому так важна и знаменательна эта книга. В ней он живой, цельный. В ней он Явление – яркое, доброе, неповторимое... Низкий поклон за это автору…
Паола Урушадзе |
|
Современная западная цивилизация под «качеством жизни» понимает наличие свежего воздуха, здоровой среды, хорошего образования и достойной зарплаты. Именно в такой последовательности. У нас пока не так. Но времена меняются.
Возрождение садов – один из первых экологических проектов современного Тбилиси.
Совершенно очевидно, что идея проекта возникла из-за отсутствия чистого воздуха в Тбилиси. Мы как-то уже привыкли не видеть ничего, кроме бетона и машин. И это стало новой нормой для большинства горожан. Сады перестали быть необходимой частью нашей жизни.
К счастью, есть такие люди, как архитектор Гия Абуладзе, руководитель бюро «Студия 21», соучредитель компании АРСИ и его команда, которые пытаются активировать нашу память. Сначала они за четыре месяца подготовили проект «Новый Тифлис» и выиграли тендер «Фонда развития».
«Неудобно говорить, что выиграли, – рассказывает руководитель проекта. – Никто, кроме нас, не принял участие в тендере. Посчитали, что за такой короткий срок выполнить проект невозможно. Оказалось – возможно!». Более того, в одном пакете с проектом восстановления 47 старинных домов был предложен проект воссоздания «немецких садов».
Мы знаем, какую волну ностальгического восторга вызвала реализация архитектурной части проекта и создание пешеходной зоны проспекта Агмашенебели. Я уже не говорю о том, что цены на квартиры в восстановленных домах возросли в несколько раз! Город вдруг вспомнил, что когда-то он имел стиль, лоск и особую стать. Город сделал глоток свежего воздуха! Но чтобы дышать дальше, остается воссоздать сады.
Вернемся в прошлое, в начало ХIХ века. Российская империя уделяла серьезное внимание переселению немецких колонистов на земли Закавказья. Александр I выделил крупную сумму на их обустройство. Идейным вдохновителем поселения немцев именно в Грузии был генерал А.П. Ермолов. В Тифлисе на левом берегу Куры трудолюбивые швабы основали колонию «Александердорф» и внесли большой вклад в благоустройство этой части города. «Немецкие сады» к концу ХIХ века занимали площадь в 100 гектаров. Один из садов по заказу Иоганна Майера был разбит по проекту известного архитектора Леопольда Бильфельда. Этот парк (ныне парк Ильи) в советское время носил имя А.М. Горького. Немцы привезли в Тифлис западную цивилизацию и привили ее на национальное древо. По воспоминаниям очевидцев, гостеприимный и доброжелательный город «через несколько лет стал получать из первых рук овощи, хорошую живность, молоко, масло, кроме того, картофель и сдобный белый хлеб, о которых, до прибытия их, за Кавказом знали по одному преданию». По утрам молодые румяные немки разносили в дома горожан свежеиспеченный сдобный хлеб и сливки. Потом появились немецкие мануфактуры, школы, кирха, позже – костел. Две культуры – грузинская и немецкая – более века обогащали друг друга. Пока в одночасье в начале Второй мировой войны немцев не выселили в Среднюю Азию.
Сады без садовников еще долго цвели и были местом культурного паломничества горожан. Наверняка в каждой семье бывали разговоры о том, как дедушка ухаживал за бабушкой, как они ходили в сад Арто на концерты, в сад Горького в летний кинотеатр, в сад Муштаид на променад под духовой оркестр. И вот уже вспомнилось собственное детство. Яркий летний день под шатром платанов на проспекте Плеханова. И себя за руку с бабушкой, бегущими на кукольный спектакль в ТЮЗ с обязательным посещением сада Арто. И выставку собак в Муштаиде. Помню красивую женщину председателя жюри и огромного красавца Дика – немецкую овчарку – победителя всех собачьих выставок.
Чем яснее вспоминаешь, тем труднее воспринимать реальность. Сады вытоптаны: трава не растет, цветы не цветут. Большая часть территории за последние двадцать лет занята незаконными постройками. И лишь огромные старинные кипарисы, гималайские кедры, редкие виды сосен и старинные липы напоминают о прошлой цивилизации. Удивительно, что они уцелели и не были срублены на растопку печей в холодные и темные 90-е годы.
На старинной карте середины ХIХ века струной натянут Михайловский проспект вдоль Куры, а выше и ниже него сплошные изумрудные поля.
Спустя век, на карте 1924 года, проспект начинается парком Муштаид, а вдоль него четыре огромных общественных парка с одной стороны и парк Михайловской больницы – с другой.
И вот, наконец, ХХI век и новый проект! Площадь парка, по сравнению с существующей сегодня, удваивается. На широкую зеленую нить экологической тропы, протянутую от замка герцога Ольденбургского до нового вертикального сада, как бусины, нанизаны четыре парка. Динамичный клип наглядно показывает, как парк Ильи зарастает деревьями. Как открываются новые пространства и рушится стена. Корты крытые и открытые становятся частью зеленой зоны. Экологическая тропа пересекает улицу Марджанишвили и вливается в спортивное пространство с существующими крытым бассейном и спортивным залом. Окружает их территорией новых посадок и разрушает следующие стены, отделяющие сад Арто. Там сад обогащается новыми территориями, очищаясь от незаконных построек. Зеленая тропа выливается из одной старинной арки, пересекает улицы и вливается в не менее старинную арку, рушит очередную стену сада филармонии и разливается в зеленое море сада Джансуга Кахидзе.
Клип клипом, но я прошла по всем предполагаемым паркам. Уперлась во все пока существующие стены. Обошла все ветхие строения. Поразилась не только тому, что все абсолютно реально – надо только убрать все лишнее, но и удивительному перспективному видению пространства соавторов проекта. Их умению взлететь над реальностью. Они исследовали повседневность, рутину и обыденность этого места. Поразились, как давно никого не интересовало качество жизни людей. Заручились их согласием переселиться в новые дома.
Сегодня «Фонд развития» изучает практические возможности переселения людей. Перенаправляет финансовые потоки. Потом начнутся работы по подготовке территории и фиксации границ садов.
Земли исторических немецких садов экологически чистые. Они были в запустении, но никогда не были загрязнены промышленными предприятиями, выхлопными газами, цементом, уплотнены тяжелыми постройками. Они не потребуют масштабной рекультивации или полной замены грунта. Как это потребовалось в парке храма Самеба, где для организации розария пришлось снять полутораметровый слой грунта, загрязненного строительным мусором и заменить на качественный. Под садами практически нет городских коммуникаций. Уникальная ситуация для центра города!
Есть и другой очень важный момент. Все чаще общественные пространства бывают связаны с трагическими событиями или вызывают неприятные ассоциации у населения. Задачей ландшафтных дизайнеров бывает регенерация этих пространств. Но не в нашем случае! Немецкие сады исторически были артистической зоной, впоследствии, к сожалению, полностью утраченной.
Авторы проекта мечтают вернуть на эти территории культуру. Артистический дух, музыку, инсталляции, вернисажи, кино, перформансы. Полагаю, что для современного Тбилиси – это вполне реально и органично. И уже происходит на восстановленных территориях.
Но озеленение?! К примеру, общественные парки Лондона в середине марта уже расцвели благоухающими полями нарциссов! Вы видите что-нибудь подобное в нашем городе? Нет! Культура садов и садовников, увы, утеряна полностью! А ведь сто лет назад на улице, примыкающей сверху к садам, существовала Тбилисская школа садоводства, основанная знаменитым Ильей Цинамдзгвришвили, готовившая садовников международного уровня, в том числе и для немецких садов. В садах проходили регулярные выставки цветов, так любимые тбилисской знатью. Именно на этих выставках впервые засверкал талант блестящего декоратора Михаила Мамулашвили – выпускника школы.
Сто лет, что нас не было в отрасли, она развивалась. Сегодня ландшафтные дизайнеры вышли в мире на особенные позиции. Перенаселенность и агрессивность городов требует от садовых и парковых архитекторов градостроительных масштабов. У них миссия сделать жизнь городов более сбалансированной, создать согласие горожан с собой и с природой. Привнести в жизнь красоту. Такая работа требует высочайшего профессионализма
Сад – это всегда зеркало культуры. Это четко сформулированная идея, определенные принципы взаимодействия красок, форм и структур. Правильное сочетание хвойных и лиственных композиций с определенным цветом ковра под тенистыми растениями. Согласованность между собой элементов построек, имеющихся зданий, фонтанов, скульптуры.
Мне кажется, было бы правильнее, если бы садами занялись немецкие ландшафтные дизайнеры, известные своими международными проектами. Например, партнеры АРСИ компания «Глазер и Дагенбах» с двадцатилетним стажем создания садов. Случилось бы дежавю – немецкая культура, спустя двести лет вновь была бы привита на национальное грузинское древо! Однажды оно уже дало прекрасные плоды.
Ирина Квезерели-Копадзе |
|
|
Кружево старинных тбилисских балконов, спирали лестниц, уходящих в небо, теперь уже в Лондоне. В галерее на Каукросс стрит выставка фотохудожника Ричарда Дэвиса, основателя фонда Wooden Architecture at Risk. С детства знакомые улицы, дома, парадные поданы респектабельной английской публике как изысканные яства. Они уже продегустировали все уголки мира и теперь готовы отведать новый экзотический продукт – грузинскую культуру.
Тбилисские архитекторы очень скоро приступят к реставрации объектов, отмеченных на фотографиях. В Грузии сегодня невиданный туристический бум, и главным туристическим продуктом является хорошо отреставрированный Старый город. Удивительно, что не природа Грузии. Она, по мнению иностранцев, при близком рассмотрении слишком загрязнена и замусорена – красивы лишь дальние планы.
За последние годы получили свою вторую «туристическую» жизнь разные уголки Батуми, Кутаиси, Сигнахи и, конечно же, старого Тбилиси. Район Майдана, Легвтахеви, Гомская улица и весь склон под ней, подступы к Авлабару, бывший Михайловский проспект, а ныне проспект Давида Агмашенебели. Все это грандиозные проекты современных реставраторов, активно поддержанные властями. Они, бесспорно, украсили лицо современного города и привлекли множество туристов и инвестиции в гостиничный бизнес. Возросший вклад в бюджет от туристической составляющей должен позволить не только продолжить реставрацию уникальных тбилисских домов, но и гарантировать отселение людей из аварийного старого фонда, что сегодня очень актуально.
Другая фотовыставка, прошедшая этим летом в Петербурге – «Пешком по Тбилиси» Александра Сватикова – рассказала зрителям не только об уникальности старого города, но и о современной жизни в исторической красоте.
Обе выставки подняли два эмоциональных вала. Одна – волну жгучего интереса и нетерпеливого любопытства, другая – ностальгическую грусть и желание вернуться к себе, своим истокам. И те, и другие зрители обязательно приедут, прилетят в Тбилиси. Но увидят разное.
Иностранные туристы увидят, что в реальности все еще ярче, звонче, экстравагантнее и вкусно пахнет потрясающей грузинской кухней. И это днем. Я уже не говорю о вечере, когда подсвеченные тбилисские храмы и ажурные балконы повисают в воздухе и медленно уплывают после бокала хорошего вина.
Коренные тбилисцы или люди, приехавшие из разных городов и стран в город своего детства, юности, увидят все то же самое, но почувствуют что-то совсем другое! Сначала поразятся, как заиграл новыми красками любимый город. Откроют для себя заново ущелье Легвтахеви с древними куполами бань, десятилетиями прикрытое мусорной свалкой. Испытают комплекс вины за изуродованные и закопченные особняки Михайловского проспекта. Они, как на машине времени, попадут в Тифлис XIX века, прогуляются по вновь созданному пешеходному маршруту проспекта Агмашенебели, заглянут в парадные и восхитятся этим культурным пластом, войдут в пока еще запущенные дворики. Потом придет ощущение театра с прекрасными декорациями. Возникнет вопрос: «Где же обитатели этих красивых восстановленных домов?» Ведь они и есть настоящие тбилисцы!
Недавно меня очень удивили слова нашего гостя – греческого адвоката: «Я уже три раза приезжал в Тбилиси, видел все туристические районы, но настоящих грузин так и не увидел!».
Возможно, что как только дом превращается в туристический объект, он не предполагает проживание там людей? Они остаются в параллельной реальности. К ней ведет множество улочек от красивых туристических зон, но иностранцы туда не ходят. А мы пойдем, потому что мы все оттуда. Это наш мир и, возможно, нас там ждут.
Что вообще такое – новая жизнь старого города? Что такое реставрация старой жизни? Кто были люди, построившие такие прекрасные дома? Как сохранить баланс между коммерческими интересами и исторической культурой? Как, восстановив фасады, не потерять обитателей домов с их ожиданиями добра и справедливости? И если мы любим этот город, нам придется ответить на все вопросы!
Проспект Агмашенебели восстановил «Фонд реконструкции и развития Грузии», но кто конкретно выполнял работы в каждом очень индивидуальном доме понять сегодня трудно. На примере одного дома можно проследить современный подход к воссозданию утерянных ценностей.
Мне удалось поговорить с Тамазом Иакашвили – директором фирмы «Реставратореби и Ко», которая восстановила всем теперь известный особняк грузинского мецената Эраста Чавчанидзе, построенный в 1903 году. Трехэтажное розовое здание в стиле модерн, украшенное лепниной с орлом над фасадом и уникальным парадным подъездом, расписанным флорентийскими мастерами. Изысканный образец модерна, в котором декор розеток на фасаде повторялся в кружеве перил парадного, в декоре внутренних интерьеров. И, очевидно, пальмы с лепнины выплескивались во внутренний сад. Таков был закон жанра.
Задача у реставраторов была сложнейшая. Кроме тщательного восстановления фасада с максимальным сохранением всех художественных и архитектурных элементов, компания полностью обследовала состояние здания. Убедившись в хорошем состоянии фундамента, заменила пришедшее в негодность перекрытие подвального помещения, реконструировала крышу и теперь занимается восстановлением балконов дворового фасада, лестниц, внутреннего дворика. И, конечно же, реставрацией парадного, вошедшего в известные архитектурные каталоги старого Тбилиси. Сам проект реставрации здания был выполнен грузинским отделением ICOMOS. Полную замену разрушенной канализационной системы всей улицы осуществила компания GWP.
Сегодня очень важно, что будет с этим и другими домами дальше, во что превратятся нижние этажи. Есть опасение, что солидные подвалы дома превратятся в ночной клуб. Вентиляционные трубы будут выведены в старинную печную систему. Десятки жильцов по ночам будут корчиться от низкочастотной вибрации аппаратуры. Остается надеяться, что грузинское законодательство действует и на территории туристических объектов.
Из рассказа Тамаза Иакашвили я узнала, что практически все жильцы дома на время строительных работ были отселены с оплатой их временного проживания. После окончания работ все семьи вернутся в свои квартиры. Никакого передела собственности во время реставрации улицы не происходило. И лишь одна семья осталась жить в доме и внимательно наблюдала за каждым этапом – семья потомков Эраста Чавчанидзе – внучка Тамар Чавчанидзе, ее супруг, дочь и сын. Удивительная история этой семьи благодаря реставрации дома стала известна тысячам тбилисцев. История о шустром, услужливом мальчике, который подметал полы в пекарне. Был замечен владельцем галантерейного магазина, немцем по происхождению, и впоследствии отправлен им на учебу в Германию. Вернувшись на родину, молодой человек создал мануфактуру «Чавчанидзе-Гвелесиани» в районе Карвасла, на которой предположительно производились керамические изделия, а впоследствии стал купцом первой гильдии и известным меценатом, реализовавшим свою мечту о строительстве прекрасного дома. Почти сказочная история, однако типичная для грузинской культуры того времени. Богатые люди считали нормальным поддерживать и поощрять способных молодых людей, которые могли принести пользу нации. Типично и то, что произошло после советизации Грузии. Все отняли, оставив одну комнату на третьем этаже дома, но дух семьи не сломили. Из одной комнаты, заставленной старинной мебелью деда, вышли следующие три поколения ярких состоявшихся людей. А несколько лет назад правнук выкупил у соседей кабинет деда и смежную комнату. Спустя век у семьи есть выход в парадный подъезд своего собственного дома.
Своего хозяина и особенную историю имеет каждый отреставрированный старинный особняк. Хочется надеяться, что из восстановленных парадных войдут в тбилисскую реальность старинные традиции и будут приняты обществом.
Теперь о тех, кто только ждет своего часа. Старый город в Тбилиси составляет примерно его десятую часть. Это старый жилой фонд Авлабара и то, что осталось напротив – на правом берегу Куры, красивейшие особняки Сололаки, лабиринты улочек ниже площади Свободы и от вокзала до проспекта Агмашенебели. Большинство домов находится в аварийном состоянии! Особенно те, что стоят на склонах. Когда-то считалось, что дома, построенные на скальном грунте, самые долговечные. Но за века под постоянной нагрузкой скала превратилась в труху. Грунтовые воды и стоки разрушенных канализационных систем размыли фундаменты, они просели, поползли и разрушились. Стены деформировались. Жить в этих домах не только не комфортно, но чрезвычайно опасно. Никто не знает, как поведут они себя даже при небольшом подземном толчке.
Туристический интерес к старым домам сыграл с их обитателями злую шутку. Если раньше они согласились бы на любое предложение инвесторов о переселении или продаже дома, то теперь «знают себе цену» и до момента разрушения готовы торговаться. Сколько угодно таких домов – половина дома уже разрушена, а владельцы продолжают уверять, что живут в памятнике архитектуры. Подпирают стены рельсами, или даже перебирают их заново, бесконечно латают дыры, ходят по наклонным полам. И живут. Страшнее смерти для них страх быть обманутыми инвесторами и оказаться на улице. Все ждут грандиозных реставрационных проектов, в которых гарантию дает государство.
На старые покосившиеся дома смотреть больно, как на сгорбленных старичков. Но даже родные нам старые люди уходят, а мы, погоревав, живем дальше. То же должно произойти со старыми полуразрушенными домами. Только самые красивые, исторически значимые, хорошо сохранившиеся подлежат реставрации. В некоторых случаях могут быть сохранены только уникальные фасады, а все конструктивные элементы зданий возведены заново. В других случаях, если несколько поколений поддерживали дом в хорошем состоянии, а это постоянная работа, может быть отреставрирован весь дом. Но люди должны жить в безопасных домах – это должно быть главным приоритетом Тбилисской мэрии.
Восстановление некоторых уголков старого города вызвало бурю ярких эмоций у тбилисцев, заставило о многом задуматься. Хочется надеяться, что этот массовый благородный порыв и совместный мозговой штурм приведут в достойное будущее.
Ирина Квезерели-Копадзе |
|
КИНЕМАТОГРАФИЧЕСКАЯ ДРАГОЦЕННОСТЬ |
|
На протяжении своей, теперь уже можно сказать, долгой и довольно разнообразной жизни, я общался со множеством людей необычных, нестандартных, интересных. Были умные, очень умные, даже мудрые, одних помню смутно, сумеречно, другие действенны, энергичны, кого-то вспоминаю с улыбкой, кому-то удивляюсь, одних сохраняю в сердце, других в уме, про кого-то хочется рассказать.
Cергей Параджанов... Это настолько своеобразная, нестандартная личность, настолько выделяем, обособлен, творчески неожиданен, что необходимо сделать хотя бы набросок, рассказать несколько эпизодов о нем.
Параджанов никогда не имел никаких личных творческих контактов ни с театрами, в которых я работал, ни с театральным институтом, в котором я преподавал, но был настолько значимой фигурой тбилисской творческой общественности, что обойтись без рассказа о нем невозможно. Его родной племянник Георгий Параджанов учился в моей актерской группе, которую готовили для театра имени А.С. Грибоедова, это нас очень сблизило, подружило, обосновало наши встречи с Серго Параджановым.
Однажды Сережа полушутя, полусерьезно сказал мне: «Пока живу, мне нужны деньги, а не слава. Вот после смерти, когда деньги уже не нужны, слава не помешает». Теперь уже точно можно утверждать, что он прожил свою жизнь запланированно, эффектно и, что гораздо важнее, эффективно. Я встречался с ним не так уж часто и не так уж долго, всего несколько лет, но в памяти сохранилось очень много интересных наблюдений, воспоминаний. Сохранились сувениры – среди них огромный медный самовар, как он уверял «старинный», а, по-моему, просто «старый», который он принес мне в театр в старой сетке-авоське и оставил на проходной, сохранилась его фотография в огромнейшей черной рамке, причем само фото маленькое-маленькое, томик из собрания сочинений Лермонтова с поэмой «Ашик Кериб», с лентой – закладкой из его фильма «Саят-Нова», старинный изразец от печи в сшитом его руками футляре и т.д.
Параджанов жил странной жизнью, но эта жизнь очень ему «подходила». Если бы Сергей снял множество успешных фильмов, то растерял бы этот ореол «странности», «необычности», «необыкновенности», потому что суть его человеческого, творческого дарования – полное, категорическое отсутствие и отрицание всяческих штампов, что и рождало творческую уникальность, создавало эту «параджановщину», составленную из наипричудливейшей смеси практицизма и беспредельной, неповторимой фантазии.
Жил он неподалеку от меня на Мтацминде, в интереснейшем тифлисском доме, иногда я водил к нему приезжих иностранцев, москвичей, прибалтов – Серго на всех производил неотразимое, шоковое впечатление. Это был человек поразительной энергии, невероятных умений, изобретательности; он никогда не оставался один, никогда не испытывал скуку и всегда был занят, он постоянно что-то делал, изготовлял коллажи, что-то строгал, что-то сшивал, с кем-то совещался или шушукался, но это никогда не смотрелось, не выглядело как работа, труд, занятость, но – как забава, игра, развлечение.
Его «спальня», в которой, кстати, он никогда не спал, целиком и полностью была обклеена портретами Ленина и Сталина, ни одного свободного сантиметра, миллиметра, все заполнено, декорировано, завешено – и стены, и потолок, а посреди этого живописного «великолепия», в самом центре комнаты, стояла железная «койка», покрытая суконкой. Когда я спросил: «Где ты достал такое количество портретов?», он ответил: «Что-то купил, что-то подарили, что-то нашел на свалке, что-то украл».
Его племянник Гарик Параджанов, который перед смертью Серго поехал навестить его в ереванской больнице, рассказал: «Когда я зашел в палату и увидел умирающего Сержика, то, чтобы скрыть слезы, решил пошутить, сыграть врача, доктора. Спросил: «Какой у вас стул, больной?» И тут же нарвался на шутку: «Как только тебя увидел, сразу все нормализовалось, сразу с...ть захотелось».
Как жаль, что многие из его планов не осуществились, многие сценарии так и не были запущены в производство, но все, что он сделал, снял, – это кинематографическая ценность, более того – драгоценность.
Параджанов создал уникальное кино, в его фильмах действие как бы заворожено, загипнотизированно, переходы замедленны, затянуты, все будто покрыто вуалью, полускрыто, и из этого сумрака появляются картины невероятной красоты, как миражи, как сновидения. Это какая-то особая, неповторимая, удивительная одаренность, талант, который тбилисцы называют «оплеухой бога».
Жаль, что он не успел снять автобиографический фильм «Исповедь о Тбилиси», о себе. Очень жаль, это большая потеря и для грузинского, и для мирового кино!
Вспоминаю эпизод. Был день рождения большой грузинской художницы – живописца Элички Ахвледиани, собралось много гостей, было шумно, весело. Сержик пришел поздно, все были «заняты», никто на него особенного внимания не обратил. Интересно, подумал я, что он предпримет?.. Смотрю, Параджанов ведет маленькую девочку, лет 5-6, всю в белоснежных кружевах, со всей квартиры собирает букеты, корзины, вазы, располагает среди этих цветов «кружевную» девочку, вручает ей огромный, снятый со стены портрет юбилярши, ставит ее у закрытой двери, приводит Юрия Мечитова, который фотографирует. Все гости в восторге, юбилярша тоже восторженно наблюдает за сценой, которая заканчивается полным и неоспоримым триумфом Серго Параджанова. Когда восторги утихли, я тихо спросил: «Слушай, а почему перед дверью, почему не на балконе, не на фоне картин?!» Он ответил: «Потому что на этой двери настоящая старинная, медная ручка».
Это и есть талант, способность видеть то, что никто не замечает.
Как-то, очень давно, в театральный институт пришел расстроенный, недоумевающий начинающий режиссер из Ленинграда. «Я, говорит, хотел снимать дипломный фильм о Камо Петросяне и, естественно, собирать материал об армянине, поехал с этой целью в Ереван, а там мне говорят: а он тбилисский. Я спрашиваю: «Он что грузин?!» – «Нет, отвечают, армянин, но – тбилисский армянин; вот Сергей Параджанов тоже – настоящий «тбилисский армянин»!»
Известный киновед Кора Церетели написала о нем так: «Сергей был ярчайшим воплощением редкого психологического типа, которому игра была необходима как биологическая функция. Свой Мир игры, Мир «инобытия» он сотворил в противовес реальному, несовершенному, сумбурному, обыденному».
Теймураз АБАШИДЗЕ |
|
