click spy software click to see more free spy phone tracking tracking for nokia imei

Цитатa

Наука — это организованные знания, мудрость — это организованная жизнь.  Иммануил Кант

Память

ПРОЩАНИЕ И ВОСПОМИНАНИЕ…

https://i.imgur.com/THUQmpV.jpg

Большая утрата – ушла Вера Церетели, театральный критик, журналист, член редакционной коллегии журнала «Русский клуб», член International Federation of Journalists, член Союза журналистов и Союза театральных деятелей России, большой знаток русского и грузинского театра, наш верный друг, единомышленник и соратник.
Она родилась в 1944 году в Москве. Окончила Московский радио-механический техникум, театроведческий факультет ГИТИСа. Работала в Москве радиотехником в НИИ, актрисой в театре-студии «Жаворонок», корреспондентом журнала «Театральная жизнь». С 1975 года жила в Тбилиси. С 1992 года сотрудничала с радио «Свобода», с 1994 года была собкором «Общей газеты», газеты «Культура» по Грузии.
Участвовала в проектах «АртГруз» и «Re:АртГруз» и их информационной поддержке в России и Грузии. Автор и координатор многоступенчатого проекта «Россия и Грузия – диалог через Кавказский хребет».
Нам остались ее статьи, интервью, рецензии. Их сотни! И они не стареют. Потому что ум и талант – это всегда ум и талант. А Вера Церетели была умна, талантлива, исключительно профессиональна. И вообще – она была такая одна. Не похожая ни на кого, своеобразная и необыкновенная.
Как хорошо, что мы успели порадовать Веру Александровну посвященной ей книгой Инны Безиргановой «Зеркало времени»! Кто же знал, что это наш последний подарок...
Сегодня в память о Вере Церетели мы публикуем небольшой фрагмент ее воспоминаний о том, как она стала грузинской невесткой и осталась в Тбилиси навсегда... Этот рассказ тоже вошел в книгу «Зеркало времени».

Выйти замуж за грузина? 35 лет назад – запросто! Тогда еще никто не знал, что «дружба народов окажется мифью», как сформулировал Рафик Нишанов…
Национальность? Да какая была разница?
Однажды в моей московской квартире раздается звонок, и я слышу в трубке голос с жутким грузинским акцентом: «Па-а-просите Вэ-э-рочку». Я оторопела. В трубку сказала, что вы, наверное, ошиблись номером. Мы какое-то время еще препирались, выясняли номер телефона и, наконец, неизвестный сказал, что он от нашей знакомой из Тбилиси, и должен передать мне посылку. Все прояснилось, но поначалу шок был сильный.
Надо сказать, что сначала мы друг другу внешне совсем не понравились. Нам было просто интересно разговаривать, узнавать что-то новое. Будучи энергетиком по профессии, он любил музыку, закончил музыкальную школу, как полагалось в Тбилиси, и просто много знал, как все поколение «физиков-лириков». При встречах мы говорили о театре и музыке, он рассказывал о Грузии, читал стихи на грузинском. Мы доверяли друг другу даже какие-то личные секреты, и очень подружились. Через два года мы поняли, что не можем обходиться друг без друга, и решили пожениться. Хотя я знала, что Котэ хочет вернуться в Тбилиси.
Наше решение было испытанием для родителей – и моих, и грузинских. Мой отец, суровый, сдержанный человек, и тот нервничал: «Может, тебя что-то заставляет, так ты скажи». Я, конечно, вспылила – как это может быть?! «Ну, если ты твердо решила, то знай, что должна взять фамилию мужа, в нашем роду так принято». А родители Котэ?
Только теперь я могу себе представить, что они думали тогда – как это их сын, будущий ученый, женится на русской, да еще на бывшей актрисе и нынешней журналистке?
Свадьба у нас была очень скромная, из Тбилиси родители Котэ прислали его сестру, на которую все в Москве заглядывались. Нам дали отгул для новобрачных – всего три дня – тогда так полагалось.
Мы стали жить с мужем в нашей двухкомнатной квартире вместе с моими родителями, и они очень полюбили Котэ. Мой строгий, неразговорчивый отец, кажется, впервые нашел себе понимающего собеседника. Он говорил: «Вот Костя – это человек». И никогда не садился ужинать, пока тот не придет с работы.
Отец сразу же прописал Котэ в нашей московской квартире, по окончании аспирантуры научный руководитель мужа оставил его работать в своей лаборатории НИИ, его там очень ценили. У нас родился сын. Все было замечательно. Мы даже надеялась, что Котэ передумает возвращаться... Когда сыну исполнилось полгода, Котэ сказал – пора! И мы пошли с ним в паспортный стол, чтобы он выписался из Москвы, иначе в те времена было нельзя. Пожилой начальник паспортного стола долго смотрел на нас и сказал: «Я сижу тут 20 лет, и первый раз вижу грузина, который не прописывается, а выписывается из Москвы».
И я впервые в жизни очутилась в Тбилиси. Тогда еще не знала, что навсегда. Июль – яркий свет, пронизывающее солнце, – то, чего мне всегда так не хватало в Москве. Из аэропорта приехали в тбилисский дворик в центре города, соседи в окошках, незнакомое крыльцо и распахнутые двери. Радушный прием, грузинский говор, восторг родителей от первого внука, который стал центром вселенной для этого дома. Прибежав с работы, все занимались только ребенком. Родителям мужа было уже все равно, кто невестка по национальности и профессии, и какая она.
Большой поддержкой для меня была младшая сестра мужа Медико, с которой мы подружились еще в Москве. Несмотря на свою молодость, она стала моим советчиком, консультантом и гидом. Конечно, вместе с Котэ.
Помню, как в первый же день они повели меня показать наш убани. Мы спускались по Белинского, я как завороженная смотрела на замысловатые двери домов с чугунными завитками, потом мы пошли по Руставели, где тоже было на что посмотреть. Что меня удивило – вместо бегущих по делам людей в центре города неспешно прогуливались компании, причем, явно не туристов, а местных. После московской беготни это казалось нереальным.
Открытий было столько, что не перечесть. Главное из них – особый уклад жизни тбилисского двора. Летом у всех двери нараспашку, соседи разговаривают друг с другом с балконов, кто выбивает ковры, кто перетряхивает подушки и матрасы, на натянутых во дворе веревках выставка одежды и белья. В общем, жизнь нараспашку, и все знают о соседях все. Большая коммуналка…. Запросто забегают, если нет зелени, мацони или чего еще. Идешь по своей улице, все здороваются, приходишь в булочную, тебе говорят, ваш муж уже купил хлеб.
Помню, как сразу после приезда мы поехали в Кахетию, там я впервые увидела осликов с тележками и поклажами, а утром ужасно испугалась ослиного крика.
Виноградники меня просто поразили: ряды виноградных лоз с еще зеленым виноградом, редкие деревья и столько солнца! А вечерами с бабушкой Котэ Шушаной мы сидели у камина и разговаривали – она по-грузински, я по-русски, и нам было так хорошо, а главное, все понятно!
…Я познакомилась с тбилисскими редакциями, стала сотрудником «Молодежки», там был замечательный коллектив молодых журналистов. Писать о грузинской культуре тех лет было одно удовольствие. Я ходила на спектакли, сидела на репетициях, бывала на съемках и в мастерских художников. Творческая жизнь вокруг кипела и бурлила, а творческая свобода поражала. Для меня открылся новый мир, который мне казался гораздо шире и интереснее московской культурной жизни, задавленной тисками официоза и строжайшей цензуры. Я ездила в командировки по всей Грузии – от горных регионов до моря. И Грузия стала такой близкой, понятной, хотя всегда неожиданной и интересной. О возвращении в Москву уже не было речи.
…Почему и тем, и другим политикам так ненавистно само словосочетание Тбилиси – Москва? Ну, хотя бы на доске объявлений в аэропорту? Оказывается, как приятно было когда-то приехать в аэропорт и слышать по радио: «Внимание! Объявляется посадка на самолет, следующий рейсом 936 по маршруту Тбилиси – Москва». Что имеем – не храним, потерявши – плачем.

 
УЧЕНЫЙ-КУДЕСНИК ДАВИД ГОЦИРИДЗЕ

https://i.imgur.com/cZDiFrc.jpg

Не думается о том, как и что пишется: сверлит одна мысль – лишь бы этого не писать.

Не стало Давида Гоциридзе – ученого, профессора, педагога, директора Института славистики ТГУ им. Ив. Джавахишвили, друга со студенческих лет, с которым учились и работали вместе на протяжении полувека.
У всех, кто его близко знал, реакция была: «Не может быть!» Полный сил и планов, энергичный жизнелюб! Да, в последние годы он прошел через операции по разным поводам, перенес ковид, но возрождался, шел дальше со своими замыслами – элегантный и, как всегда, импозантный, с неиссякающим запасом юмора. И на эту, последнюю, операцию отправился «своими ногами», она предполагалась совсем не смертельной. Когда мы узнали об осложнении, молились все эти дни, когда Дато боролся со смертью. И верили в него. Роковым силам было угодно внезапно вырвать его из жизни.
Истинный грузин, настоящий тбилисский интеллигент, яркий футболист (он был чемпионом СССР по футболу среди юниоров), Дато избрал своей специальностью русскую филологию. И принадлежал двум культурам – родной грузинской и русской. Это глубинное понимание разных культурных и языковых стихий было одним из залогов его научных достижений и широты взглядов.
Возможно, те, кто принадлежат лишь одной языковой стихии, могут глубже ощущать ее потаенные кладовые, но тот, кто постоянно живет в сопряжении разных языков и менталитета, в определенном смысле обладает возможностью мыслить иными ассоциациями и категориями.
Давид был особенным уже в студенческие годы – солидный и задорный, неторопливый и стремительный (профессиональный спортсмен!) одновременно. И славился своими розыгрышами, которые устраивал с самым невозмутимым видом. Это были особые розыгрыши и шутки – интеллектуальные и мальчишеские – такое сочетание нечасто. Вспоминается поездка на студенческую конференцию в Тарту. Давид, Георгий Хухуни, ныне покойный Андрей Лордкипанидзе… Еще в ожидании полета, кроме прочих разговоров, мы обратились к исторической грамматике. Я и Георгий уже сдали этот предмет «грозе» нашего отделения русистики Элеоноре Львовне Кремер. Дато и Андрей учились на курс младше и должны были писать контрольную сразу по возвращении – с таким условием их отпустили на конференцию. Ни я, ни Георгий не смогли вспомнить формы творительного падежа уж не помню каких «древних» существительных. После долгого пути через Ленинград и Таллинн мы оказались в общежитии Тартуского университета, напоминавшего старинный замок, а может быть, и расположенного в монастыре или замке. Нас провели по бесконечным коридорам и предложили отдохнуть. Но Дато попросил провести нас на кафедру русского языка. Там он спросил: «Как у вас обстоят дела с творительным падежом древнерусских существительных?» – «А что такое?» –  удивились принимавшие нас студенты и кинулись к учебникам. Мы заглянули в них, вспомнили то, что было нужно, но Дато с серьезным видом спросил: «Как, у вас нет кафедры творительного падежа?» – «Нет как будто, а у вас есть?» – «Конечно», – ответил Дато. И сказал, что ею руководит такой-то профессор, назвав фамилию своего однокурсника. А на самой конференции он в докладе цитировал работы ведущих специалистов по своей теме, но пару раз сказал, что их мнение оспаривают иные специалисты и назвал фамилии своих самых отстающих сокурсников. Потом нас спросили: «Выступление Давида Гоциридзе было таким интересным, почему вы, его друзья, смеялись?» Дато стоял с прощающей улыбкой, мол, «нехорошо, но что поделаешь…»
Если где-либо сидели несколько человек – друзей, коллег, гостей, и все смеялись, а Давид был серьезным, значит, «автором» хохота был именно он – разыграл кого-то или «выдал» невероятную историю.
И этот шутник, блестящий тамада, любимец женщин стал большим ученым. Поражает список регалий, занятий Давида Гоциридзе и его участия в самых различных организациях, обществах и начинаниях.
Директор Института славистики Тбилисского государственного университета им. Ив. Джавахишвили и зав. лКафедрой языкознания в этом Институте, на определенном этапе зав. кафедрой общего и прикладного языкознания Батумского государственного университета им. Шота Руставели. Член правления МАПРЯЛ (Международной ассоциации преподавателей русского языка и литературы) – крупнейшей организации, объединяющей русистов всего мира. Почетный профессор СПбГУ. Член Нью-Йоркской академии наук. Президент Ассоциации «Многоязычная Грузия». Генеральный секретарь Ассоциации преподавателей русского языка Грузии. Член правления Общества истории языкознания им. Георгия Ахвледиани. Член Санкт-Петербургского лингвистического общества. Редактор журнала «Homo loquens» («Человек говорящий»). О некоторых его званиях и занятиях узнаешь впервые, и я уверена, что выяснится: Давид  был членом еще неизвестных нам объединений.
На наше горестное сообщение о кончине Давида Гоциридзе отозвались многие коллеги со всех концов мира. В некрологе президиума МАПРЯЛ читаем:
«Международная ассоциация преподавателей русского языка и литературы выражает глубокие соболезнования родным и близким выдающегося русиста Грузии, многолетнего члена Президиума МАПРЯЛ Давида Зурабовича Гоциридзе. Давид Зурабович принадлежал к разряду людей с особой, тонкой способностью к восприятию окружающего мира. Людей – прирожденных лидеров, мнение которых становится ориентиром для коллег и учеников. Любовь к русскому слову зародилась в нем еще в детстве, когда юный Давид слушал былины жившей в доме Гоциридзе русской женщины дворянского происхождения Натальи Ивановны Вырубовой, которая поразила мальчика своей изысканной, образцовой речью. Возможно, эти первые впечатления детства и стали для него решающими при выборе профессии филолога, а выбор стоял нешуточный: Давид Гоциридзе был чемпионом СССР по футболу среди юниоров, состоял в республиканской юношеской сборной… Давид Зурабович не любил использовать слово «карьера» применительно к своей научной и педагогической деятельности, называя свой труд «любимым занятием». Однако нельзя не отметить, что он прошел блестящий профессиональный путь, став безо всяких преувеличений главным русистом Грузии. Именно он поддерживал и направлял диалог филологов Грузии с коллегами из России и других стран мира, напоминая миру о ценности межкультурного диалога. Приобщившись к русской культуре через русский язык, грузинская культура расширила границы своего мира, смогла по-новому осмыслить свой собственный, получив уникальную возможность посмотреть на себя со стороны», – отметил Давид Зурабович в одном из интервью. Под руководством профессора Гоциридзе Институт русистики Тбилисского государственного университета стал одним из мировых «центров притяжения» для членов МАПРЯЛ. По инициативе и при его непосредственном участии здесь регулярно проводились конференции, семинары, конкурсы, выпускалась учебная и научная литература. Невозможно забыть то гостеприимство и радушие, с которыми Давид Зурабович принимал своих коллег на родной земле. Давида Зурабовича не стало 14 января. Вместе с сообществом русистов Грузии скорбят русисты России и мира. Мы сохраним о Вас, дорогой Давид Зурабович, самые светлые воспоминания. Члены Президиума МАПРЯЛ,Секретариат МАПРЯЛ».
А вот один из откликов, в котором вырисовывается облик Давида таким, как его видели далекие коллеги: «Мы с глубокой сердечной печалью осознаем, какого замечательного человека потеряли. В Президиуме не только ценили Давида Зурабовича как ученого и подвижника общей идеи МАПРЯЛ, но и любили как друга, который привносил особую колоритную ноту в наше общение. Он одаривал нас удивительным обаянием. Интеллигентный, всегда элегантный, деликатный, с удивительным чувством юмора… Мудрый и добрый, он с огромным почтением относился к традициям, к памяти родителей, с заботой – к судьбе сыновей, с широко распахнутой душой – к друзьям. Мы все это успели узнать о нем. Много хорошего каждый из нас вспоминает о Давиде Зурабовиче Гоциридзе в эти горькие дни. Он был неспешным человеком. Жаль только, что судьба поспешила отнять его у нас. Дорогой Давид, теперь в каждом православном храме, порог которого я буду переступать, всегда будет гореть и моя свеча в память о твоей светлой душе. Татьяна Млечко, член Президиума МАПРЯЛ, председатель Молдавского общества русистов».
В последние годы Давид Гоциридзе был сопрезидентом ISAPL – Международного общества прикладной психолингвистики. В 2016 году он стал организатором 11-го Международного конгресса ISAPL в Тбилиси. В связи с разными обстоятельствами, а отчасти со стилем работы Давида, который в то время был занят еще несколькими делами, на последнем этапе мы жили в режиме острого цейтнота. Еще фактически накануне прилета гостей многое было не готово, все нервничали, кроме, как казалось, Давида Зурабовича. Теперь я понимаю, как трудно ему все давалось, но он сохранял невозмутимость. Менялось расписание, план работы, гостиницы, экскурсии, словом, все. И в последний момент все «срослось». Участники прибыли со всех концов света, в том числе легендарная 86-летняя сопредседатель Леонор Скляр-Кабрал из Бразилии и другие мэтры психолингвистики. Гости были в восторге и от уровня научных встреч, и от экскурсий, и от банкета, где Давид был тамадой. Позже я сказала ему: «Говорят, у тебя много от Остапа Бендера, но Остап по сравнению с тобой был бедным мальчиком в одних штанах и с одним шарфом, а ты и сам добрался до Рио-де-Жанейро, и Рио привез в Тбилиси, организовал событие мирового масштаба».  В ответ Дато посмеивался в усы.
Из всех, кого я знаю, лишь ему под силу было такое.
При всем этом он не приобрел облика мэтра и мании величия. Был органичным во всем и ко всему относился со смесью солидности, серьезности и иронии. Не раз в нашем Институте славистики Давид встречался с людьми из совершенно иных областей. Мы знали: затевается новое дело. Так в стенах ТГУ Давид принял на себя миссию реорганизации Грузинской академии образования, стал ее Президентом, при этом настоял, чтобы почетными президентом и членами правления остались маститые ученые и педагоги, придумывал названия – почетный президент, сопрезидент и т.д. Он трепетно относился к старшим, возмущался, когда в стиле времени пытались отстранить людей с большим жизненным опытом по возрастному признаку.
Давид был почитаем в самых разных научных кругах и общественных организациях: он многие годы сотрудничал с Батумским государственным университетом, с Грузинским политехническим университетом, читал там лекции, составлял оригинальные программы для коллег, был «своим» в Йенском университете им. Фридриха Шиллера, в Петербургском государственном университете, в Академии наук Грузии, в «Русском клубе».
Перечисление регалий и связей Давида Гоциридзе не исчерпывает полноты его участия в иных обществах и начинаниях, а тем более не отражает полностью его личности. Он нес в себе некую тайну. Казалось бы, Давид принадлежит своим друзьям (а их было множество), своим коллегам. Так и было, он умел дружить и был всегда открыт для общения. При этом в нем всегда ощущался и иной подтекст – то, что принадлежало лишь его миру. В этом смысле Дато был многомерным – он был с нами, но жил и неведомой для нас жизнью. При всем умении обратить в шутку тяжелую ситуацию, порой саркастично, если дело касалось каких-то недостойных поступков или явлений, Давид был очень тактичным человеком. Он никогда не вмешивался ни в чью личную жизнь, знал гораздо больше, чем говорил, охранял свою личную сферу, никогда не позволял себе даже поднять голос – его воспитание и выдержка были безупречными. Лишь самые близкие понимали, когда он внутренне возмущен или глубоко переживает ситуацию.
Давид был прекрасным сыном, любил свою семью, нежно относился к своим уже взрослым сыновьям Зурабу и Георгию, к родственникам, заботился о детях друзей.
Как он переживал смерть Роланда Комахидзе, Тамаза Кандарели и других ушедших друзей! Но при всей своей, казалось бы, открытости проявлял это скупо, не желая расстраивать собеседника.  
Он ценил традиции и одновременно был новатором. Давид постоянно был в развитии, более того, в последние годы его творческий потенциал раскрывался все новыми гранями – это редкое качество, когда планы с годами не сокращаются, а все расширяются. Собирался издавать словари, записывать видеолекции и тренинги, расширять обучение в магистратуре, ввести модуль «Богемистика», которого не было в Грузии.
Давид Гоциридзе был неистощим на выдумку, которая необходима в интердисциплинарных исследованиях. Он и мыслил интердисциплинарно. Осознав, что в традиционной русистике наблюдается кризис, как вообще в традиционной филологии, а тем более это касалось русистики в Грузии, которая, продолжая развиваться, все же столкнулась с самыми различными сложностями, в том числе связанными с сужением ареала функционирования русского языка, Давид поддерживал русистику различными дисциплинами – психолингвистикой, лингвокультурологией, расширяя ее границы и сферу применения. Принадлежность двум культурам позволяла Давиду Гоциридзе ощущать потаенные особенности человеческого менталитета, связанные с его лингвоэтническими составляющими. Психолингвистика – дисциплина, которая находится на стыке психологии и лингвистики. Она исследует взаимоотношения языка, мышления и сознания. Лингвокультурология – это отрасль языкознания, которая изучает отношения между языком и культурными концептами. Это было стихией Давида Гоциридзе. Он, чувствуя потаенные связи между языковыми явлениями и способом человеческого мышления и поведения, поднимал самые неожиданные вопросы в этих областях, понимая, что за ними – будущее науки.
Импровизация – редкий жанр в науке, особенно традиционной. Давид был мастером этого жанра. Возможна ли импровизация в науке и помогает ли в ней чувство юмора? Это необязательные качества, но, думаю, они расширяют масштаб исследования – позволяют успевать в оценке стремительно развивающегося мира и с разных сторон увидеть его. Только дано это не каждому, и порой вызывает непонимание.
Но все знали: если на форуме, конференции или внутреннем обсуждении выступает Давид, это будет интересно и неожиданно. Он умел соединять несоединимое. В жизни и науке. При этом всегда работал и жил на той грани, которая отличает особую личность и не позволяет, даже если мысль звучит парадоксально, впасть ни в пустое «эквилибрирование» терминами, ни в ненаучные гипотезы. Вспоминаются знаменитые ахматовские строки: «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда…» Это в определенном плане применимо к научному мышлению Давида Гоциридзе. Из любой темы, слова, мысли он умел сделать научные исследование – элегантное, если это понятие применимо к столь строгой и традиционной науке, какой является филология. «Сор»-то должен быть особый… Давид изучал различные «концепты» – понятия и их многомерное функционирование, причем важнейшие концепты: «жизнь», «смерть», «власть» (большое впечатление произвел на 10-м конгрессе ISAPL его доклад «Концепт «власть» в английской, русской и грузинской этнических культурах»). Он умел поднимать сложнейшие проблемы изящно, как будто бы легко и почти шутя.
В науке, которая, безусловно, требует точнейших критериев в анализе и оценке, тем не менее остается место для собственного голоса ученого. Давид Гоциридзе, несомненно, имел собственный голос, неповторимый, подтвержденный масштабом личности. На самом деле он поднял многие проблемы, которые еще долго будут обсуждаться и исследоваться. Есть ученые-авторы идей и ученые-исполнители. Редко эти две ипостаси объединяются в одном человеке. Давид не стремился к созданию фундаментальных монографий, хотя в его багаже ученого есть и монографии, но его буквально «разрывали» новые замыслы – в науке, педагогике, организации встреч и симпозиумов. Ввел многие курсы для студентов, которые доныне не читались в Грузии. Давал своим докторантам такие темы, осуществление которых было невозможно без его непосредственного участия. Для многих это оказывалось сверхзадачей и даже вызывало недоумение, но я верила в него и понимала, что каждый его труд и работа учеников при всей, казалось бы, излишней терминологической насыщенности, обращены к важным вопросам языкознания.
Он постоянно словно «рассыпал» идеи, раздавал коллегам и ученикам. Не все были согласны или способны их осуществить. Идеи были на стыке наук, даже в синтезе науки и жизни. Порой казалось, что он иронически любуется загадкой, которую представил как название своей статьи, дипломной работы студента, диссертации докторанта. Но я знала – за этим скрыт одному ему известный смысл. Когда он выступал с докладом, эти несовместимые части неожиданно складывались, и «пазлы», как сейчас принято говорить, соединялись в интересную картину. А исследовал он в последние годы ментальную картину мира через языковые возможности и самовыражение человека.
Возможно, жизнь не давала ему целенаправленно сосредоточиться на фундаментальном труде, но, если собрать (а это нужно сделать) его выступления, статьи и книги, получится солидный том, имеющий значение для разных областей лингвистики – русистики, славистики в целом, психолингвистики. Его исследовательские интересы включают общее языкознание, теорию коммуникации, теорию и историю перевода.
Мы называли его «рачинским князем» – все свои дела Давид делал неторопливо, с чувством собственного достоинства, при этом улыбался в усы и комментировал события лаконично, нередко афористично. Он был несуетным, и часто казалось, что погружен в себя и не участвует в общем разговоре. Но при внешней неторопливости Давид обладал на редкость живым умом, схватывал суть проблемы или вопроса и безошибочно реагировал.
И руководил Институтом он по-особому. Без начальственных указаний, без лишних совещаний, так принятых в наши дни. Он умел создать вокруг себя атмосферу душевного комфорта – это еще одно доказательство, что энергетика человека, в том числе начальника, – важнейшая составляющая жизни. Мы чувствовали себя защищенными, а это так редко в наши дни. Я порой думала: каким бы замечательным дипломатом он был. Но Давид и так за пределами Грузии достойно представлял свою страну, возможно, ярче иных дипломатов, и был истинным патриотом. А в политику не стремился никогда.
Профессор Мзия Микадзе, узнав о смерти Давида, сказала: «Он был украшением университета». Можно сказать, что он был украшением нашей жизни, и осознание этого простого факта приходит поздно, потому что, когда тесно общаешься, все кажется естественным и не понимаешь, что рядом – человек необычный.
Возникает вопрос: создал ли он школу? Покажет будущее. Пожалуй, человеку, который мыслил столь неординарно, трудно создать школу. Для повторения и наследования стиля Давида мало багажа знаний и даже аналитических способностей. Надо обладать совокупностью личностных качеств, а это невозможно. Но ученики – студенты, магистранты, докторанты, которых он выпустил, навсегда будут нести частичку его отношения не только к науке, но к жизни вообще, будут понимать, что наука – живой организм, и в наши дни она, как никогда ранее, стремительно изменяется.
Студенты любили Давида Зурабовича за многое – за понимание, способность относиться к каждому индивидуально, доброжелательность и широту. Студенты вообще понимают многое. Когда он оказался в реанимации, и жизнь его висела на волоске, они присоединились к нашим молитвам. Вот что написал в своем фейсбуке наш выпускник Константин Церцвадзе, ныне автор книг и фильмов о святом старце Габриэле: «Дорогой, любимый, достойный, умеющий выслушать Человек. Давид Зурабович Гоциридзе. И как же не верится, что он ушел из этого мира. Несколько дней назад, когда мне позвонили с просьбой помолиться о всеми любимом батони Дато, который борется со смертью, меня будто ударили мечом в сердце. Мы все молились, старались чем-то спасти, надеялись, что он выкарабкается, но.... И нам это «но» больно сегодня… Понимаю, что смерть нельзя обмануть, перед ней все равны, от нее никому не уйти. Она непостижима для человеческого разума, несмотря на ее реальность. Она приходит и уходит в одно мгновение, как мысль, как жизнь: она неуловима и неумолима. И мы знаем, что у Бога все живы. Просто как больно прощаться. Прощаться с таким человеком, как Давид Зурабович. И все же... Я верю, что нет ее, смерти... Есть жизнь здесь и там. А там мы встретимся обязательно. Встретимся, да... А до того мы будем стараться радовать вас. На расстоянии. Царствие Небесное Вам, дорогой Давид Зурабович».
Такое признание студента дорогого стоит.
Навсегда во мне будет жить наш последний разговор. Я позвонила ему в середине декабря и пригласила на мое награждение Офицерским Орденом за заслуги перед Республикой Польша в Посольство РП в Грузии. Он ответил, что вряд ли сможет, поскольку находится в больнице. «Что ты там делаешь?» – «Да после операции». – «Какой?» – «Что-то решили убрать и подправить. Но уже все хорошо. Твоя и Георгия Хухуни (наш однокурсник, известный московский профессор-филолог) медали уже утверждены. Поздравляю. Я уже договорился – выйду из больницы и организуем вручение, правда, онлайн, но сделаем очень торжественно. Я приглашу на встречу ученых из России, Штатов, Китая». – «Господи, – сказала я, – какое награждение? Оно никуда не убежит, лишь бы ты был в порядке». – «Нет, – ответил Дато, – до Нового года обязательно организуем».
Мы с ним говорили о том, что я не люблю юбилеи, особенно свои, но его юбилей в марте 2022-го отметим широко, так, как он решит, с конференцией и сборником трудов в его честь…
Сколько осталось несказанного…
А вместо юбилея – поминальная статья.  
И пусть никто не говорит, что нет незаменимых людей.


Мария ФИЛИНА

 
СВЕТЛАЯ ПАМЯТЬ

https://i.imgur.com/XgfET7J.jpg

Познакомились мы в середине двухтысячных. Тогда благодаря стараниям Наиры Джорбенадзе стали теснее общаться русскоязычные авторы песенного жанра. На одном из этапов подготовки к концерту в «Кавказском доме», в одном из офисов, наскоро снабженным примитивным усилителем и микрофоном появился Ника Джинчарадзе. Нет, он, конечно, был уже признан и любим в кругу своих друзей, но я и многие из моих друзей его не знали. Первое же знакомство показало, что Ника непременно должен участвовать в совместном выступлении. Тогда организационную сторону подобных мероприятий брал на себя поэт Гоша Туманный.  Ника попал в наше окружение и остался навсегда. Вообще, куда бы ни попадал Ника впервые, он уходил оттуда близким человеком. Сразу чувствовалось, что этот человек никогда не солжет, никогда не пройдет мимо, если нужна помощь, никогда не предаст. Мне кажется, что Никушины поэтические и музыкальные таланты это всего лишь одна из составляющих его многогранной и очень одаренной личности. Он любил всех. Любил друзей, любил детей, любил женщин. Он боготворил женщин, посвящая прекрасному полу замечательные стихи, песни, мелодекламации. И женщины отвечали ему взаимностью. Друзья просто не представляли, чтобы кто-то другой жарил шашлыки во время пикников и посиделок, ибо у Ники это получалось лучше всех. Ученики воскресной школы «Кавказского Дома» восхищались уроками боевого мастерства, которые проводил Никуша. Ведь у этого мягкого, лиричного человека за спиной была служба в десантных войсках и силовых структурах.
Говорят, лучше всего человека узнаешь во время поездок. Мы ездили с ним по Кавказу на разные фестивали. Трудно себе представить более комфортное общение, чем находиться рядом с Никой. И это не связано с тем, что он во всем соглашался. Вовсе нет. Просто его аргументы всегда вызывали согласие. Никуша обожал свою мать. Ей нужны были глазные капли, которые не всегда можно было достать в Тбилиси и вот, пока Никуша не решал эту проблему где-нибудь в Баку или в Ереване, он не успокаивался. Он выяснял, уточнял и, завладев желанными пузырьками, со спокойной совестью отдавался фестивальным круговертям.
Никушино появление в «Кавказском доме», как и ожидалось, переросло в тесное сотрудничество. Началась организация кафе «ДНК» как места творческих встреч и посиделок. У Гоши Туманного были очень большие интересы в сфере, отличной от авторской песни. В связи с этим центр административной «тяжести» постепенно перешел на Нику, а затем полностью стал опираться на него. Благодаря Нике «Кавказский Дом» превратился в творческую мастерскую для авторов и не только песенного жанра. Через уютную, маленькую, любовно организованную звукозаписывающую студию прошло много талантливых людей. Не знаю, смогло бы у руководства «Кавказского дома» сформироваться столь же дружественное отношение к авторской песне, не будь там Никуши. Я думаю, что нет. Для меня и многих наших друзей «Кавказский Дом»  стал настоящим ДОМОМ, куда мы любили приходить, где чувствовали себя почти что в родных стенах. Ничуть не умаляя доброжелательность руководства, в основном эту атмосферу создавал Ника Джинчарадзе. Ему удалось завоевать любовь всего коллектива и это отношение перекинулось и на нас, Никушиных друзей.
Многое можно еще сказать и будет сказано, но сегодня боль все еще очень острая. Больно всем, и тем, кто в лице Ники потерял близкого друга, и тем, для кого он был просто хорошим знакомым. И еще, к горечи потери присоединяется какое-то чувство осиротелости. Как бы ни продлилось взамоотношение «Кавказского Дома» с авторами-исполнителями, как бы широко ни откроется дверь этого центра, она никогда уже не будет для меня той дверью, которую открывал мне Никуша.


Нежность моя...

Нежность моя, я прошу тебя, слышишь, усни...
Просто с тобой мне намного больнее сейчас...
Пусть пролетят черным вихрем ненужные дни,
Это пройдет, будет новое время у нас...

Снежинка радости в окно
Влетела, но... но тает снег.
Наверно, так заведено, –
Для света миг, для мрака век.
Да кем же так заведено
На радость – миг, на горе – век?

Горечь моя, бесконечная, слышишь, уймись...
Разве еще не хватило печали самой?..
Что-то во мне непонятное, просится ввысь
Эта зима, может, станет последней зимой...

Я не ропщу, роптать – грешно...
Меняют судьбы русла рек,
Но кем же так предрешено, –
Для счастья миг, для боли век?..
Да кем же так предрешено
Для жизни – миг, для смерти – век?..

Счастье мое и, покинув, меня не покинь...
Я сохраню нежный образ навеки в груди,
Чтобы молить, глядя в неба волшебную синь:
Дай мне, Господь, отыскать ее, девочка, жди...

Дышать невмочь, и жить темно...
Но не ускорит время бег...
Наверно, свыше так дано,
Такой я просто человек...
Не мною так заведено
Любимым – миг, влюбленным – век...
Не мною так заведено
Любимым – миг, влюбленным – век...

Николай Джинчарадзе




Вахтанг АРОШИДЗЕ

 
«СВЯТО МЕСТО ОСТАЛОСЬ ПУСТЫМ...»

https://i.imgur.com/GRw3l8U.jpg

13 ноября был день рождения недавно ушедшей от нас Люси Артемовой – заслуженной артистки Грузии Людмилы Артемовой-Мгебришвили. А назавтра коллеги, друзья, поклонники собрались в Малом зале театра имени Грибоедова, чтобы вспомнить любимую актрису, женщину, подругу... Получился искренний, пронзительный вечер, поставленный завлитом театра Ниной Шадури. Его вела актриса Ирина Мегвинетухуцеси. Эпизоды спектаклей, фрагменты фильмов с участием Людмилы Артемовой, бесценные видеоматериалы, сохранившие для нас теплый образ Люси, песни и стихи в ее исполнении. И бесконечные воспоминания о ней... длиною в целую жизнь.

Николай Свентицкий:
– Люся любила... особенно людей своего театра. Очень искренне переживала чьи-то  неудачи и так же искренне, со своей обворожительной улыбкой, умела радоваться. Говорят, свято место пусто не бывает. Но свято место осталось пустым. Люси очень не хватает. И поэтому нам нужно чаще собираться и вспоминать наших актеров, игравших на этой сцене. Потому что фундамент – это наша история. Нет истории, нет фундамента – стены театра начинают рушиться. Рушится сцена, падает потолок. Поэтому очень важно, что мы сегодня вместе. И Люся с нами...

Валерий Харютченко:
– Переверну песочные часы. Мгновение... час... день... месяц... год... вечность! Время течет, сыплется, как песок... Рождение, детство, юность, зрелость, старость. Смерть... Разобьешь песочные часы – рассыплется песок. Время же свой неотвратимый ход не остановит. Люся, я часто вспоминаю о тебе. 50 лет! Целая жизнь! Сколько пережито вместе. Сколько надежд, разочарований и вновь надежд, сколько премьер... Люся была настоящим профессионалом, мы были хорошими партнерами. Иногда она даже называла меня братом. Сестра, сестра моя... по жизни и по сцене.

Слава Натенадзе:
– Она проявила на репетициях спектакля «Жизнь прекрасна!» по Чехову удивительные человеческие качества – абсолютную простоту, чуткость, для того, чтобы я, грузиноязычный актер, впервые выступающий на русской сцене, не был зажат и чувствовал себя свободно и раскованно. А это очень важно. Люся была хороша во всех спектаклях, в которых мне с ней довелось играть. Но этот случай в моей памяти особенный. Я хочу сказать Люсе огромное спасибо!

Ирина Мегвинетухуцеси:
– Никогда не могла предположить, что буду стоять на сцене и, пользуясь книгой, которую написала о Люсе журналист Марина Мамацашвили, люсиными воспоминаниями, буду играть роль... ведущей вечера ее памяти! Мы очень часто беседовали по телефону и, как ни странно, о театре говорили мало. Поэтому разговоры были скорее родственные. Я знала все, что происходит в ее большой семье, она знала все о моей...  

Марина Мамацашвили:
– Эта книга, эта актриса, эта женщина вошла в мою жизнь и наполнила душу своей совершенно необыкновенной личностью. Людмила любила людей, я это почувствовала по ее рассказам. Люся оставила у меня ощущение смелого человека, и оно пришло из ее воспоминаний о том, как она семнадцатилетней девочкой из маленького провинциального городка поехала в Москву... Мы живем в трагическое время, потому что оно наполнено безвременными уходами ярких, интересных людей. И уход Люси был именно трагический.  

Олег Мчедлишвили, посвятивший Людмиле Артемовой песню:
– Разум отказывается верить, что рядом нет этого жизнелюба! Люся была красивая, добрая, замечательная женщина.

Дмитрий Спорышев:
– Я к ней испытывал сыновние чувства. И в эти дни у меня родились стихи ее памяти...

Алла Мамонтова:
– Люся была очень-очень неравнодушным человеком, она была расположена к людям. Ее интересовало абсолютно все – как ты репетируешь, как ты играешь, в чем ты пришел в театр, в каком настроении... Люся жила театром, он был для нее второй дом.

Карина Кения:
– Это был человек, который всегда протягивал руку помощи. У нее было качество, которое не так часто встречается сегодня, – сострадание. К человеку, к животным...  

Аполлон Кублашвили:
– Не было спектакля, в процессе работы над которым Люся бы мне не помогала. Она была сильным, надежным человеком, никогда не уставала, у нее все было под контролем. Помню конец октября, мы на фестивале в Одессе, мерзнем, а Люся плавает в море... Мы очень скучаем по ней...

София Ломджария:
– Люсю мы все время вспоминаем и как бы проецируем... растаскали ее шуточки на цитаты... Я даже не могла себе представить, что так сильно будет ее не хватать. Люся занимала так много места в жизни театра, а мы этого даже до конца не понимали. И когда она ушла, мы стали неосознанно заполнять образовавшуюся пустоту, воспроизводя какие-то вещи, как если бы Люся была с нами.

Авто Варсимашвили:
– Люся играла во всех моих спектаклях. Можно ли что-нибудь добавить к сказанному? Когда режиссер так много работает с актрисой, это значит не только то, что она была талантлива, Люся была подругой. Стала моим талисманом. На протяжении многих лет она была моей соратницей. Я всегда чувствовал ее плечо. Актеры есть – друзей мало...

 
РАЗМЫШЛЕНИЕ КАК СУТЬ ЖИЗНИ
https://i.imgur.com/BO6jjVZ.jpg

Наше поколение уже посетила осень. И все окрасилось грустью. Многие – друзья, коллеги, близкие покинули нас, переселились в мир иной. В нынешнем году мы должны были отмечать юбилей Реваза Сирадзе и поздравлять его с 85-летием...
Мы остро ощущаем утрату Реваза Сирадзе, утрату его как личности, как друга, как ученого. Благодарю судьбу, что мне удалось при жизни к одной его юбилейной дате сказать о том, насколько он дорог всем нам...
Полагаю, что сутью его как ученого было постоянное стремление к новому, поиск новизны и утверждение этой новизны в грузинском мышлении. К слову сказать, эта черта характеризует истинного ученого и в этом нет ничего особенного. Но с моей точки зрения, Резо был воистину неутомимым в этом поиске. Он завершал исследование одной научной проблемы и тут же начинал заниматься другой, параллельно размышляя о новой.
Будучи постоянно заряжен новыми идеями, он создавал вокруг себя схожую атмосферу. Именно поэтому он постоянно был окружен студентами, магистрантами, соискателями: к нему шли за помощью, за советами, консультациями.
Наряду с поиском нового Резо вовсе не избегал тяжелого рутинного труда. Что я  имею в виду? Он со своими младшими коллегами, сотрудниками основанной им же лаборатории по исследованию христианской культуры планировал составление богословского словаря, осуществление перевода на грузинский язык важнейших богословских трудов, создание словарей-конкордансов (симфонии) на материале средневековых грузинских литературных памятников для передачи подлинного богатства средневекового грузинского языка. Это была ежедневная, насыщенная, объемная и масштабная работа. Именно плодом самоотверженного труда стали разработанные   Резо Сирадзе два научных сборника, посвященные святой Нино. Первый сборник увидел свет в 2008 году, второй же – в 2014.
В этих книгах собран уникальный и богатейший научный материал о бесценном наследии святой Нино. Первая книга посвящается 75-летию со дня рождения и 30-й годовщине интронизации Святейшего и Блаженнейшего Католикоса-Патриарха Всея Грузии Илии II, а вторая же – 80-летию со дня рождения и 35-летию интронизации Илии II. У этих сборников не только научное предназначение, благодаря им грузинский народ имеет возможность выразить глубочайшее уважение и благодарность нашему просветителю.
По составленному Резо Сирадзе проекту еще при его жизни начались работы по созданию аналогичного научного сборника. Книга посвящается знаменитому гимну Иоанна Зосима «Восхваление и слава грузинскому языку». Реализовать эту идею Резо не успел. Однако его ученики сумели завершить этот уникальный сборник, который замечательным подарком останется в наследство последующим поколениям.
У Реваза Сирадзе как ученого была одна особенная черта – в науке он стремился к установлению и утверждению истины, для него были совершенно недопустимы нападки на коллег, принижение научных мнений и мыслей. Был такой случай – с ним спорили, ему противостояли, но он ушел от открытого конфликта и продолжил движение к намеченной цели. По непроторенной дороге идти было сложно, но его вели вперед глубокое убеждение и вера, что агиографический и гимнографический тексты создавались не только для того, чтобы стать предметом филологических исследований. Наши предки разработали несколько редакций «Жития святой Нино» не для того, чтобы филологи пытались выяснить, каковы отношения между ними. Цель создания этих текстов – глубинные процессы, движение мыслей, чувств, определяющих пути развития духовной культуры человечества.
Реваз Сирадзе жил поиском этих путей, ценил их, это было для него самым главным...
Вспоминая его человеческие качества, нужно подчеркнуть, как любили его студенты, с каким исключительным уважением и почтением относились к нему. Чем это объяснялось? Прежде всего тем, что сам Резо очень любил молодых, был чрезвычайно обаятельным, доброжелательным, чутким и отзывчивым в общении с ними, всегда и везде поддерживал молодежь. У него была великолепная черта – не только отметить и оценить способность и талант студента, но и зажечь в нем интерес, помочь ему преодолеть робость и реализовать себя. Вспоминается, как на вступительных экзаменах Резо призывал коллег не терять чувства юмора и не спрашивать абитуриентов о том, что все еще являлось предметом споров научной элиты. Вообще, ему было присуще изящество юмора даже в деликатных ситуациях. Он считал, что «в смехе есть мудрость и есть серьезность, которая может вызвать улыбку. Серьезность должна терпеть юмор», –  повторял он.
Он умел настолько точно и лаконично формулировать свою мысль, что в одной фразе концентрировалась вся глубина того, что он хотел сказать и что вынуждало слушателя задуматься над его словами. Вспоминаю несколько его высказываний: «Достоинство человека – умение прощать, даже если это считается слабостью»; «Дети также являются воспитателями родителей»; «Должность для человека не является ни честью, ни недостатком. Это обязанность»; «В моем дружеском кругу мнение каждого имеет значение, даже если мы не согласны друг с другом»; «В последнее время понятие «дарбаислоба» (степенность) уходит, редко можно услышать это слово, грустно, словно нам это качество не нужно»; «Главным достоинством человека нужно считать доброту, без нее интеллект способен творить зло».
Резо обладал исключительной способностью устанавливать сердечные отношения с людьми. Заслугой этого его качества является сближение грузинских и петербургских медиевистов, незабываемые симпозиумы в Санкт-Петербурге «Три дня древнегрузинской литературы в Пушкинском Доме». Затем последовал визит петербуржцев в Грузию и конференции в Тбилисском государственном университете им. Ив. Джавахишвили. Эта плодотворная идея родилась во время командировки Реваза в «Пушкинский Дом» в ходе дружеской и сердечной беседы с академиком Дмитрием Лихачевым.
Реваза Сирадзе связывали дружеские отношения с болгарским поэтом Стояном Бакирджиевым, который перевел на болгарский язык «Витязя в тигровой шкуре» Шота Руставели и, как утверждают специалисты, хорошо. Бакирджиев интересовался творчеством Важа Пшавела, Николоза Бараташвили и Галактиона Табидзе. Стоян серьезно задумывался о составлении и издании антологии грузинской классической поэзии на болгарском языке. Но это намерение, к несчастью, осталось невыполненным из-за внезапной смерти Стояна Бакирджиева.
Близкие дружеские отношения связывали Реваза Сирадзе и известного российского исследователя христианской культуры, крупного ученого Виктора Бычкова. Скорбное письмо, посвященное памяти Реваза Сирадзе, пронизано искренней болью утраты друга.
У них была обширная переписка, которая содержит много интереснейшей информации. В. Бычков проявляет в письмах к Ревазу неподдельный и живой интерес к грузинской культуре и литературе. Чувствуется его искреннее желание заинтересовать своих коллег результатами исследований Резо Сирадзе. Виктор Бычков поделился впечатлениями от одной из монографий Реваза с немецким коллегой Дитрихом Фрайдинком, который возглавлял кафедру русского языка в Берлинском университете и был признанным специалистом в агиографии. «Дитриха заинтересовало «Мученичество Шушаник» и ваши изыскания вокруг этого текста. У него появилось большое желание перевести книгу о Шушаник на немецкий...», – писал В. Бычков.
Виктор Бычков выступил своего рода посредником между Ревазом Сирадзе и российским ученым, корифеем науки Алексеем Лосевым. Вот фраза из одного письма: «Сборники и статьи я передал А.Лосеву. Он просил передать Вам благодарность и, видимо, в ближайшие дни напишет сам. Статья в «Литературной Грузии» ему очень понравилась».
А теперь вспомним время, в которое жили и творили великие энтузиасты науки. В одном из посланий Виктор Бычков рассказывает: «Пришла верстка – «Эстетика Августина». Веду борьбу за то, чтобы сохранить все в наиболее полном виде. Тяжело приходится Августину и мне. Неужели нас осилят?»
Да, давление режима ощущали все – блаженный Августин и А. Лосев, ученые, поэты...
Это время, наверное, навсегда ушло в прошлое...
Резо больше нет с нами, но дружба Бычкова с семьей Резо не прервалась. Сын Бычкова, который в настоящее время читает лекции в Университете Торонто откликнулся на уход Реваза письмом с соболезнованиями и сочувствием. Он не теряет надежды, что еще раз побывает в Грузии, посетит семью Сирадзе и отдаст долг памяти большому другу его отца.
Одним из моих последних телефонных разговоров с Резо был таким: мне сообщили о смерти замечательного литератора, поэта, писателя Тамаза Чхенкели. Я взволновалась и так ему ответила: Резо, смерть приближается, мы стоим в очереди. Он в свойственной ему манере ответил, что так все человечество в очереди стоит.
Если бы я знала, что смерть была так близко, в засаде, не бросила бы необдуманно эту фразу.

* * *
Летом 2012 года Резо отдыхал в Кобулети с женой. На море было спокойно, мирно. Море словно спало, даже не шевелилось. Трагедия случилась на рассвете, когда Резо включил электричество и раздался взрыв газа. Резо был объят пламенем...
Он ушел, оставив нас перед такой тяжелой реальностью.
Прошел жизненный путь с необыкновенным достоинством.
А уход ему выпал такой...


Лаура ГРИГОЛАШВИЛИ

Перевод с грузинского Марины Мамацашвили
 
<< Первая < Предыдущая 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 Следующая > Последняя >>

Страница 1 из 12
Вторник, 23. Апреля 2024