Прощания, расставания всегда больно отражаются в сердцах любящих людей, но когда это касается такой незаурядной личности, как Медея Абашидзе, боль становится невыносимой. «Не верю, не верю, как все-таки жизнь несправедлива», - написал ее петербургский коллега, узнав о случившемся. В расцвете творческих сил безвременно ушла из жизни доктор истории, ученый секретарь Комиссии по источникам истории Грузии Президиума Академии наук Медея Абашидзе.
Велика заслуга Медеи в деле становления и популяризации Комиссии по источникам истории Грузии, весомый вклад внесла она в дело подготовки и издания грузинского текста, русского и английского переводов «Картлис цховреба» (главный редактор академик Роин Метревели).
Ей принадлежат более 50 статей, монографий, переводов, опубликованных в издаваемом Комиссией сборнике «Источниковедческие изыскания», в русских, грузинских и иностранных журналах. Ее статьи, посвященные теоретическим и практическим аспектам переводов, заслужили высокую оценку Юджина Найды (США), известного ученого, занимающегося теоретическими вопросами переводов библейских текстов. Она вошла в библиографический справочник США «Who is who», в библиографический справочник США «Outstanding women».
Стройная, наделенная прекрасной внешностью, обаятельная, с аристократическими манерами, гордая, многосторонне образованная, в совершенстве владеющая русским и европейскими языками, Медея всегда была в центре внимания. «Очаровательной Медее Абашидзе от очарованного скомороха», - надписал свою книгу Котэ Махарадзе после общения с ней. Написанная Абашидзе рецензия на спектакль «Обитель одиночества» заслужила всеобщее признание.
Медея родилась в аристократической семье, где бережно хранится фамильный герб, икона Божьей Матери, подаренная бабушкой М.Багратиони и документы.
Учебу в институте она совмещала с работой в издательстве «Сабчота Сакартвело» и проявила такие способности и знания, что ее еще студенткой перевели редактором в главную редакцию.
По окончанию института Медею пригласили ученым секретарем во вновь созданную Комиссию по источникам истории Грузии Президиума АН Грузии, где она работала со дня становления комиссии до последних дней.
В Клубе молодых ученых Медея Абашидзе руководила секцией эстетики, под эгидой которой устраивались интересные встречи, музыкальные вечера, культурные мероприятия. По ее инициативе гостем клуба стал известный философ Мераб Мамардашвили. Несмотря на предупреждения, что в связи с этим могут быть неприятности, Медея настояла на своем. Состоялся замечательный вечер. Клуб не мог вместить всех грузинских и иностранных гостей, желающих послушать выдающегося ученого. Стараниями Медеи Клуб стал местом встреч деятелей культуры, выдающихся музыкантов, поэтов и писателей, среди которых были известные актеры А.Ширвиндт и А.Миронов, Ангелина Степанова, В.Вульф, Игорь Васильев и др. После закрытия Клуба встречи переместились в дом Абашидзе, где прошел замечательный вечер с участием актеров Малого Театра Юрия Соломина и Коршунова. Они долгие годы вспоминали то эстетическое наслаждение, полученное от общения с интеллигентными талантливыми людьми в доме-салоне Абашидзе, как его окрестили, где музыкальные номера (И.Иашвили – скрипка, М.Паниашвили – клавесин) перемежались с чтением стихов, интересными рассказами (Г.Чарквиани, В.Котетишвили, Г.Сагарадзе и другие представители грузинской интеллигенции).
В сферу интересов Медеи входили вопросы истории, философии, экологии, физики, литературы и искусства, много внимания уделяла она истории религии и святому писанию, агиографической литературе.
Как профессор она вела курс лекций по экологии и религии в Грузинском  университете имени Андрея Первозванного Патриархии Грузии, читала лекции по истории Грузии на английском языке в Тбилисском государственном университете им. Джавахишвили, в Институте Азии и Африки, в Испании, в университете Беркли (Калифорния, США), профессор Лю Ланкастер (США) предложил ей возглавить секцию Кавказа в ICAI (Электронный культурный Атлас мира), редактором которого она являлась до последних дней.
Медея Абашидзе была инициатором Международного форума «Диалог культур», организованного фондом Э.Шеварднадзе и ЮНЕСКО.
В 1991 году Абашидзе при содействии известного социолога Игоря Бестужева-Лады, инициировали создание Грузинской ассоциации Римского клуба, бессменным Генеральным секретарем которого была Медея Абашидзе (президентом – академик Л.Алексидзе).
В 1998 году Медея победила в конкурсе и стала стипендиатом Kennan Institute Woodrow Wilson Center (Вашингтон, США), где разрабатывала тему о культурных традициях Кавказа, работала в Библиотеке Конгресса с иностранными источниками о Грузии, пополнила ее грузинскими изданиями, перевела на английский язык гимнографический текст царя Деметре I «Шен хар венахи». Институт нанял ей квартиру в Вашингтоне, в семье Д.Чавчавадзе, единственного прямого потомка А. Чавчавадзе, который передал ей написанную им книгу о связях грузинских царских и княжеских династий с царскими семьями европейских государств, с трогательной надписью. Медея не успела завершить перевод книги Д.Чавчавадзе, написанной на английском языке «Crowns Frenchcoats». Ее студенты и друзья собираются завершить перевод книги.
В 2004 году по приглашению английских коллег участвовала в проекте Британско-Грузинской академии наук, где вместе с английским партнером, разрабатывала тему о святых местах Грузии и святых царях. Составленная ею карта святых мест Грузии вошла в Международный электронный атлас.
В Оксфорде Медея встретилась с Ниной Уордроп, дочерью Оливера Уордропа, она передала ей рукопись Марджори Уордроп «Путешествие по Грузии. Зарисовки», которую Медея вместе с Г.Джохадзе перевела на грузинский язык и снабдила предисловием и научными комментариями (изд. АН Грузии). В Англии много работала в Бодлеанской библиотеке, откуда привезла массу иностранных материалов по истории, религии и культуре Грузии, в том числе историю Грузии Черкезишвили, дополненную Молланом по иностранным источникам. При содействии Британской Академии наук и Н.Уордроп отыскала в одном из музеев нагрудный крест последнего царя Грузии Георгия ХII, отсняла и описала его, вела переговоры о его выставке в Грузии, ознакомилась с медальоном царицы Кетеван, искала платье царицы Тамар, которое по предположению Григола Перадзе, должно находиться в Оксфорде.
Медея перевела, снабдила комментариями и подготовила к изданию интересный труд крон-принца Иордании, его высочества Хасан Бин Талала «Христианство в арабском мире» (изд. фонда Патриархии).
Она выступала с лекциями и докладами во многих странах, достойно представила Грузию на Экономическом форуме в Кринице (Польша).
Дружеские и научные отношения связывали Медею с Россией. Диссертационная тема о теоретических и практических аспектах перевода, которую она защитила в 1990 г., разрабатывалась в России и Грузии. Книга «Источниковедческие аспекты перевода грузинских исторических источников на русский язык» вызвала положительный отклик как в России, так и в Грузии. «Нужная, интересная книга», - писал проф. Пушкарев о книге Медеи.
Она была непременным участником Бартольдовских чтений в Москве, заслужила награду за лучший доклад. Вместе с русскими и американскими учеными готовила проект по образованию «Учение через биографии».
Особо теплые отношения связывали ее с «Русским клубом», а журнал «Русский клуб» стал одним из любимых изданий Президиума АН Грузии. Ее статья о П.Флоренском в журнале «Русский клуб» вызвала широкий резонанс в научных и общественных кругах. Статью затребовали сразу несколько стран (Россия, США и Англия), в энциклопедии Грузии готовят к изданию переданный ею краткий грузинский вариант статьи. Есть что-то мистическое в том, что статью о Флоренском (2012 г.) она закончила словами отца Павла: «Жизненная задача не в том, чтобы прожить без тревог, а в том, чтобы прожить достойно и не быть пустым местом и балластом своей страны». В этих словах отразилось ее жизненное кредо.
Медея достойно прожила свою жизнь.
Патриарх Илия II прислал теплое письмо соболезнование семье погибшей.
Дорогой любимый человек, неповторимая Медея, принцесса, как ее часто называли, мы не прощаемся с тобой, ты всегда будешь с нами, как светлый луч, освещающий дорогу жизни.
И да пусть всегда горят и не гаснут свечи воспоминаний.
Сотрудники Академии Наук Грузии,
друзья, коллеги и студенты Медеи Абашидзе

Год назад ушла из жизни  драматург, поэт  Инга Гаручава, и вместе с ней – «обрывки видений и снов», «осеннее солнце», «прогревшее озябшие спины», «сверкавшие радугой водопады», «дрожание воды и облаков». Словом,  целый мир любви, в котором все ей были сестры и братья, в котором она «во сне, как наяву летала», «раскинув руки для объятий». Я просто не знаю более светлого, духовного и несущего добро человека, чем Инга  Гаручава. Она обладала ясным умом и удивительной способностью внимать собеседнику, не упуская ни одной детали исповеди, откликаясь всей душой.  Поражали ее глаза – на редкость выразительные и излучающие тепло. «Погружаясь» в них, собеседник обретал покой и легкость. Потому что Инге дано было знание, выраженное в стихотворных  строках: «Под святым и мудрым Божьим оком все равны и все прекрасны дети, и деревья, наливаясь соком, Божье имя шепчут на рассвете! Если б оказалось все возможным, то, что было нам дано когда-то, мир велик, и слово непреложно, Истина для всех проста и свята!»  
Находиться  в доме  Инги Гаручава и ее любимого мужа, верного друга и соавтора Петра Хотяновского, наслаждаться  их  гостеприимством  и  рассказами  было невероятным счастьем! Я по сей день слышу мягкий, приятного тембра, словно обволакивающий голос Инги, повествующий о том, как, «из какого сора»  родилась та или иная пьеса или сценарий. Для нее акт рождения художественного произведения был каким-то особенным, во всяком случае, не случайным явлением. «Процесс творчества – акт мистический!» - так всегда считали Инга Гаручава и Петр Хотяновский.  
Хотя поначалу Инга даже не думала о профессии драматурга. «Училась у Алексея Дмитриевича Попова – это был его последний курс, который он не успел довести до конца. Доводила Мария Осиповна Кнебель, - вспоминала  Инга. - На первом курсе мы получили задание – зафиксировать на бумаге свои наблюдения над жизнью: что интересного увидели на улице, в магазине, на вокзале – где угодно! У меня сохранилась книжка с записями, на которой рукой Алексея Дмитриевича написано: «Отлично!» А дальше идут такие слова: «Но, может быть, мы будем писателем?» Но быть писателем я не собиралась, так как очень любила свою профессию режиссера. Я чувствовала, что любима Алексеем Дмитриевичем. А от этого обычно вырастают крылья, и ты готова, находясь в состоянии полета, придумывать самые невероятные вещи. Алексей Дмитриевич дал мне очень много, я была исполнителем его представлений о режиссуре. Он был просто гений – и как педагог, и как режиссер, и как человек! Вспоминаю его с неизменной любовью и нежностью. На третьем курсе в учебном театре мы первыми поставили «Коллег» Василия Аксенова. Я сделала инсценировку, по которой наш курс поставил спектакль. Помню, с этой инсценировкой ходила к Аксенову, чтобы получить разрешение. Тогда я не считала, что это работа литературная. В спектакле я играла Инну – главную героиню «Коллег». Ведь одним из главных предметов на нашем факультете было актерское мастерство. Что касается Пети, то я замечала, что он очень интересно рассказывает и при этом фантазирует. И посоветовала ему писать…  С первой же работы мы договорились, что каждый пишет свою сцену, а затем мы сводили все вместе».
Инга  Гаручава  прожила очень интересную, счастливую жизнь, наполненную яркими впечатлениями, творческими радостями, встречами и любовью. Но она всегда чувствовала, что земная жизнь  коротка. Что многого просто не успеть. Из этого ощущения быстротечности жизни  родились пронзительные строки: «Дай мне пожить, я еще не жила, дай мне напиться, воды не пила. Дай полюбить, я ненужных любила. Дай мне единожды слово найти, чтобы была в нем великая сила, чтобы людей от земли возносила, чтобы спасенье давала в пути. Белый цвет вишен, белый, белый. Черный край пруда, черный, черный. Песню подберу, как цветок сорный. Душу я соединю с телом. Все смогу теперь, все сумею. Жалость какая!.. Не успею».  
Но  Инга  Гаручава – женщина с  душой ребенка  –  успела многое… Кроме стихов, она оставила нам свом пьесы, написанные в соавторстве с Петром Хотяновским.
Они вошли в литературу в 70-е годы прошлого века.  Близкие к плеяде «поствампиловцев» или, иначе, «новой волне»: Л.Петрушевская, В.Арро, В.Славкин, А.Галин, А.Казанцев, А.Соколова, С.Злотников, Л.Разумовская и др., Инга Гаручава и Петр Хотяновский выступили в конце XX-начале XXI вв. с новыми темами и идеями. С точки зрения формы или структуры  большинство их  пьес  можно отнести к традиционной русской реалистической психологической драматургии,  в то же время они  остро современны:  авторы живо реагируют  на перемены в общественном сознании.
И.Гаручава и П.Хотяновского всегда особенно волновала  нравственная проблематика, она была всегда во главе угла их пьес.  В конце XX-начале XXI века, с крушением старых идеалов, с утверждением новой системы ценностей, драматурги в своих пьесах стали еще более настойчиво напоминать о вечном, нетленном, о том, что является основой основ существования человеческого общества – в противовес миру чистогана, бездуховности, когда утрачиваются нравственные ориентиры и происходит распад человеческой личности. При этом нередко драматурги обращаются к элементам мистики. Однако она не имеет самодовлеющего значения – это лишь форма, через которую выражены  глубокие размышления о человеческой душе, о земном пути, который проходит человечество, о том, для чего мы являемся в сей мир.    
«Драма 90-х гг. вывела на сцену представителя нового поколения, которое выросло в сложный период переоценки ценностей, когда советская идеология себя изжила, а новая действительность еще не успела выработать  своих «рецептов». Драматурги активно ориентируются на экзистенциальную проблематику, тесно связывая ее с социальной, поэтому философия существования «социально-экзистенциального героя» выражена в поисках не столько смысла жизни, сколько в стремлении справиться с бременем своей судьбы, преодолевая страх, одиночество и заброшенность», - пишет С.Я. Гончарова-Грабовская в  своем исследовании «Модель героя в русской драматургии».
В этом смысле очень показательна пьеса И.Гаручава и П.Хотяновского «Мистификатор», которая была поставлена  на сцене театра имени А.С. Грибоедова в 1999 году режиссером Давидом Мгебришивли. В том же 1999-м  на всемирном конкурсе радиопьес BBC она получила приз как лучшая пьеса. Была поставлена в театрах Петербурга, Норильска. Режиссер Александр Исаков обратился к «Мистификатору» дважды: «Эта пьеса написана давно, - рассказал он в интервью газете «Заполярная правда». - Но из того, что я прочитал за последние годы (а читал я много, в том числе и современных пьес), она кажется наиболее сильной, интересной и притом может уже быть отнесена к классике, потому что вскрывает вечные проблемы. Вопрос выбора».
Носителем нравственных, христианских  ценностей выступает в пьесе некий Спут – загадочный герой  «неземного» происхождения, выступающий в качестве спасителя душ двух молодых людей. Правда, спасение осуществляется парадоксальным образом: Спут предлагает «обыкновенному»  грешнику Георгу и его женщине Ирме убить себя (то есть, Спута!)  в обмен за выигрышный лотерейный билет, который принесет миллион долларов.
В пьесе подчеркивается, что найти сегодня людей, способных совершить убийство ради денег, несложно.  Авторы словно специально, принципиально усиливают этот момент – зло, по их мнению,  настолько тотально, что им как заразой поражено практически все человечество.  «Если б я знал, что моя просьба вызовет столько споров, я бы нашел других людей.  Сейчас это очень не трудно, - говорит Спут.  - В газете писали про человека, который зарезал трех людей, чтобы украсть два кольца, магнитофон и немного денег». Георг тоже не устоял перед искушением – он совершает убийство ради богатства. Казалось бы, аксиома о продажной сущности человеческой подтвердилась в очередной раз.  Однако не все так просто: встреча со Спутом буквально преображает  Георга. Он даже пытается продолжить дело Мистификатора,  предлагая  Доктору ту же дилемму, что когда-то предложил ему Спут… Однако фокус с лотерейным билетом на этот раз не срабатывает. Но и Георг уже никогда не будет прежним. «Зло рождает зло… Пожелайте добра… Любите, любите,.. вас услышат!» - твердит он  «обыкновенным» грешникам, каким недавно был сам.
Зло  порождает зло – эта тема развивается  и в пьесе «Капитолийская волчица». Героиня пьесы – Актриса – стоит перед судом совести. Только в этот раз ей является не некий ангел-искуситель, но – беспощадный обличитель. Своего рода Каменный властелин. При этом героев захлестывает игровая, театральная стихия. Постоянно меняются роли. Герои выражаются подчеркнуто театрально, местами – даже пафосно. Герои  – это то Продавец и Покупатель, то Мать и Сын, то Жертва и ее Убийца, то Актриса и Драматург. В этой головокружительной игре, изнурительной борьбе двоих происходит освобождение, очищение, катарсис. И Актрисе открывается правда о самой себе: «Я актриса. Я могу говорить на сто голосов… Но в этой сотне голосов иногда терялся голос собственной совести». Все, что человек делает на протяжении своей жизни, обязательно  возвращается к нему. В этом И.Гаручава и П.Хотяновский уверены. Уверены они и в том, что каждому человеку дан  шанс осознать свои ошибки. Осознать, остановиться  и обрести мудрость. Как это и происходит с Актрисой. Ее непростой жизненный опыт, ее, прямо скажем, не совсем праведный путь к успеху, а, главное, обретение своего «я»  помогают ей приблизиться к вершинной для нее роли – роли Капитолийской волчицы, которую Актрисе  предлагают сыграть. Монологом Капитолийской волчицы и завершается пьеса: «Плохо быть старой, плохо быть мудрой… Ползи, ползи, волчица. Вот она, вершина холма. Светло, как днем. Спасибо, луна…»  
Обретение себя через страдания и потери – эта любимая драматургами тема отчетливо звучит и в пьесе «Бумажное сердце».  По ней на канале «Культура» был снят очень успешный телевизионный фильм с прекрасными актерскими работами Аристарха Ливанова и Елены Сафоновой (режиссеры Валерий Кремнев и Изумруд Кулиева). Позднее режиссер Гига Лордкипанидзе снял по этой пьесе фильм, в котором главную роль сыграла грузинская оперная звезда Ладо Атанели. В пьесе И.Гаручава и П.Хотяновского вновь показана артистическая  среда – мотив, вообще близкий драматургам.  Они с удовольствием воссоздают  «царство шутов, лицедеев, балаганщиков» - этот мир сверхэмоциональных, чуть взбалмошных, амбициозных людей, преданных сцене, мечтающих об успехе и аплодисментах, совершающих ошибки и кающихся. Герой «Бумажного сердца» жил, как говорят, «на всю катушку». «А что я творил на сцене! – вспоминает он на пороге смерти. - На сцене я совсем себя не щадил. В любой, даже самой маленькой роли выкладывался до конца. По-честному.  Пока однажды, в кулисах сердце не остановилось. Неожиданно стало, и все. Я  ничего не успел почувствовать. Ни боли, ни страха… Это была плата. Плата за аплодисменты, роли, звания. Плата за успех».                  
В пьесе «Завтрак для императора» драматурги вновь изображают ненавидимый ими мир тотального насилия и торжества «шуршиков» (так героиня пьесы Елизавета называет всесильного золотого тельца). От него не скрыться даже в психиатрической больнице, где  в силу обстоятельств находятся персонажи пьесы. Иллюзорный мир, который пытаются выстроить Елизавета и «Наполеон» (он же актер Лука), не может спасти их от агрессивной реальности.            
Тем не менее «Наполеон» верит в существование какой-то утопической страны, где царит добро и справедливость: «Мы  все  можем заново родиться в стране, где нет убийств, нет насилия, где шуршание шуршиков не заглушает человеческого голоса...». Волею авторов происходит чудо: фантазия воплощается в реальность. Правда, для этого нужно приложить усилие – всем вместе «надавить на решетку», разрушить «тюрьму».  Герои делают это усилие – решетки падают,  и  перед ними открывается рай: «За окном, в ярких лучах солнца шелестит  зелень сада, а между деревьев, маятником  качается детская люлька». Здесь вновь прочитываются христианские мотивы: рождение младенца. С рождением младенца должен преобразиться человеческий мир.
Как отмечает С.Я. Гончарова-Грабовская, центральное место в структуре художественного пространства современной драмы занимает  Дом-квартира – среда обитания, в которой герои вынуждены находиться. С одной стороны, Дом олицетворяет порядок, гармонию, красоту – целый комплекс устойчивых семантических мотивов, предметно-образных ориентиров, воссоздающих определенное мифопоэтическое пространство, в котором живут герои, с другой – он свидетельствует об их социальном статусе и представляет их жизненную опору, нравственные и эстетические качества, духовность. В то же время Дом может олицетворять хаос, развал, как определяющий признак неустроенности человека в этом мире.
Как известно, на протяжении ХХ века образ Дома менялся, отражая изменения, происходящие  в обществе. В начале века исчезает русская усадьба и остаются только воспоминания о вишневом саде и дамах в белых платьях. Чеховское дворянское гнездо превращается в усадьбу-дачу, ностальгия по которой ярко проявится в русской драматургии конца века в качестве синдрома уходящих ценностей. Дворянско-усадебный космос сменяется в советской России замкнутым пространством квартиры, которое постепенно суживается до коммуналки или дачного дома.
В  пьесе «Прощеное воскресенье» оставленный, брошенный  дом,  в который возвращается героиня, прежде чем навсегда его покинуть, - почти живое существо.  Хозяйка по имени Саломея (ее замечательно сыграла  Гуранда Габуния), вернувшаяся сюда спустя год, ведет  с ним долгую беседу.  И дом отвечает ей разнообразными звуками. Он воплощает в себе высшие духовные ценности. «Я думаю, все дело в четырех камнях, - размышляет Саломея. - В четырех огромных камнях, которые мой прапрадед зарыл глубоко в землю, поставил на них четыре столба, а сверху построил тебя, домик. Прапрадед дал этим камням имена. - Первый камень, на котором стоит дом, это любовь, - говорил он. - Второй камень, на котором стоит дом, - это любовь. - Третий камень, без которого не может стоять дом – это любовь. И четвертый камень – любовь! Он говорил: - Если под домом лежит хоть один камень, который называется иначе, дом обязательно рухнет».
В образной структуре драматургии И.Гаручава и П.Хотяновского много знаковых элементов, символов.  Развернутая метафора – в монопьесе «Фрак для Нобеля». Герой пьесы – Иосиф Бродский – на протяжении всего действия обращается к Фраку.  На живом  диалоге Жанны Д’Арк и Костра выстроена одноименная пьеса драматургов, жанр которой они определяют как фантасмагория. Неодушевленный предмет – Костер – обретает плоть и кровь и вступает в активное взаимодействие с героиней.    
А в фантасмагории о Сталине «Полет черной ласточки» (спектакль по этой пьесе шел на сцене московского «Современника») такой метафорой становится шинель вождя всех времен и народов. В начале марта 1953 года (перед самой смертью генералиссимуса) над ближней дачей Сталина разверзлась дыра, остановившая течение земного времени. В последние часы отец народов должен подвести итог своей жизни: раскаяться в совершенных им поступках и сделать то, что не успел. Он решает жениться на женщине, которую давно любил, и сшить новую шинель. Воспользовавшись этим, соратники собираются пришить к шинели пуговицы из урана. В последние часы Сталина окружают: женщина вождя, портной, специально вызванный из лагеря, сельский батюшка (вождь решил венчаться по православному обряду), майор спецслужб и хор цыган.
И.Гаручава и П.Хотяновский предлагают порой самые неожиданные, невероятные  сюжетные ходы, их фантазия не знает границ. Они смело разрушают каноны  жанров, границы между реальным и ирреальным, фантастическим. Из каких-то мистических совпадений,  встреч, видений, знаков часто и рождаются их пьесы.
Так  появилась пьеса «Мистификатор». «Мы поехали отмечать серебряную свадьбу в Киев – по традиции в этом городе мы празднуем все даты, связанные с нашим браком. Мы оказались запертыми дурной погодой в чудесной гостинице Украинского ЦК. Будущий герой пьесы Спут – он и есть Мистификатор – появился ниоткуда. «Произнес» какой-то пустячный монолог и не отпускал нас два дня, пока мы не записали под его «диктовку» первый акт. Потом он исчез на несколько лет и вернулся с известием, что БиБиСи объявило всемирный конкурс радиопьес. «Это знак!» - решили мы. Быстро сделав радио- и театральный варианты пьесы «Мистификатор», отослали ее на конкурс в Лондон и в театры», - вспоминала Инга.
По мнению же  П.Хотяновского, «творчество без мистики, это, выражаясь современным языком – «жесть». Мистика – часть нашей реальной жизни. Часто сталкиваясь с этим в быту, мы восклицаем: «Мистика!», но не осознаем того, что случившееся действительно мистично. Настоящее творчество мистично по своей природе. «Слышащий да услышит. Видящий да увидит»… Мы больше получаем извне, чем выдаем «из себя». И этот момент инспирации – совершенно мистический. К примеру, как-то за утренним кофе Инга говорит мне: «Наша следующая пьеса будет называться «Фрак для Нобеля!» И спрашивает: «Как ты думаешь, о чем будет пьеса?» Ни на секунду не задумываясь, я отвечаю: «Это будет пьеса-монолог Иосифа Бродского за час до вручения ему Нобелевской премии».

Инна БЕЗИРГАНОВА